Головная боль генерала Калугина, или Гусь и Ляля

Глава 24

– … там идти всего-то шесть километров, ну хорошо, восемь, – Славка выразительно посмотрела на Лялю, погружённую в свои мысли. – Нагой-Кош – фильдеперсовое место для свадебной фотосессии! Туда пятилетних детей водят, Гусь тебя вообще на руках отнесёт. Ладно! Просто сделаем фотографии на скале Утюг, и будет тебе счастье. Обычная смотровая площадка, жалкие пятьсот метров. Можно подумать, я тебе Джангитау предлагаю покорить… Вот если бы я выходила замуж, я с парашютом бы прыгнула или под водой забацала свадьбу… или на Белухе, да хоть на Эльбрусе, хотя туда только ленивый сейчас не поднялся.

– Вот будешь выходить замуж, тогда поднимешься на Эльбрус и прыгнешь с парашютом, а моя свадьба будет в Москве, – спокойно ответила Ляля, устав возражать.

Вообще-то Ляля уже распланировала торжество, как и обещала Вите. Всё, от выездной церемонии до банкетного зала и наряда молодых. Не было только точной даты, всё решится, когда он вернётся. Пока же она много работала, очень много, чтобы хоть как-то заглушить образовавшуюся в груди дыру, которая, впрочем, потихонечку затягивалась.

Ляля привыкала ждать – это оказалось невыносимо тяжело, но удивительное дело, гены потомственной жены военного потихонечку просыпались в ней. Она продолжала вести привычную жизнь, лишь на периферии постоянно ощущая боль, нехватку кислорода, будто дышала вполсилы.

– Точно! – воскликнула Слава. – Вингсьют!

– Что это? – опешила Ляля, уставившись на сестру, уж слишком громко та воскликнула, Архимед с его ставшей притчей во языцех «Эврикой!» звучал тише.

– Специальный костюм для бейсджампинга, с крыльями. Одевают и прыгают, ловят поток воздуха и… В общем – идеальная свадьба!

– Слав, ты ненормальная, – Ляля с улыбкой посмотрела на сестру. – Тебе говорили это?

– Сегодня примерно три раза, вчера – пять или пятнадцать. А! Тридцать шесть! – кривляясь, ответила та.

– Валерия, – услышала Ляля за своей спиной. – Владислава, посадка через двадцать минут, пожалуйста, пристегнитесь.

Ляля почувствовала острое чувство дежавю, несколько месяцев назад было то же самое, в том же самом самолёте, с теми же самыми людьми. И летели они на ту же самую военную базу в чужой, бесконечно воюющей стране.

Покажется безумием на первый взгляд, на второй тоже, да и на третий, но Ляля не видела ничего безумного. Она делала то, что должна была делать. Сопровождала гуманитарный груз. Кому как не ей, увидевшей воочию, насколько люди этого региона нуждаются в самых элементарных, базовых вещах, оказывать помощь?

Отец грозил всеми возможными карами, святая инквизиция позавидовала бы пылу генерала, но Ляля настояла на своём – она сама, лично, будет сопровождать груз столько раз, сколько понадобится, пока Лена не сможет вернуться к обязанностям руководителя гуманитарного фонда «Надежда».

Ляля вовсе не сошла с ума, как могло показаться. Она не собиралась выбираться за пределы базы, рисковать, как в прошлый раз, что твёрдо пообещала всем домочадцам, но сдать груз с рук на руки она должна. Обязана, и точка!

Слава же должна была доработать серию очерков, которые, по мнению её редактора, претендовали на премию «Золотое перо». Ляля не читала ни строчки из того, что написала сестра, та стерегла своё сокровище, как Кощей Бессмертный иглу, сказала, что покажет только в завершённом виде, но верила, что если не саму премию, то номинацию Слава точно получит.

Сопровождал их Вячеслав Павлович, заявивший Славе, что глаз с неё не спустит в прямом смысле слова. Наручниками прикуёт к себе, если только заподозрит, а он заподозрит, потому что Славка на то и Славка, чтобы отыскать пятую точку поглубже и нырнуть туда с разбега. Бейсджампинг, как он есть, по Калугински.

Помимо прочего, Ляля, вопреки здравому смыслу, надеялась увидеть Витю хотя бы одним глазком, пусть мельком. Вдруг он чудом окажется на базе… Последний раз, когда он выходил на связь, сказал, что торчит посреди пустыни, координаты, естественно, не озвучил, как поняла Ляля, не там, куда попали они с сестрой, дальше, но… вдруг чудо всё-таки произойдёт.

Надежда была крошечной, меньше одноатомной молекулы гелия, но Ляля не могла отказаться от неё. Отец ясно дал понять, что до конца командировки они с Витей не встретятся никаким чудом, даже если Земля слетит с орбиты – не встретятся. Такова воля генерала. Во благо дочери, конечно же.

