Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

Глава 12

Расставшись с матерью асов, я не сразу вернулась в золотой чертог, чем немало удивила своих спутников. Видимо, слабость и головокружение становились слишком очевидными и угадывались по рассеянности блуждающего взгляда и бледности лица. Однако, проявив настойчивость, я приказала Варди заехать в ещё одно место. Солнце золотилось высоко над Асгардом, едва переступив первую половину дня, и, смилостивившись, время позволяло мне посетить по пути другой дворец — тенистый, цветущий и благоухающий. С Идунн по понятным причинам я теперь была разлучена, о чём сожалела. Мне не хватало общества открытой, доброжелательной асиньи и верной понимающей подруги. Сив уже давно отвернулась от меня.

Как и все асы, мы с Локи время от времени приходили в чудесный сад богини юности, чтобы отведать её золотых яблок и восстановить силы. В отличие от старейших среди асов, кого уже коснулось первое увядание зрелости, нам не требовалось вкушать волшебный дар каждый день, а потому мы могли позволить себе при желании избегать частых встреч с большинством верховных богов Асгарда. После того, что случилось со мной и Браги, я всё реже находила причину наведаться в его чертог, и, хотя в присутствии бога огня нерешительный стихотворец не позволял себе и косого взгляда в мою сторону, не то что грубого слова, я знала, что от проницательного супруга не укрылась произошедшая между нами перемена. Локи тактично молчал, ни о чём не спрашивал и ни на чём не настаивал. Казалось, ему и самому так проще.

Я немного волновалась, переступая порог цветущего чертога Браги в одиночестве. Чего лукавить, мне вовсе не хотелось вновь повстречаться с его хозяином без поддержки и защиты остроумного аса. Скальд ранил меня своими острыми и безжалостными речами, причинил боль, которую я не могла ни забыть, ни простить, как бы ни старалась. К счастью, судьба смилостивилась надо мной в этот раз, и уютные, вырезанные из светлого дерева палаты оказались пусты. Только в саду я встретилась с их хозяйкой, приветствовавшей меня лучезарной улыбкой и доверчивыми объятиями. Должно быть, провидение рассудило, что неожиданных и тягостных встреч в тот день мне было достаточно. О, как же я была благодарна ему за это!

Нужно ли упоминать, как удивлена и в то же время рада была добрая Идунн, бросив на меня один короткий взгляд и тут же обо всем догадавшись? Как же ласкова оказалась ко мне и без того всегда такая заботливая хозяйка! Мы устроились в тени фруктовых деревьев на широкой скамье, чтобы отдохнуть и побеседовать, а миловидные служанки поднесли нам чудесный напиток, который подавался только во дворце Идунн — смесь сока её чудодейственных яблок с холодной родниковой водой. Я почувствовала себя намного лучше. И, думаю, истинное волшебство таилось даже не в целительных плодах, а в благодушии и искренней теплоте их обладательницы.

Едва мы обменялись приветствиями и любезностями, как Идунн немедля поздравила меня с ожидаемым пополнением, да с такой радостью и любовью, точно это дитя было ей родное, затем справилась о моём самочувствии и с родительской нежностью укорила, что я совсем не берегу себя и не жалею сил, когда мой срок вот-вот подойдёт. Надо сказать, подруга лукавила (или заблуждалась), у меня ещё оставалось время, если всё будет идти своим чередом. Помолчав, богиня со свойственной ей деликатной осторожностью заметила, как она рада, что бог огня встал на ноги после того страшного недуга, и как ей жаль в то же время, что с ним снова приключилась такая неожиданная и подлая напасть. Я улыбнулась, не находя слов для ответа, и крепко обняла подругу. Что я могла ей сказать, в самом деле?

Напасти для Локи были воздухом, которым он дышал, огнём, который двигал его вперёд. Бог лукавства не мог жить без приключений, а с ними и злоключений, от спокойной размеренной жизни он бы затосковал, загнулся и угас. И чем больше времени я проводила подле него, тем более становилась на него похожей. Такова была наша жизнь, полная страсти, безрассудства, непредсказуемости и… Свободы. Да, вопреки всему пережитому, слезам, боли и скорби, такова была наша свобода: жить каждый день, как последний, ни о чём не сожалея и никогда не оглядываясь. И мы не желали другой жизни. Я снова и снова возвращалась к мысли, что не смогла бы проводить каждый свой новый день, ухаживая за цветущим садом или расшивая солнечными лучами тонкие полотна облаков. О нет, мне нужны были пламенные вихри и бушующие океаны. Мне нужен был только мой неудержимый темпераментный супруг и больше никто.

