Форточница (СИ)

Глава 29. Серьёзные разговоры

Какое же это счастье – вышагивать по улице под карканье охрипшей вороны и идти туда, где тебя не достанет Светлана Изверговна.

Уж лучше я ворону послушаю, чем трещанье Костиной маман и её соседки Матильды Ивановны.

Как засядут на кухне за чайком да за сушками, так хоть беруши вставляй. Обсудят и каблуки у новой жилички в подъезде, и детей-хулиганов, которые на качелях солнышком крутятся, и продавщицу в магазине, строящую глазки мужикам.

Вишенкой на торте для сплетниц была я. Из кухонных разговоров я узнала, что я – малолетняя пигалица, которая запудрила Костеньке мозги и попиваю его кровушку. Через трубочку, ага. Или у меня по ночам вырастают клыки, как у вампира, чтобы легче было проткнуть пульсирующую жилку. Фу!

И самое любимое у Светланы Изверговны: что я бесстыдно забралась в постель к её сыночке и совращаю его. Ну… тут она, сама того не зная, недалека от правды. Только тс-с!

В общем, надоело мне слушать, как из меня делают кровососущую аферистку, и теперь я всеми силами спасаю свои нежные уши от потенциальной свекрови и её не менее языкастой соседки Матильды Ивановны.

Зато теперь я знаю, как выглядит тётя Мотя. И, скажу вам, даже карканье ворон можно полюбить, если знать, с чем сравнивать.

Оно даже и к лучшему, что Костина мама живёт далеко от школы. Я могу перекантоваться где-нибудь перед тренировкой по скалолазанию. В детдоме, например, или у Елены Николаевны, которая всегда так радуется мне, будто мы не виделись год.

Гулька, после всех наших конфликтов и противостояний, прониклась ко мне уважением. Даже не так: преисполнилась почтением. Когда я приходила к ним в гости, она, как ревизору, докладывала мне, чем порадовала маму Лену, чем помогала ей.

Выстраданное устройство Гули в семью сказалось на девочке благотворно: она решила всеми силами заслужить любовь новых родителей, старалась в учёбе и по дому. Любо-дорого посмотреть.

Однажды Гуля расстроилась до слёз, что не может решить пример по математике и из-за этого рискует получить низкую оценку. Мы с ней просидели над примером два часа, но всё же решили его. После этого я превратилась для девочки в земного ангела, который принёс ей счастье. Кто бы мог подумать, что из соперницы я превращусь в ангела?

Елена Николаевна порхала. Грустить ей больше было некогда, а выросшие за спиной крылья любви просились в полёт.

Даже не знаю, за кого я рада больше: за Гульку с Арсланчиком или за Елену Николаевну с её супругом.

Юлина мама начала обращаться ко мне «моя девочка». Она уже не раз говорила, что без раздумий забрала бы меня к себе, но у меня уже есть попечитель, да скоро я вступлю в самостоятельную взрослую жизнь. Так что наши тёплые отношения развивались без документального подтверждения. Да и нужно ли оно?

***

Мои цветы перекочевали из затопленной квартиры к Елене Николаевне. Временно. Ибо у Светланы Изверговны и своей зелени навалом. Мои три воина затерялись бы в армии её надменных капризных орхидей.

Ухаживать за моими зелёными друзьями взялась Гуля. И довольно успешно, надо сказать. Всё-таки молодец она. Хорошая девочка, и даже нос не портит её хорошести.

***

За две недели Костиного отпуска мы в бешеном темпе успели закупить материалы для ремонта и поездить по потенциальным вариантам нашего временного и моего будущего жилья.

Костя решил убить двух зайцев одним выстрелом: купить для меня маленькую квартирку взамен родительской (старую продадим потом) и временно поселиться в ней, пока его жильё ремонтируют.

Ибо долго обитать в доме Светланы Изверговны – это самоубийство. Надо как можно скорее тикать оттуда.

