Наверное, если бы я проснулась дома у Кости, то сразу бы там и осталась жить. Но, так как мы имеем дело с экземпляром благородным и не пристающим к несовершеннолетним девочкам, то и спать меня уложили на мою привычную кровать.
Костя привёз меня обратно в детдом, умудрился вытащить из машины, отнести в комнату и уложить в постель так, что я не проснулась.
О том, как бережно меня укладывали, мне воодушевлённо и, несомненно, приукрашенно, поведала Таня.
По её словам, Костя хоть сегодня готов вести меня под венец. Ага. У кого что болит…
А мне… Мне было тоскливо, что мою Аришку забрали, да ещё, как оказалось, увезли в другой город. Она меня и не вспомнит, когда вырастет, а я буду помнить о ней всю жизнь.
***
До самого отъезда в горы я каждый день таскалась в дом малютки, чтобы хоть кем-то заполнить пустоту после расставания с моей малышкой. И ведь помогло. Не сразу, конечно.
Я начала понимать, что мать из меня получилась бы хуже, чем из опытной замужней женщины. Я-то одна и ещё совсем мелкая. Что бы я смогла дать Аришке? У меня ни работы, ни денег… только девять классов образования. А ребёнку нужна семья прямо сейчас.
Ну а я сгожусь для чего-нибудь ещё. Например, по горам ползать, как козочка.
***
За время, пока я готовилась к отъезду, мы с Костей больше не виделись и не разговаривали.
Конечно, Таня без конца зудела над ухом, чтобы я ему позвонила, но о чём мне с ним болтать? О том, что он мне сегодня приснился? Или ни с того ни с сего начать расспрашивать его о работе и личной жизни? Нет уж. Я не настолько дурочка. Не стану отвлекать занятого человека своими глупостями.
Перед дорогой я отправила Косте одно короткое смс: «Привет. Сегодня мы едем на две недели в Карелию». И в ответ получила только: «Хорошо тебе отдохнуть». Вот и всё общение.
Если бы я отважилась признаться Косте в симпатии, он бы мигом отказался от затеи взять меня под опеку. Чует моя филейка, что эту секретную информацию выдавать нельзя. Да и мне надо влюбиться в кого-нибудь попроще, чтобы не травить душу.
Пригляжусь-ка я к парням со скалодрома.
***
Долгожданный день наступил. Наш скалолазный автобус под барабанную дробь ливня отправился в Карелию.
Как меня отпустили без сопровождения опекающего – загадка. Наверное, никто из воспиталок не захотел переться в мухосрань кормить комаров на природе, да ещё и без удобств.
Вон, наши детдомовские едут в июле в лагерь на Чёрном море. Там и пляж, и шезлонги, и трёхразовое питание. Туда все хотят. Ну а я… А мне больше нравится ползать по скалам. Правда, моря я ни разу в жизни не видела.
И всё равно, я считаю, мне повезло: природа, свобода, никаких жиртрестов-Эверестов и надзирателей… Саша сказала, что в какой-то из дней приедут проверить, всё ли со мной в порядке, но когда – неизвестно.
Всего нас набралось шестнадцать человек, если считать водителя. А ещё Сашина собачонка Боня, похожая на вечно трясущуюся крыску-мутанта. И Боня эта зыркала на нашу честную компанию горящим пучеглазым ненавидящим взглядом.
– Она так-то добрая, просто боится незнакомых людей, – прижимая Боню к себе, сказала Саша.
Я как раз сидела прямо за Сашей и Игорем, её парнем, а Боня злобно подглядывала за мной в щёлку между сидениями. И вроде бы мне хотелось подружиться с ней, но она явно мечтала вырасти в тысячу раз и разорвать меня, а заодно и остальных скалолазов, на клочки. Так что нам всем крупно повезло, что эта зверюга мелкая.
Ехать нам предстояло четырнадцать часов. То есть прибыть на базу мы должны были рано утром.
Вечером, чтобы хоть как-то скоротать время, мы сели играть в карты. Облюбовали пол в автобусном проходе и включили палаточный ночной фонарик. За игрой в подкидного дурака время потекло веселее.
На кочке меня тряхнуло, и мои карты рассыпались. Только я наклонилась, чтобы их собрать, как острые крысиные клыки вцепились в мой нос.
– Адай! – завизжала я.
– Р-р-р! – воинственно зарычала Боня, намертво зажав в мизерной пасти кончик моего носа.
