Форточница (СИ)

Глава 28. Хорошие девочки познаются в беде

Не люблю я декабрь. Испытания сыплются на измотанную душеньку, как из рога изобилия.

Весь месяц я разрывалась между своим обычным укладом жизни, встречами с адвокатом и судами. По моему делу провели аж два заседания. Очень уж медленное это правосудие.

Никому нет дела, что меня трясёт при виде дядьки Сашки и его подельников. Показания в мельчайших подробностях им расскажи десять раз… Может, сыграть всё по-натуральному, как было? И актёры, вон, все на месте.

Дядьку Сашку приговорили к четырём годам лишения свободы, душителя – к пяти, а остальных – к трём.

Из суда я выходила на подгибающихся от перенапряжения ногах. Костя тоже присутствовал на заседании как мой попечитель, и после окончания вёл меня до машины под руку.

– Ты как, Наташ? – спросил он, когда мы сели в автомобиль.

– Средней паршивости, – честно ответила я.

– Их посадили. Теперь они до тебя не доберутся. А квартиру мы обменяем. Я уже рассматриваю варианты.

– Спасибо, – машинально сказала я. Говорить совершенно не хотелось. Просто лечь спать и оставить этот день в прошлом.

***

Предновогодняя суета коснулась не только меня.

Елена Николаевна с Михаилом Васильевичем, наконец, решились и усыновили Гулю и Арслана.

Счастливей всех была Гуля, но ровно до того момента как я пришла к ним в гости. Она хищно, по-орлиному, зыркнула на меня и набычилась.

Прежде чем садиться за праздничный стол, я отвела бывшую сестру по несчастью в уголок – перетереть за жизнь.

– Значит, так, слушай сюда, – деловито начала я. – Тебя взяли в эту семью исключительно по моей рекомендации. Я замолвила за тебя словечко. Если ты накосячишь и хоть как-то разочаруешь приёмных родителей, я тебя лично уведу обратно в детдом. Тебе всё ясно?

– Д-да, – испуганно закивала Гуля.

– Гульнара! Наташа! За стол! – послышалось из большой комнаты.

Вот так я посодействовала появлению детей у одиноких родителей и родителей у одиноких детей. А уж насколько будет счастлива эта семья – покажет время.

***

Перед Новым годом я помогала Косте и его коллегам закупать и дарить подарки детдомовским детям. Дело это, как оказалось, не только благородное, но и муторное. От одной езды по магазинам со списком покупок можно ноги протянуть.

Вечером, после того как мы из последних сил приползли домой, Костя, вместо расслабляющего фильма перед сном, достал из кейса бумаги и сел работать.

– Ты чего это? – не поняла я.

– Конец года. Отчёты горят, – устало ответил он.

И так стало его жаль, что совесть не позволила бы мне лечь спать.

– Давай помогу, – предложила ему.

– Нет, Наташа, иди отдыхай. Сегодня и так был сумасшедший день.

– Так ведь и загнуться недолго. Скоро тебе и кейс будет без надобности: бумаги будешь в мешках под глазами носить. Говори, что надо делать, – тоном, не терпящим возражений, сказала я.

Костя сдался. Объяснил, что нужно просуммировать столбцы данных в отчётах со всей папки и сгруппировать их в таблицу.

Сказано – сделано. В три ночи мы, окосевшие от работы, легли спать, чтобы встать в шесть. И что бы он делал без меня?

Начался последний день школы, и прямо с уроков я побежала в детдом на праздник к детям.

Ещё год назад я стояла в шеренге сироток, ожидающих подарка, как чуда, и не подозревала, что совсем скоро окажусь по другую сторону.

Всё сложилось невероятно. И это непередаваемое чувство.

Детдомовцы смотрели на меня с завистью, особенно те, с кем мне довелось познакомиться. И только Танька насмешливо улыбалась, поглядывая то на меня, то на Костю. Вот ведь коза! Палит контору.

Пока шёл праздник и Дед Мороз со Снегурочкой устраивали представление, я подпитывалась радостью детей, а когда все разбрелись прижимая к груди подарки, мне едва хватило сил не уснуть в машине и добраться до своей кровати.

Костя выглядел немногим лучше меня.