Выбор пал на маленькую квартирку-студию в новом панельном доме, в том же районе, что и Костин дом. Почему именно студию, где единственная комната совмещена с кухней? Да потому что это самый близкий и низкий по цене вариант.

Моя халупа и вовсе стоит в полтора раза меньше, чем маленькая студия. Костя это отрицает, но я ползала на сайт с объявлениями и видела, почём нынче квартиры на рынке.

А съехать скорее от Костиной мамы хотелось. Вот я и не протестовала против покупки студии. Расплачусь с ним как-нибудь потом.

В тесноте есть и свои плюсы: места хватит только на один диван, а значит, кое-кто никуда от меня не денется. И что там у нас по времени? Меньше двух месяцев до совершеннолетия! Низкий старт!

***

Квартиру моих родителей мы тоже пытались продать. Оттуда уже вынесли зловонный матрас, на котором умерла моя мама, и залежи бутылок и прочего мусора. Из мебели остался только шкаф-развалюха, такое же трюмо, кухонный гарнитур, стол, старинный холодильник да два колченогих стула с табуреткой. Всё. Негусто. При желании и их можно вынести на помойку.

В феврале, когда мы с Костей уже перебрались в студию, мою халупу приезжали смотреть потенциальные покупатели, готовые купить недвижимость в любом состоянии. А так как продажу перепоручили риэлтору, то смотрины проходили без нашего участия.

Сделка сорвалась. Со слов риэлтора, на лестнице возле двери моей квартиры умерли от передоза два мужика. Потенциальные покупатели даже не попали в квартиру, и вместо смотрин пришлось вызывать милицию.

Вот люди! Нашли время и место, чтоб умереть! Ну что за непруха такая?

***

Я уже почти взрослая девочка. В школе веду себя тихо, прилично. Даже хор «Пение» с Нового года переименовали в «Голоса юности», и вандалы ещё не придумали, как исковеркать это название.

И что вы думаете?

Косте снова позвонили и нажаловались на меня.

На сей раз я до глубины души оскорбила учительницу русского языка и литературы. Видите ли, в сочинении про набожного литературного героя я написала слово «воцирковлённый», где букву «е» заменила на «и» и ещё добавила в скобочках проверочное слово «цирк».

Мне такой каламбур показался отличной идеей, ведь литература – это симбиоз ума и фантазии, и полёт мысли может быть как драматичным, так и комичным.

Взять, к примеру, мою жизнь. Боженька надо мной явно потешается. То выставит меня без вины виноватой, то поманит меня лакомым кусочком, а потом уведёт его прямо из-под носа. А я ношусь туда-сюда, как мартышка в цирковом круге, и не догоняю, куда ведёт меня господь своими неисповедимыми путями.

Ну не цирк ли? Цирк! И ещё какой.

А учительница оскорбилась, будто это её отца облили помоями.

И вот за оскорбление чувств воцерковлённых меня и отчитали. Мол, испорченная девка, в которой нет ничего святого.

На этот раз Костя не стал меня ругать. Сказал моей класснухе, что не понимает, что может быть оскорбительного в такой ерунде.

Так-то!

***

В начале марта Костину квартиру отремонтировали. Остались заключительные штрихи: всё отмыть, купить мягкую мебель и расставить её.

Костя сказал, что сам выберет диваны-кровати, и к моему дню рождения будет мне новая уютная комната.

Вечерами после работы он ездил доводить обновлённое жильё до ума и возвращался поздно, а за три дня моего совершеннолетия и вовсе сослал меня с ночёвкой к своей маме, объяснив, что у них от работы праздничный восьмимартовский корпоратив с выездом на турбазу.

Моя филейка тревожно сжалась при мысли о корпоративе на восьмое марта. Одинокие бабы только и ждут, чтобы охмурить какого-нибудь мужика побогаче да покрасивше. Ох, не к добру…

***

Светлана Изверговна, наслушавшись премудростей тёти Моти, вызвала меня на откровенный разговор.

