Форточница (СИ)

Глава 25. Опять двадцать пять!

Мало мне было обстриженных ресниц.

После двухчасового выдирания колтунов с помощью масла Костя сдался. Всё-таки дреды мне заплели на совесть. Пока Костя пыхтел, орудуя расчёской, я орала, как голодная чайка на море, и даже пару раз стукнула своего мучителя за причинённую боль. У меня же не парик, в конце концов, а живая, пусть и жиденькая, шевелюра. Больно, блин! Как будто скальп снимает, чесслово.

Ночь я спала с пакетом на голове, так как растительное масло за пять смываний никуда не делось. Хоть каким шампунем ты их намыливай – всё равно жирные.

Утром меня ждала парикмахерская.

– Ко-о-остя-а-а… Я не хочу-у-у стричься… – ныла я.

У меня и так куцые соломенные патлы, а уж если состричь их, то я и вовсе за лысую сойду. А вкупе с остриженными ресницами я буду похожа на жертву онкологии.

– Боюсь, если сделать тебе настоящие дреды, учителя в школе неправильно тебя поймут, – ответил мой мучитель-попечитель. – А ты и без этого у них не на самом хорошем счету.

Ой, ну спасибо, напомнил.

Я захныкала от безысходности и возвела очи небу.

– Ну почему эта параша вечно происходит именно со мной?

– Наташа, не ругайся, – Костя по-отечески пригрозил мне пальцем. – Может, тебе с новой причёской будет лучше?

***

Это несправедливо.

Стоило парикмахерше взглянуть на меня, как она начала насмешливо лыбиться.

– Какую причёску хочет ваша дочка? – спросила у Кости эта похожая на размалёванную куколку особа.

Я закатила глаза и молча вышла на улицу.

«Вот ведь курица!» – негодовал мой девичий разум.

Костя вышел следом.

– Это было некрасиво, Наташа, – сделал он мне замечание.

– Да ладно! – саркастически воскликнула я. – А то, что она меня твоей дочкой назвала, – это нормально, да?

– Ну, вообще-то ты сейчас выглядишь, как чудушко лохматое, и тебе можно дать все двенадцать лет.

– Ой, всё! Вези меня домой, я сама себя постригу, – обиделась я.

– Наташа! – строго сказал мне Костя.

– Что Наташа? – в тон ему ответила я. – А тебе, я смотрю, нравится, когда всякие расфуфыренные фифы строят тебе глазки!

– Это ты ревнуешь, что ли? – усмехнулся он.

– Мне не нравится, что, когда я с тобой, каждая баба считает своим долгом унизить меня! – высказала я претензию.

– Ох, – настала Костина пора закатывать глаза. Но спорить он не стал. Ибо я права. – Хорошо, поехали в другую парикмахерскую, – сдался он.

– Только чтобы парикмахерша была старой и некрасивой, а лучше вообще мужчиной, – поставила я условие.

***

Новая парикмахерша старой и страшной не была. Впрочем, и на мужчину она тоже не походила. Однако самым ценным её достоинством являлось отсутствие интереса к Косте, поэтому я смело села в парикмахерское кресло.

– У-у-у… Как всё запущено, – констатировала она. – Придётся стричь.

Я только вздохнула.

– Я могу сделать тебе косое каре, – предложила парикмахерша. – С правой стороны у тебя совсем всё плохо, а с левой ещё удастся сохранить часть длины. Волосы немного вьются, поэтому стрижка будет смотреться интересно.

– Делайте… – покорно согласилась я.

И меня постригли. Сделали, так сказать, похожей на человека.

Смена имиджа кардинально преобразила мой облик. Кого-то короткая стрижка делает визуально старше, а кого-то превращает в подростка. Угадайте, какой вариант мой?

В целом косое каре смотрелось неплохо. Это, на мой субъективный взгляд, лучшее, во что можно было превратить мои патлы. И будь у меня грудь хотя бы второго размера, образ мой был бы донельзя милый, а тут… «Деточка, а тебе хотя бы двенадцать есть?»

