Головная боль генерала Калугина, или Гусь и Ляля

Глава 7

– Ты так мелко-то не шинкуй капусту, пополам да надвое нормально, – с широкой улыбкой прокомментировал Алексей старания Ляли.

Они со Славой уже три дня жили на позициях, в «светлице», можно сказать – обжились. Вернее, обжилась Слава, стала своим парнем для всех, если не подружилась, то приятелем была точно.

Ляля же до сих пор ощущала себя не в своей тарелке. Особенно после того, как Сергей Максимович сказал, что придётся провести здесь минимум неделю – это при самом оптимистическом раскладе.

Возвращаться на базу по земле, пусть и на бронированном внедорожнике – анриал. Машина на открытой местности – отличная мишень. С воздухом тоже проблемы, потому лучше сидеть тихо, ждать, пока «распогодится». Тоже риск, но всё же меньший. Рисковать дочками Калугина никто не станет, сумасшедших нет.

Ляля не сомневалась, если бы была хотя бы крошечная возможность слить их с позиций без гипотетической опасности, Сергей Максимович так бы и сделал. Генеральские дочки ему – кость в глотке. Ни выплюнуть, ни проглотить.

– Но ведь это не эстетично, – ответила Ляля.

– Здесь главное, чтобы сытно, а не красиво, – со смешком возразил Алексей.

Можно сказать, они с Лялей подружились. Поначалу ей было не по себе от словарного запаса Алексея, флирта на грани приличия, а то и откровенных предложений, звучавших как: «ежели что, так я завсегда», но то ли Ляля чуть-чуть пообтёрлась, перестала замечать, то ли Алексей начал контролировать себя. Правда, нет-нет, а приходилось ему просить «пардону по великосветски», чаще же удавалось держать баланс.

– Мужики придут, сметут всё, не до эстетики им будет.

Ляля вздохнула. Она знала, что несколько человек ушли на задание, какое и куда, естественно, не ведала, никто делиться такой информацией не станет. Среди этих ушедших был Бисаров Виктор.

По какой-то причине мысли о нём не выходили из головы. Ляля нервничала, переживала, вздрагивала каждый раз, когда слышала шаги за спиной, похожий голос, встревоженно вслушивалась в разговоры, не промелькнёт ли что-то…

Ляля начала быстрее резать несчастный вилок капусты, уже немного подвядавшей от долгого хранения. Основной рацион был небогат, несмотря на заваленный продовольственный склад. В избытке были крупы, консервы, паштеты, сгущённое молоко, был даже мёд, шоколад и шоколадная паста, но привычных овощей не хватало. Картофель и капуста расходовались рачительно, жареная картошка воспринималась не иначе, как деликатес. О свежих помидорах, огурцах или цуккини, тем более зелени речь не шла вовсе.

Ляле такая пища была непривычна, но она не роптала, молча ела то, что давали, зато светлица была завалена шоколадками, фруктовым пюре, галетами. Каждый считал своим долгом угостить их с сестрой сладостью из усиленных сухих пайков.

Слава же ничуть не страдала от пищевых изменений, кажется, она могла, не морщась, переварить гвозди без вреда для здоровья. Она вообще выглядела довольной сложившимися обстоятельствами, счастливой, как никогда.

Иногда казалось, что ей нужно было выбрать военную карьеру, а не журналиста. Правда, никто бы этого не позволил. Пробить железобетонное убеждение отца, что в армии женщинам не место, не смогла бы даже Слава. Он бы с лёгкостью перекрыл все пути и возможности, заставив сдаться. Неизвестно ещё, чем аукнется нынешняя авантюра для непутёвой дочери.

– Слышал, фонд, что гуманитарку доставлял, как там… «Надежда» вроде, имеет прямое отношение к генералу Калугину, – неожиданно выдал Алексей, усевшись напротив Ляли. – Вроде дочка его там рулит или жена. Не, не жена, вроде сноха евойная.

– Я не знаю… – растерянно моргнула Ляля, покрывшись холодным потом.