При встрече отец объяснил свой поступок. Ляля поняла его, может быть, даже приняла, помня строгий наказ своего мужчины не лезть на рожон, однако чувство разочарования не покидала её.

– Ты понимаешь, что твоя «любовь» может быть завязана на посттравматическом синдроме, плюс именно Бисаров нашёл тебя, спас, как ты говорила, трижды спас. Нормально привязаться к своему спасителю, ненормально строить на чувстве благодарности свою жизнь.

– В таком случае я должна была влюбиться в Вячеслава Павловича Андронова, это он, а не Витя остановил колонну, он отвёз нас со Славой на позиции, он был рядом, и он решал все мои проблемы! Ещё в полковника Дудко должна была влюбиться, в Миху и Алексея, последний ещё готовить умеет и этикет знает, пардона по-великосветски просит! – вспылила Ляля.

– Если я ошибаюсь, ничего страшного не случится. Вернётся твой капитан, сыграем свадьбу.

– А если не вернётся?! Если его… – договорить Ляля не сумела, слова застряли обжигающим комом в горле, взорвались в грудной клетке, перекорёживая сердце, лёгкие, рёбра от невозможности избавиться от колотящейся внутри боли. – Он может погибнуть!

– Виктор Бисаров – солдат. Он может погибнуть в этой командировке, может, когда у вас будет трое детей. Ты сама выбрала такую жизнь, поживи сейчас, подумай, нужна ли она тебе – вот такая. В бесконечном ожидании, почти всегда в одиночестве и в страхе за жизнь мужа. Хорошо подумай, крепко. Справишься – честь и хвала тебе. Нет – никто не осудит. Только думать надо до брака, а не после в ужасе просыпаться. Что Виктор отдаёт отчёт своим действиям, я уверен, в тебе – нет.

В минуты отчаяния, которые поначалу накатывали по сто раз за день, Ляля думала, что, возможно, отец прав. Сложно это – ждать.

Однако, жизнь шла своим чередом. Ляля, погруженная в хлопоты, больше не измеряла взглядом потолок, не сомкнув за ночь взгляд. Она много работала в мастерской, в фонде, постепенно переняла все Ленины обязанности, и над всем этим, как огромное облако, висела её любовь к Вите.

К капитану Бисарову с бездонным голубым взглядом, в глубине которого пляшут шальные черти.

Любовь стала константой жизни, неотъемлемой, непоколебимой частью. Сейчас Ляля была уверена в своих действиях и чувствах на все сто процентов.

Страна встретила бесконечно синим небом, ярким до боли в глазах солнцем, стоящей стеной жарой, духотой, которая буквально сбивала с ног.

Славка натянула на нос авиаторы, взлохматила короткий ёжик волос, раскинула руки и, глядя на Лялю, с задорной улыбкой проговорила:

– Хорошо-то как, Настенька!

– Не Настенька я, – опешила Ляля.

– Всё равно хорошо, – ответила Слава с широкой, до ушей, улыбкой, обняла сестру за плечи и двинулась по взлётной полосе в сторону знакомого жёлтого здания.

Майор явно подавил смех за спиной Ляли. Ничего не поняв, она обернулась, посмотрела на него. Всё такой же высокий, широкоплечий, с аккуратной стрижкой, гладко выбритый, в военной, отглаженной форме. Всё строго по уставу, словно на смотр собрался.

Ляля вопросительно посмотрела на Вячеслава Павловича, называть иначе его не получалось, несмотря на то, что он однажды был приглашён в дом Калугиных на семейный сбор. Игнат позвал. Они весело провели время, много разговаривали и шутили, последнее стало небольшим шоком для Ляли. Майор – и шутит…

Вячеслав Павлович молча протянул руку, предлагая забрать Лялин рюкзак, она послушно скинула с плеч. Сразу же посмотрел на Славу, так же молчаливо предлагая забрать её ношу, на что получил возмущённый взгляд, как если бы Зевсу Громовержцу предложили кисель вместо вина.

Майор прошёл курс лечения, реабилитации, он немного прихрамывал, наверняка испытывал боль, почему-то Ляля была в этом уверена, но никогда не показывал этого. Совсем недавно он вернулся в строй, несмотря на желание медиков комиссовать. Как ни странно, помог генерал-полковник Калугин.

Мимо проходили военные, кто-то бросал заинтересованные взгляды на прилетевших, кто-то спешил по своим делам, не обращая внимания ни на кого. У дверей корпуса встретился сам командир военной базы. Майор коротко отдал честь, вытянулся, Ляля напряглась, не зная, чего ожидать. Славка замерла с независимым видом.

– Владислава, – кивнул командир. – Добро пожаловать, уверен, ты помнишь о наших договорённостях.

– Помню, – коротко кивнула Слава.

– Валерия Степановна, добрый день, – командир обратился к Ляле. – К разгрузке уже приступили, – он глянул в сторону посадочной полосы, где суетились служивые, готовясь выгружать гуманитарный груз. – Надеюсь, в этот раз обойдёмся без глупостей.