К Косте я вышла чуть не в слезах.

– Да вроде нормально, – оценил он мою причёску. – Чего такая кислая?

– А сам как думаешь? – буркнула я.

– Думаю, что одна маленькая глупенькая девочка сегодня встала не с той ноги.

– Ты-то у нас старенький и умненький выискался! – надулась я. – Ишь, ещё издевается! – и я гордо прошествовала к машине.

– Ребёнок! Из-за твоих выходок меня скоро с работы уволят за прогулы, – попенял мне Костя.

– Между прочим, когда ты меня забирал из детдома, Танька тебя предупреждала, что покой тебе даже сниться не будет, – в своё оправдание заявила я.

– Это точно… – драматично вздохнул он.

Костя у нас мастер картинно вздыхать. Или это у него такая реакция на мои выходки.

***

В четверг, выходя из школы, я встретила Елену Николаевну.

– Ой, здравствуйте! Какими судьбами вы здесь? – удивилась я.

– Наташенька, здравствуй. А я к тебе. Хотела поговорить.

– Давайте тогда ко мне в гости? Только в магазин забежим, купим чего-нибудь к чаю, – предложила я. – По улице на семи ветрах гулять холодно.

– Хорошо, – быстро согласилась женщина. Судя по её покрасневшему носу, она давненько меня ждёт.

– Вы в отпуске, да? – спросила я в лоб.

Ибо странно: работники бюджетных учреждений обычно не разгуливают средь бела дня.

– Знаешь, Наташенька, я уволилась. Мне пятьдесят пять исполнилось летом, так что пора и на пенсию. И так столько лет отдано нелюбимой работе. Если вдруг захочется чем-то голову занять, устроюсь по старому знакомству на полставки. А пока у меня другие дела.

– Поздравляю с пенсией. А о чём поговорить хотели?

– О детях. Я так давно не занималась воспитанием детей, что уже не знаю, справлюсь ли с приёмным родительством.

– Уверена, у вас получится, – поддержала её я. – А если будет трудно, зовите меня – я помогу.

– Как раз твоя-то помощь мне и нужна, – взволнованно вздохнула Елена Николаевна. – Мы с Мишей хотим взять ребёнка из детского дома, где работала наша Юленька. Наверняка ты знаешь многих деток так, как не знают воспитатели. Может быть, посоветуешь кого-нибудь, кто хочет в приёмную семью?

Такого ребёнка я знала. Ну, или не совсем ребёнка. Правда, нежных чувств к этой темпераментной особе не испытывала.

– Давайте, я подумаю, пока мы ходим в магазин, и за чаем обсудим. Идёт?

– Идёт! – кивнула Елена Николаевна.

По дороге мы говорили про комнатные цветы и уход за ними, рецепты пирогов и прочие мелочи. Разговор лился без напряга, сам собой.

Очень нравится мне Юлина мама, надо бы нам почаще видеться. И я, глядишь, уму-разуму наберусь, и про Костю, может быть, что-нибудь полезное узнаю. В завоевании мужчины важна каждая мелочь.

***

Дома, когда я сняла шапку, Елена Николаевна заметила мою новую причёску:

– Ты совсем девочкой кажешься с этой стрижкой, – честно сказала она. – Но тебе идёт.

– Да представляете, во вторник, когда я играла с малышнёй, один юный умелец сплёл мне на голове такой шедевр, что мы с Костей весь вечер не могли расчесать. Вот и пришлось вчера ехать стричься.

– О-хо-хо! Даже такое бывает?

– Бывает. Им ведь всего-то и надо: чтобы их любили, кормили и побольше играли с ними. Играть они обожают больше всего, – поделилась я, – но иногда заигрываются.

За чаем наш разговор о сложном выборе продолжился.

– А вы уже смотрели по базе? Кого предпочтительно хотели бы взять? Мальчика? Девочку? Какого возраста? – уточнила я.