Всласть побеседовав и посмеявшись с понимающей подругой, мы расстались. Её общество мне было желаннее и приятнее невесомого тепла солнца на лице свежим благоуханным утром, однако время пришло. Будучи любящей и гостеприимной хозяйкой, Идунн, конечно, не сумела отпустить меня с пустыми руками, вручив маленькую плетёную корзинку с золотыми яблоками и вытянутый глиняный кувшин живительного напитка прежде, чем я успела бы её об этом попросить. Когда я вернулась к колеснице, довольные слуги были накормлены, а кони — напоены. Воистину не знал Асгард более радушной хозяйки, чем милосердная и отзывчивая Идунн!

Мы прибыли в пламенный чертог, когда золотые лучи жаркой Соль уже начали отливать медью и клониться к горизонту. Время щадило меня, но я всё равно очень спешила увидеть любимого аса, удостовериться, что в надёжных руках Хельги ему стало легче. Весь недолгий путь до покоев, где я оставила его, я теребила в руках маленький ларчик матери асов. Я не расставалась с ним всё это время, но при Идунн драгоценная вещица была спрятана за широким поясом платья. Мне не хотелось таить от подруги правду, если бы она вдруг заметила его, но я помнила клятву, которую дала Фригг. И после её заботы и снисхождения, я не могла предать доверие богини богинь.

Локи спал беспокойным тревожным сном, подле его постели сидела Хельга и двое лекарей — её помощников и учеников. При моём появлении они поспешили подняться на ноги, чтобы поклониться и приветствовать госпожу, но я коротким величавым жестом остановила их. Ни к чему было создавать лишний шум и нарушать покой чуткого повелителя. Тихий шелест платья сопровождал мои мягкие шаги к ложу супруга, я присела рядом с ним, убрала выбившиеся из свободной косы огненные пряди с его горячего лба. Бог обмана был бледен, под полуприкрытыми глазами залегли тёмные тени, старя изнурённое лицо господина, даже тонкие губы, казалось, светились нездоровой полупрозрачной синевой. При виде этого зрелища у меня защемило сердце.

— Как он, Хельга? — я обратила печальный взор на приблизившегося лекаря, опустив похолодевшие ладони на сложенные на животе руки бога огня. Краем глаза мне довелось заметить, что вслед за мной к покоям поднялась Аста, передала подчинённым Хельги глиняный сосуд и корзинку с яблоками Идунн. Я обернулась к ней и благосклонным кивком головы отпустила служанку. Девушке требовался отдых, как, впрочем, и мне. Вздохнув, я прикрыла глаза, устало потёрла переносицу. Лекарь коротко, насколько могла, поведала мне о происходившем в моё отсутствие. Локи долгое время оставался в сознании, хотя его тело пожирал жар неясного происхождения. Он страдал, но держался с присущей ему стойкостью. Впрочем, когда с уст твоих не может сорваться даже сдавленный стон, волей-неволей не сумеешь проявить свою слабость.

Склонившись ко мне, Хельга поделилась своими сомнениями: ей казалась странной столь скорая и острая перемена, произошедшая в повелителе, отчего предусмотрительному лекарю даже пришлось проверить наличие яда в теле бога лукавства. Я похвалила прислужницу, в сложном ремесле которой осторожность и внимательность никогда не бывали лишними. Однако, зная чуть больше своей собеседницы, я сомневалась в правдоподобности её подозрения.

У меня на этот счёт сложилось собственное мнение: скорее всего, сказывалось действие неосознанного проклятия — колдовства неизученного и крайне непредсказуемого. Но, кроме того, я подозревала и другое: сколько я помнила Локи, его реакции всегда были обострены, а молодое тело переполняла энергия и жизненная сила, никому другому несвойственные. Чтобы поддерживать их, требовалось много пищи и жидкостей. Лишённый их, бог огня выгорал. Его же сила пожирала мужчину изнутри за неимением источника извне.

