Форточница (СИ)

Глава 11. Радость, разбивающая сердце

Чем ближе экзамены, тем реже поцелуи.

Никогда бы не подумала, что скажу это, но экзамены спасли меня от вездесущего Маркелова. Ибо неземная красота и внимание прекрасного пола мешали ему учиться во время учебного года. Так что пред ликом грядущих экзаменов Герман рассудил и временно променял поклонниц на учебники.

О том, что наш аполлон и тыкатель мордой в сугроб собрался нас покинуть и поступить в училище связи, я узнала на репетиции последнего звонка в актовом зале. А куда ему ещё поступать? Ведь он лучше всего умеет устанавливать разного рода связь… с девушками. Кобель этакий.

Ну, что ж… Скучать не буду. На выпускной ради последней встречи тоже не явлюсь.

***

Косте я так и не позвонила. Перед сном я грезила, как переезжаю к нему с Аришкой на руках, и мы втроём живём счастливо. Я, не умеющая готовить ничего, кроме овсяной каши и яичницы, Костя, весь такой идеальный и благородный, и малышка-Аришка, которую я не могу удочерить в силу возраста и отсутствия всего остального.

Доводы мозга о том, что моё «жить счастливо» несбыточно, я по-детски игнорировала и продолжала мечтать. Бывало, всплакну в подушку, потянусь к телефону, чтобы позвонить… Нет, нельзя. Что я, дурочка какая-то влюблённая – звонить по ночам?

Первый довод не звонить: я должна заботиться об Аришке.

Второй довод: у меня всё хорошо. Маркелов отвял, начинаются экзамены, а от секции по скалолазанию меня в июне на две недели заберут в горы! Вот что от меня до последнего скрывала Саша. Я буду взбираться на настоящие скалы! Природа, небо, солнце – красота! Комары…

Третий довод: что бы там Танька ни говорила про любовь, а Костя меня не полюбит. Как меня такую вообще можно полюбить? Я ведь мелкая и ничего не умею. И что я буду делать у него дома? Слюни пускать? Томно вздыхать и краснеть, когда его вижу? Уж лучше не травить душу.

Поэтому, когда Костя сам позвонил мне, я не взяла трубку.

В тот вечер я после возни с малышами сидела за столом и учила билет по биологии: большой и малый круги кровообращения.

Телефон мёртвым грузом лежал под лампой. Мёртвым – потому что это бесполезное для меня изобретение. Звонить мне некому. Изредка воспитательница интересовалась, вовремя ли я вернусь с тренировки и не сбежала ли в очередной раз. Ещё иногда Таня баловалась от нечего делать. А больше – никто.

И вдруг – Костя, записанный в телефонной книге официально: Константин Зорин. Это, наверное, чтобы напомнить мне, что я должна относиться к нему с должным пиететом, а не с выкрутасами.

Мобилка вибрировала, а я гипнотизировала её взглядом, чтобы скорее замолкла.

– Бери давай! Ты чего? – пуще меня разволновалась Таня.

– Не хочу. Нет настроения, – замотала я головой. – Мне вон ещё сколько всего учить, – и показала на конспекты билетов.

– Дура ты! – Таня сделала вид, будто сплёвывает. – К тебе счастье само в руки плывёт, а ты… Как есть дура.

Я заметила, что она куда-то собирается.

– Ты-то куда? – спросила у неё.

– А меня, в отличие от некоторых, не предлагает забрать к себе всеми обожаемый инвестор. И принца на белом коне у меня тоже нет. Поэтому мне приходится самой устраивать личную жизнь! Посидишь с Манькой? – и невинно так захлопала глазками.

– У меня же экзамен завтра… – я с тоской посмотрела на список билетов, не помеченных галочками.

– Да она тихо посидит. Я её покормила, но если проголодается, дай ей бутылочку. Если её опять посетит мадам Пер’жу, сделай ей массажик, и она успокоится.

– А как ты пройдёшь через вахтёра и новенькую? – поинтересовалась я.

Таня небрежно махнула ручкой.

– Парни с первого этажа вскрыли замок на решётке. Я уже договорилась, чтобы меня выпустили.

– Да главное, чтобы обратно впустили. И давай там недолго.

– Ага-ага! – и выпорхнула за дверь.

Помимо Нины Алексеевны, нас, старших, курировала ещё одна воспитательница, но она уволилась, и на её место пришла новенькая, совсем молодая, видимо, только после института. Её никто не воспринимал всерьёз, а парни и вовсе приставали – незамужняя ведь.

Но всё же Анастасия Игоревна, так её звали, очень любила заглянуть без предупреждения в комнату. Это откровенно бесило, и не только меня.

Первый час я и впрямь просидела в тишине и покое, пока Машенька агукала в люльке, покусывая свой любимый мягкий паровозик.

И всё вроде бы было хорошо: ребёнок не орёт, телефон молчит, знания потихоньку забиваются в голову…

«Тук-тук-тук!»

