Форточница (СИ)

Глава 22. О возвращении к жизни

Мало-помалу я освоила кулинарию.

Какой бы глупенькой девочкой я ни виделась Косте, а гуляшик с гарниром он уплетал богатырскими порциями, яблочный пирог уничтожал, как распоследнего врага, а мясное рагу брал с собой на работу.

Прогресс? – Прогресс!

А те, кто в меня не верил, знайте: из Наташи получилась вполне себе хозяюшка. Готовлю, прибираю, стираю… И как Костя раньше жил без меня?

Ещё одним достижением для меня стало доверие моего попечителя. Он выделял мне будничный «едяной» бюджет, чтобы я ходила в магазин и покупала продукты на своё усмотрение. И тут уж я сделала всё, чтобы оправдать такое дорогое и такое желанное доверие. Поначалу, конечно, страшно было тратить выданные мне деньги, но я привыкла и втянулась.

И Костя привык. Подпустил меня, так сказать, к исподнему. А для меня даже развешивать, а потом раскладывать по ящикам его постиранные трусы с носками – это тоже доверие, говорящее о сближении.

А было бы неловко, если бы Костя прятал от меня свои труселя, стирал их, аки енот-полоскун, по ночам и сушил на газетке у себя под кроватью.

Ой, воображение, что ты творишь? Ах-ах, прекрати! Я же приличная девушка.

***

Мне казалось, что я улетаю в рай, когда мы с Костей проводили время вместе. Дома с него слетала рабочая серьёзность, он становился весёлым и разговорчивым.

Подколоть меня какой-нибудь шуткой для него забава номер один.

А с виду такой солидный дяденька. Увы, внешность обманчива. Кто любитель стащить с сонной Наташи одеяло утром и убежать? Кто прячет от меня вкусняшки в мультиварку? Кто оставляет мне душещипательные и угрожающие записки от лица супа, чтобы я поела его? Правильно. И вот кто ещё после этого ребёнок?

Чем дольше живу, тем больше понимаю, что возраст – это всего лишь цифры. То, что я люблю баловаться и чудить, ещё не делает меня несмышлёной дурочкой. Может, я просто радуюсь, что выбралась из кошмарного прошлого.

***

А вот что мне порой мешает жить и быстро добиваться желаемого, так это человечность и сострадательность. Хлебом не корми, а дай кого-нибудь спасти.

И райончик у нас такой… колоритный. Элитные, огороженные кованым забором с кольями, дома соседствуют с муравейниками-малосемейками и общагами.

В глаза бросается контраст жизни бедных и богатых. У одних под окнами россыпи окурков и прочего мусора, а у других зелёные лужайки, новомодная детская площадка и подземная парковка.

Мне крупно повезло, что я оказалась на стороне богатых. Может, ненадолго, но мне кажется, мы с Костей так притёрлись, что он не выгонит меня после совершеннолетия.

Наверное, это слабый аргумент, но он ни с кем больше так не смеётся, как со мной. Сам говорил. Это для меня главная радость и, пожалуй, очередная надежда на… нечто большее.

***

Дни неспешно доползли до середины октября.

Иду по улице из школы. Под окнами общаги лежит он – сирый, полуживой, жалконький… Столетник! Его по-умному называют ещё алое.

Выбросил какой-то нехороший человек живое растение. А оно теперь умирает в куче мусора. Мне даже послышалось, что столетник плачет, что не судьба ему дожить до ста лет.

Моё сентиментальное девичье сердце ёкнуло, и я забрала бедолагу себе. Несла в руках, прижимая к животу. А так как цветок был без горшка, я очень быстро стала похожа на прошлую беспризорницу Наташу.

Ну уж извиняйте. Я тут столетник спасаю, мне не до пустяков.

Земля потихоньку осыпалась с корней цветка, а сам он то и дело норовил залезть своими полузамёрзшими колючими листьями мне то в нос, то в рот.

– Вот что ты такой вредный? – заговорила я со столетником. – Есть у меня уже один вредина, щучий хвостяра. Ух, как он меня подставил однажды… Будете теперь на пару стоять на подоконнике и куралесить. Заговоры свои цветочные строить. Вот Костя-то обрадуется…

***

Костя не обрадовался. Стоило ему вернуться с работы, как соседи нажаловались, что я замусорила весь подъезд землёй. Вот ведь… крысолюди! Нет бы мне по чесноку всё в глаза высказали, ткнули, так сказать, носом в каку. Так нет же, надо Косте настучать на меня. Вроде состоятельные интеллигентные люди, а снобы клинические.