– Я вдруг вспомнил, что забыл приготовить подарок для тебя, – признался он, когда зашёл ко мне в комнату перед сном.

– И я забыла, – вздохнула я. – Что-то мы совсем замотались…

– На каникулах скатаемся, выберем. Хорошо? – изобразил подобие улыбки он и дважды чихнул.

– Вся правда. Будь здоров. Иди спать, – и я до ушей накрылась одеялом.

– Спасибо. Спокойной ночи, – ответил он и ушёл.

***

А назавтра, тридцать первого декабря, Костя заболел. Высокая температура, озноб, насморк и прочие прелести ОРЗ.

Вместо салатов я готовила куриный бульон с луком, имбирно-лимонный чай и меняла своему болезному попечителю компрессы.

Костя сначала крепился, а потом совсем слёг, да ещё и бредить начал.

А я слушала. Про то, как он кого-то прогонял, плакал, что о чём-то сожалеет, и заявлял, что не отпустит меня.

Потому бред и прозвали бредом. Не отпустит он меня, ага. Спит и видит, чтобы меня на какую-нибудь бабу заменить.

Так мы и встретили Новый год: я всеми правдами и неправдами уговаривала Костю выпить кружку горячего бульона, а он всё норовил съехать с подушек и распластаться по постели.

Чтобы как-то отвлечь Костю от мрачных дум, я читала ему сказки с электронной книги. Сначала про Иванушку-дурачка, потом про Илью Муромца…

– Спасибо, Наташа, – прошептал Костя и хоть слабенько, но улыбнулся.

Я читала ему, пока он не уснул, пустив слюнку на подушку. Весь такой измученный, ослабевший, уязвимый.

Признаться, ухаживать за болезным Костей мне было в кайф. Я вовсе не кровожадная, просто так к нему проще приблизиться, дотронуться, проявить заботу.

В свете ночника я любовалась им. Да, знаю, глупо звучит, но я глазела и не хотела уходить.

Утром я проснулась не в своей комнате оттого, что звонил Костин телефон. На дисплее высветилось «Мама».

– Костя! – затеребила я его. – Костя, проснись, тебе мама звонит.

– М-м-м… – простонал он.

– Как ты? – я потрогала его лоб – горячий. – Ох… Сейчас принесу компресс.

***

Идиллию нарушила Светлана Георгиевна, которая прибежала, как только узнала о болезни сына.

И началось: и бульон-то я сварила неправильно, да кто ж так делает, да я гроблю её сыночка, и вообще ему надо в больницу.

– Мама, отстань от Наташи! – хрипло, изо всех сил напрягая голосовые связки, рявкнул он.

– А чего ты заступаешься за неё? От детдомовских чего угодно можно ожидать.

Чего там она говорила дальше, я не слышала. Ушла к себе в комнату и сидела там, пока Светлана Изверговна не ушла.

А мне пища к размышлению: так ли сильна моя любовь к Косте, чтобы терпеть эту зловредную потенциальную свекровь. Све-кровь… Свежая кровь. Кровопивушка, короче. Как есть пиявка. Горше маслин.

То ли дело Елена Николаевна, которую можно без причины обнять, и она будет только рада. С ней мы, хоть и не родственники, а всё равно как родные. Пожалуй, если с Костей у меня ничего не выйдет, я буду захаживать к Юлиным родителям в гости.

Одно в моей голове не укладывалось: как у Светланы Изверговны, гиперопекающей и властной мамаши, вырос такой сын? В смысле, нормальный. Ведь любой бы на его месте кукухой поехал.

Как?

Пролить луч света на этот вопрос мог лишь один человек.

Я, преодолев противное послевкусие от общения с незваной гостьей, отправилась проверить, как там Костя, ну, и за ответами заодно.

Он не спал. Лежал на боку, прижимая к шее пластиковую бутылку с холодной водой, и смотрел в стену.

– Наташ, ты прости за маму, – сказал он.

– Я от неё ничего другого и не жду. Мне только одно непонятно: как у такой матери вырос ты? Терпеливый, благородный, без собственнических закидонов.

Костя как-то горько усмехнулся.