– Обойдёмся, – ответила Ляля, стараясь придать себе уверенный вид, наблюдая за строгим взглядом командира, который вряд ли был рад повторению аттракциона «сестры Калугины на вверенной ему территории».

– Абдула Хуссайн приедет сегодня после обеда, – добавил он, давая понять, что более задерживать не станет, а сёстрам хорошо бы убраться с базы завтра утром, как и было оговорено.

– Вот говнюк, – шепнула Славка, стреляя взглядом в спину командиру.

– Перестань, – одёрнула Ляля. – Он выполняет свои обязанности, гражданским не место на военной базе.

– Я – свободная пресса, – естественно возмутилась Славка. – А ты – официальное лицо благотворительно фонда «Надежда». Мы сюда не контрабандой проскользнули, между прочим, а с получением всех разрешений.

– Главное, чтобы вы контрабандой не выскользнули отсюда, – отвесил ремарку Вячеслав Павлович, нарвавшись на демонстративно закатывающиеся глаза Славки.

Через полчаса они очутились в уже знакомой кимбе. Вернее, домик был другой, но совершенно не отличающийся от того, что предоставляли в прошлый раз. Вячеслав Павлович сказал, что его кимба напротив, узнает, что Слава сдвинулась с места – за себя не ручается.

Лялю же милостиво отпустил в душ, на всякий случай приставив обалдевшего бойца, который понятия не имел, что происходит, что за пост такой странный, но до душа проводил, оглядывая гостью с головы до ног заинтересованным взглядом.

Что за зверь такой прилетел? Одета вроде просто: широкие брюки, тонкая льняная рубашка, спасающая от палящего солнца, очки с поляризацией на половину лица и, как вишенка на торте – шляпа с широкими полями, а ходи, сопровождай.

В душе оказалось пустынно. Ляля рванула в помывочную, нервно включила воду, как быстро она, оказывается, привыкла к комфорту. Никаких сомнений, попади она снова на позиции, испытала бы точно такой же стресс, как в прошлый раз.

В раздевалке, спешно одеваясь, чтобы ни с кем не столкнуться, услышала женские голоса, которые что-то живо обсуждали, напомнив точно такую же сцену несколько месяцев назад. Ляля невольно напрягла слух.

– Ну что, Свет? – нетерпеливо спрашивали несколько голосов. – Уехал Бисаров?

– Сегодня ночью ещё, – важно протянула видимо Света.

У Ляли оборвалось сердце. Уехал… сегодня ночью… Меньше двенадцати часов решили всё. Надежды, что он вернётся оттуда, куда уехал, нет… Была надежда и растаяла как дым. Если бы он задержался, или она прилетела раньше. Какие-то жалкие двенадцать часов… Хотелось зареветь в голос.

– Ты с ним говорила? Правду говорят, женится? – защебетал чей-то звонкий голос.

– Да ну! – воскликнул кто-то. – Сказал, чтоб липучку Настьку отвадить.

– Слышала, что на дочке кого-то из министерства… – протянул скептический голос. – Как тут не жениться. Я бы тоже на такой дочке женилась, даже если она страшная, как семь смертных грехов. Карьера попрёт, как на дрожжах, – раздался громоподобный смех.

– Может и страшная, – добавил кто-то. – Только за трое суток, что торчал здесь, ни к кому не подкатывал. В свободное время в библиотеке торчал… Что он сам-то сказал, Свет?

– Сказал, что правда женится, вот вернётся из командировки и сразу в ЗАГС. На ком – не сказал, только то, что его лялька самая офигенная, и для всех остальных женщин он взял решительный самоотвод. Ещё пригласил на свадьбу.

– Тебя?! – разнеслись возмущённые голоса.

– Меня! – огрызнулась Света. – Мы позапрошлый раз вместе на позициях были, меня вместо Дарьи Александровны отправили. Ох и пересрала я тогда, если бы не он, ни за что не вывезла, хотела рапорт об увольнении писать, а мне нельзя – деньги позарез нужны. Он знал и помогал. Гусь мне как брат, между прочим.

– Инцест дело семейное, – кто-то протянул с откровенной издёвкой, источая язвительность на сотни километров вокруг.

– Дура ты, Маш, – ответила Света. – Просто отшил тебя, вот и бесишься, несёшь ересь всякую.

Ляля отмерла, поняв, что стояла, замерев в одной позе, продолжила одеваться, пытаясь на ходу переварить информацию. В это время в раздевалку зашла невысокая худая женщина в медицинской форме. Оглянулась, увидела столпившихся за рядом шкафчиков медсестёр, крикнула в их сторону:

– Так и знала, что здесь торчите! Место сплетен изменить нельзя. Быстро по рабочим местам! Живо!

Мазнула взглядом по Ляле, быстро поняв, что к её епархии та отношения не имеет, мгновенно потеряла интерес.