Глава 21. Жадность и красота – страшная сила!

Что только не сделаешь, чтобы выглядеть круто в чужих глазах. А школа – это место, где все только и делают, что показывают друг другу свою крутость. Чем я хуже?

На этот раз Чуча притащил в класс пакет с лимонами и сказал, что подарит большую шоколадку тому, кто съест целый лимон и не поморщится. Игриво поманил огроменной плиткой, чтобы все поняли, что это не шутка.

Слопать лимон? Плёвое дело! После «гнёздышковых» харчей лимон – это десерт! Куда вкуснее сушёных пауков и заплесневелого хлеба.

За главный и единственный приз билось семеро человек, остальные заняли места зрителей. Кто-то даже снимал конкурс на видео и скандировал наши имена.

Угадайте, кто победил? Я, конечно же! С чуть подрагивающей улыбкой я поглотила целый лимон, в душе представляя его чуть кисловатым апельсином. Ничего так, бодряще.

Зато морщился Чуча, вручая мне шоколадку. Не хотел отдавать, зараза. Но я победила, так что плитка по праву моя!

Из школы я шла счастливая. Шоколадка во внутреннем нагрудном кармане куртки грела душу (а душа грела шоколадку).

Вот Костя обрадуется, что я, добытчица такая, принесла трофей! А вечером за чайком и беседу душевную можно завести, и о личном поговорить…

Дома оказалось, что шоколадка подтаяла. Красивые очертания долек с надписями сверху оплыли. Двести граммов прелести превратились в бесформенную мягкую массу. Увы…

Нельзя такой страх показывать Косте. Нельзя…

Вот вечно у меня так: планируешь одно, а получается лабуда какая-то.

Ты, боженька, меня в качестве главного клоуна держишь? Сколько можно уже издеваться? Хорош!***

В холодильнике тосковал куриный суп, но я рассудила, что после тарелки бульона дефектная шоколадка в меня не влезет. Так что обедом я пожертвовала.

Пожалуй, такой высоты мой желудок ещё не брал. Чтобы уместить в животе огромную шоколадину, пришлось поднатужиться. Язык онемел рассасывать шоколадные кусочки. Под конец я даже вкуса не чувствовала, а чисто из упрямства засовывала в себя остатки плитки.

До Костиного возвращения с работы угощение не дожило. Я упрятала его в самое надёжное на свете место. Теперь никто не узнает. Улик нет.

Даже обёртку я сожгла над раковиной. Ибо секретный агент-сладкоежка не должен оставлять за собой следов.

Где-то через час, когда я занималась зубрёжкой уроков, у меня заболел живот. Терпимо, но неприятно.

Ну вот почему от всяких там бульонов живот не болит, а стоит пообедать сладостями – и привет? Что за несправедливость?

– Наташ, почему супа не убыло? – спросил Костя за ужином.

– Да как это не убыло? – притворно удивилась я. – Я же тебе не проглот… – и сама усмехнулась: ещё какой проглот!

Костя хлебал ложкой бульон из тарелки и попутно читал какие-то документы в папке. Ну и славно, что не стал приставать ко мне с расспросами. Шоколадку-то всё равно уже не вернёшь. Тю-тю она. В животе у меня зажигает.

К вечеру у меня как-то странно потяжелели веки, захотелось спать. Оно и немудрено. Столько испытаний за день: сначала целый лимон, потом двухсотграммовая шоколадка. Вот организм и запросился на покой.

Обычно я в это время, когда не было тренировок и волонтёрства в доме малютки, залипала у телевизора, но сегодня по ящику шли какие-то тошнотворные передачи. Прям как моё самочувствие.

И я легла спать.

***

Наутро глаза мои открылись по-китайски. То есть процентов на тридцать от обычного. Мне даже почудились витающие в воздухе горящие иероглифы, где говорится, что Наташа – жадина-говядина, да к тому же ещё и обманщица.

