Жаркие сны

Глава 32

Дочитав до половины первую лекцию на тему «Развитие творческого потенциала в сновидениях», Изабел поняла, что потерпела фиаско.

В аудитории царила атмосфера нетерпеливой скуки. Один из слушателей в первом ряду действительно заснул уже через пять минут после начала. Другие непрерывно поглядывали на часы. Тамсин, обозревая происходящее из глубины аудитории, казалась чрезвычайно расстроенной.

«Ладно, значит, я не создана быть преподавателем метода Кайлера. Еще одна карьера не удалась».

Тот факт, что она все это время лихорадочно гадала, чем сейчас занимается Эллис, отнюдь не помогал сосредоточиться на работе.

Изабел украдкой посмотрела на стенные часы. Еще полчаса!

Она отдала бы все на свете, чтобы спуститься со сцены и удрать, однако нужно было заканчивать лекцию.

– Люди обычно помнят только те сны, которые видели перед пробуждением, а очень часто не запоминают и их. Но исследователи убеждены, что большинство из нас видят сны всю ночь. Это можно легко доказать: достаточно разбудить человека посреди ночи и спросить, что ему приснилось. Поверьте, он вам расскажет. И возможно, гораздо больше, чем вы хотите знать.

Никто не рассмеялся.

Мужчина, сидевший в третьем ряду, поднял руку. Изабел заметила его раньше отчасти потому, что он один из немногих был с бородой. Борода была коротко подстрижена и подчеркивала высокие скулы и четкую линию нижней челюсти. Кроме того, он в отличие от остальных, казалось, искренне заинтересовался ее лекцией.

– Да? – жизнерадостно спросила Изабел.

– Мне хотелось бы понять, – сказал он красивым баритоном, – почему мы не помним свои сны?

– На этот счет существуют различные теории, однако многие исследователи сходятся на том, что наше внимание просто заторможено. Мы не можем сосредоточиться на сне, если только он не бывает особенно ярким. – Изабел подняла блокнот. – И это приводит нас к первому этапу процесса развития творческого потенциала наших снов. – Для пущего эффекта она помедлила, как учили на курсах инструкторов. – Делайте заметки. Держите рядом с кроватью ручку и блокнот. Или попробуйте включать диктофон. Если проснетесь посреди ночи, запишите все, что можете припомнить о своих снах. Ваша цель – создать дневник сновидений. – Изабел широко взмахнула указкой, пытаясь привлечь внимание оживленно переговаривавшихся в задних рядах людей. Кончик указки задел за трибуну, сметя на пол тщательно разложенные карточки с тезисами.

Какой-то момент все присутствующие, включая Изабел, зачарованно смотрели на разлетевшиеся карточки.

– Простите… – пробормотала она и, нагнувшись, стала лихорадочно собирать их. Разговоры в задних рядах стали громче.

Изабел выпрямилась, положила карточки на трибуну и оглядела аудиторию. Почти все либо перешептывались, либо беседовали вслух. Зазвонил чей-то сотовый, и у хозяина телефона хватило наглости поднести трубку к уху.

Нет, просто поверить невозможно! Это настоящий кошмарный сон. Может, не такой ужасный, как очередная история преступления, но все же…

Изабел с усилием взяла себя в руки. Нужно потянуть время.

– Этап второй, – продолжала Изабел сквозь зубы, – просматривать дневник сновидений в конце каждой недели. Там вы сможете найти повторяющиеся темы и идеи, но мой совет – не тратить время на более традиционный метод истолкования, основанный на символах. На заре исследования снов считалось, что каждый элемент имеет вполне определенное, но иное значение. Не то, каким мы его видим во сне. Если вам приснилась закрытая дверь, вы пугаетесь перемен. Если приснилось зеркало, в котором вы не видите своего отражения, значит, беспокоитесь о том, какими кажетесь окружающим, и тому подобное.

Мужчина с коротко подстриженной бородой снова поднял руку:

– А что плохого в таком методе? Я всегда слышал, что символы, которые мы видим во сне, очень важны.

Тамсин, сидевшая в последнем ряду, отрицательно качнула головой. Понять ее было нетрудно. Тамсин хотела, чтобы Изабел оставила эту тему и вернулась к дневникам записи сновидений. Но нельзя же игнорировать единственного в аудитории человека, который действительно слушает ее лекцию!

Изабел улыбнулась:

– Идея о том, что наши сны в основном содержат критические символы, которые требуют истолкования, очень древняя и дошла до нас из различных культур, – поспешно начала она, пытаясь ускорить объяснения. – Но в двадцатом веке ее безоговорочно поддержали Юнг и Фрейд, а также и другие, использовавшие психологический подход к исследованию снов.

В соседнем ряду поднялась еще одна рука. Изабел предпочла ее не заметить.

– Считается чрезвычайно рискованным придавать большое значение символам по той простой причине, что существует множество интерпретаций различных символов, как и людей, которые пытаются их истолковать, – продолжала она. – Некоторые истолкователи считают, что закрытая дверь – это символ страха перемен, другие объясняют, что это рациональный барьер, стоящий между нашей цивилизованной природой и более глубокими и самыми примитивными мыслями и подавленными желаниями.