– Никакой я не такой. Когда мы узнали, что Юля не сможет иметь детей, я заявил ей, что неродной ребёнок мне не нужен. Она по вечерам плакала, закрывшись в ванной, постоянно возвращалась к разговору о приёмных детях, даже предлагала развестись… А не хотел её отпускать, она единственная приносила свет в мою жизнь. Но чужого ребёнка я не готов был принять. Если честно, одно время мне вообще детей не хотелось. Я мечтал покорить мир.

– А после смерти Юли тебя переклинило, и ты решил, что это был такой жестокий урок жизни? – спросила я.

– Именно. Я до сих пор чувствую себя виноватым. Я должен был либо согласиться усыновить ребёнка, либо отпустить её. Если бы я тогда пошёл с ней на свадьбу её друзей, она не села бы в то злосчастное такси. Мы с ней поругались накануне, а помириться так и не успели.

– Надо же… Я как-то по-другому представляла себе вашу жизнь.

– С расстояния стольких лет я понимаю, что я был счастлив с ней, а она со мной – нет. Благодаря Юлиной поддержке я рос и развивался, а сам не помог осуществить ни одну её мечту. Она любила меня, а я был недостоин.

– Ну ты и козёл, – не стала миндальничать я. – Зато теперь у меня в голове всё встало на свои места. Получается, Юля принесла себя в жертву, чтобы сделать из тебя нормального человека.

– Получается, что так, – печально ответил он.

– Вот и не будь больше козлом, – пальцем пригрозила ему я.

– Постараюсь, – улыбнулся Костя, затем, после короткого молчания, добавил: – Спасибо.

– За что?

– За то, что выслушала. Мне, правда, стало легче. И ещё раз прости за маму.

***

Болезнь, как ни странно, помогла Косте отдохнуть. Мы каждый день подолгу разговаривали, делились важными событиями из прошлого и, как мне показалось, сильно сблизились.

Костя проболел все каникулы, а я из солидарности сидела вместе с ним дома.

До меня вдруг дошло, что я тоже смертельно устала. Все эти треволнения, дни, расписанные чуть ли не по минутам, неопределённость будущего измотали меня.

Так что на каникулах я устроила себе отдых. Ибо филейка моя, самая мудрая мышца в организме, предвещает сумасшедший спринт перед моим совершеннолетием. Будет жарко, как на сковородке.

***

Сразу после каникул началось оно самое. Откуда не ждали, называется.

Я пришла со школы и, проходя мимо гостиной в кухню, заметила неладное: из розетки вылетали искры. Стена, на которой была розетка, отсырела. Вся.

На противоположной стене в другой розетке начало что-то угрожающе щёлкать.

Нас затопили!

А меня захватила паника. Я встала посреди комнаты и не знала, что делать: бежать прочь, звонить пожарникам или Косте? А может, всё вместе?

Дрожащими пальцами я набрала номер пожарной, объяснила, как могла, что случилось. Даже всплакнула. А вдруг квартира взорвется, и я не дождусь помощи? А Костя подумает, что это я, как всегда, всё напортила. Так что на тот свет мне и дорога.

Вон, и вторая розетка заискрила. Искры такие яркие, жирные. Того и гляди квартира загорится.

Я мигом забыла, что сегодня у меня тренировка на скалодроме. Какое там! Может, судьба-злодейка закинет меня обратно в детдом. Или того хуже…

Пожарные приехали быстро. Розетки тушить не стали, просто вырубили электричество в гостиной и сходили к соседям на верхний этаж. Тех дома не оказалось. Или они попросту не открыли.

Вода всё сочилась по стенам, растекаясь по полу. Кошмар!

Костя не ответил. Я набрала его номер трижды, но услышала лишь: «абонент не отвечает».

Что за день, а!

Мне пришлось бросить вещи и бегать по дому с тряпкой, подтирая лужи на полу. Но вода прибывала слишком быстро, и за три часа беспрерывной борьбы с потопом я пережила все стадии от отрицания до полнейшей апатии.

Так я и просидела до вечера в потёмках, а к самому Костиному приходу всплакнула. Мне всё казалось, что это я во всём виновата.

– А почему у нас света нет? – спросил Костя, вернувшись с работы. Под ногами у него захлюпала вода. – Наташа, что тут происходит?

– Прости… У меня не получается успевать вытирать… – проблеяла я.