– Нам с Мишей понравился мальчик. Ему четыре года, зовут Арслан. Чёрненький такой. Знаешь, наверное.

– Знаю, как не знать! – посмеялась я. – Это как раз и есть наш юный парикмахер.

– Надо же, – улыбнулась Елена Николаевна. – Но с ним не всё так просто: у него есть старшая сестра, она тоже живёт в этом детском доме. Только не запомнила, как её зовут…

– Гулька, что ли? – догадалась я.

Мне она иногда попадалась в доме малютки, но я думала, что, может, её по делу туда отправляли или в ней тоже, как в нас с Танькой, проснулся волонтёр.

– Да-да, может быть. Имя такое нерусское… – кивнула женщина. – Вот и не знаю. По закону можно забрать только одного ребёнка в семью, но, как по мне, разделять родных брата и сестру – это нехорошо. Эвелина Захаровна сказала, что старшая сестра Арслана мечтает, чтобы её удочерили. А я, наверное, не готова взять большую девочку…

– Понимаю, – поддержала её я. – Правда, я не знала, что Арсланчик – Гулькин братик. А Михаил Васильевич что думает об этом?

– Он тоже в сомнениях. Всё-таки брать сразу двоих – это огромная ответственность. Вот и хочу посоветоваться с тобой. Ты ведь знакома с обоими.

– Ну, Арслан – он любит втихушечку нашкодить. Мальчуган он, конечно, очаровательный, но, как по мне, сильно запущенный. Ему очень не хватает внимания. А Гулька – та ещё попрошайка. Прилипнет, как банный лист к мягкому месту. Очень эмоциональная и ревнивая. В школе учится хорошо. Надеется, что, если она будет умницей, приёмные родители её выберут. Хотя в жизнь в семье она уже почти не верит, потому что усыновляют в основном грудничков и красивых детей. А у Гульки – нос, – поделилась я всем, что знаю про эту маленькую чернявую семейку.

– Ты говоришь, а мне уже страшно, – призналась Елена Николаевна.

– Рассказываю, как есть, – пожала я плечами. – Из всего детского дома Гуля больше и громче всех мечтает, чтобы её забрали в семью. А ещё она ненавидит меня за то, что Костя забрал меня, а не её.

– Ой, батюшки, как всё сложно, – покачала головой женщина и потёрла ладонями лицо.

– А вы не торопитесь, взвесьте всё как следует, обсудите с мужем. Если хотите ребёнка без прошлого – берите грудничка, но за ними обычно целые очереди выстраиваются.

– Спасибо тебе, Наташа, от всей души, – поблагодарила она.

– Всегда пожалуйста, – улыбнулась я. – А хотите посмотреть, как ваш замиокулькас у меня подрос? – предложила ей. – Он в моей комнате.

За цветком я ухаживала бережно, без угроз и шантажа. Даже поставила его отдельно от вредных щучьего хвоста и столетника, чтобы не нахватался от них коварства и не научился строить цветочные заговоры.

Замиокулькас зазеленел, несмотря на ноябрь-месяц, пустил новые отростки и выглядел довольным жизнью. Если так дальше пойдёт, возьму у него отросточек и пересажу в новый горшок.

– Вот это да! – ахнула Елена Николаевна. – У меня он никогда так не кустился. Руки у тебя волшебные, – тепло улыбнулась мне она. – И в комнате у тебя очень уютно.

Вдруг взгляд гостьи упал на мужские тапки с носками возле моей кровати. Костины.

– Э-э… – растерялась она от удивления. – Наташа, а вы с Костей, что… – ей не хватило духу договорить.

Упс! Да ядрёна вошь! Н-ну, Костя!

Я осторожненько ногой задвинула Костины вещи под кровать, чтоб не мозолили глаза.

– Ой, что вы, нет, конечно! – воскликнула я, а зеркале отразилась моя налившаяся краской физиономия. – Это просто после того случая меня мучают кошмары, я плачу по ночам. Вот Костя и приходит меня успокоить.

– После какого такого случая? – крайне заинтересованно спросила она.