Пришлось мне подметать коридор и мыть пол в лифте.

«Столетник неблагодарный, алое недорезанное! Я его спасла, обогрела, горшок ему купила, а он…» – бухтел мой ворчун.

Вечером меня ждало новое огорчение: тронутые осенними заморозками листья столетника стали полупрозрачными и начали отваливаться.

К утру рядом с горделивым щучьим хвостом стояло недоразумение на палочке. А точнее, просто изогнутый ствол с одним-единственным уцелевшим колючим листиком на верхушке.

– Ну, хоть ты-то не падай, – расстроилась я.

И тут последний герой пал.

– Да твою ж морковку! – всей душой вознегодовала я.

За моей спиной заржал Костя. Его моя трагедия рассмешила. И это было… Это было так обидно! Ну, я ему ещё покажу!

***

Выкидывать спасённый горе-цветок я не стала. Пожалела. Но на этот раз не само растение, а свои силы. Ишь, слишком много ему чести: сначала притащи, горшок с землёй ему купи, а потом ещё похорони с почестями. Нет уж! Пусть хоть воскреснет, хоть в зомби превратится, а обратно я его не понесу.

И действительно: через неделю у основания ствола проклюнулся нежно-зелёный росточек, а за ним ещё и ещё…

А дружок его, который щучий хвост, вообще собрался цвести: зелёную стрелу с белыми бутонами пустил. Я и не знала, что он так умеет. Или она… Если цветёт, значит, девочка. И у них с алое любовь.

Так радостно мне стало на душе. Не зря я поливала этих дармоедов! Не зря!

Мои танцы возле цветочных горшков заметил Костя.

– Неугомонная. Даже помереть цветку спокойно не даёшь, – прокомментировал он.

– Ничего ты не понимаешь! – возразила я. – Это живительная сила любви!

– А, то есть твои угрозы сделать из его корней парик и поджечь – это такая любовь, да? – иронично уточнил Костя.

– Но ведь сработало!

– Ну да. А меня ты горячим чаем облила, – припомнил мне он случай в кабинете Эверест.

– С тобой тоже сработало… – тихо-тихо, себе под нос буркнула я и дала дёру, пока меня не изловили и не заставили пожалеть о вольнословии.

– Ах ты… хулиганка! – донеслось мне вслед.

***

Несмотря на новшества, связанные с моим появлением в Костиной жизни, старая жизнь не спешила его отпускать и периодически напоминала о себе.

Только он закончил перевозить урожай из деревни в кессон, как ему позвонили родители Юли и попросили о помощи.

Елена Николаевна сообщила, что они переехали в новую квартиру, неподалёку от нас, и попросила помочь повесить кухонный гарнитур.

Я сразу поняла, что это был лишь повод позвать нас в гости, потому что без причины Костя отказался бы.

Меня нисколько не удивило, что на помощь позвали нас обоих. Интересно, что задумали Юлины родители? Просто разведать о Костиной судьбе? Или сосватать его дочке подруги?

Нет уж, я ни за что не пропущу столь важное мероприятие!

***

В субботу мы с Костей отправились в гости.

Ремонт в квартире уже был завершён, осталось только подвесить кухонные шкафы. Так сказать, заключительный аккорд.

Встретили нас тепло. Елена Николаевна извинялась, что оторвала нас от каких-то гипотетических важных дел, говорила, как неловко ей было просить Костю… А у самой глазки хитренькие, сверкают.

Пока Михаил Васильевич с Костей один за другим подвешивали шкафы и подключали вытяжку, мы с Еленой Николаевной раскладывали посуду и прочие мелочи.

– Только вот приготовить я ничего не успела, – развела руками женщина. – Один мясной салат в холодильнике.

– О! А я тут нашла классный рецепт яблочного пирога – пальчики оближешь! – блеснула идеей я. – Нужны только яблоки, масло, сахар, мука и три яйца.

– Как хорошо-то! – поддержала меня Елена Николаевна. – У нас на даче столько яблок наросло – не знаем, куда девать. И всё остальное тоже есть.

И мы, скооперировавшись в уголке возле стола, чтобы не мешать мужчинам, принялись за стряпню.

– В каком ты классе учишься, Наташа? – спросила меня хозяйка квартиры.

– В десятом, – ответила я.

– Уже знаешь, куда хочешь пойти учиться?

– Ну, у меня подружка хочет пойти в педагогический вуз. Может, и я туда пойду. Ещё думаю. В принципе, водиться с детишками мне нравится. Я ничего больше и не умею: только с детьми да по сказам ползать… – пожала я плечами.