– Наташа. Ты ведь хорошо относишься к Косте и желаешь ему счастья? – зашла она издалека.

Я подавила порыв закатить глаза. Мне-то с первых слов стало ясно, к чему она клонит.

– Конечно, желаю счастья, – как можно более наивным голоском ответила я.

– Ты уже почти взрослая и сама в состоянии о себе позаботиться. Если ты действительно желаешь ему счастья, после дня рождения съедь от него. Ему пора устраивать личное счастье, жениться, заводить детей. А из-за тебя у него нет личной жизни. Сама же видишь, как он страдает. Поэтому по-человечески прошу: Христа ради, оставь его в покое! – последняя фраза прозвучала как угроза.

– А Костю вы не забыли спросить, нужны ли ему дети? – осведомилась я.

Надо было промолчать…

– Я тебя, пигалицу, в дом пустила, а ты, неблагодарная, ещё указываешь, как мне с собственным сыном общаться?! Я лучше знаю, что ему надо! И не суй сюда свой нос! Ты здесь вообще никто! – понесло Светлану Изверговну.

А я что? Собрала свои немногочисленные вещички – и тю-тю. Верно ведь: чужая я в этом доме. Меня дважды просить не надо.

Был уже вечер, темно. Автобус привёз меня в наш район. И что-то дёрнуло меня заглянуть, как там наша отремонтированная квартира? Я же не видела толком, как её отделали. Интересно, нет сил терпеть до дня рождения. Тут близко, два шага. Да и Костя не узнает, его всё равно нет.

Ну разве не прелесть? Я плюхнулась звездой в свою новую мягкую кроватку и поняла, что не хочу уходить. Офигенски. Всё нравится.

Разве это всё мог устроить человек, который мечтает поскорее избавиться от меня? Нет. Так что накося выкуси, Светлана Изверговна!

Я скрутила из пальцев фиги и потыкала ими в воображаемую физиономию Костиной маман.

Ночевать в студию я так и не ушла. Тем более что в холодильнике внезапно обнаружились колбаса и сыр.

Будем считать, что я досрочно переехала жить сюда. Больно уж хорошо.

***

В полночь, как в сказке, в двери заворочался ключ.

О-оу…

Судя по шуму и голосам, Костя вернулся с корпоратива пьяный и в компании какой-то легкодоступной особы.

В душе у меня забурлило праведное возмущение. А по правде, сердце рвалось на части. Я для него всего лишь ребёнок…

Но я была бы не я, если бы стерпела соперницу.

– Что это за шушеру ты привёл? – с кричаще хмурым видом выплыла в прихожую я.

– Кость, это кто? – спросила шушера.

– Наташа… Ты что тут делаешь? – неприятно удивился он и скорчил физиономию, будто угодил ботинком, извините, в дрисню. – Это девочка, сирота, я её попечитель, – пояснил он своей спутнице, затем обратился ко мне: – Наташа, иди спать.

От обоих противно и до боли знакомо воняло вином, или что они там пили.

Моя мама, когда напивалась, слетала с катушек, лупила меня и кричала, чтобы я убиралась прочь. И вот теперь Костя кривит лицо при виде меня. Я для него обуза. Оборванка, которую он когда-то пожалел и которая теперь мешает ему устраивать личную жизнь.

Права была Светлана Изверговна.

– Какая невоспитанная, – очень пьяным голосом высказалась блондинистая шушера. – Розги по тебе плачут.

Ух, сколопендра! Сходство так и бросается в глаза. Недавно делала по этим тварюшкам сообщение в школе.

Раньше мне приходилось бороться с мальчишками, которые пытались отобрать мой школьный портфель, и с Маркеловым, козлом пластмассовым. Видит боженька, я не злая и не лезу в драку без причины. Но тут… Тут во мне пробудился демон.