– Костя вам разве не рассказал?

– Нет.

Ох… вот опять придётся вспоминать об ужасах в подвале.

– Тогда, в субботу, я после дома малютки пошла в магазин, чтобы купить продуктов на пироги, и на меня напали, пытались изнасиловать и чуть не задушили. Вот…

– О господи… – ужаснулась Елена Николаевна.

– Вот поэтому и пришлось отменить приглашение в гости, – развела я руками.

– Негодяев хоть поймали? – спросила она.

– Да. Свидетели вызвали милицию. В декабре будет суд.

– Боже мой! Носит же земля таких подонков! – всплеснула она руками, а затем подошла и обняла меня.

– Да вы не переживайте, – сказала я, обнимая её в ответ. – Со мной уже всё в порядке. Костя меня вот к психологу водил.

– Это хорошо. Костя – замечательный человек. Тебе очень повезло с попечителем.

– Это да, – согласилась я. – Только мне кажется, ему тяжело со мной. Я, наверное, мешаю ему жить… – вот не хотела этого говорить, а оно само как-то сказалось.

– Думаю, ему виднее, раз он решился забрать тебя к себе. Ты хорошая девушка с добрым сердцем. Будь ты лет на пять постарше, он бы, наверное, женился на тебе, – сказала Елена Николаевна.

– Откуда же мне взять эти пять лет… – тяжко вздохнула я.

***

Моя неуёмная натура умеет найти приключений на многострадальную филейку.

В начале урока по алгебре учительница не смогла найти наш классный журнал и отправила меня на поиски.

Искомую вещь я нашла в кабинете физики, где у нас был урок до этого. Обратно мне бежать не хотелось, поэтому я неторопливо шла вдоль стендов с объявлениями и стенгазетами, по пути читая то, на что не обращала внимания во время переменок.

Вдруг на глаза мне попалось объявление о наборе в юношеский хор «Пение», где у последней буквы белилами замазана чёрточка в середине. Это ж какое непотребство! Дети же ходят!

По счастливой случайности моя новомодная замазка в форме ручки с металлическим наконечником оказалась в кармане брюк. И я решила этим самым наконечником соскрести белила с бедной испохабленной буквы «е». Если не надавливать на тюбик, замазка не выльется, а чужую, засохшую, можно будет убрать.

Только я приступила к кропотливой работе, как откуда ни возьмись вырулила завуч.

В школе меня ещё с прошлого года знали как личность неблагонадёжную и склонную к нарушению общественного порядка. И вот опять я без вины виноватая.

– Наталия Пестова! – она отняла у меня замазку, сняла со стенда лист с непотребным словом и скомандовала. – Со мной к директору сейчас же!

Меня отчитали, как безнадёжную хулиганку, угрожая мне преступным будущим и тюрьмой.

Вот так: не делай добра – не получишь зла.

В мою правдивую версию случившегося никто, разумеется, не поверил. Да и как поверить, когда я пыталась стереть белила теми же самыми белилами? Абсурд!

Пока меня пытались пристыдить, я смотрела на пошлое слово, большими жирными буквами напечатанное на листе, и мне вдруг стало смешно. Моё воображение нарисовало эпичную картину того, как участники хора с таким необычным названием с упоением воспевают этот самый символ и молятся на него. На их просветлённых лицах отражается благоговение…

Я изо всех сил давила приступы хохота, но в какой-то момент не выдержала и прыснула.

– Тебе ещё смешно? Нахалка! Я вынуждена донести о случившемся твоему классному руководителю и попечителю, – пригрозила она.

– Простите, я не хотела, – не очень убедительно оправдалась я, но до конца спрятать улыбку так и не смогла.

Директриса указала мне пальцем на выход.

Конфискованную замазку мне так и не вернули.

***

Вечером за ужином Костя был какой-то особенно нервозный и недовольный.

– Чего, доложили тебе, да? – спросила я.

Тут как пить дать – рассказали ему про хор «Пение».