– Это уже много, – улыбнулась она. – Многие взрослые всю жизнь не могут понять, что им нравится, и работают на нелюбимой работе, пытаются соответствовать чужим стандартам. А когда приходит осознание, становится мучительно больно за потерянное в никуда время.

– А у вас разве нелюбимая работа? – поинтересовалась я.

– Увы. Работаю старшим документоведом, оформляю бумажки. Тоска зелёная. Сижу на работе, а на душе кошки скребут.

– Значит, вам в жизни нужна радость, – выдала я заключение.

– И то правда, – согласилась Елена Николаевна. – Вот вы с Костей к нам сегодня пришли – и я всей душой радуюсь. Это для меня праздник.

– Извините, что спрашиваю… Юля была у вас единственная дочка?

– Да, – кивнула женщина, – единственная. Больше как-то не получилось.

– А из детского дома кого-нибудь взять не хотите?

– Сложный вопрос… – вздохнула она. – Я недавно заходила туда повидаться с Ниной, а как увидела деток, гуляющих на площадке, так сразу слёзы на глаза навернулись. Мы с Мишей думали о приёмных детях, всерьёз думали. Но не решились. Страшно, что не справимся, что не сойдёмся характерами с ребёнком, что не сможем друг друга полюбить, в конце концов…

– Да, у нас много деток, которые любят и ждут из тюрем своих лишённых родительских прав мам и пап. Вот это и правда страшно. Вряд ли кто-то из них дождётся. Но есть и те, кто мечтает о любящих родителях, пусть и приёмных. Вон, взять хотя бы Гулю, которая мёртвой хваткой вцепилась в Костю, когда он забирал меня… – я усмехнулась, когда вспомнила свою носатую соперницу.

– Обычно взрослых девочек редко забирают из детского дома. Нина Алексеевна рассказала, что ты жила у них всего полгода до того, как тебя забрал Костя… – задала свой полувопрос она.

– Редко. Почти никогда. Но Костя сам меня туда притащил. Я ж бродяжкой была. На чердаках с голубями ночевала. Детдом представлялся мне ужасным местом, где детей бьют и унижают.

– Господь смилостивился над тобой и послал тебе хорошего опекуна, – улыбнулась Елена Николаевна.

– Это да, – согласилась я. – Я стараюсь его не огорчать… Правда, не всегда получается.

– Признаться, когда я впервые увидела вас в торговом центре, то подумала, что вы пара.

Невнятный звук, то ли удивления, то ли неловкости, застрял у меня в горле. И ещё я, кажется, покраснела. Упс!

Нож, которым я чистила яблоко от кожуры, соскользнул и резанул мне по пальцу.

– Ой… – пискнула я.

– Скорее под кран палец! – Елена Николаевна отвела меня в ванную, где ловко обработала и залепила мне порез пластырем.

– Извините, это я от удивления, – наконец, выдала нечто членораздельное я.

– Это ты извини. Глупость я ляпнула. Просто мы всегда относились к Косте, как к родному, а после трагедии он закрылся и ушёл в себя. Но ведь Юленьки больше нет, а мы-то остались. Жизнь продолжается. А сейчас Костик вроде как ожил…

– Ожил, ещё как ожил, – подтвердила я. – Издевается надо мной, над цветами моими смеётся, – припомнила ему алое.

Елена Николаевна с живейшим интересом выслушала мою историю про спасённый цветок.

– У нас Юля раньше любила цветы. У неё все подоконники были уставлены зеленью.

– А, так у Кости её щучий хвост стоит? – догадалась я.

– Думаю, её. Мужчины редко держат дома зелень.

– Единственный выжил, – вздохнула я. – Костя его и не поливал почти, беднягу. А теперь он зацвёл белыми цветами. Цветок, в смысле, – уточнила на всякий случай.

– У меня стоит щучий хвост десять лет – ни разу не цвёл, – удивилась женщина. – Надо же, видимо, цветы чутко реагируют на энергетику человека. А хочешь, я тебе замиокулькас подарю?

– Это что ещё за зверь такой? – не поняла я.

– Тоже цветок. Мы вот привезли его в новую квартиру, а он невесёлый какой-то. Может, у тебя ему будет лучше?

– Ну… Давайте, – согласилась я.

Чего уж мне? Одним больше. Разницы почти никакой.

***

Пока мужчины, закончив дела на кухне, сверлили стену в большой комнате, чтобы повесить картины, мы с Еленой Николаевной закончили приготовления и отправили пирог печься в духовку.