Что будет, если правда всё-таки выльется на свет божий? Никто не упрекал сестёр в случившемся с лейтенантом, не говорили о нём, не вспоминали вслух при виновницах, но любому дураку понятно, что гибель товарища не может оставить равнодушным никого. Военные здесь одна семья. Не говорят, чтобы не делать лишний раз больно себе, может, берегут нервы девушек, но внутри навсегда поселилась боль, которая не исчезнет уже никогда. Братья говорили, что помнят каждого погибшего сослуживца. Независимо от прошедшего времени, эти раны не заживают никогда в жизни.

– Как не знаешь, вроде ж представитель, – незамутнённо посмотрел Алексей, заставляя Лялю нервно заёрзать.

– Я не знакома с начальством, – пискнула в ответ. – Уставные документы мне не показывали, сноху этого генерала не встречала.

– А я подумал, что это ты, – засмеялся Алексей. – Мужики говорят, глупости, что снохе генерала здесь делать? Она где-нибудь в Майами лобстеров каких-нибудь ест, вином французским запивая, а простой люд, типа нас – кровь проливает.

– Не, это не она, – громыхнул знакомый голос, заставляя подпрыгнуть на стуле.

Ляля обернулась, уставилась на зашедшего Виктора Бисарова, Гуся. Лицо пыльное, с потёками грязи, он словно наскоро умылся жменей воды, прежде чем зайти, утруждать себя вытиранием полотенцем не стал. С головы до ног обвешанный снаряжением, ничего подобного она раньше не видела, если только в кино или на фотографиях старшего брата. Форма тоже пыльная, местами порванная, при этом каким-то чудом отлично сидящая. И общий вид расслабленный, он словно с постели встал после долгого сна, взял кофе в хорошей кофейне и собрался залипать на видео с красивыми девушками, а не вернулся с задания.

– Отлично всё, – кинул он Алексею, отвечая на немой вопрос. – Не знаю уж, – продолжил невозмутимо, – сноха или нет директриса «Надежды», но Лялька точно не она. Видел я руководительницу эту на базе, даже подкатить думал, экстра-класса дамочка, – показал жест «ок», нагло улыбнулся. – Красотка – закачаешься, не ходит, а пишет, строит всех за милую душу, такую в латекс и… – он мечтательно закатил глаза, мазнул смеющимся взглядом по Ляле. – Так что харе ерундой заниматься. Лялька – обычный работник, не видно что ли по человеку, что лобстеров она только на картинке видела, а из Славки родственница генерала, как из меня балерина, – громко засмеялся он. – Еда-то когда будет? Жрать охота, сил нет. У меня один паштет остался, еле сдержался, чтобы дрянь эту не проглотить.

– Уже! – подорвался Алексей, позабыв о расспросах Ляли.

– Сейчас придём с мужиками, – громыхнул он, развернулся и вышел.

Ляля в ужасе замерла. Господи, как же она не подумала, что Виктор, если знаком со Славой, знает, чьи они дочери. Сестра никогда не скрывала, кто её отец, кто братья, из какой она семьи. Она вообще не умела ничего скрывать, таить, держать за душой, порола правду-матку в глаза, не взирая на лица и последствия. Каким чудом держалась сейчас – неизвестно. Видимо, даже отбитый мозг понимал последствия ненужных откровений.

Она спешно вышла из столовой, решила найти Славу, поговорить. У дверного проёма в комнату личного состава столкнулась с Гусём, уже без снаряжения, но всё ещё пыльного. Буквально врезалась в крепкое тело, покачнулась, была остановлена твёрдой рукой, иначе бы точно растянулась на радость гогочущим мужикам.

Вдохнула концентрированный мужской запах. Не пота, хотя им порядком пахло, чего-то другого, до одури пугающего. Запах зашкаливающего адреналина, тестостерона, смерти…

– Ух! – Виктор отставил от себя Лялю с дружелюбным смешком. – Осторожней, задохнёшься, от меня воняет, как от лося.

– Гусь презентацию устраивает, говорит, ипу, как конь, лижу, как лось! – заржал кто-то в комнате.