– Скажи, Наташа, чего тебе не хватает? – зашёл он издалека. – Почему тебя вечно тянет на всякие некрасивые шалости?

– Так это не я переправила букву «е» на букву «с». Я, наоборот, хотела исправить обратно, за этим меня и застукали.

– Ага, с замазкой в руке, – не поверил Костя.

– Я соскребала чужие белила железным наконечником, – пояснила для непонятливых. – Между прочим, я даже вслух такие слова не говорю. И не стала бы писать их на стенде, который читают дети! Что я, дурочка, что ли?

– Допустим, – всё ещё не проникся мой попечитель. – А зачем ты нахамила директору?

– Я хамила? Да просто передо мной выложили лист с этим непотребством, а я представила, что это настоящее эпатажное название юношеского хора, и они его воспевают… – призналась я.

– Наташа! – оборвал меня Костя.

– А что Наташа? – тоже повысила голос я. – Подумаешь, посмеялась чуть-чуть! Давай ещё в угол поставь меня за это!

– Ты как со мной разговариваешь!? – уже не на шутку вспылил он.

– Как заслужил, так и разговариваю! – я встала из-за стола, готовая в любой момент убежать. – Я говорю тебе правду, а ты мне не веришь!

– Ты понимаешь, как портишь мне репутацию своими выходками? Потом в глаза мне врёшь, что ты не при чём. И так каждый раз! – он совершенно перестал быть похожим на Костю, которого я знала. – Мне надоело! Я обеспечиваю тебя всем! Почему ты такая неблагодарная? Чего тебе ещё не хватает?

– Всё, на хрен! – не выдержала я и швырнула о стену свою кружку с недопитым чаем. – Не нужен мне такой опекун!

Кружка тяжело грохнула о дверцу кухонного шкафа, разбилась и забрызгала чаем всю столешницу и мойку.

Я убежала в комнату собирать вещи, пока полна решимости и мой влюблённый девичий разум не включил сопли.

Вот ведь… вляпалась! И всё из-за какой-то буквы, будь она неладна.

В сумку полетели только самые используемые вещи, но и тех было столько, что хоть газель с грузчиками заказывай.

Сзади на меня налетел злой рычащий Костя, швырнул сумку с вещами в дальний угол комнаты и силой толкнул меня на кровать. Мне даже показалось, что он сейчас схватит меня за шею и придушит, но нет, обошлось.

– Я не разрешал тебе уходить! – гневался Костя.

Злость была ему не к лицу. На лбу и под глазами пролегли глубокие морщины, и это состарило его лет на десять. И жутковато к тому же. Это называется: бойся гнева терпеливого человека.

– Мне не нужно твоё разрешение! – я смотрела на него, как дикая собачонка на собаколова.

Вдруг у меня в голове что-то щёлкнуло, и я бесстрашно скользнула к своей сумке. Однако меня тут же снова схватили за плечи. Больно.

– Ай! Убери от меня руки! – заверещала я, извернулась и влепила ему пощёчину.

Костя бросил меня на кровать, отступил на шаг назад, ладонь прижал к ударенной щеке, а другую руку выставил вперёд и хрипло выдал:

– Сядь! Сядь! Сядь! – воззвал он ко мне. Пыхтел так, будто только что пробежал марафон без физподготовки. – Пять минут, – и скрылся за дверью.

В ванной послышался плеск воды, вздохи и рычание.

Довела мужика. Хотя… Я-то тут причём? Он уже был какой-то сам не свой. Смотрел на меня, как на свою самую большую в жизни ошибку.

В общем, тикать надо.

Я на цыпочках пробралась к сумке, скидала в неё выпавшие в полёте вещи и застегнула. На первое время этого должно хватить.

Когда в сторону моей комнаты послышались Костины шаги, я юркнула обратно на кровать, будто тут и была.

– Прости, я погорячился, – скорбным голосом сказал Костя. – Сегодня у меня был отвратительный день. А тут ещё этот звонок из школы…

– У тебя-то что случилось? – поинтересовалась я.

