Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

Глава 15

Уже около полугода Нарви с любопытством и жадностью изучал мир вокруг себя. Сын Локи оказался ребёнком необычайным с многих разных сторон: он отличался поразительным спокойствием, много улыбался, очень быстро подрос и окреп. А ещё требовал много внимания. Сын с самых первых дней не был прихотлив, однако не выносил одиночества. Пока кто-то развлекал его, говорил, пел, смотрел в глаза, Нарви, казалось, был счастлив. Но стоило только предоставить его себе, поднимался страшный шум. Первое время мы с Идой и Лив ни на минуту не могли обрести покоя. Затем стало легче, и всё же время рядом с сыном летело так, словно его и не было вовсе. Прошли, казалось, считанные мгновения, а у маленького господина уже прорезался первый зуб.

Согласно устоям Асгарда, это знаменательное событие было настолько важным, что требовало торжества, и даже скрытный и своенравный бог огня покорился обычаю и был вынужден принять гостей и родственников в своём уединённом чертоге. Я трепетала в предвкушении встречи со своей семьёй, золотой дворец с самого раннего утра гудел, как улей, и всюду кипела и ладилась работа. Палаты сияли ярче самого солнца, повсюду пестрели и благоухали принесённые из сада цветы, сладкоголосые умелицы перебирали струны причудливых инструментов, рождая мелодии, ласкавшие слух, вторили им песнями и сказами о богах и великих воинах. Сердце ликовало, заливалось беззаботной трелью, и, несмотря на утреннюю суету, я была так счастлива, что не могла дышать.

Я пребывала в беспечной растерянности, вовсе несвойственной и недозволенной госпоже богатого многолюдного чертога, но я так редко могла позволить себе расслабиться и упиваться жизнью, текущим мгновением, что отпустила всё вокруг себя. В конце концов, для того я и воспитывала все эти месяцы и годы свою верную, безукоризненно исполнительную свиту, чтобы хоть иногда отдать власть в их цепкие руки. Я наслаждалась каждой минутой, крутилась вокруг Локи — неизменно уверенного и притягательного, разглаживала ладонями драгоценную ткань рубашки на его широких плечах, собирала волосы. Всё это было излишним: одежды и без того были безукоризненно подогнаны Дьярви под их гордого обладателя, шелковистые огненно-рыжие волосы уже были расчёсаны и красивыми мягкими волнами спадали на плечи. Однако я испытывала такую радость, будучи подле него, окружая любимого аса своей заботой, что никто не смел прервать увлечённую госпожу. Повелитель не сопротивлялся, только глядел на меня из-под полуприкрытых век и усмехался, а в золотистых на солнце глазах снова и снова вспыхивали лукавые демонические искорки.

Локи души не чаял в Нарви. Без преувеличения, он обожал своего сына. Каждую свободную минуту он проводил с ним на руках, вызывая во мне чувство ревности, приводившее в совершеннейшее замешательство: я не понимала, ревную ли мужа к сыну или наоборот. К моему большому удивлению, бог обмана оказался очень умелым отцом: он ничуть не боялся, что может навредить своему отпрыску, даже в самые первые дни его жизни, умел с завидной лёгкостью успокоить и убаюкать дитя, выкупать его, переодеть, увлечь. И всё это — с такой непринуждённой ловкостью, что порой я ощущала себя никчёмной матерью подле него. Хитрый ас только смеялся в ответ на подобные сомнения и целовал меня с пылкостью, какую можно ожидать от мальчишки, но никак не от ответственного отца, каким был ещё мгновение назад. И я таяла, забывала все свои горести.

К тому моменту, когда хозяин золотого чертога, наконец, отослал меня за сыном, внизу уже начали собираться гости — их присутствие угадывалось по возросшему шуму и суете, громким сильным голосам, беспечному смеху. Я знала, Локи спустится первым, чтобы поприветствовать их, как подобает повелителю и радушному хозяину, коим он так редко являлся. Я задержалась у Нарви. С рождения ему были отведены собственные покои в пламенном дворце. Небольшая, но уютная и светлая опочивальня прилегала к моей собственной, так сын всегда оставался рядом со мной, чтобы я не волновалась, и в то же время я располагала собственными палатами, как заблагорассудится: могла отдыхать, высыпаться, пока с Нарви оставалась Лив, могла принимать ночных гостей, если так заблагорассудится непредсказуемому господину. В общем, к чести Локи должна признать, что он очень ненавязчиво устроил жизнь самым лучшим образом для нас троих.