– Наташа, а куда делась Таня? – спросила принесённая лешим Анастасия Игоревна.

– А она к ребятам вышла. Скоро придёт, – соврала я и снова уткнулась в учебник.

– Ну ладно, сейчас поищу, куда это она вышла на ночь глядя.

Вот что этой новенькой телевизор не смотрится? Она мне с первого дня не понравилась. Слишком доставучая и какая-то… неприятная.

Только её каблучки застучали дальше по коридору, я бросилась звонить соседке. Но она, по-видимому, взяла с меня пример и проигнорировала вызов.

Ой, чую, что-то будет…

Я настрочила и отправила Тане сообщение: «СРОЧНО ДОМОЙ!!! ТЕБЯ ИЩУТ!» – ни ответа, ни клозета.

Через двадцать минут Анастасия Игоревна вернулась злая.

– Давай говори, где твоя подружка? – уже с напором потребовала она.

– А мне-то откуда знать? – не испугалась я. – У меня экзамен завтра, мне некогда следить ещё и за ней.

– Ты понимаешь, что я по правилам обязана сообщить о побеге директору детского дома и в милицию?

– Позвоните ей, – предложила я. – Может, она в туалете сидит или вышла подышать свежим воздухом. Куда ей бежать-то? У неё ребёнок, – я кивнула на Машеньку. – Зачем сразу угрожать? Тем более, мне.

– По-твоему, я совсем глупенькая и не догадалась позвонить ей? – не на шутку разошлась воспитательница. – А угрожать, дорогуша, потому что я знаю, что вы с ней заодно!

– Пф. Пожалуйста. Вперёд, – фыркнула я.

Атмосфера в комнате накалилась, и Машенька закапризничала. Я тяжко вздохнула и взяла малышку на руки.

– Не бойся, мама скоро придёт, – проворковала я ей в ушко, нарочно закрыв ребёнка спиной от воспиталки.

Анастасия Игоревна, оскорблённая неуважением к своей персоне, ушла и хлопнула дверью так, что Машенька затревожилась ещё больше.

За стол в этот вечер и в эту ночь я так и не села. Мысленно я уже отправилась на пересдачу экзамена. Эх, и это Танька ещё меня обзывала дурой. А у самой-то сплошная весна в голове.

***

Ночью Машенька плакала, не понимая, почему мама не приходит к ней. Временами девочка засыпала, утомлённая своим ором, но вскоре истерика начиналась заново.

Я до утра выплясывала с пухлой крикуньей на руках и вместе с ней оплакивала свой экзамен по биологии.

Утром я скормила Машеньке фруктовую пюрешку, отнесла её в детскую комнату и с ватной головой отправилась в школу. Ещё думала: идти или не идти? Но решила, что мне за Танькину выходку и так достанется, да и отоспаться вряд ли дадут.

Выпал мне билет номер десять с вызубренными мной кругами кровообращения и тестом на тему «нервная система». И если про кровообращение я рассказала без запинок, то система у меня в этот день была слишком нервная, на хромую троечку… Каким-то чудом я умудрилась получить четвёрку за экзамен и уползла домой – спать.

***

Таню всю ночь искали с милицией, а под утро она явилась сама. Что там ей наговорила наша Эверест, могу только догадываться, но в комнату соседка вернулась зарёванная и пристыженная.

Но мне было не до того. Показ передачи под названием «детский дом» в моей голове вырубился и наступил спасительный покой.

Снились какие-то серые горы и облака, будто я взбираюсь выше и выше, с трудом переставляя ноги.

Вдруг меня кто-то потряс за плечо, и я вынырнула из глубокого сна. Спала я, как оказалось, с открытым ртом, и к моменту пробуждения под щекой расползлось большущее пятно слюны. Фу…

А прервал моё горное восхождение Костя. Я даже ущипнула себя. Что это он делает посреди дня у меня в комнате?

Когда поняла, что Костя мне не снится, я подскочила на кровати, вытерла рот рукавом, а пятно торопливо прикрыла одеялом.

– Тебе чего? – спросила его.

– Что вчера случилось, Наташа? Почему ты не взяла трубку?

– Так тебе уже и без меня доложили, – сонным голосом ответила я и оглянулась на Танину кровать: ни соседки, ни её дочки на месте не было. – Она, что, опять сбежала?

– Нет, она в доме малютки, в детской комнате, насколько знаю, – он сел на краешек моей кровати.

– А ты чего тут? – поинтересовалась у него.

– Я звонил вчера, чтобы спросить, как у тебя дела.

– М-м… – я старательно отводила от него глаза.

– Слушаю тебя.

– Ну, я не знаю, чего рассказывать, – пожала я плечами. – Готовилась вчера к экзамену. Таня ушла, не сказала, куда, а Машеньку оставила в комнате. А потом пришла Анастасия эта, Игоревна, начала ругаться, напугала ребёнка, и мы всю ночь не спали. Вот и всё.