В зеркале в ванной на меня смотрел красный монстр. Лицо заплыло, всю кожу усыпало мелкими воспалениями. Помимо красной физиономии, нещадно чесался затылок и икры. Ужасно… Предательская шоколадка! Коварный лимон!

Я прошмыгнула обратно к себе в комнату и с головой укрылась одеялом. Мир не должен увидеть меня такой.

Увы, явился бдительный Костя – узнать, почему я не собираюсь в школу.

– Кость, я сегодня не пойду в школу. Я словно в борще искупалась… – и я стыдливо выглянула из-под одеяла.

– Что ты такое и куда делась Наташа? – изображая дикий ужас, воскликнул мой попечитель.

– Не смешно! – снова закрылась я.

– Давай, рассказывай, что с тобой приключилось? Я ещё вчера заметил, что ты какая-то не такая.

И я, высунув из-под одеяла распухший и красный, как у Деда Мороза (и снова привет!), нос и заплывшие глаза, выложила историю с шоколадкой.

– Ребёнок, – вздохнул Костя.

– Ничего я не ребёнок! – возразила я.

– Только ребёнку могла прийти в голову мысль втихаря съесть огромную шоколадину вместо обеда, – парировал он.

Моя нога коварно высунулась из-под одеяла и лягнула Костю по ноге в отместку за нравоучения. Так ему, умнику.

Он ловко схватил мою щиколотку и потянул на себя.

– Ай! – завопила я.

– Вставай, сладкоежка. Повезём тебя к врачу.

– Не-е-ет! Отстань от меня! Я лучше дома! А-а-а!

Вопли не помогли. Теперь буду знать, что Костя – безжалостный разрушитель чужого чувства собственного достоинства.

Нет бы оставил меня в покое и топал себе на работу… Так он зачем-то поволок меня к другому такому лишённому сочувствия коз… Кхм, мужику.

В поликлинике на моё красно лукошко пялились все от мала до велика. А я сгорала от стыда и представляла, как меня похищают люди в чёрном и продают в цирк уродцев.

Что в это время делал Костя? Сидел с довольным видом, душегубец такой, уверенный, что всеобщее порицание научит меня уму-разуму. Ну я ему ещё покажу! Отыграюсь однажды, что сам он будет ходить красный, как рак.

Аллерголог выписал мне мазь и капли и рекомендовал пару дней пересидеть дома, чтобы не пугать людей.

Спасибо, блин. Они с Костей сговорились, что ли? Не видят разве, что я и так страдаю? Сами бы попробовали повторить мой подвиг.

– Эх, придётся оставить тебя без конфет… – притворно тяжко вздохнул Костя, когда мы возвращались домой из поликлиники.

– А не боишься, что я загрызу тебя со злости? – огрызнулась я. Ишь, добить меня решил! Изверг, как и его мама.

– Ты определённо очень агрессивный хомячок, но я как-нибудь переживу. В крайнем случае спрячусь на работе.

– Никакой я не хомячок! – надулась я.

– Тогда суслик-сладкоежка, – предложил он новый вариант.

– Да ну тебя!

Как бы тяжело ни было это признавать, но из случая с лимоном и шоколадкой я вынесла несколько уроков. Первый: не все конкурсы и призы одинаково хороши. Второй: вкусняшки коварны, и надо знать меру. Третий: надо было поделиться с Костей, он бы всё равно много не съел. Ведь если я планирую завоевать его, мне придётся разделить с ним всю свою жизнь, а это много; и пора бы начать с малого.

***

Как только я снова стала похожа на себя, в ход пошли новые приёмы по влюблению в меня Кости. Ибо бабы не дремлют, а моё восемнадцатилетие потихоньку приближается.

Раз с сексуальным эротическим бельём у меня не прокатило, я решила воспользоваться подручными средствами, чтобы превратиться в прекрасную фею. Красота – страшная сила, а уж вкупе с моей изобретательностью и харизмой – это беспроигрышный вариант.

Какой там у меня девиз? Правильно. Наташа нигде не пропадёт!