Я играла с ребёнком, когда деликатное покашливание за спиной прервало наш беспечный детский смех. Я с улыбкой обернулась, всё ещё держа сына на вытянутых руках над собой. Посмеивающаяся Аста напомнила мне о торжестве и пригласила спуститься к собравшимся асам и асиньям. Покраснев, я удобнее перехватила Нарви, заправила выбившуюся из замысловатой причёски прядь волос за ухо, приподняла подбородок и вышла к лестнице. Пока я миновала её, сердце птицей в клетке билось, желая взвиться ввысь, к горлу, одновременно от радости и от волнения.

Все дорогие ему лица были здесь: Один и Фригг, Бальдр и Нанна; когда нас с ними разделяло не более пяти ступенек, я подняла взор и увидела, как Локи приветствовал Форсети. К немалому моему удивлению, они глядели друг на друга, точно старые друзья, обменялись искренними, открытыми улыбками, затем скрепили своё взаимопонимание рукопожатием. Я могла ожидать подобной доброжелательности от брата, но никак не от своенравного супруга. По причине, ведомой исключительно Локи, Форсети был единственным из моей семьи, кого переменчивый бог огня принимал с благосклонностью.

Старший брат вырос, возмужал и внешностью стал ещё сильнее походить на нашего отца Бальдра. Пышные золотые локоны развевались на тёплом ветру, правильный мужественный подбородок покрыла роскошная борода — вот уж никогда бы не подумала, что моему братцу она будет так к лицу! Только яркие голубые глаза всё так же смотрели на меня, точь-в-точь как в детстве, с доброй усмешкой и ласковым укором. Я тотчас ощутила, словно что-то натворила, провинилась, и он знает обо всём на свете и с игривым притворством сокрушается, что снова ему выгораживать меня перед родителями. Я усмехнулась. Теперь и я выросла. Отныне я сама несла ответственность за свои поступки, более того, стала матерью. И всё-таки мне становилось тепло при мысли, что всегда будет рядом тот, кто готов защитить меня ото всего на свете. Пусть даже это больше не Форсети.

Локи забрал у меня сына, чтобы дать госпоже возможность поприветствовать своих долгожданных гостей: броситься в объятия родителей, повиснуть на шее старшего брата, опомнившись, склонить голову перед смеющимися прародителями. Он знал, как сильно я по ним скучала, как бредила этой встречей, как долго ждала подобного дня. Как ас, никогда прежде не ведавший семьи, не знавший родительской любви, бог обмана относился к семейным узам с почтением, со скрытым трепетом. Он всё так же не выносил Бальдра и пренебрегал Нанной, однако рождение сына, которого он больше всего хотел уберечь от собственной боли и слабостей — безродности, отверженности, одиночества, заставляло его мириться с их обществом. Теперь нас всех объединяла общая кровь. И даже если мой отец так никогда и не сумеет принять Локи частью нашей большой семьи, лукавый ас вынужден был ею стать независимо от его и собственного желания.

В тот чудный, солнечный, счастливый день было много смеха, много объятий и разговоров, его переполняла нежность и понимание, а также — несмотря ни на что! — единение. Не было ни ссор, ни сарказма, ни фальши, только любовь. Всеобщая любовь к невинному ребёнку, этой любовью рождённому. Асы принесли в наш чертог свет, восторг, радость, преподнесли продолжателю рода бесценные дары: лучших слуг, коней, наделённое необычной силой и свойствами оружие, магические перстни, меха… Всего не перечесть! Но главным было их благословение, мир. О переменчивое провидение, если бы каждый наш день мог быть таким! Если бы каждый наш день был полон уважением и взаимопониманием, никогда не пришёл бы конец дивному цветущему Асгарду, краю, которому никогда не было и никогда не будет равных среди девяти миров!