Ляля отпрыгнула, побледнев, мгновенно покрылась алым румянцем, жарко стало везде, горячие слёзы подступили к глазам, едва не заревела в голос от обиды. С трудом хватило сил сдержаться. Нельзя же так… ну нельзя!

– Смотри, Дрон, сейчас Ляля съездит по морде, не посмотрит на твои сто кило дурости, – засмеялся кто-то.

– А я добавлю, – коротко прокомментировал Виктор, недобро посмотрев сначала куда-то вглубь комнаты, потом на Лялю, с поддерживающей улыбкой.

Ляля не нашла ничего другого, как рвануть в светлицу, спрятаться там. В носу щипало нещадно, сердце колотилось, слёзы всё-таки хлынули, оставляя горячие дорожки на щеках, скатываясь солёным потёками по губам.

– Прости, Ляль, я не со зла! – неслось ей вслед от Дрона – её ровесника, грубоватого, какого-то совсем неотёсанного, но не злого.

Упала на кровать, завернулась в расстеленный спальный мешок, выполняющий роль одеяла, как в кокон. Зажмурилась, представляя, что на самом деле находится дома, в своей любимой квартире.

В спальне, например, со светлыми занавесками и обоями в мелкий цветочек. Слава всегда смеялась над слишком девичьим интерьером. Ляля недоумевала, вообще-то она девушка, ей палатку в центре поставить и на костре готовить?

Или на кухне в стиле Прованс, лёгкой, воздушной, обязательно с живыми цветами по центру обеденного стола. Дарить букеты ей было некому, покупала сама.

Или в мастерской, под которую выделила самую большую, просторную и светлую комнату – её гордость, радость, место силы.

– Тут-тук-тут, – услышала голос Гуся за шторой. – Можно?

Выпуталась из одеяла, смахнула слёзы, понимая, что выглядит как чучело. Шампунь, одолженный Дашей, совсем не подходил, волосы путались и торчали во все стороны, кондиционера, естественно, не нашлось. Высокая влажность ночами, духота днём тоже не добавляли красоты. Она потела, появилось едва заметное раздражение на коже, чувствовала себя неряшливой. Огромная футболка, заправленная в штаны, не добавляла изящества. Просто ужас какой-то…

– Заходи, – отозвалась Ляля.

За три дня до неё, наконец, дошло, что обращение на «ты» здесь намного уместнее рвавшегося из неё «вы». Исключение – командир.

Виктор зашёл, сразу сделав тесное помещение ещё теснее, оценивающе посмотрел на Лялю, вздохнул, бесцеремонно уселся рядом. Волосы влажные, в чистой одежде, пахнет банным мылом и простым дезодорантом – странно приятный запах.

– Прости Дрона, он же, правда, не со зла. Молодой, тупой, – проговорил он с просящей интонацией. – Ну хочешь, я ему врежу, так, что мало не покажется?

– Нет, – покачала головой Ляля.

Драки личного состава строго запрещены. Наверняка всякое случается, и дерутся, и лица бьют, и тёмные устраивают, и такое бывает, особенно на передовой, о чём гражданским никогда не расскажут, но становиться причиной конфликта и неминуемого наказания Ляля не собиралась. Переживёт как-нибудь… Не маленькая. Сама в передрягу попала, самой и терпеть..

–Ты это… – Виктор взял руку Ляли в свою, погладил по тонким бледным пальцам, покрутил пару колечек из стерлингового серебра с бриллиантовой крошкой и точно такую же тройную цепочку с подвесками на шее, – штучки эти убери. Понятия не имею, сколько это стоит, если дорого, может навести на всякое… Что фонд Калугиным курируется – не тайна. А здесь, сама понимаешь, генералов не жалуют.

Ляля задохнулась от ужаса, уставилась на капитана, который спокойно отвечал на её взгляд, продолжая крутить колечки вокруг пальцев.

– Не бойся, – вздохнул он. – Не нужно. Хочешь воздухом подышать? – предложил он, явно чтобы сменить тему.