Женщина, поднявшая руку, очевидно, не выдержала ожидания.

– Однако закрытая дверь должна что-то означать, – настаивала она.

Изабел пожала плечами:

– Дверь может быть всего лишь дверью и не иметь какого-то особого смысла. Может, днем вы заметили эту дверь краем глаза, проходя по коридору. В этом и состоит проблема с символами сна. Если пытаетесь использовать их для истолкования значения ваших снов, советую не полагаться на сонник или теории об универсальных архетипах. Вместо этого думайте о предметах и событиях в ваших снах с точки зрения личного контекста.

Тамсин обреченно опустила плечи, очевидно, смирившись с поражением.

– Что такое контекст? – не унимался бородач. Изабел повернулась к нему:

– Я говорю о том, что происходит с вами в вашей жизни. Вам предстоит какое-то решение относительно смены карьеры? Если так, может, эта дверь действительно символизирует страх перемен или необходимость сделать выбор. Но принимайте решения в состоянии бодрствования. Не ищите отгадок во сне. Решение, которое кажется во сне правильным и рациональным, на деле может оказаться спорным и неверным. Учтите, что сон и бодрствование – два совершенно различных состояния разума.

– А я считал, что этот курс лекций о том, как пользоваться снами для получения творческих идей, – проныл кто-то в пятом ряду.

Зазвонил еще один телефон, и мужчина в десятом ряду полез в карман.

Тамсин в отчаянии закрыла лицо руками.

«Только бы этот кошмар кончился», – подумала Изабел. Она понимала, что выхода нет. И даже не могла утешить себя мыслью, что вот сейчас проснется и обнаружит, что это был всего лишь сон. Она в надежном капкане.

Эллис подвинул по прилавку двадцатидолларовую банкноту, немедленно исчезнувшую в кармане передника пухленькой, добродушной на вид владелицы кафе. Женщина даже позволила называть себя Дейзи.

– Я знаю только, что док был очень педантичен в своих привычках, – объяснила она, подаваясь вперед и показывая пышную грудь. – Он каждый вечер ужинал здесь, и в тот вечер – тоже. Попросил фирменное блюдо. По четвергам он всегда просил фирменное блюдо. Индейка и картофельное пюре. Свое любимое.

– Он не выглядел больным?

– По мне, так он был совершенно здоров. – Дейзи пожала полными плечиками. – С сердечниками всегда так бывает. Все в порядке, а через минуту ты труп.

– Не всегда, – мягко заметил Эллис. – Во многих случаях возникают начальные симптомы. Тошнота. Одышка. Боли в груди.

– Если у него что-то и было в этом роде, я не заметила. Он все съел. У дока был прекрасный аппетит. Один из моих лучших посетителей.

– Вы не знаете, куда он отправился после того, как ушел от вас? – спросил Эллис, делая пометку в блокноте.

– Знаю, конечно. Сказал, что собирается в центр. Будет сидеть допоздна в своем кабинете. Там его и нашли мертвым за письменным столом.

– Да, – кивнул Эллис.

– Док почти не бывал дома. У него были проблемы с бессонницей, – трещала Дейзи. – Говорил, что сорок лет не спал по-настоящему, бедняжка.

– Понятно.

Эллис допил чашку безвкусного кофе и поднялся. Ему следовало бы принести несколько пакетиков зеленого чая. Очевидно, за последние несколько месяцев у него появилось настоящее пристрастие к этому напитку.

– Спасибо за информацию.

Дейзи прищурилась:

– А почему вы хотели знать, что съел на ужин док в ту ночь?

– Восстанавливаю события дня смерти.

– Да? И как это?

– Страховое расследование. Мой босс хочет быть уверен, что это не самоубийство. Компания не выплачивает страховку наследникам самоубийц.

– Чертовы страховые компании. Всегда ищут способ уклониться от выплат! – фыркнула Дейзи. – Вот что я вам скажу, док не покончил бы с собой, а тем более в ту ночь.

Эллис попытался не выказать чрезмерного интереса:

– Почему вы так уверены?

– Он был просто вне себя от волнения. Работал над чем-то уж очень необычным, вот и не терпелось ему поскорее вернуться к себе.

– А он говорил, что исследовал в тот вечер?

– Нет, мне ничего не говорил. Но пару раз встречался здесь с высоким парнем, который выглядел так, словно при аварии вылетел сквозь лобовое стекло машины. Все лицо было покрыто ужасными шрамами, особенно здесь. – Дейзи показала на лоб и подбородок.

– Волосы довольно длинные, и, похоже, он пытался отрастить бороду, чтобы скрыть шрамы.

Эллис старательно сохранял вежливое и скучающее выражение лица.

– Случайно, не слышали, о чем они беседовали?

– Нет. Сидели там, в угловой кабинке, и говорили очень тихо. Но сразу было видно, о чем-то очень важном, и док очень волновался. Если он и собирался покончить с собой, то уж наверняка подождал бы до конца своего опыта.