– Наташа, это же паркет дорогущий! – громче воскликнул он. – Откуда вода? – и он, не снимая обуви, побежал в ванную проверять краны с трубами.

– Это соседи топят. А их дома нет… – наконец, смогла нормально объяснить я. – Розетки искрили. Я испугалась, вызвала пожарных. Они свет и отключили.

– Так что же ты мне не позвонила?

– Как это не позвонила? – мой голос снова задрожал. – Ты бы хоть телефон иногда проверял!

Он достал мобильник и увидел пропущенные.

– Ой, прости. Я забыл снять его с беззвучного режима.

Я всхлипнула.

– Наташ, прости, это я дурак. Не плачь. Сейчас разберёмся.

Костя вызвал спасателей, те вскрыли дверь соседа сверху и обнаружили, что тот порезал вены в ванной, да так и помер, забыв закрыть воду.

А вода тем временем затопила пол, залила шкафы и кровати. Первая полоска обоев с печальным «плюм!» свалилась на пол. Остальные обои готовились последовать её примеру. Прощай, уют.

Оставаться в затопленной квартире было бессмысленно.

– Наташа, собирай вещи, – объявил Костя.

– Куда это?

– Переночуем у моей мамы, а там посмотрим.

– Не-е-ет! – взревела я. И так натерпелась ужаса сегодня, а теперь прямиком в пасть Светлане Изверговне. Может, мне с соседа взять пример и свалить из этого жестокого мира?

– Придётся, – не проникся моими страданиями Костя. – Я не хочу морочиться с гостиницей.

– И как надолго?

– Посмотрим, – ответил он. – Мне опять придётся взять отпуск, чтобы оценить последствия потопа и найти другое жильё. Сегодня просто соберём вещи и поедем к маме.

***

Светлана Георгиевна была, мягко говоря, обескуражена, но приняла нас без претензий.

Спать с ней в комнате я наотрез отказалась, да и Костин диван был достаточно широк для нас двоих. Удобно. Всё-таки есть плюсы в нашем временном переезде.

Утром Костя отвёз меня в школу, потому что идти пешком мне было далековато, а автобусы неизвестно как ездят.

После уроков меня тоже забрал мой попечитель, и мы отправились в мокрую квартиру за оставшимися вещами и чтобы ещё раз, при свете, посмотреть, каков масштаб бедствия.

Я присвистнула.

Обои отвалились, пол стал волнистым, как в той сюрреалистичной больнице в Карелии, у шкафов кое-где вздулись ножки. Диван впитал в себя тонну воды, как губка, и стоял, попахивая преющей тканью.

Если я не совсем понятно описала, то скажу проще: дело дрянь. Для полной картины не хватает только квакающих лягушек.

– Наташа, через два квартала есть строительный магазин. Купи, пожалуйста двадцать погонных метров пленки, – попросил Костя. – Шкафы нам вывозить некуда. Мы их и остальную выжившую мебель замотаем, чтобы не запачкались во время ремонта.

Я ушла в магазин, а сама думала: что же это за слово: «погонных»? Я знаю, что такое «погоны», но как они связаны с плёнкой для мебели? Есть ещё слово «поганый», то есть плохой, негодный, мусорный. Тут ещё можно провести смысловую связь: поганая плёнка защищает мебель от пыли, краски и побелки. Потому она и поганая, что к ней липнет всякая грязь.

– Мне двадцать поганых метров плёнки, – уверенно обратилась я к продавцу в магазине.

– Мы поганой плёнкой не торгуем. В нашем магазине вообще не ничего поганого, – как на дурочку посмотрел на меня продавец.

– Как нет? – удивилась я. – Мне сказали, что у вас должна быть!

– Это всё клевета! – заявили мне.

Я так и вышла ни с чем. Но, прежде чем возвращаться с пустыми руками, набрала Костю.

– У них нет поганой плёнки, – пожаловалась ему. – Что делать?

– Да не поганой плёнки, – хохотнул он. – А погонных метров!

В итоге невежливый и недогадливый продавец всё-таки отрезал мне двадцать метров беспонтовой плёнки, и я, поумневшая ровно на одно слово, пошла домой – исправлять то, что накуралесил мёртвый сосед сверху.