– Командир не разрешает, – вздохнула Ляля.

На улицу они выходили. Всегда в сопровождении, обязательно в защите, в отличие от той же Даши, которая себя бронником и каской не утруждала. Шныряла от медсанчасти к основному блиндажу в штанах с футболкой или спортивном костюме, словно на прогулку вышла.

– Там тихо, – подбадривающе улыбнулся Виктор.

Ляля кивнула, соглашаясь. На самом деле ей не хватало солнечного света, она страдала в душном помещении, пропахшем едой, мужским потом, запахом пороха и едва заметной гари. Конечно, в светлице не стоял этот удушающий запах, больше пахло шампунем, гелем для душа, дезодорантом, но всё равно отчаянно не хватало воздуха, особенно, когда долго была запахнута штора.

– Алексей ждёт с обедом, – вспомнила она, что Виктор жаловался на голод.

– Подождёт, – небрежно ответил он, застёгивая на Ляле бронежилет.

Они выбрались на свет божий, Ляля с видимым удовольствием вдохнула свежий воздух. Надвигался вечер, опускалась влажность, но как же приятно было дышать и видеть бесконечное небо, точно такого же цвета, как глаза Виктора.

– Пойдём, – свернул он по траншее в сторону, куда Ляля ещё не ходила.

Как правило, её маршрут был прост. До медсанчасти – навестить Миху, принести ему гостинцев, поболтать с Дашей. Если сильно повезёт, чем-нибудь помочь, например, делать марлевые шарики – оказалось совсем несложно. Иногда выбирались из ненавистной траншеи, шли метров триста, вдоль куцых засохших кустов до расстрелянного автомобиля и возвращались обратно.

Они поднялись, ничего нового Ляля не увидела. Натянутая сетка над головой, пара разбитых кирпичных строений, почти превратившихся в труху, высокая сухая трава, красно-жёлтая земля, по которой, как позёмка, стелилась пыль.

Дошли до одной из одной оставшейся относительно целой стены – единственное, что уцелело от некогда жилого дома. Жутко смотрелся диван, стоявший по центру развалин, припыленный, но ещё показывающий свой изначальный цвет – светло-бежевый.

– Смотри, – остановился Виктор, взяв Лялю за руку.

Она повернулась туда, куда он показывал. Прямо перед ней, на полуувядших кустарниках, которые кое-где радовали глаз сочно-зелёными побегами, распустились белые цветы, разнося по округе тонкий аромат.

– Здесь дом жилой был, остатки сада, – пояснил капитан, направившись к кустарнику.

Обломал несколько веток, явно собираясь подарить букет. Ляля замерла в восхищении. Последнее, что она ожидала увидеть в этом месте – живые цветы. Это же… это же фантастика какая-то! Ожившая наяву сказка.

Стояла весна, но вокруг была только пыль, духота, размолотый в труху цемент, остатки кирпича, засохшая трава и редкие кустарники. И вдруг, как самое настоящее чудо, цветущий жасмин… если это жасмин, конечно. Не пришло в голову изучить флору и фауна региона, куда по глупости отправилась.

Ляля довольно зажмурилась, не в силах сдержать улыбки. Вдруг, совсем рядом, раздалась автоматная очередь, оглушая и накрывая волной вселенского ужаса, мгновенно выдернув из благостного настроения, напомнив, где она.

– Всё хорошо, – прокомментировал Виктор, который и выпустил очередь рядом с окаменевшей от страха Лялей.

Она скосила взгляд туда, куда показывал капитан, распахнула в отвращении глаза, нервно облизала губы. На земле, в паре метров от неё, лежала расстрелянная в упор змея, рефлекторно дёргая длинным хвостом, демонстрируя миру раскуроченные кровавые внутренности.

– Ядовитая дрянь, – услышала она.

Ляля тяжело сглотнула, перевела взгляд на спокойно стоящего Виктора, который невозмутимо протягивал ей букет, счастливо улыбаясь. Перегнулась, схватившись за живот и показала всё, что ела за сегодняшний день, прямо на бежевые мужские берцы.