Я не заказывала себе прокалывание носа в четырёх местах! Больно-то как, батюшки, аж слёзы брызнули. Вот правду говорят: мал клоп…
Саша кое-как оторвала свою истеричную Боню от меня, но к тому времени я уже была, как Дед Мороз красный нос. В прямом смысле.
Одно хорошо: Боню заперли в переноске. Наказали.
К ночи Золушкина карета превратилась в тыкву, а мой нос – в картошку.
Да уж, славное выдалось начало горных приключений. А в том, что это будут именно приключения, я не сомневалась.
Так уж истерически сложилось, что, помимо меня, в нашей компании было ещё три клоуна. Дима, который работал по выходным детским аниматором в пиццерии. Толик, просто клоун по призванию. И Ярик по прозвищу Щекотило, который защекочет кого угодно до обморока.
А вот роль грустного и гнусавого клоуна досталась… угадайте кому? Мне бы ещё рукава длинные и комбинезончик белый с тремя большими пуговицами спереди. Вот тогда был бы завершённый образ. Тёмные круги под глазами – есть, раздувшийся и заклеенный пластырем нос – тоже есть, глазки заплаканные – аж два!
***
От мысли, что мне вот прям сейчас, на рассвете, предстоит впервые в жизни устанавливать палатку, я… ещё полнее вжилась в роль Пьеро. И переживала я не зря: в комплекте, который мне выдали, не было колышек, а одна из двух палаточных дуг как-то нездорово согнулась уголком.
«Ну, не унесёт же меня ветром вместе с палаткой. Тут и колышки никакие не нужны, вон какая бандура», – легкомысленно подумала я и разложила все свои вещи по углам жилища, чтобы уж наверняка пришпилить палатку к земле.
Мы разбили лагерь на берегу озера, в лесу. Это было уже облюбованное туристами место для кемпинга. Здесь даже деревянный туалет имелся и навес для полевой (а точнее, лесной) бани.
Красота! Если бы не комары, то я назвала бы это живописное место раем.
***
До десяти часов утра наш лагерь затих. Все спали. Соседей по палатке у меня не было, так что я по-хозяйски легла по диагонали и, наконец, уснула. В автобусе сидя не особо расслабишься.
А к полудню, после завтрака, мы при полном снаряжении отправились покорять скалы.
В Карелии ночью тоже шёл дождь. И хотя солнышко уже вовсю светило, а ветер задувал, камни всё ещё были холодные и скользкие. Без страховки ползти наверх – чистой воды самоубийство.
Благо, наш бравый отряд быстро освоился, наметил пути подъёма и закрепил страховки.
Я как самая лёгкая и шустрая начала восхождение первой. Сложно, блин. У себя-то на скалодроме я каждый уступ знаю, а тут всё новое, неудобное. Но ничего. Я ведь умышленно взяла сложную трассу, а где наша не проползала!
Хоп-хоп – и я наверху. Царь горы, не иначе. А красота-то какая! Лепота! Стою, любуюсь живописным пейзажем.
Внизу, за тонкой полоской леса, разлилось озеро, а по озеру сиротливо плавает один-единственный красно-синий парусник. Эк его перекорёжило-то от ветра! Парусники обычно высокие, и острый конец паруса смотрит вверх. А тут… недоразумение какое-то. Видимо, новичок по глупости выперся на середину озера и всё никак не может справиться с управлением. И туда, и сюда его швыряет по воде.
Надо бы позвонить спасателям. Вдруг человек не может сам добраться до берега и тонет?
Я потянулась в карман за телефоном, но вдруг вспомнила, что оставила его в палатке вместе с остальными вещами. А бежать – долго. Придётся ждать, когда на скалу взберётся… Кто там после меня?
– О, Толя! – радостно воскликнула я, когда парень, кряхтя, вывалился на плато вершины. – Спасай! В озере человек тонет. Срочно нужен телефон!
– Где тонет? – уставился на озёрную гладь Толик.
– Там! – показала я пальцем на парус, который уныло болтался на волнах.
– У меня для тебя плохие новости, Наташа, – прискорбным голосом сообщил мой товарищ.
– Что, он уже утонул, да? – расстроилась я.
– Нет. Это там твоя палатка плавает.
– Что-о-о? – вырвался из моей груди крик ужаса.
Перед глазами замелькали образы вещичек, которые прямо сейчас тонули посреди озера: мобильный телефон, рюкзак с библиотечной книжкой и блокнотом, бутерброды с колбасой, конфеты, куртка, трусы, туалетная бумага… Ох… Прощайте, мои дорогие.
