Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

Глава 14

С того дня мы больше не говорили о детях Локи, старались даже не вспоминать о них. Каждый из нас чувствовал себя виноватым, а потому мы очень быстро стёрли подобные сомнения из своих мыслей и снова были неразлучны. Я чувствовала себя лучше. Каждый вечер бог огня входил в мои покои и исцелял меня, перенимая неуправляемую силу своего ребёнка, укрощая её. Со временем он научился распределять её между нами тремя так, чтобы она по возможности никому не приносила вреда, но я догадывалась, тем не менее, кого он приносил в большую жертву. Глубоко внутри себя я боялась, но боялась вовсе не приближающихся родов, как должна была, а этого неясного и внезапного всплеска стихийной силы. Боялась, что она навредит повелителю или, ещё хуже, искалечит неразумное дитя. В любом случае, её преждевременное пробуждение не сулило добра. Я понимала это и по поведению скрытного супруга.

Тем утром солнце едва пробивалось сквозь мутную дрожащую дымку, объявшую Асгард, отчего его свет становился рассеянным, а новый день — несколько зловещим. Он не был ясным и не был пасмурным, не был свежим и не был душным, и я испытывала смутное беспокойство. Должно быть, я с головой погрузилась бы в свои недобрые предчувствия, если бы не Локи, сидевший рядом и развлекавший меня многочисленными весёлыми историями. Приключений у бога лукавства было не счесть, и он так заразительно смеялся, то и дело прерывая рассказ, что я не сумела удержаться, рассмеялась тоже. Я обратила внимание, что в отличие от меня беспечный ас мог похвастаться прекрасным расположением духа. Что ж, это было к лучшему.

Я переспрашивала у него имя противника, когда воздух точно вырвали из груди, и тянущая ноющая боль разлилась внизу живота, затем пронзила поясницу. Я согнулась, раскрыв губы, обняла ладонями живот, медленно выдохнула через рот, чуть выждав, сумела нормально вдохнуть. Мне уже доводилось испытывать нечто подобное в последний месяц, но в этот раз ощущение многократно усилилось, и мне понадобилось довольно много времени, чтобы прийти в себя, суметь распрямиться.

— Сигюн?.. — Локи обеспокоенно склонился ко мне, коснулся тёплой ладонью плеча, заглянул в лицо взволнованными золотистыми глазами. Я не сразу сумела ответить ему, потому что выравнивала дыхание. Горький жизненный опыт научил меня справляться с самой разной болью. Я никогда не забывала, что в трудные моменты важнее всего было дышать и осознанно расслабляться. Дышать, как бы больно ни было, даже если агония скрутила тебя по рукам и ногам. К счастью, этому минутному помутнению было далеко до истинной агонии.

— Всё в порядке, — пролепетала я, слабо улыбнувшись, — уже прошло… — я снова наполнила грудь воздухом и расправила плечи, подняла голову. Повелитель смотрел на меня с недоверием, должно быть, читал меня по бледности лица. Я опустила прохладные пальцы на его ладонь в успокаивающем жесте, улыбнулась снова, уже более уверенно, и закончила свой вопрос. Мы вернулись к беседе и некоторое время меня ничто не беспокоило. Затем вспышка боли повторилась снова. В этот раз я была к ней готова и не показала виду, только незаметно поморщилась. Я сомневалась в своих догадках и не хотела раньше времени поднимать шум в золотом чертоге, решила подождать, тем более, что я была не одна, и рядом с Локи мне нечего было бояться.

Мы отдыхали на веранде моих покоев, устроившись на широких тёплых подушках, пили воду. На расстоянии вытянутой руки стояло крепкое дорогое вино, но, точно что-то предчувствуя, бог обмана не прикасался к нему. Я слушала его и посмеивалась, нежась в объятиях любимого аса, и счастье моё было безгранично. Его омрачали только волны боли, накрывавшие моё тело через определённые промежутки времени, становившиеся всё более частыми. Однако неприятные ощущения были кратковременными, а я научилась быть выносливой, и мы провели вместе день, сменяя трапезу на новый рассказ, а его — на следующую трапезу, прежде чем стихийная боль набрала такую силу, что сумела вырвать судорожный вздох из моей груди. Овладев мной снова, она уже почти не прекращалась, и я ощутила, как похолодели руки, улыбка сползла с моего лица, тело покачнулось. Обратив рассеянный взор вниз, я заметила, что край платья и ткань подушек потемнели от влаги.