Я кошкой вцепилась в длинные волосы сколопендры, ногами пиная её по каблукастым ботильонам. Она завизжала, беспомощно пытаясь отодрать мои руки от своих волос.

– А ну проваливай отсюда, гадина! – кричала я, отрываемая от блондинки Костей. – Дальше этой прихожей ты не пройдешь! Выметайся отсюда вон, швабра!

– Ай, Костя, убери от меня эту психичку! – вопила баба.

– Наташа! – строго и более трезво скомандовал он. – А ну отцепись от неё! Брось, кому говорю!

«Ага, брось каку», – подумалось мне, и я расцепила смертельную хватку.

На пол свалилась белёсая длинная накладная прядь. Так ей, курице драной!

Костя утащил меня в мою комнату, бросил на кровать и сам не удержал равновесие и свалился лицом мне в грудь.

Я разглядела на его шее несколько багровых пятен от засосов. Какая же это пошлая гадость…

Он чертыхнулся и, пошатываясь ушёл вызывать для своей неудавшейся любовницы такси.

Моими стараниями пьяное рандеву обломалось.

***

Больше Костя так и не зашёл в мою комнату. Я слышала, как он брякает стаканом на кухне, потом долго плещется в ванне, потом звуки рвоты в туалете.

В этот раз я отбила его у размалёванной бабы. Но Костя молод и привлекателен, ему нужна женщина, а на меня он не смотрит. Все мои намёки, попытки вывести разговор на тему отношений игнорируются.

Если я признаюсь ему в любви, он либо сведёт всё на шутку, либо сыграет роль строгого опекуна, который относится ко мне как к младшей сестричке, а то и вовсе к дочери.

А я… не хочу так жить. Не хочу ждать его, пока он устраивает личную жизнь за пределами дома. Не хочу видеть на его шее чужие засосы. Не хочу снова чувствовать себя брошенной и никому не нужной. Это больно, чёрт возьми! Мне больно!

Рано утром, когда Костя перестал блевать и ушёл к себе в комнату, я написала ему короткую записку: «Я не вернусь. Можешь водить кого хочешь».

Всё.

И к лучшему, что родительская халупа ещё не продана.

Я заказала такси и перевезла две туго набитые сумки с вещами из студии в старую квартиру. Ничего, перекантуюсь как-нибудь. Выживу. Не впервой.

План у меня есть: брошу скалолазание, устроюсь куда-нибудь работать на полставки и буду скромненько жить в своей квартире. Перебьюсь как-нибудь и без конфет.

Завтра мне исполнится восемнадцать, так что нет у меня больше опекуна. Вот бы ещё забыть, что на этой планете живёт некий Константин Николаевич Зорин…

***

Всё утро я ломала шкаф. Опрокинула, прыгала и пинала его, пока он окончательно не развалился на досочки, которые тут же отправились на помойку. А за ними – стулья, давным-давно не работающий холодильник и прочий мелкий хлам.

Пусть лучше в квартире будет пусто, чем смотреть на вещи, напоминающие о боли.

Я ведь сильная и шустрая: заработаю себе на жизнь.

***

Днём я забежала на скалодром, объяснила Саше, тренеру, ситуацию, и сказала, что у меня больше нет возможности платить за занятия.

– Наташ, ты у нас лучшая ученица, у тебя талант, и ты уже во многом переплюнула меня, – сказала мне тренер. – Могу тебя устроить на полставки тренировать новичков. С детьми работать тебя, конечно, не допустят. Тут нужен диплом педагога. Но со взрослыми – пожалуйста. Ну как? Пойдёшь?

Мне показалось, что я увидела за Сашиной спиной светящиеся белоснежные крылья. Крылья ангела. Моего ангела.

Саша с первого дня была добра ко мне, и вот теперь она буквально спасла меня. Моё любимое хобби станет работой!

Я со слезами на глазах согласилась, а моя чуткая тренерша обняла меня и капельку потискала.