Я не стала раскрывать Хельге своих домыслов, лишь обернулась к распахнутым дверям на веранду. День близился к концу, но, пока у нас оставалось ещё немного времени, я решила не будить Локи и позволить ему набраться сил. Вместо того, я передала лекарю доверенный мне ларчик, впервые осмелившись выпустить его из рук, и поведала, что нам предстоит. Я не тешила себя иллюзиями и с ледяной ясностью понимала, что я сама не сумею перерезать ремни точной и твёрдой рукой ни этим вечером, ни каким-либо другим. Тем более, если требовалось успеть с последним лучом закатного солнца. А значит, эта скорбная честь выпадала на долю умелого и хладнокровного лекаря. Я не сомневалась в Хельге, но всё же мы проговорили порядок наших действий не менее трёх раз. Цена ошибки была слишком высока.

Сияющий лик Соль уже коснулся горизонта, когда я с робкой нежностью потревожила ненадёжный сон своего властелина. Локи нахмурился и приоткрыл болезненно блестящие глаза. Зрачок его медленно сужался, окрашивая глаза в тёмный цвет на границе алого и карего и делая их чуть демоническими, потусторонними. Хотя я понимала, что причиной тому служили розовые отблески заката, на миг мне стало не по себе. Чуть замешкавшись, я погладила его по щеке тыльной стороной пальцев.

Снова прикрыв веки, муж ласково прижался к моей руке, и, поспешив воспользоваться его благосклонным настроением и ясным сознанием, я попросила дозволения избавить его от ненавистных ремней. На немой вопрос, угадывавшийся во внимательных глазах, я показала Локи клинок Фригг, приняв его из рук Хельги. Широкие рыжие брови удивлённо приподнялись, но, тотчас овладев собой, бог обмана вернул лицу невозмутимое выражение и кивнул. Я не сводила с него пристального взгляда. Сдавалось мне, что и каверзный ас, посвящённый во многие тонкости самого разного колдовства, знал, что такое обсидиан и на что он способен.

Время пришло. Движения Хельги были точными, быстрыми, непоколебимыми. Едва последний луч заходящего солнца сверкнул на тёмном лезвии, как оковы, наконец, пали. Ремни были перерезаны, и лекарь с безжалостным хладнокровием извлекала их из раненой плоти. Ещё более удивительное хладнокровие проявил Локи. Действия прислужницы причиняли ему мучительную боль, я угадывала это по ещё сильнее побледневшему лицу, по отголоску страдания, закравшегося в глубину полных ненависти глаз, однако мужественный бог огня не дрогнул, не воспротивился, не повёл и бровью. Когда всё было кончено, и Хельга обрабатывала окровавленные следы, лукавый ас лишь разомкнул губы и сделал глубокий вдох с жадностью утопающего.

— Наконец-то! — с присущей ему язвительностью произнёс невыносимый господин и тотчас поморщился — ему было больно говорить. Я не сумела сдержать усмешки — столько желчи и претенциозности прозвучало в тихом тоне супруга. Своенравный и такой родной… Как же я скучала по его голосу и остроумию!

— На языке повелителя это означает: «Благодарю тебя за то, что освободила меня от ненавистных ремней, Хельга», — ухмыльнувшись, пояснила я лекарю и обратила на неё взор повеселевших глаз. Уголок губ верной служанки дрогнул в полуулыбке, но она сдержалась и снова напустила на лицо серьёзное выражение. — Оставь нас на время и отдохни, ты это заслужила. Один из твоих подопечных пусть ждёт за дверью. На всякий случай. Не хочу больше неожиданностей, их на сегодня достаточно.

— Я понимаю этот язык, госпожа, — ровным благожелательным тоном подтвердила лекарь и, поклонившись, отступила к дверям. Вскоре покои опустели, я не позволила остаться даже служанкам у дверей. Мне хотелось побыть с мужем наедине. Внимательные карие глаза скользили по моему лицу, но Локи всё ещё молчал, подвластный боли. Он был бледен, и очертаниям губ вторили алые ссадины, оставшиеся после извлечения ремней. Хельга остановила кровь и наложила целебную мазь, которую из раза в раз держала под рукой, и я смела надеяться, что шрамы сойдут и не испортят красивого мужественного лица, любимых тонких губ.