– Запустили проверку по детским домам области. В одном из учреждений выявлены серьёзные нарушения. Сегодня ездил туда, разговаривал с директором. Общий язык мы не нашли, всё вылилось в конфликт, – он прошёл в комнату и сел рядом со мной. – Обычно этот день я стараюсь проводить наедине с собой, но сегодня с самого утра как-то не задалось…

– А что сегодня за день? – спросила я.

– Шесть лет со смерти моей жены. И ровно год как ты залезла ко мне в форточку.

– О… Самый кошмарный день в году, – понимающе кивнула я.

– Я хочу, чтобы ты знала: я не жалею о том, что забрал тебя к себе, – сказал он.

– Ага. Так не жалеешь, что даже глаз дёргается.

Это была правда. Глаз у Кости дёргался.

Голос рекламного диктора в моей голове продекламировал: «А спонсор нервного тика – Наташа. Наташа в доме – самый верный способ потерять покой».

Я горько усмехнулась своим мыслям.

– Это от нервов. Просто мне надо… отдохнуть, – он потёр дёргающийся глаз ладонью.

– А то, что я съеду от тебя обратно в детдом, ещё сильнее испортит твою репутацию? – додумала я. – Поэтому ты так не хочешь, чтобы я уходила?

– Наташа, я стараюсь изо всех сил, чтобы тебе жилось хорошо! – снова завёлся он. – А ты ещё угрожаешь мне своим уходом!

– А то, что я тоже стараюсь, ты не замечаешь, да? Это всё ничего не значит?

– Мы сейчас не об этом… – устало выдохнул он.

– Об этом! Я могла бы признаться тебе, что это я испохабила этот грёбаный хор, и мне бы за это ничего не было! Но я сказала тебе правду, а ты мне не поверил! – разорялась я. – Какая вообще ценность у твоего попечительства, если ты считаешь меня лживой испорченной малолеткой? Именно поэтому я собираю вещи, а не потому, что якобы манипулирую тобой. А не умеешь отличать ложь от правды – лучше не берись за воспитание! – как только я обрисовала сложившуюся ситуацию, мне стало до слёз обидно за себя.

– Я не хочу с тобой ссориться, Наташа, – нахмурив брови, словно от головной боли, сказал он. – И я ценю твои старания…

Неубедительно.

– Уйди, – отвернулась я.

– Наташ, давай мириться, а? – он слегка толкнул меня локтем в бок.

– Чего с тобой мириться, если ты чурбан непонятливый? – обиженно буркнула я.

– Значит, это не ты похабщину на листе написала?

– Да господи! – от души завопила я. – Я уже тысячу раз пожалела, что полезла исправлять эту несчастную букву! Пусть бы она висела ещё тысячу лет! Да пусть бы все школьники пальцем тыкали в это слово!

– Ладно-ладно, я верю тебе.

– Вот и отлично, а теперь уходи, – я снова повернулась к нему спиной.

– Пока не помиримся, не уйду, – из последних сил изобразил дружелюбие Костя. – И положи вещи обратно в шкаф.

– Пф! Вот ещё! Мои вещи – что хочу, то и делаю, – артачилась я.

– Ну, как хочешь, – вздохнул он, встал и, прихватив с собой мою сумку, ушёл к себе.

– Нахал! – крикнула я ему вслед, но осталась сидеть.

Решимость свалить обратно в казённое учреждение испарилась. Нет, конечно, при желании я бы нашла способ уйти от Кости, но ведь это не есть моя цель. Я столько уже прошла! Мне осталось потерпеть всего четыре с половиной месяца до дня рождения. Всего ничего. Обидно было бы отступиться, не дойдя лишь малость.

Всё. Решено. Буду охранять Костю от других баб, как Цербер. И пусть мне не затмить ангельский образ его жены, но меня он точно уж не забудет. А если попробует забыть, я найму этих самых юных хористов из школы – пусть поют у Кости под окнами. Обо мне.