Эллис спрятал блокнот в карман.

– Что же, вполне логично.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем лекция закончилась. Слушатели ринулись к выходам. Тамсин пробилась к сцене.

Изабел устало прислонилась к трибуне.

– Можешь ничего не говорить. Я знаю, что была ужасна.

– Вовсе нет, – покачала головой Тамсин, четко выговаривая каждое слово – Лекция была очень интересной.

– Ну да, один человек в первом ряду даже заснул. А у остальных был такой вид, словно им не терпелось удрать на ленч или прочитать эсэмэски.

– Да, конечно, были неудачные места, однако над этим можно поработать.

– Я ценю твое хорошее отношение, но лучше сразу посмотреть правде в глаза. У меня нет ни способностей, ни энтузиазма для такой работы. Ты и Лайла были очень добры, когда уговорили Фаррела дать мне возможность попробовать, подумаю, настоящего инструктора из меня не выйдет.

– Ты все сможешь, Изабел, – уговаривала Тамсин, включаясь в режим метода Кайлера. – Давай пройдемся по основным пунктам твоих тезисов перед следующей лекцией.

– О нет, спасибо огромное.

Изабел собрала карточки.

– Я немедленно поговорю с Фаррелом и объясню, что увольняюсь. Что-то подсказывает мне, что он будет в восторге.

Рэндолф Белведер обрадовался, словно ему достался выигрышный билет в лотерее. Он изо всех сил постарался не выказать отчаянной надежды.

– Хотите сказать, что мой отец застраховал свою жизнь на огромную сумму? – переспросил он, принимая, как ему казалось, спокойную, сосредоточенную позу. На самом деле пальцы его дрожали так сильно, что он боялся, как бы этот страховой детектив самого зловещего вида не подумал, будто у него алкогольный тремор.

Мужчина, сидевший напротив, представился Чарлзом Уордом. Когда миссис Джонсон проводила его в кабинет, Рэндолфу сразу показалось, что этот Уорд не похож на служащего страховой компании. Слишком дорогой костюм европейского покроя. Ничего общего с традиционными мешковатыми костюмами, принятыми среди большинства американских бизнесменов.

Но беспокоила Рэндолфа вовсе не одежда Уорда, а он сам. Даже в итальянском костюме Уорд выглядел так, словно стоял по другую сторону закона.

– Пока что мне позволено сказать одно: я расследую обстоятельства смерти доктора Белведера, – начал Уорд, давая понять, что любая откровенность здесь неуместна. – Если результаты моей работы позволят предпринять дальнейшие действия, кто-то из компании свяжется с вами, чтобы обсудить детали страхового полиса.

– Понятно. – Рэндолф крепко сжал ладони. – Не могли бы вы по крайней мере сказать, велика ли сумма страховки.

– Видите ли, мои услуги стоят дорого, – загадочно улыбнулся Уорд. – Компания не посылает меня на расследования, если сумма взноса того не стоит.

– Ясно.

Рэндолф вдруг ощутил, как во рту стало сухо. Пришлось судорожно сглотнуть слюну, прежде чем продолжать.

– Итак, что вы собираетесь проверить?

– Причину смерти.

Рэндолф от неожиданности растерялся.

– Разве в ней кто-то сомневается. Мой отец умер от сердечного приступа.

– Уверен, что так оно и есть, – небрежно бросил Уорд. – Но на карте стоит столько денег, что моя компания требует доказательств.

– Разве существует иная возможность?

– Самоубийство.

– Вы с ума сошли! – ахнул Рэндолф. – Мой отец никогда бы не покончил с собой.

– Родственники часто так говорят. Поразительно, как мало людей способны распознать все признаки надвигающейся трагедии.

Рэндолф уверенно покачал головой:

– Мой отец жил своими исследованиями. Я первым готов признать, что он был не в себе, однако это не изменяет того факта, что он глубоко верил в свои труды. Самоубийство совершенно исключено.

– Центр проводит исследования сна, – спокойно указал Уорд. – А это означает, что ваш отец имел свободный доступ к различным маркам снотворных препаратов, причем кое-какие из них были экспериментальными, не так ли?

Рэндолф заскрипел зубами.

– Уверяю вас, отец не стал бы проводить эксперименты на себе.

– Вы, вероятно, знаете его лучше, чем кто-либо другой, – пожал плечами Уорд. – Но мой наниматель требует ответить на несколько вопросов. Мне вменяется в обязанность потолковать с людьми, работавшими здесь в ночь его смерти. Совершенно рутинная проверка. Чем раньше я подам отчет, тем скорее вы получите денежки. Есть возражения?

– Никаких. Сейчас скажу секретарше, чтобы та сообщила служащим о вашем приезде. Можете говорить с ними на любые темы. Вы сразу же поймете, что я говорил правду. Мой отец не самоубийца.

Уорд встал и подхватил портфель.

– Надеюсь, что вы окажетесь правы.