Шрамы покрывали всё тело Локи. Некоторые из них, давно забытые, остались только светлыми тонкими полосками расплывчатых напоминаний. Другие казались более живыми, свежими, они неровными иссиня-розовыми линиями пересекали смуглую кожу бога огня. Одни были короче, другие — длиннее. Некоторые вгрызались глубже в плоть, а иные прошли вскользь. Сколько я помнила супруга, он никогда не придавал им значения, и я тоже не очень-то задумывалась об этом. По меркам Асгарда, Мидгарда, Йотунхейма, да почти любого мира, шрамы служат украшением мужчине и воину. Вот только какова их цена? Сколько боли и пролитой крови таили эти безмолвные и загадочные знаки? Это мог знать лишь их гордый обладатель.

— Как ты себя чувствуешь? — я вернулась на своё место подле супруга, коснулась прохладной ладонью его пылающего лба. Локи ещё бил жар, однако потемневшие карие глаза смотрели на меня уже более осознанно, чем с утра. И всё же, как бы я ни пыталась этого избежать, взгляд мой то и дело соскальзывал ниже, чтобы задержаться на изуродованных губах господина. Наверное, это зрелище было не таким ужасающим, каким могло бы стать, но я, тем не менее, надеялась, что со временем не останется ни единого следа этого позорного и тяжёлого воспоминания.

— Лучше, — коротко отозвался бог лукавства, и губы его передёрнуло. Я догадалась, что беседа наша закончена, вздохнула и погладила любимого аса по щеке. У постели повелителя стоял приземистый резной стол — тот самый, что ещё несколько дней назад приносили на веранду. На его ровной деревянной поверхности покоились оставленные услужливой служанкой глиняный кувшин, пара золотых кубков, корзинка с яблоками Идунн и маленький изящный ларец, скрывший обсидиановый клинок. Я наклонилась, уткнулась грудью в живот, про который то и дело умудрялась забыть, занятая своими мыслями, и, наконец, дотянулась до кубков. Наполнив один из них целебным напитком вечно юной богини, я протянула сосуд Локи.

— Выпей, это пойдёт тебе на пользу, — пояснила я в ответ на его недоверчивый взгляд. Мне казалось странным, что измученный ас не набросился на пищу сразу же. Должно быть, ему сильно нездоровилось. Тем не менее, бог обмана перевёл дыхание и приподнялся на локте, принял кубок свободной рукой и жадными глотками осушил его. — Идунн передала тебе свой дар, желала скорейшего выздоровления, — с мягкой улыбкой на губах поведала я. Мне хотелось, чтобы Локи помнил не только подлость и малодушие, но и доброту жителей Асгарда. Хотя бы некоторых из них. Однако мужчина нахмурился, с осуждением взглянул на меня из-под изогнутых бровей. — Съешь что-нибудь. Тебе нужно восстановить силы…

Своенравный супруг не послушал меня в тот вечер, только выпил ещё кубок сока целительных яблок Идунн и завалился на подушки, устало прикрыв глаза. Я не стала перечить ему, хотя сердце моё не покидала щемящая тоска и беспокойство. Когда Локи заснул, я обошла его ложе и прилегла с другой стороны, повернувшись на бок и положив щёку на горячее плечо любимого повелителя. Сомкнув веки, я прислушивалась к его ровному дыханию, точно боялась, что страшное утреннее происшествие может повториться. Убаюкивающий звук и тепло тела уже склоняли меня к полудрёме, когда неожиданный толчок из глубин живота заставил меня вздрогнуть и приподнять ресницы. Положив ладони на то место, я улыбнулась.