– У тебя ведь завтра день рождения? – спросила у меня Саша.

– Угу, вот только настроение какое-то совсем не праздничное, – призналась я.

– Даже спрашивать не буду, что случилось. Всё и так понятно, – вздохнула она. – А ты приходи сюда. Здесь у нас всегда весело. Мы тебя развлечём.

– Ну, не знаю… – стушевалась я.

– Я тебя не спрашиваю. Вот как проснёшься, так и приходи! – командирским тоном заявила Саша. – Это не обсуждается!

Всё-таки я кому-то дорога. И, пожалуй, не всё ещё потеряно в моей жизни.

***

Костя явился ко мне вечером. Догадался, зараза, куда я пойду. Или, может, заметил, что я забрала часть вещей из студии.

– Как это понимать? – с порога, злющий, как чёрт, выдал он.

Но меня грозной физиономией не запугаешь. Вовсе не этого я боюсь.

– Так и понимай. Я освобождаю тебя от роли попечителя, – ответила я, держа его на пороге и не раскрывая дверь шире.

Обычно Костя не лез в моё личное пространство, но сегодня он бесцеремонно оттеснил меня вглубь коридора и вошёл сам.

– Кто дал тебе право сбегать из дома? – уже в квартире продолжил он.

Я отвернулась и промолчала. Снова меня в чём-то обвиняют. Снова я должна была поступить как-то не так и своей непроходимой глупостью доставила проблемы и бла-бла-бла.

– Наташа! – очередной злобный возглас.

– Уйди, а! – выкрикнула я и убежала на кухню, чтобы запить водой подступающий к горлу ком.

Но и в кухне мне не удалось скрыться.

– Наташа, я ведь взрослый мужчина, – уже спокойнее сказал он. – Ты не должна была так вести себя.

Я стояла, отвернувшись к окну и глядя на грязное, бог знает сколько лет не мытое стекло. На посеревшей от пыли, наполовину оторвавшейся паутинке висел засохший паук.

Жилище скорби. Халупа, наполненная моими болезненными воспоминаниями. Квартирёнка, в которой умерли мои папа и мама.

Жить мне здесь не хотелось. Но ещё больнее смотреть, как человек, которого я люблю, устраивает личную жизнь с другими. Костя был добр ко мне, а я, дура такая, влюбилась…

– Куда делись все вещи? – спросил он.

– Выкинула.

– Их же было много?

– К чёрту всё. Не хочу, чтобы что-то напоминало мне о смерти родителей.

– Они умерли здесь?

– Да. В этой квартире. Оба, – ответила я, по-прежнему пялясь в грязное окно.

– Зачем ты сбежала? – снова вопрос.

– Да потому что я влюбилась в тебя, а ты не замечаешь! Водишь домой всяких проституток, а я для тебя всего лишь ребёнок.

Ну вот. Призналась. Наконец-то. Даже как-то легче стало.

– Наташ… – Костя заметно переменился в лице. – Рано тебе ещё думать о любви.

– Вот и уходи, – ответила я. – Придёшь, когда будет не рано.

– Наташ, я к тому, что не надо тебе пока становиться взрослой, – как дурочке, начал объяснять мне он. – Детства как такового у тебя не было. Тебе бы побыть ребёнком сейчас… Зачем спешить?

– Что мне мешает быть ребёнком и взрослой одновременно? – спросила я.

– Мне не хочется, чтобы ты взрослела раньше времени, – образцово по-отечески сказал он.

– Раз я для тебя слишком маленькая, ладно! – пожала я плечами. – Вон, Толик со скалодрома давно уже клинья подбивает, конфеты мне в карманы куртки подсовывает. Для него я точно в самый раз!

– Наташа, не надо… – устало, как-то с горечью попросил он.

– Вот и не будем. Маленькая девочка вырастет и без тебя. Наташа нигде не пропадёт. А ты уходи.

И Костя, похмельный и хмурый, ушёл.