– У вас тут уютно, – оглядела я новенькую-готовенькую кухню.

– Ради бога, заходите в гости почаще, – ответила женщина. – И ты одна тоже приходи к нам, мы тебе всегда будем рады.

– Часто вряд ли получится. Понедельник, среда, пятница у меня скалолазание, а по вторникам и субботам я волонтёрю в доме малютки, – честно призналась я. – А перед сном учу уроки. В воскресенье как-нибудь если только…

– И ты каждую неделю ходишь водиться с детками?

– Ну да, – кивнула я. – Поначалу я всё ревела-ревела, и стыдно было, что дети на меня глазеют. А потом привыкла.

– Нина рассказывала мне про девочку с заячьей губой, которую отправили на операцию благодаря тебе.

– Аришку, – только и смогла произнести я, а потом слёзы размыли картинку у меня перед глазами.

– Ну, ну, не плачь, – Елена Николаевна приобняла меня за плечи. – Всё же закончилось хорошо, для неё нашлись мама и папа.

«Ой, вот прямо по больному проехалась», – сетовал мой ворчун.

– Угу… Я хотела… Хотела её… себе… – всхлипывала я.

– Что опять случилось? – на кухню влетел встревоженный Костя.

– Мы говорили про девочку из дома малютки, Аришку, и Наташа вдруг расстроилась, – рассказала Косте Елена Николаевна.

– Ох, – недовольно вздохнул он. – Наташа, мы с тобой уже всё это обсуждали!

А я что? Я-то всё понимаю. Но если плачется и не останавливается, то что мне сделать?

Все дети заслуживают, чтобы их любили и заботились о них, но почему-то именно Аришка казалась мне родной, моей и ничьей больше. Не могу я забыть о ней, как о съеденной конфете. Вот и реву.

Всхлип, другой…

– Всё, всё, прекращай, – Костя подошёл ближе и крепко обнял меня. – Не то опять нос распухнет и будешь, как Дед Мороз, – ехидно напомнил он.

– Да ну тебя! – я извернулась и ткнула его локтем в бок.

– Что за хулиганка такая! – проворчал он, но, скорее, шутливо, чем недовольно. – То ревёшь, то дерёшься, – и обратился к своей тёще: – Вы извините, Елена Николаевна, Наташа у нас девочка непредсказуемая и магнитом притягивает к себе приключения.

– Да ничего. У меня самой глаза на мокром месте были, когда в детский дом к Нине заходила, – ответила та. – А Наташа дважды в неделю ходит заниматься с детками. Не каждый взрослый так сможет.

– Ну, это да, – кивнул Костя.

– Да я-то там своя, мне проще. Я могу понять этих деток, – отмахнулась я. – И с опытом оно всегда легче.

Мокрота сошла с моего лица и больше не возвращалась. Всё-таки не умею я реветь дольше пяти минут: то слёзы кончатся, то настрой мне собьют, то конфеткой поманят…

***

За приятными делами и разговорами пролетел остаток дня.

Мой пирог нахвалили, сточили подчистую и даже крошек не оставили.

А закончились наши посиделки ответным приглашением в гости. Причём Костю никто за язык не тянул. Сам предложил и нарвался на охотное согласие.

Договорились мы увидеться через две недели, в воскресенье. Правда, Костя обмолвился, что позовёт и свою маму, но мне эта идея совершенно не понравилась.

Напоследок мне вручили замиокулькас в красивом белом горшочке, а Косте – огромный пакет яблок. Костя отнекивался, но взял. Яблочный пирог с тушёными карамелизированными яблоками и белковым кремом сверху он любил (но тщательно делал вид, что как истинный мужчина равнодушен к сладкому).

Скажите мне, станет ли равнодушный к сладкому человек трескать по четыре куска пирога в день? И отрезает себе такие кусищи, будто с завтрашнего дня на диету. И ещё меня называет ребёнком. Несправедливо, знаете ли.

Нет-нет, пирога мне не жалко, я вообще-то для Кости и стараюсь.

***

Встреча прошла гораздо лучше и душевнее, чем я думала. Юлины родители так понравились мне, что я постыдилась рассказать им, как мы с Костей познакомились. Не хочу их разочаровывать. Они милые и добрые.

Как хорошо, что мы нашли общий язык.

Я-то думала, родители умершей жены разбередят Косте старые раны, но нет: все общались легко, весело и лишь с редкими нотками светлой грусти.

Но к мёртвым ведь не ревнуют. Родители Юли куда лучше, чем всякие там расфуфыренные Альбины.