Это был поразительный день. С одной стороны, он длился и длился, снова и снова, и ему не видно было конца, столько слов, событий и чувств вместилось в него, сколько порой и месяцы не охватят. С другой — он пролетел, точно его и не было, хотя мы расстались много после захода солнца. Нарви уже хныкал и хотел спать, а очарованные им асы всё просили не уносить ребёнка. Конец этому с характерной жёсткостью и хладнокровием положил Локи. Сына унесли и уложили в постель, повелитель ещё некоторое время беседовал с Одином и Форсети, а я нежилась в объятиях Бальдра и Нанны. Поздним вечером, крайне довольные друг другом, мы расстались.

Прислонившись к дверям столового зала, я рассеянно наблюдала, как супруг провожал гостей, и ощущала, как откуда-то из глубины груди и живота ледяными волнами поднимается тревога, растекается по телу, охватывает всю меня своим липким навязчивым объятием. Я сжала лоб кончиками пальцев и задумалась, стараясь осознать, что же не даёт мне покоя. И я догадалась: Тор. Тор, первенец Всеотца, старший брат Бальдра, спутник, если не друг Локи, отсутствовал в тот вечер. Он не пришёл, хотя находился в Асгарде, хотя знал о рождении Нарви, хотя должен был явиться. Это значило только одно: громовержец не простил Локи, не сумел забыть нанесённый позор. И, думаю, Сив тоже способствовала тому. Бывшая подруга оказалась вовсе не так проста и невинна, как я когда-то наивно полагала. Нет, богиня затаила зло и обиду, я в этом не сомневалась.

— Я вытерпел их всех на протяжении целого дня, а моя госпожа смеет быть несчастной?.. — родной насмешливый тон прозвучал рядом с моей щекой, заставив встрепенуться и поднять подбородок, обратить взор печальных глаз на обаятельного супруга. Локи смотрел на меня с укором, но его губы ухмылялись. Так и не дождавшись от меня реакции, он приподнял и изогнул медную бровь, точно повторяя свой вопрос. Я неловко улыбнулась, но не нашлась, что ответить. Я знала, что он лукавит, знала, что вопреки всему этот вечер доставил ему удовольствие. От меня не укрылась его гордая самодовольная улыбка, когда вежливый и догадливый Форсети во весь голос восхищался совершенным сходством отца и сына.

«Ну что же ты, Сигюн, — смеясь, сказал он мне, коснувшись ладонью щеки, точно в утешение, — в следующий раз постарайся, чтобы младшему сыну досталось что-то и от матери!» Ах, хитрый лис Форсети, как он умело и изящно тешил бескрайнее самолюбие моего супруга, какой тонкой лестью услаждал наш слух. Мало того, что он воспевал лучшие черты бога огня в наследнике, так ещё, ничуть не сомневаясь, прочил ему второго. Однако брата было трудно уличить во лжи. К моему тайному огорчению, рыжеволосый и тёмноглазый Нарви был один в один похож на своего отца, насколько пока можно было судить. И я не сомневалась, что возраст лишь упрочит это сходство. Оставалось надеяться, что от меня сын переймёт хотя бы черты характера — лучшие, что есть во мне. В противном случае, судьба обернётся для меня страшной несправедливостью.

— Значит, ты будешь молчать?.. — мягкий вкрадчивый голос вновь вывел меня из задумчивости, и прежде, чем я сообразила, что могу сказать, Локи ловко подхватил меня и перекинул через плечо. Я взвизгнула от неожиданности, чем вызвала его задорный смех. Господин развернулся, переложил свою добычу поудобнее и широким шагом направился к лестнице. Я рассмеялась в ответ. И хотя мне не слишком хотелось рухнуть головой вниз с высоты его роста и разбиться о каменный пол, я доверяла своему мужу. Он ещё ни разу не уронил меня, даже когда бывал нетрезв. — Я научу тебя, как не отвечать господину, — пригрозил сильный ас, намеренно подкинув меня на плече. Я хмыкнула, угадывая в его тоне запал и сладострастное обещание, а вовсе не предостережение, чувственно провела ладонями по его спине к пояснице. Бог огня вздохнул полной грудью.