Ребёнок у меня под сердцем становился таким же своевольным, как и его отец, а ещё таким же деятельным. Я вернулась в тот вечер, когда впервые ощутила шевеление своего малыша, и улыбка на губах стала ещё шире. Думаю, до конца жизни это воспоминание останется одним из самых счастливых для меня. Помню, как встрепенулась, всполошив сидящего рядом мужа, и задохнулась от восторга, отчего не сразу смогла объяснить взволнованному асу, что произошло. Да и как передать это ощущение словами? Тогда я только улыбнулась — так же счастливо, как и сейчас, — и взяла ладони бога огня в свои, опустив их на живот, призвала прислушаться.

Потребовалось время, прежде чем Локи сумел ощутить слабые толчки, но когда он всё понял, лицо его просияло как никогда прежде. Он был счастлив. Супруг лежал рядом со мной, припав ухом и щекой к моему животу и не отпуская меня от себя до тех пор, пока дитя не успокоилось и не затихло. В тот вечер мы стали ещё ближе, оказались связаны неразрывной нитью. И я испытывала умиротворение. Как тогда, так и сейчас. Судьба никогда не скупилась на беды и трудности в отношении нас, но когда рядом был Локи, а внутри меня — его дитя, которое он обожал с той самой минуты, как только узнал о нём, я могла всё преодолеть. Никто не отнимет у меня моего счастья. Я не позволю.

Прошло уже довольно много дней с тех пор, как чары Фригг освободили Локи из его злосчастного заточения. На следующее же утро после этого радостного события Аста ловкой тенью выскользнула из золотого чертога. Её рукам был поручен ларчик из тёмного дерева, который требовалось как можно скорее вернуть его мудрой владелице. Никому кроме сообразительной и верной служанки я не могла доверить такую ценную вещь. Весёлая рыжеволосая девушка снова оправдала моё доверие. Всё завершилось, и, казалось, уж теперь-то я могла вздохнуть полной грудью и позаботиться о себе, тем более что заветный день, в который я должна была взять на руки своего малыша, неотвратимо приближался. Впрочем, провидение рассудило иначе.

Я замечала, что Локи изменился. Хотя ненавистные ремни были преданы забвению, он много молчал, ходил понурый, задумчивый, почти не смотрел в глаза. Для бога и господина, более всех в Асгарде любившего острить и смеяться, это казалось по меньшей мере странным. Кроме того, бог огня осунулся — он мало ел и ещё меньше спал. Иногда, проснувшись посреди ночи, я наблюдала, как супруг снова и снова рассекает покои широкими беспокойными шагами, склонив голову. Что-то его тревожило. Что-то зрело в его каверзной рыжеволосой голове, нечто очень злое и импульсивное. Я поняла, что покоя мне не видать. Я должна была что-то придумать, чтобы отвлечь его, предпринять некий хитроумный шаг, пока не стало бы слишком поздно. И он у меня был.

Я успела встретить не меньше трёх рассветов, прежде чем мне удалось осуществить задуманное. Тем поздним вечером, когда солнце уже улеглось на покой в тёплый и уютный полумрак сумерек, я поднялась в покои бога обмана, по сложившемуся нездоровому обычаю пропустившего вечернюю трапезу. Локи принял меня благосклонно, пусть в последнее время он предпочитал одиночество и собственные мысли обществу кого-либо ещё. Я поклонилась и обняла мужчину. Судя по его отсутствующему взгляду, любимый ас находился далеко за пределами и своих покоев, и своего чертога, и, возможно, даже Асгарда. Я улыбнулась уголками губ, коснулась его подбородка и обратила взор мужа на себя.

— Мой повелитель… — тёмные корунды его глаз прошлись по моему лицу. Двуликий бог смотрел на мир с затаённой злой тоской. Я догадывалась, что отнимало у него покой. Ладони мои с невыразимой нежностью прошлись по его сильной груди. — Что с тобой? Ты стал таким далёким. Я места себе не нахожу без твоей усмешки.

— Я не хочу говорить об этом, — погладив ладонями мою спину, отрезал повелитель. Очень спокойно, но твёрдо. Я была готова к такому ответу и понимала, что спорить не имеет смысла. Беспрекословный тон, не терпящий возражений, был тому подтверждением.