И гнало мою палатку всё дальше и дальше от нашего лагеря. Знала бы – привязала бы палатку к сосне! Но хорошая мысля приходит опосля.
Третьим на скалу поднялся Ярик. Узнав, в чём дело, он заржал и покатился по земле. Ну никакой эмпатии у человека нет.
Остальных мы дожидаться не стали – побежали по пологому склону вниз, к лагерю. По дороге Толик позвонил в спасательную службу и обрисовал ситуацию.
Я неслась к месту происшествия с тлеющей надеждой, что это всё-таки не моя палатка бороздит водные просторы.
Увы. Моя…
На песке, где берег спускается к воде, остались следы перемещения палатки. Такое ощущение, что её, бедную, силой тащили купаться, а она упиралась изо всех сил. Оно и понятно – вода-то холодная. Хоть июнь, тепло, но купаться в такой воде – себе дороже. Остаётся надеяться на спасателей.
***
Вечером, когда наша компания скучковалась у костра над котелком с ароматной похлёбкой, спасательный катер прибуксовал к нашему берегу мою многострадальную палатку. Кривенькую, жалкую, потопленную, нацеплявшую на себя водорослей.
Внутрь можно было и не заглядывать. Ну, или заглянуть, если уж очень хочется поплакать. Ибо палатку вытаскивали на берег двое парней, и им было тяжело.
Водонепроницаемая плащ-палатка сдалась перед напором водной стихии – промокла до ниточки.
Телефон, подаренный мне Костей, испортился. Ребята пытались его просушить, разобрали и сунули в пакетик с рисом, но всё бесполезно. Беда. Как я Косте теперь в глаза-то посмотрю? Стыдобища…
Томик «Мёртвых душ» Гоголя, заданный на лето, я сожгла на костре. Спасать там было уже нечего. Он так отсырел, что даже буквы на страницах расползлись. Потом приду в библиотеку и повинюсь, что книга сначала утонула, а потом была предана огню. Авось, покойный Николай Васильевич не обидится. Он – человек понимающий, сам сжёг второй том своего бессмертного произведения.
Спальный мешок, словно губка, пропитался водой. Толик с Димой его отжали, как могли, но даже после этого он был слишком мокрый, чтобы им пользоваться.
Туалетная бумага, супербелая, мягкая, с узорчатым тиснением, превратилась в чавкающую кашицу, которая расползлась по всему рюкзаку и осела на моём нижнем белье.
«Ой ё…» – схватилась я за голову.
Хорошо, что уже сумерки, и никто, кроме меня, не видит этого ужаса. А, нет, вон, Ярик ржёт за ближайшей сосной. Но этот дурачина не в счёт. Ему палец покажи – мигом развеселится.
Я вытащила все вещи из палатки, чтобы просушить то и другое. Но если палатка за ночь сама высохнет на ветру, то как сушить, к примеру, трусы? Тут ответ, конечно, один – на костре. Но ведь все увидят…
«Есть у меня одни труселя, которые похожи на шорты, – вспомнила я. – Вот их-то и посушу, чтобы не так стыдно было».
Я нанизала предмет белья на рогатую палку и повесила над костром. Держала сама, чтобы, не дай бог, не подпалить. Бог дал – бог взял. Я так хотела скорее высушить трусы, что они, уже практически сухие, вспыхнули огненным флагом на моём флагштоке. Вшух!
– О-о-о! – протянули все ребята хором.
Кто-то захлопал в ладоши.
Я всхлипнула, глядя на свою догорающую надежду. Хотела было высморкаться в мокрый, достатый из рюкзака платок, но, как только дотронулась до носа, взвыла от боли:
– У-у-у…
– Да, Наташа, сегодня не твой день… – подошла ко мне Саша и приобняла за плечи. – Переночуешь сегодня с нами в палатке. Давай помогу развесить вещи. У меня есть прищепки, чтобы одежду ветром не унесло.
Верёвка уже была натянута между деревьями, так что мы вдвоём с Сашей управились быстро.
***
Мне уступили место у костра, сунули в руки пиалу с похлёбкой и заставили съесть. Вкусно, горячо, что даже душу мою исстрадавшуюся согревает. И друзья помогли. Утешают вот, только каждый на свой лад.
Ярик взял гитару, начал наигрывать знакомый мотив и запел:
– Разбежавшись, прыгнешь со скалы! Вот ты здесь, и вот тебя не стало. И когда палатку не привяжешь ты, тогда поймёшь, чего ты потеряла! – сымпровизировал он, переделав песню «Короля и шута».