Я знала подобный вдох. За ним, как правило, следовали самые желанные перемены: более глубокое звучание чуть охрипшего голоса, острый кончик языка, очерчивающий красивый изгиб губ, особый томный блеск карих глаз — всё это я представляла себе так живо, что сердце пропускало удар. Как и то, что происходило под тканью одежд. Я не сопротивлялась, потому что, хоть желания бога огня и противоречили моим первоначальным замыслам, я не могла противиться искушению. Только не ему. Локи бросил меня спиной в прохладную гладкость постели, лениво стянул рубашку, обнажая крепкий торс, и я на миг забыла, как дышать.

Уголки губ сами сложились в мягкую манящую улыбку, ресницы опустились и взметнулись снова, приковывая его взгляд к моим глазам; не переставая призывно улыбаться, я спустила край платья с плеча, провела по нему кончиками пальцев, спустилась ладонью к груди, где сквозь шелковистую ткань проступали напряжённые соски. Взгляд страстного супруга проскользнул вслед за моими руками, замер, зрачок медленно расширился — я могла лишь угадывать, потому что его было не разглядеть в глубине и без того тёмных глаз. Локи сглотнул, пальцы его дрогнули, выдавая своего обладателя с головой, и уже через мгновение его тяжёлое горячее тело прижало меня к постели. Я вздохнула снова, приоткрыла полные губы, подалась вперёд…

Когда его жаркий настойчивый кончик языка коснулся края моих губ, я уже была готова сдавленно простонать от блаженства. С притягательным повелителем каждый раз был как первый, и я не могла знать, чего ожидать от него каждой новой ночью. Секс с Локи никогда не был одинаковым, даже если случался подряд. Многое зависело от настроения моего переменчивого любовника. Иногда он был властен и эгоистичен, иногда нежен и заботлив, неизменной из раза в раз оставалась только его непоколебимая уверенность в себе и изобретательность, с которой он подходил к процессу. Я даже не знаю, что любила больше.

Когда я была юна и невинна и едва смела задумываться о том, что же представляет собой акт любви, я всегда ограничивалась единением тел, в лучшем случае, скреплённых некой привязанностью. Однако в соитии с богом огня господствовала сумасшедшая энергия, неудержимый темперамент, эмоции настолько сильные, что, казалось, именно они обретали телесное воплощение, становясь ощущениями. Иногда мне представлялось, что для страстного аса секс прежде всего был искусством, особой стихией, в которую он погружался с головой, без остатка. Каким бы он ни был уставшим или злым, если соблазн брал верх над разумом, то мужчина отдавался ему целиком. Он не терпел притворства, полутонов или мысленного отсутствия, если кто-то принадлежал ему в данный момент, то должен был принадлежать полностью. И его невозможно было обмануть: малейшую фальшь чуткий ас ощущал, будто кожей.

Я не знала другой любви, кроме той, которой меня научил темпераментный муж, а потому соответствовала его желаниям почти бессознательно. Я понимала его, как никто другой, по малейшим намёкам могла угадать, должна ли подчиниться или стоит взять инициативу в свои руки. Я упивалась обеими ролями: одна была мне привычна, а вторая являлась единственной возможностью взять верх, подчинить свободолюбивого супруга. И, пожалуй, сексуальная одержимость мной была именно той привязанностью двуликого бога, которой я дорожила больше всего. Я ставила её на одну ступень с любовью, потому что для Локи они были связаны неразрывно. Он всё время должен был быть заинтригован, увлечён. Вместе с угаснувшей страстью, грозила погибнуть и любовь. Слишком уж он был непостоянен и переменчив.