— Как пожелаешь, — я опустила ресницы, всё ещё не переставая улыбаться мягкой, чуть рассеянной улыбкой, которую он так любил. Она никогда не обманывала. Это было то искреннее выражение лица, которое невозможно подделать. — Но тогда съешь что-нибудь, Локи. Ты до сих пор не до конца восстановил силы. Когда прежде такое случалось?.. — тёплые шероховатые пальцы мужа прошлись по моей щеке, нырнули в волосы. Бог огня наклонился и поцеловал меня в лоб, не выходя из задумчивости, точно и не слышал меня. Я сжала губы, рассерженно вздохнула, помолчала. — Повелитель. Я прошу. Ты обидишь меня, если пренебрежёшь моим предложением, ведь главное блюдо придумала я сама и только для тебя одного… — я заговорщицки понизила тон и с удовольствием отметила, что мои слова достигли цели — Локи с любопытством взглянул на меня, характерным жестом вскинув и изогнув медно-рыжую бровь.

— Раз так, — тихим ласковым голосом согласился он, и уголки губ его дрогнули и потянулись кверху, — я не могу отказать тебе. Но спускаться вниз не желаю, я устал.

Я усмехнулась на выдохе. Выходит, я многому научилась за то время, что прожила в золотом чертоге. По крайней мере, предугадывать переменчивые настроения супруга и их последствия. Всё было готово, мне потребовалось только окликнуть слуг, ожидавших у дверей, и в покои тотчас внесли стол, широкое блюдо, накрытое высоким колпаком, кувшин вина, воды и два кубка. Молча установив всё это у камина, молодые люди поклонились и вышли. Кивком головы я указала на блюдо, подняла на бога обмана лукавый озорной взгляд из-под бровей и подмигнула. Локи ухмыльнулся, но как-то вымученно. Тем не менее, он приблизился к столу, взял колпак.

Я стояла лицом к камину, из-за плеча наблюдая за происходящим и стараясь не смотреть на стол, ведь я знала слишком хорошо, что там увижу. В тот вечер главным блюдом в поздней трапезе Локи выступала уродливая окровавленная голова заносчивого цверга, что когда-то носил имя Брокк. Непрожаренная, с яблоком в зубах. Придумано мной, приготовлено Хаканом. Я скривила губы. Именно там ему было и место — на столе бога огня. Жалкое животное, что посмело равнять себя с верховным богом, господином. Не сдержав любопытства, я всё же бросила быстрый взгляд на отсечённую голову карлика, хоть и знала, что совершу ошибку. К горлу подступил приступ тошноты, отчего пришлось перевести дыхание, отвернуться, но я с удовлетворением отметила выражение ужаса и отчаяния, застывшее на мёртвом лице, в потухших глазах. Маленький мерзавец страдал перед смертью. Страдал значительно сильнее лукавого аса, пока губы того оставались сшиты. Хакан позаботился и об этом.

Звучный злорадный смех Локи разрезал воздух. Улыбнувшись сжатыми губами, я повернулась к супругу, уловила взор горящих задором карих глаз. Они сияли ликованием, и я догадалась, что сумела доставить мужчине редкое наслаждение. Он с пренебрежением кинул колпак на место, накрыв свой страшный трофей, и, ещё смеясь, приблизился ко мне, мягко, как хищник, и величаво, как верховный владыка.

— Такие трапезы мне по нраву, — голос его дрогнул от удовольствия, узкие губы расплылись в зловещую улыбку, больше похожую на оскал. — Моя маленькая хрупкая госпожа… — протянул Локи с таким восхищением и упоением, что я зарделась. — Никогда ты не перестанешь удивлять меня, — и, сократив расстояние между нами, страстный бог огня поцеловал меня так, что сердце провалилось в ноги.

В тот вечер мы много смеялись, пили вино (в моем случае — воду), ели поднесённые чуть позднее блюда и говорили обо всём на свете, как в прежние времена. Кровь проклятого цверга смыла позор и затаённую злобу Локи, и он снова стал весел и беспечен, только тогда в действительности освободившись от своих оков и обретя свободу. Голову Брокка по его приказу отнесли в сад, где она дождалась первых солнечных лучей и окаменела, так и оставшись жутковатым украшением владений бога обмана в назидание всем, кто впредь решит осмелиться спорить и тягаться с ним. Закончилось торжество зазнавшегося карлика. Вскоре его имя было предано забвению.