– У тебя сегодня был экзамен? – спросил он.

– Был, – кивнула я.

– Ты ходила?

– Угу…

– Сдала?

– На четыре.

– Ты молодец, что не бросила Машу и сдала экзамен, – похвалил Костя. – Но, может, всё-таки переедешь ко мне?

– Нет, – я покачала головой. – Не могу.

Снова раздалось раздражающее «тук-тук-тук». Я закатила глаза и отвернулась к окну. От Кости мой жест не ускользнул.

– Константин Николаевич, – просунулась в комнату Анастасия Игоревна. – Я заварила чай. Вы придёте?

– Спасибо, но мне уже пора ехать, – вежливо ответил он. – Как-нибудь в другой раз, – и обратился ко мне: – Отдыхай. И в следующий раз, пожалуйста, возьми трубку.

Я так и рухнула обратно на обслюнявленную подушку. Захотелось накрыться одеялом с головой и завизжать. Не то меня разорвёт от переполняющих эмоций.

Всё-таки Костя, он… Он, наверное, мне нравится. Понимаю, что должна злиться на него за его поступок, но как-то больше не получается. Кажется, я попала. По самое дальше некуда.

А ещё эта новенькая воспиталка смотрит на Костю, как я на свою леопардовую прелесть. Нехорошо это.

***

За зубрёжкой и попытками успеть всё и вся пролетел май.

Трудом и потом достались мне мои четвёрки за экзамены. Итого у меня в аттестате за девятый класс только две тройки: по геометрии и химии. Ну, может, в следующем году подтяну их. Зато по географии и физ-ре отлично!

От выпускного я открестилась всеми правдами и неправдами. Не то опять всякие там пластмассовые красавчики полезут целоваться или, наоборот, закидают меня кусками штукатурки. Кто их разберёт…

***

В первое воскресенье июня я пришла проведать мою красавицу Аришку с утра, а её в яслях не оказалось.

Я вопросительно уставилась на Алёну Евгеньевну, и та сообщила, что Аришка на смотринах.

– Смотринах? – машинально повторила я это страшное слово, а сама вспомнила вредную тётку из опеки, которая вечно стращает детей, что приёмные родители – это расчётливые алчные людишки, которым нужны не дети, а деньги.

– Это обычное дело, Наташ, – улыбнулась Алёна. – Не переживай. Заходи вечером.

Но делать мне в это время было нечего, поэтому я помогла воспитательнице вынести мелкашей на улицу. Погода-то тёплая, бархатная, грех не погулять.

Вечер я провела с Аришкой, которая за полгода чудесно похорошела. Даже шрамика на губе почти не видно. Спасибо волшебнику-врачу!

Эх, жаль, мне нельзя, как Тане, забирать ребёнка с собой на ночь. Жаль, что Аришка мне не родная. С каждым разом мне всё больнее расставаться с ней. Скорей бы исполнилось восемнадцать!

***

Следующим утром я на всех парах полетела к Аришке, а её… нет. Совсем нет. В её кроватке уже лежит другой младенец.

Мою малышку удочерили.

Меня словно закрыли в камере без воздуха. Щупальца ужаса обвили моё тело и давили, скручивали, корёжили…

– Наташа, – кто-то обращался ко мне, – её забрали в хорошую ресурсную семью. Там о ней позаботятся и будут любить.

Безусловно, такой судьбы я и хотела бы пожелать всем сиротам: чтобы их забрали в семью и любили, как родных, но… только не Аришку! Она же моя! Я её люблю! Я хотела её удочерить! Ну за что?

Я полдня рыдала, ни на кого не реагируя, пока не придумала позвонить Косте и попросить о помощи.

Скомканно, давясь всхлипами, я, как могла, объяснила ему, что случилось.

Вечером он приехал, и мы, чтобы не мозолить глаза детдомовским, просто катались по городу на машине. Я, не в силах сдержать эмоции, ревела, а Костя, как обычно, взывал к моему разуму.

– Так бывает, Наташа. Арине повезло, что её забрали в семью. Благодаря твоим стараниям девочке сделали операцию, и на неё обратили внимание усыновители.

– Но я хотела её удочерить! Она – моя-а-а… – провыла я.

– Поэтому ты отказалась от попечительства? – спросил он.

– Ы-ы-ы… – только и смогла ответить я.

– Посуди сама: восемнадцать тебе исполнится только в следующем году. Тебе ещё учиться в школе два года. У тебя нет опыта официального трудоустройства, а без него тебе не доверят приёмного ребёнка. Всё это время Арине пришлось бы жить в доме малютки и ждать, когда ты доучишься и начнёшь зарабатывать. Я понимаю, что тебе тяжело отпустить её, но со временем ты порадуешься, что она попала в любящую семью.

Костя говорил спокойно, рассудительно, и я, вдоволь нарыдавшись, уснула в машине на его плече.