— Локи… — впервые всерьёз испугавшись, произнесла я дрожащим неверным голосом, привлекая внимание супруга. Проследив направление моего взгляда и обо всём догадавшись, мужчина стремительно поднялся на ноги, не утратив, однако, своего обычного хладнокровия. Мучительная нарастающая боль сломила меня, заставила скорчиться, согнуться. Не совладав с собой, я приглушённо закричала.

— Иди ко мне, — спокойный ласковый голос, которым он позвал меня, когда поднимал на руки, немного унял мой страх, утешил боль. Дышать… Только дышать и не думать ни о чём. Локи вошёл в покои, оттолкнув ногой двери на веранду, с великой осторожностью опустил меня в постель, стараясь не причинить новой боли. Ощутив себя совершенно бессильной, я откинулась на подушки, облизнула высохшие губы. И застонала в голос. Так было легче. — Лекаря сюда, быстро! Госпожа рожает! — повелитель уже был у дверей, передвигаясь быстро и бесшумно, как он умел. Стража и служанки бросились врассыпную, я проводила их помутнившимся взглядом.

— Не уходи, — попросила я приглушённым, припадающим голосом. Всё ещё стоя у дверей, Локи обернулся, ободряюще улыбнулся. Он держался великолепно, безукоризненно, и в его ледяное спокойствие можно было бы поверить, если бы не могильная бледность лица. — Не уходи, мне страшно… — лукавый ас прикрыл двери, вернулся к моей постели, присел рядом. Любящие карие глаза смотрели на меня с сочувствием. Он улыбнулся снова, теперь уже растерянно и робко, как мальчишка.

— Не бойся. Просто дыши и доверься природе. Ты теперь уже ничего не решаешь, — негромко произнёс он своим мягким кошачьим тоном и вдруг выхватил из-за пояса кинжал. Прежде, чем я успела испугаться ещё сильнее, он прошёлся лезвием по своей ладони в основании большого пальца, слегка поморщился и обмакнул в тёмную кровь мизинец другой руки. — Дай ладонь, — велел он, а я пребывала в таком замешательстве, что только захлопала ресницами и протянула ему правую руку. Бог огня быстро начертал своей кровью несколько символов на моей ладони. Руны засветились на миг, затем впитались в кожу, не оставив и следа. Я перевела на мужа поражённый взгляд. — Облегчит роды, — коротко пояснил он и наклонился ко мне, запечатлел поцелуй на горящем лбу.

Когда в покои вошла Хельга, мы расстались. Это было только к лучшему, потому что я уже не могла сдерживать себя. Дикая невиданная мне боль скрутила моё тело, и казалось, что она была сразу везде, выворачивала жилы, ломала кости. Я не сумела остаться безмолвной, сначала сдавленно стонала, но уже скоро кричала так, как не знала, что умею кричать. Лекарь всё время была рядом, не отходила ни на шаг. К моему огромному счастью и облегчению, она не взяла с собой обыкновенных помощников, вместо этого привела служанок. Помню, одна из них сидела рядом и тихим мелодичным голосом уговаривала и успокаивала меня, а я сжимала её тоненькую руку до боли, так крепко, что, верно, могла бы сломать. Уже тогда я была на пороге беспамятства.

Роды длились весь вечер и всю ночь, и в те редкие моменты, когда я была способна соображать, я думала о том, сколько же может продолжаться эта пытка, и сколько может претерпеть одна маленькая женщина и не сломаться. Нет, я не ломалась, хотя казалось, всё моё тело выворачивало наизнанку. Я даже не могла потерять сознание, отрешиться от этой боли. Я только слушала наставления Хельги и послушно дышала, тужилась и кричала, отчаянно кричала снова и снова. Думаю, в ту ночь весь пламенный чертог содрогнулся от этих криков, полных страдания и безысходности. Я гадала, доживу ли до утра. Увижу ли ещё раз свет солнца, почувствую ли прохладный утренний ветер на своём лице и губах. С каждой новой минутой, казалось, что это невозможно, что мне больше не вынести, казалось, от меня ничего не останется, вот-вот всё будет кончено. Но агония продолжалась.