Его длинные нежные пальцы, овладевшие мной, вынудили меня откровенно застонать и откинуться на подушки, в судорожном порыве прикусить его губу, причиняя боль. Мыслям не осталось места в покоях и уж тем более в голове, всё внутри и снаружи меня заполнял пульсирующий жар вожделения, перед помутившимся взором стояли только его губы, которые я пила, словно живительную влагу. Локи поморщился и отстранился, на нижней губе его выступили алые капельки крови. Он с деланным осуждением поглядел на меня и хищно улыбнулся, высвободил пальцы из плена разгорячённой плоти и, не снимая с меня платья, вошёл. Я не сумела сдержать приглушённый стон, задохнувшись от восторга, облизнула губы, затем перевела взгляд. Его одежды красноречивой тропой, ведущей к постели, замерли на полу.

Я изогнулась, обхватила его шею руками, скользнув ладонями под разлохматившиеся рыжие пряди, запустила кончики пальцев в его волосы на затылке. Облегающее платье было узким, тесным, и я едва могла дышать, однако нечто безумно возбуждающее таилось в нетерпении увлечённого супруга, что передавалось мне, будоражило и дразнило, доводило до исступления. Я знала, выносливый бог огня только начинал разогреваться, но моё податливое тело не прислушивалось к предостережениям разума, со звериной жадностью требуя ещё и ещё, пожирая волны жара и наслаждения, поднимавшиеся откуда-то снизу и изнутри всё быстрее, всё чаще. Я этого хотела. Жаждала захлебнуться в них, раствориться, отдаться всецело. И я не сдержалась. Очередное резкое сильное движение умелого супруга, и тело моё напряглось, вытянулось напряжённой струной, а затем содрогнулось в порыве ни с чем не сравнимого наслаждения. Забывшись, я закричала — сдавленно, но так развратно, что у любовника мурашки пошли по шее, я ощущала это, поглаживая его кончиками пальцев.

— Уже? — усмехнулся Локи, замедляя темп и переводя дыхание. Несмотря на иронию в голосе, лицо его сияло самодовольством. Я не ответила, только без сил уронила голову на подушки, запрокинула руки за волосы и потянулась, соблазнительно изогнув тело, давая ему возможность полюбоваться делом своих рук. Хотя, признаться, скорее и не рук вовсе. — Что ж, тогда развлеки меня, — лукавый голос его дрогнул на миг, и красивый господин отстранился. Я перевела на него опьянённый взгляд, улыбнулась, не размыкая губ, и повалила его на спину. Локи подчинился, прошёлся пальцами по моей щеке, обхватил подбородок и нежно, но вполне однозначно направил меня ниже.

Я умела быть благодарной. Научилась этому настолько, чтобы срывать хриплые стоны с гордых тонких губ, чтобы заставить его задыхаться от похоти, если мне так угодно, чтобы подвижные тонкие пальцы с силой сжимали и рвали ткань простыней. В такие минуты он всецело принадлежал мне, и я могла бы потребовать от влиятельного аса всего, если бы только мой рот не был занят. Но я и не желала иного, только эту дрожь в его неверных руках, прерывистое тяжёлое дыхание пересохших губ, обожающий томный взгляд. Когда страсти накалились до предела, он заставил меня прерваться, резко дёрнул вверх и на себя, вынуждая оседлать его, так же грубо овладел мной. Я поморщилась. «Прости», — одними губами прошептал он и притянул меня к себе, запуская ладонь в светлые волосы, сливаясь со мной в жарком ненасытном поцелуе. В отличие от меня, он удержался на грани, растягивая удовольствие, и ещё долгое время безраздельно владел мной.

Глубокой ночью мы оба лежали плечом к плечу, откинувшись на спину и с трудом восстанавливая дыхание, — уставшие, мокрые и счастливые, причём я исхитрилась урвать счастье дважды. Непокорное тело всё ещё била мелкая дрожь, остывая, и я потянулась за покрывалом, после чего перевернулась, раз уж мой покой всё равно был нарушен, и положила щёку ему на плечо. Локи улыбнулся, не открывая глаз, склонил ко мне голову и поцеловал в лоб. Я улыбнулась в ответ, провела ладонью по его горячей груди и уткнулась носом в медные волны волос.