***

Среди девочек модно лепить на лицо всякие наклеечки. Мне уже давно не десять лет, я такой ерундой не страдаю. По телевизору я видела у звёзд разноцветный яркий раскрас, они ещё называют его на английский манер «мейкап». Вот я тоже такой мейкап себе сделаю – закачаешься!

Конечно, дорогой косметики у меня нет. Только гигиеническая помадка «Морозко». Но зато есть цветные гелевые ручки, яркие такие, будто горящие. Нарисую мейкап ими. Будут у меня радужные веснушки. Они выгодно подчеркнут мои голубые глаза и овал лица. Костя увидит и наконец-то по-другому посмотрит на меня.

В выходной я зависла у зеркала за нанесением чудо-макияжа. Выбрала гельки жёлтого, кислотно-зелёного, голубого, оранжевого, розового и фиолетового цветов. Выводила себе круговыми движениями радужные конопушки от носа к вискам. Металлические наконечники гелевых ручек неприятно скребли кожу, но я терпела – ради красоты. Пыхтела долго, от усердия высунув язык. Очень уж хотелось произвести впечатление.

От мысли нарисовать радугу ещё и на лбу отказалась, иначе это скитлс-трянка какая-то получится, а не красота.

Интересно, а уже можно мечтать? Ведь вот-вот у нас случится любовь, обнимашки и первый поцелуй. Или оно происходит в другом порядке? Косте виднее. Главное, чтобы была любовь, а всё остальное приложится…

Головой об стену, ага.

Костя застал меня на финальной стадии нанесения макияжа. Зашёл сразу после короткого стука, я даже не успела крикнуть, что ещё не готова. А вдруг я голая стояла бы перед зеркалом?

Одно можно сказать точно: Костя обратил на меня внимание и посмотрел по-другому: как на дурочку.

– Наташа, ты что творишь?! – заругался он. – Они же, блин, токсичные! Лицо захотела испортить? Мало тебе было аллергии? А ну марш смывать!

Вот так провалилась моя очередная попытка очаровать Костю. Столько стараний – и к раковине под воду. Хоть плачь.

«Господи, ну чем же тебя зацепить-то, бессердечный ты мужик?!» – вопил мой раздосадованный девичий разум.

Филейка уже привычно пребывала в обмороке, а ворчун всё порывался настучать кому-нибудь по башке, мне или Косте – я не стала уточнять.

Но больше всего по моей гордости ударило то, что Костя оказался прав: в местах, где была нанесена краска, появились воспалённые красные пятна. И это смотрелось ни разу не красиво. Хорошо хоть я целый день с ними не проходила. Не то была бы у меня харя в красный горошек, как платье у Мальвины.

Бедное, многострадальное моё лицо…

К понедельнику пятна сошли, и моя физиономия вернула себе обычный неброский вид. Скучно. Блёкло.

Вот бы мне глаза выразительнее, а ресницы длиннее и чернее! Только безо всяких там тушей и накладных опахал. Хочу, чтобы моя красота была естественная.

***

В конце большой перемены, уже сидя за партой, я услышала прелюбопытнейший разговор Лины, Чучи и Арарата:

– У нас в ауле всем детям обстригали ресницы, чтобы потом длинные отросли, – делился воспоминаниями о своём кавказском детстве Арарат.

– Блин, подари мне свои ресницы, а? Это несправедливость, что ты хлопаешь ресницами и взлетаешь, а я хожу наращивать каждый месяц, – посетовала Лина.

– Да ты всё равно обезьяна, – подколол Лину Чуча. Арарат хохотнул. – Чего ржёшь? – обратился к нему одноклассник. – Ты тоже обезьяна, только чернозадая.

Чуча гордился тем, что по большей части унаследовал мамины русские черты, а не отцовы таджикские, как он сам их называл, «эщельме-бэщельме», поэтому считал себя истинным россиянином.

– Сам-то не чернозадый, что ли? Э! – показал Арарат кулак, затем обратился к Лине: – Давай его набьём?