Я не знала, что так много часов могут слиться в целое и промелькнуть со скоростью мысли. Не знала, что можно запомнить так мало, хотя каждый миг — последний, предсмертный — был до краёв полон чувствами, воспоминаниями, сомнениями, открытиями. Вечность в каждом мгновении. И мгновения, складывающиеся в вечность. В какой-то момент я уже ничего не понимала и не чувствовала. Я перестала ощущать пальцы девушки, которые сжимала до хруста, и прохладные прикосновения влажной ткани, которой обтирали мою грудь и лицо, я не слышала звуков, и даже увещевания Хельги отступили прочь, рассеялись. Я различала только звон в ушах, отделявший меня ото всего мира, и, казалось, от него лопнет, разорвётся моя бедная гудящая голова. Он заглушал даже собственные крики. Впрочем, мой голос и так ослабел, сорванный до конца.

А затем всё прекратилось. Мерный тягучий звон разорвал тоненький крик, такой же отчаянный и испуганный, как мои собственные. Сердце облилось кровью, горло сдавило, но я всё равно сорвалась с места, поднялась на локтях, хотя ещё минуту назад мне казалось, что я никогда больше не смогу пошевелиться. Лекарь держала его на руках. Маленький окровавленный комочек, такой беззащитный и беспомощный, слабо и неумело разводящий воздух крошечными ручонками. Мой… Моё… Моё дитя… И не сдержав поток безумных необъяснимых чувств, я снова откинулась на подушки и зарыдала. Сама не знаю, от счастья или сострадания. Затем всё заволокла тьма.

Когда я очнулась, то подумала, что, должно быть, бесконечно долго пролежала в забытьи. Каково же было моё удивление, когда я обнаружила себя почти в том же моменте времени. Правда, Хельга уже успела разделить нас с малышом, и теперь его, завёрнутого в мягкую тёплую ткань, держала на руках одна из служанок, но он всё так же был окровавлен, всё так же кричал. Лекарь склонилась надо мной, снова обтёрла лицо и шею. В нос ударил запах диких горьких трав, и я слабо поморщилась.

— Дай… Дай мне его, Хельга… Дай мне моё дитя, — с трудом просипела я, потому что сорванный голос не подчинялся мне. Женщина с материнской заботой приподняла мою голову и плечи, влила в губы целебный отвар. Меня начало клонить в сон, мир поплыл, но я упрямо сопротивлялась действию морока.

— Нельзя, госпожа, — вполголоса пояснила лекарь, бережно укладывая меня на подушки. Глаза слипались, однако я успела заметить, как служанка опустила моего плачущего ребёнка на холодный каменный пол, пусть их и разделяли широкая меховая шкура и тонкая ткань, в которую он был укутан. Склонив голову, девушка отступила.

— Что значит нельзя?! — воскликнула я, насколько позволило измученное горло, но в ту же минуту двери с шумом распахнулись, и в покои вошёл Локи. Он двигался размеренно, голову держал высоко и совершенно ничем не выдавал своего смятения, хотя сосредоточенное лицо его оставалось бледным, как смерть. По усталым потерянным глазам я догадалась, что и он не сомкнул их этой ночью. Качнувшись, повелитель подошёл ближе, остановился у лежавшего подле его ног младенца, опустил взгляд.

— Это мальчик, повелитель, — поклонившись и едва заметно улыбнувшись, поведала Хельга и сделала несколько шагов назад, подобно служанке. Все расступились перед господином, лишь я одна со страхом и непониманием взирала на происходящее, чуть помутившись рассудком после всего пережитого. Даже смысл сказанного дошёл до меня с опозданием. «Мальчик… Мой сын… Я родила Локи сына…» По щекам снова потекли горячие слёзы, мешая смотреть. Губы бога огня сложились в улыбку, полную торжества, он присел на корточки и взял на руки своего кричащего сына. Едва он сделал это и распрямился, как ребёнок затих. Я так удивилась, что снова нашла в себе силы оторвать голову от подушек.

Молоденькая служанка, та самая, что оставила моего малыша на полу, приблизилась к господину, не поднимая головы, поднесла ему большую чашу, полную воды. Даже не взглянув на неё, Локи омыл ребёнка, принял у Хельги чистую ткань, твёрдой рукой укутал сопящего сына. С тонких губ всё это время не сходила улыбка, полная трогательной нежности. Он склонил голову к мальчику, всмотрелся в его глаза, точно что-то обдумывая.