Все подхватили мотив. Одна я сиротливо сидела, кутаясь в Толькину толстовку и слушая, как про меня распевают исковерканные песенки.
Где-то в глубине души я была счастлива, что я – часть весёлой компании и, когда вернусь, мне будет о чём вспомнить.
Но обидно, что мобильный телефон испортился. Дорогая вещь, на которую я не заработала. Наверняка Костя разочаруется во мне и поймёт, что я недостойна его заботы. И правильно сделает. Наверное, со мной что-то не так. Вечно я влипаю в истории.
***
Парни сгоняли на автобусе до ближайшего магазина и купили пивка. Им можно, они все совершеннолетние. Детдомовская тут только я. Есть ещё Карина, ей шестнадцать, но она из семьи.
Атмосфера костра и пиво подействовали на компанию веселяще. Кто-то начал дикие пляски с хаотичным размахиванием руками и ногами, в ком-то проснулось желание целоваться, а кто-то (например, я) просто захотел спать.
Слишком уж много испытаний выпало сегодня на мою долю. Пора уже заканчивать этот день. Авось, завтра будет лучше. До Сашиной палатки – рукой подать. Стоит, жёлто-зелёная, манит скорее забраться под купол, подальше от комаров.
– Саш, я пойду спать, ладно? – спросила я своего тренера.
– Иди. Там внизу слева лежит плед – укройся им. Только запасной подушки у нас нет… – ответила она.
– Ничего, я руку под голову положу.
Мне-то не привыкать спать без подушки. И не в таких условиях ночевала.
Залезаю я в палатку, а там… Боня.
От моего визга птиц сдуло с веток, а рыбы в озере зарылись в ил. Зато наши скалолазы слетелись, как публика на цирковое выступление.
– Ос-спади! – ворчала Саша, продираясь сквозь толпу желающих посмотреть на мои новые увечья. – Надо было с родителями собаку оставить. Одна морока.
Увы, в этот раз Боне мой нос не достался. Да и вообще она от страха забилась в угол палатки, тот самый, слева, где я должна сегодня спать, и написала там. Мелкая, а напрудила целую лужу.
«Точно не мой день…» – вздохнула я и осталась ждать, пока собаку посадят в переноску и вытрут мочу.
Спустя пятнадцать минут я, гусеницей завернувшись в плед, отходила ко сну.
– Дырка на носке… Дырка на носке… На твоё-ом но-ске-е! – завывал Ярик, бряцая на гитаре.
Под эту нехитрую мелодию я и уснула.
***
Утром Толик вышел к завтраку с трусами на голове. Моими трусами!
Ночью они играли в чингачгуков, и им под руку очень удачно подвернулось моё бельё. Толя вчера изрядно заправился пивом и забыл вернуть позаимствованный предмет одежды на место, за что и получил.
Такая злость меня взяла… Как я после него их надену на себя, а? Я вчера и так уже лишилась одних трусов!
В руке у меня как-то сама собой оказалась толстая палка, она-то и пошла в ход. Я лупила Толика по спине, заднице и даже один раз треснула по голове, исключительно с мозговыправительной целью. Моя жертва уже лежала на земле и притворно изображала труп.
– Верни, трусонюх проклятый! – от души ругалась я, орудуя руками, ногами и палкой.
Откуда ни возьмись выплыл Ярик с гитарой.
– Ща спою! – объявил он и принялся трубадурить:
Отвоевав трусы, Натаха
Развеет твоё тело прахом!
– Нет… Ща-ща… Во!
Дыра в башке и глазки в кучу
Трусы любовницы в зубах
Прости покойнику измену
Натах!
– Ха! Да ты поэт! – донеслось сонное из чьей-то палатки.
И вот, пытаюсь я отобрать свои труселя у так называемого покойника. Пластырь на носу с одной стороны отклеился и повис, так сказать, на соплях, открывая миру мой бордовый опухший шнопель. Ярик надрывается-поёт что-то о том, что я «красавицей слыла, да укушена была».
Я бы соврала, если бы сказала, что ничто не предвещало подлянку. Не-ет! Подлянку предвещало всё, и даже как-то резко образовавшаяся тишина вокруг.
– Что здесь происходит? – строго произнёс знакомый голос за моей спиной.
Да твою ж матрёшку… Провалиться бы мне на этом месте.