– Восстание обезьян! – на весь класс возвестил Чуча, но его голос слился со звонком на урок. Так что восстание подавилось само, так и не начавшись.

Началась физика.

Но главное из разговора я уловила: если постричь ресницы, новые вырастут длинные! А с длинными ресницами я буду красивее, и тогда Костя обратит на меня внимание. Железная логика. Беспроигрышный вариант. Надо действовать.

С моими-то куцыми ресничками да жиденькими соломенными волосёнками я вряд ли кому-то понравлюсь. Тем более Косте. Уж он по сравнению со мной принц на чёрном коне. На чёрном – потому что машина у него такого цвета.

***

На следующий день я явилась в школу с пеньками вместо ресниц. Костя умчался в очередную командировку ещё до рассвета, поэтому не видел перемен во мне.

Зато в классе мой новый образ заметили все.

– Чего это с тобой такое случились? – поинтересовалась Лина.

– Да газ на кухне долго не могла зажечь, а потом он пыхнул, – выдала я уже заготовленную ложь.

– Не переживай, – вполне искренне улыбнулась она. – Мы как-то на даче шашлыки жарили, так я полгода без ресниц и бровей ходила. Хорошо, что мне было двенадцать.

– Сколько?! Полгода? – вытащила глаза я.

– Да. Если не дольше.

Ну всё. Я попала. Теперь Костя точно не посмотрит на меня.

***

Как же я ошибалась!

Костя приехал на следующий день и посмотрел.

Он, бедняга, решил, что у меня опять вылезла какая-то аллергия, и велел собираться ко врачу.

Пришлось признаться, что это я намеренно постригла ресницы. Как оказалось, зря. Увы, обратно их уже не приклеишь, а новые вряд ли будут лучше прежних. Вон, Лина-то подпалила и всё равно ходит наращивать. Эх, дура я дура…

Осень уже до октября доползла. Шансы мои охмурить Костю тают. Вот, у него командировки пошли одна за другой. Пока что короткие, и к маме он меня не отправляет. Но всё равно как-то тревожно. Вдруг это и не командировки вовсе, а шуры-муры?

Надо бы мне поторопиться с превращением в прекрасную леди. Только вот знать бы, как? Пыжусь-пыжусь, а получается какая-то переваренная еда на выходе. Что за невезуха такая?

***

Вон, Танька рассказывала, что с Димой у них уже всё серьёзно, прям совсем. Она и ребёнка второго готова родить, только чтобы их любовь окрепла. Только вот как в университете учиться с двумя детьми?

Я, конечно, всё понимаю: они видятся редко, потому что у Тани есть Маша, а ещё в выпускном классе приходится много учить уроки, и на любовь времени почти совсем не остаётся. С Димой они встречаются только по выходным, и то украдкой, потому что у детского аниматора суббота и воскресенье – золотые дни.

Вот Танька и переживает, как бы их отношения не разорвались.

Но что-то мне подсказывает, что рождение ребёнка не поможет укрепить любовь. Тем более, что Диму могут посадить за связь с несовершеннолетней. А он парень хороший. И у мамы один.

Так что я высказала свою позицию подруге: никаких больше детей до свадьбы. Хватит ей и Маши за глаза и за уши. Кажется, Таня меня поняла.

***

Нет, мне пока детей не надо. Да и страшно мне думать об этом. Не хочу я без взаимной любви. Мне же надо, чтобы Костя полюбил в первую очередь меня, а уже потом думать о детях.

Может, я просто тормоз, и нет во мне этой вот завлекающей жилки? Взять, продефилировать перед ним в нижнем белье, игриво облизать верхнюю губу, покрутить попой… Нет, фу, это всё так пошло.

И с преображением лица не вышло…

Что ж, видимо, красота не хочет со мной случаться. Придется завоёвывать мужика другими способами. Например, умом. Вот как повзрослею, да как покорю Костю своим интеллектом! И он будет мой. Весь.

Загрузка...