— Локи, — прошептала я рядом с его ухом, не уверенная, не спит ли уже утомлённый супруг. Он приоткрыл щёлочки лукавых глаз и приподнял подбородок, как бы без слов задавая вопрос. Я плотнее прижалась к тёплому асу, обняла его за пояс, — скажи, почему Тор не пришёл?..

— Потому что ему не место в нашей постели, — сквозь сон протянул повелитель, и я звонко рассмеялась, вызывая довольную улыбку на родных губах. Я знала, что он не спит, что вовсе не оговорился, а чуть поддразнивал меня.

— Ты знаешь, о чём я. Ведь это такое событие, он мог перешагнуть через свои предрассудки ради него, — бог обмана поморщился. Он уже был не в настроении вести со мной долгие беседы и развеивать сомнения, однако этот вопрос мучал меня весь день и весь вечер, так что я не могла и не хотела ждать до утра. Я собиралась задать его, как только мы останемся одни за дверями покоев, но между нами встал… Неуёмный темперамент Локи, и мне вновь пришлось отложить разговор на потом.

— Всё бесится из-за волос Сив. И ещё долго об этом не забудет, — голос Локи показался мне очень жёстким, мстительным. Я приподнялась на локтях, надеясь разглядеть выражение его лица в слабом лунном свете, сочившемся сквозь незатворённые ставни. Всё было тщетным. Я так и не сумела понять, что испытывает к бывшему товарищу лицемерный и скрытный бог обмана. Я вздохнула.

— Я хочу, чтобы вы помирились. Тор — второй по всемогуществу после Всеотца, — я обратила внимание, что это замечание уязвило Локи, глаза его грозно сверкнули в темноте. — Уж с кем, а с ним не стоит разжигать вражду. Ты поставил Сив на место, этого достаточно.

— Сдался тебе этот Тор? — вспыльчивый ас старался оставаться спокойным, но в его голосе я угадывала немалое раздражение. Сон его уплыл прочь. Я склонилась над ним, коснулась губами лица, кончиком носа щеки и помолчала, вдыхая его запах.

— Мне сдался ты, — наконец, невесело усмехнулась я. — Ты помнишь, обещал Асгард положить к моим ногам на радостях? А теперь отказываешь мне в такой малости?..

— Я не могу отказать тебе, пусть ты и знаешь, насколько мне не по душе твоя просьба. И как же, по-твоему, я должен сделать это? Пасть на колени и молить великодушного громовержца о прощении?.. — его ядовитая насмешка больно уколола меня. Я отстранилась было, но Локи поймал меня за плечо, прижал к себе. Я скривила губы от обиды, не задумавшись, что возможно, он не заметит во тьме этой мимолётной перемены, но внимательный ас заметил, а если нет, то угадал. Он обнял меня и запечатлел в уголке губ нежный невинный поцелуй. Я смягчилась.

— Искупи добром совершённое зло. Загладь свою вину, помоги ему, выручи. Покажи хоть украдкой, что тебе небезразлична его судьба. Ведь Тор так тянулся к твоей мудрости, к твоему обаянию! Он хотел быть тебе другом, а ты оттолкнул его и унизил. Я думаю, ты и сам признаешь это глубоко внутри себя…

— Надо же было выбрать думающую жену! — выдохнул в сторону бог обмана. — Даже если так, нужен повод, случай. А он может и не представиться.

— Значит, создай. Или твоей хитрости хватает только на каверзные поступки?..

— Смотри, как запела, — не без удовольствия протянул Локи, однако его пальцы болезненно сжали мне подбородок: ему не понравились мои последние слова. Я раскрыла губы от бессилия, зажмурилась и всхлипнула, только тогда он чуть ослабил хватку и обратил моё лицо на себя. Я приоткрыла потерянные глаза, поймала на себе его внимательный и как будто осуждающий взгляд. Несколько минут он изучал меня, словно искал нечто, чего во мне не было, затем отпустил и отвернулся. Я слушала его мерное дыхание и гадала, заснул ли он или обдумывает мои слова. Прислушается ли к ним взбалмошный и своенравный двуликий бог могло знать одно лишь время.