— Глаза чёрные, как ночь, — наконец, удивлённо прошептал он, не отводя взора от новорождённого. Сморщенная ручка потянулась к его лицу, лукавый ас усмехнулся. — Твоё имя Нарви, — произнёс уже громче, во всеуслышание, и все присутствующие склонились в едином трепетном порыве. Я улыбнулась сквозь слёзы. Мой сын в надёжных и тёплых руках своего отца, он дал ему имя, теперь всё непременно будет хорошо. — Объявите по всему чертогу, что родился здоровый наследник. Пусть Рагна раздаст золото всем без исключения и пусть все молят провидение о благополучии моего сына. А теперь оставьте нас. Нет, ты задержись, Хельга.

Покачивая на руках затихшее дитя, Локи приблизился к моей постели, присел с моей стороны, высвободив одну руку, с любовью погладил меня по щеке. Я смотрела на него из-под полуприкрытых век, но почти не видела. Я утомилась, и вдобавок зелье лекаря успокаивало и усыпляло меня. Я уже не находила сил ему воспротивиться.

— Как госпожа, Хельга? — спросил он, повернувшись к прислужнице, хотя его тёплая, чуть шероховатая ладонь всё ещё нежно скользила по моему пылающему лицу.

— Роды прошли благополучно, повелитель, самочувствие матери и ребёнка не вызывают у меня опасений. Позвольте поздравить Вас с рождением чудесного крепкого сына, — губы Локи тронула гордая самодовольная усмешка, он ничего не ответил, но протянул лекарю руку в знак своего снисхождения и расположения. Прислужница поклонилась, затем робко приподняла подбородок и обратила на него непонимающий взгляд.

— Возьми, — велел хозяин пламенного чертога, согнув все пальцы кроме того, на котором красовался драгоценный золотой перстень с крупным смарагдом. — Он твой, — Хельга поколебалась, смущённо склонила голову ещё ниже. — Ну! Я жду, — глаза грозного властелина сверкнули ярче, чем бесценный камень в кольце. Лекарь вздрогнула и сняла перстень с пальца, с почтением поблагодарила господина и, слегка покраснев, отошла. Это было последнее, что я запомнила. Веки сомкнулись, и я погрузилась в забытьё.

Надо признать, что чары Хельги подействовали на меня самым лучшим образом и наряду с крепким безмятежным сном позволили восстановить силы. Проснувшись бодрой и счастливой, я прежде всего попросила принести моего сына, ведь по насмешке судьбы я осталась единственной, казалось, кому так и не довелось взять на руки родившегося ребёнка. К моему удивлению, трапеза и ароматное лекарство появились в моей опочивальне раньше, чем желанный сын, и я уже успела расправиться и с тем, и с другим, окончательно повеселеть и сесть в постели, когда в двери постучали, и на пороге покоев объявился Локи, всё ещё усталый и бледный, но неизменно решительный и самодовольный. Вслед за ним, укачивая на руках дитя, вошла служанка средних лет, поклонилась, не поднимая глаз, и задержалась в нескольких шагах от повелителя.

— Кто это? — я не сумела сдержать стальную холодность в голосе — меня нервировало то, что мой сын находится в руках другой женщины, когда ещё не побывал у матери. Тем более, женщины незнакомой. Должна признать, незнакомка обладала приятной наружностью и добрым лицом, была похожа на Асту с одной стороны, и на Хельгу — с другой. Она оказалась невысока, но очень здорова и крепка, глаза её светились, кожа сияла, и я с подозрением отметила, что она уж слишком хороша и довольна жизнью для служанки. Но, впрочем, многочисленные морщинки, залёгшие в уголках глаз и губ, а также на лбу, рассудительность и спокойствие взора, почтительность и понимание придавали ей материнские черты умудрённой опытом асиньи, что роднило её с лекарем.

— Рад, что тебе лучше, — поприветствовал меня Локи своей лучезарной и в то же время обольстительной улыбкой, против которой мало кто мог устоять. Он неторопливо приблизился, присел рядом со мной, коротким жестом подозвал служанку. — Это Лив. Или как там тебя?.. Лива? — пренебрежение, с которым бог огня обращался к ней, отчего-то успокоило и даже немного расположило меня к незнакомке. — Кормилица и сиделка. Теперь она в твоём распоряжении, будет помогать тебе…

— Мне не нужна кормилица, — перебила я супруга, взглянув на него со всей строгостью оскорблённого взора, на какую была способна, и сердито поджав губы. Лукавый ас поглядел на меня с умилением и усмехнулся, точно я натолкнула его на какую-то очень забавную мысль. — Дай моего сына, — в голосе снова мелькнули ледяные нотки, я это ощущала, но ничего не могла поделать с собой. Лив помедлила, искоса взглянула на господина, дождалась, пока Локи кивнёт в знак согласия, чем окончательно вывела меня из себя, и только потом бережно передала мне сына. — А теперь пошла прочь, — велела я и тут же забыла о существовании нежеланный помощницы, потому что в дрогнувших от трепетной нежности руках наконец-то оказалось моё безмятежно спящее дитя — самое красивое и любимое в девяти мирах.

— Оставь нас, — подтвердил бог обмана, махнув рукой. Кормилица поклонилась и вышла, и только тогда я смогла вздохнуть спокойно. Некоторое время мы молчали. Я не сводила глаз с сына, а Локи — с меня, я это чувствовала и улыбалась уголками губ. Какое же это было счастье — наконец-то взять на руки своё дитя, робко прижать его к груди, рассмотреть каждую чёрточку миниатюрного лица: тонкие золотистые реснички и едва наметившиеся бровки, маленький, смешно вздёрнутый носик и узкие губки, точь-в-точь как у отца. Он был такой крошечный и беззащитный и в то же время удивительно спокойный. Губы его неосознанно улыбались, но это была совсем другая улыбка, не такая, как у взрослых, не обращённая к кому-нибудь или чему-нибудь конкретно.

— Ты такой смешной, — прошептала я и рассмеялась от переполнявшего меня восторга. Так много разных сильных чувств и ощущений владели мной в тот миг, что я не могла сдержаться, да и не видела в этом необходимости. — Нарви, сынок… — нежно протянула я, после чего коснулась кончиком носа его лба, вдохнула запах своего ребёнка — самый сладкий из всех существующих. — Почему Нарви, Локи? Что это значит?

— Нарви звали одного из древних йотунов, он породил ночь, — пояснил супруг, с любящей улыбкой наблюдая за нами. Я знала, что и он был очень счастлив в тот день, несмотря на усталость и недосып. Мягкий ласковый голос его растекался, как мёд, глаза были светлыми, радостными, искрящимися на солнце, а он сам — открытым, расслабленным. — Посмотришь в его глаза и сама всё поймёшь, — я сгорала от любопытства, но ни за что бы не решилась нарушить сладкий сон своего сына. Напротив, я готова была укрыть его от любой напасти, всю себя ему отдать, лишь бы он был спокоен и счастлив. Улыбнувшись, я теснее прижала к себе желанное дитя.

— Хорошее имя, благозвучное, — я обратила взгляд влюблённых глаз на статного аса, протянула к нему руку. Столько невыразимой страсти переполняло меня, что я уже не знала, кого люблю сильнее, в ком нуждаюсь больше. Однако когда оба моих мужчины были рядом со мной, я ощущала полное умиротворение и лёгкость. Локи приблизился, поймал мои пальцы и припал к ним губами в чувственном увлечённом поцелуе. — Зачем ты забрал его от меня утром, зачем унёс?..

— Затем, что ты заснула, и тебе требовалось восстановить силы, — просто отозвался он, ластясь щекой к тыльной стороне моей ладони, точно большой кот. Я высвободила руку, провела кончиками пальцев по его лицу и волосам, снова мягко улыбнулась, потому что не могла не улыбаться каждую минуту — такая радость владела мной. — Помнишь моё обещание, Сигюн? Про сына и Асгард… Ты сделала меня самым счастливым в девяти мирах, и я исполню любое твоё желание, только попроси, — супруг обратил на меня взгляд решительных глаз, а я усмехнулась своим мыслям. Локи никогда в полной мере подходил под определение милый, но в тот миг он был так трогательно мил и смущён собственными сильными чувствами и привязанностями, что на глазах у меня выступили слёзы. Я перевела дыхание, сдержала чувства, догадываясь, что обострённой восприимчивостью скорее всего обязана родам и предстоящему материнству.

— Запомни это стремление, Локи. Придёт час, и я напомню тебе о нём, — бог огня ухмыльнулся, затем раскрыл губы и хотел что-то сказать, но маленький свёрток в моих руках засопел, закряхтел и раскрыл глазёнки, с любопытством взирая на мир. С не меньшим любопытством я устремила взор на его глаза — чёрные, как у сокола. Помню, как поразили меня при первой встрече карие глаза Локи, такие редкие и удивительные для обитателей Асгарда, но сын его превзошёл отца этой деталью. Глаза Нарви действительно были тёмными, как ночь, и разница между их цветом и зрачком угадывалась только, когда на них падал солнечный свет. — Поразительные глаза! Никогда прежде не видела подобных у ребёнка. Они колдовские?..

— Не исключаю такой вероятности, — усмехнулся муж и погладил сгибом пальца сына по щеке. Тот пропыхтел в ответ нечто бессвязное и неразборчивое, вызывая смех на наших губах. Я снова обратила внимание, что бог лукавства имеет некое магнетическое влияние на своего наследника. — Однако точно сказать можно будет только с возрастом. Вернёмся к Лив, Сигюн. Ты встретила её неожиданно неласково, но я догадываюсь почему, — я хотела возразить, но Локи прервал меня коротким жёстким жестом, разрезав ладонью воздух. — Ты теперь мать, и тобой владеют страсти, которые, я надеюсь, скоро сойдут на нет. Не прерывай меня, а лучше послушай внимательно. Вы оба, как и всё здесь, принадлежите мне. И я хочу напомнить тебе, что в первую очередь и несмотря ни на что, ты — госпожа золотого чертога. Ты поддерживаешь порядок, следишь за хозяйством. Ты — мой тыл, благодаря тебе и твоей верности я всегда знаю, что враг не сумеет нанести мне предательский удар в спину. Ну, или почти всегда, — повелитель невесело усмехнулся, а я слегка скривила губы, пытаясь понять, к чему он клонит. Локи продолжал:

— Это может показаться тебе странным, но я не хочу, чтобы ты слишком погружалась в материнство. Не хочу, чтобы это стало твоей основной ролью, пусть лучше останется одной из многих других. Разумеется, ты будешь видеть Нарви когда только пожелаешь и проводить с ним столько времени, сколько сочтёшь нужным, но я прошу тебя сохранить рассудок, своё хладнокровие и предприимчивость. Ты умная асинья и уже опытная госпожа — за это я люблю тебя — поэтому избавь меня и себя от этой глупой детской ревности. Заботиться о ребёнке по части утомительной ежедневной суеты — это работа прислуги. Твоё дело — дарить сыну любовь и заниматься его воспитанием, пока у него не появится наставник. Тебе ясно, о чём я говорю?..

— Ясно, повелитель. Однако я не помню эту женщину в нашем дворце. Откуда она взялась? Я могу доверить Нарви Иде — она ласкова, внимательна, осторожна…

— Ида — сама ещё ребёнок. Но если так тебе будет спокойнее, то пусть она вьётся вокруг Лив, учится у неё, обо всем рассказывает тебе. К тому же, девчонка не кормилица.

— Я уже говорила, что не хочу, чтобы моего сына кормил кто-то ещё. Зачем это вдруг понадобилось? Я здорова, хорошо себя чувствую и не вижу проблем…

— О чём я и говорю, — перебил Локи, и тон его показался мне раздражённым, хоть мужчина и попытался это скрыть. — Ты мыслишь только понятиями ребёнка. Это пройдёт. Но подумай, что станет с тобой, если ты будешь кормить его не только днём, но и ночью? Что станет с тобой спустя много ночей без сна? Останется бледная тень моей великолепной госпожи. К тому же… — голос бога обмана лукаво дрогнул, — ночью ты понадобишься мне… — я с удивлением посмотрела на него и только спустя пару минут сообразила, что ас имеет в виду. Супруг насмешливо изогнул рыжую бровь, точно прочёл мои мысли, заставив меня смутиться, покраснеть и понять, что он абсолютно прав. Погрузившись в ребёнка без остатка, я грозилась потерять себя, совершенно забыться, отринуть качества и верного друга, и деятельной госпожи, и соблазнительной любовницы. И мне вдруг стало страшно, мной овладел почти первозданный ужас. Какое счастье, что хоть один из нас двоих сохранял здравомыслие. Стало очевидным, что с присутствием Лив придётся смириться.