Головная боль генерала Калугина, или Гусь и Ляля

Глава 25

Ляля споро разобралась с документами и наблюдала за отгрузкой. Работа продвигалась быстро, судя по всему, справятся на несколько часов.

Появившийся Абдула Хуссайн привёл её в небольшое замешательство. Она постаралась взять себя в руки, в конце концов, это не он, а его племянник был связан с расхищением гуманитарного груза. Люди Даххака, а не Абдулы Хуссайна, похитили её. Даххак хотел сделать то, что хотел, а не Абдула Хуссайн.

Ляля собралась с духом, подошла к одетому в военную форму без опознавательных знаков руководителю местного парламента, протянула бумаги, начала общаться через переводчика.

Скоро решились организационные моменты. Ляля поставила подписи, где необходимо, передала документацию Абдуле Хуссайну, собралась вежливо попрощаться, попросту сбежать.

Как ни держала лицо, как ни старалась казаться бесстрастной, внутри всё вибрировало, шатало из стороны в стороны, поднимая со дна души воспоминания, которые хотелось бы никогда не иметь, не знать такого опыта.

– Абдула Хуссайн просит разрешения поговорить с вами, Валерия Степановна, – обратился к Ляле переводчик. – О личном.

– Хорошо, – посмотрела она на Абдулу Хуссайна, подавляя в себе невольное, совсем неоправданное отторжение.

У них с племянником одинаковые чёрные глаза, с опущенными уголками и густыми ресницами – это отталкивало против доводов разума.

– Абдула Хуссайн просит прощения за своего племянника Даххака, если бы он мог изменить прошлое – он бы это сделал. Предотвратил бы то, что сделал его племянник. Даххак обязательно понесёт справедливое наказание за всё, что совершил. По законам их страны – это смертная казнь, которая будет приведена в исполнение сразу после приговора.

Ляля почувствовала, как покрылась гусиной кожей, поднялась каждая волосинка, зашевелился каждый нерв, в груди что-то сжалось, принося ощутимую боль, к горлу поднималась тошнота. Она не знала, что ответить говорящему, поэтому сказала чистую правду:

– Мне жаль.

Абдула Хуссайн снова заговорил, делая перерывы для переводчика:

– Абдула Хуссайн говорит, что надеется – вы не думаете плохо о его народе и стране, понимаете, что плохие люди есть в любом обществе, любой национальности и веры. Он очень благодарен вам и вашему фонду за помощь несчастным людям его страны, и каждый, кто получает помощь, кто слышал, знает, тоже благодарен.

Ляля кивнула в знак того, что поняла смысл сказанного, что она не держит зла на народ, страну, не думает плохо обо всех. В общем-то, даже Даххак – заложник обстоятельств, попавший под нехорошее влияние. Наверное, не окажись он в определённых обстоятельствах, не стал бы тем, кем стал…

– Спросите его про судьбу Вафы – жены Даххака, его матери Вахиды, детей Башира и Хабибы? – обратилась она к переводчику.

Ляля надеялась, что с ними не случилось ничего плохого. Сложно чувствовать приязнь к взрослым женщинам, причастным к её похищению, практически к соучастникам насилия, ведь если бы в посёлок не вошла военная полиция, к племяннику вовремя не приехал дядя, Даххак сделал бы то, что намеревался, но и неприязни Ляля не чувствовала. Наверное, когда-то у этих женщин были мечты, планы, они верили в хорошее, хотели счастья. Нищета и невежество превратили их в то, кем они стали.

Сильнее Лялю беспокоила судьба Башира. Очевидно способного паренька, ведь в пять лет, в скотских условиях, овладеть иностранным языком настолько, чтобы поддерживать диалог с иностранкой – дорогого стоит. Ему бы учиться, получить хорошее образование, достойную работу в будущем.

И особенно волновало будущее маленькой Хабибы – крохи с выразительными глазками и пухлыми щёчками. Ужасно не хотелось для неё участи матери, тем более умершей от родов и отсутствия медицинской помощи второй жены Даххака.

– Детей Абдула Хуссайн забрал в свой дом, – сказал переводчик, выслушав речь Абдулы Хуссайна. – И Вахиду. Они – его семья. Его жена и он будут заботиться о Вахиде и детях, как это полагается традициями их народа. Башир и Хабиба обязательно получат образование и не будут ни в чём обделены. Вафа должна вернуться в родную семью, но никто не знает, где они, поэтому пока она в их доме, по истечению траура, – Ляля вздрогнула от того, что ещё не озвученный приговор считался решённым, – она сможет выйти замуж. Абдула Хуссайн не против, чтобы Вафа поехала работать в город, но, к сожалению, невестка малограмотная, она не сможет найти хорошую работу и обеспечивать себя, поэтому остаётся в его доме.

– Я могу передать подарок Хабибе? – поинтересовалась Ляля.

Кроха – тот лучик света, который освещал самый тёмный день в её жизни.

Абдула Хуссайн кивнул, Ляля впервые увидела улыбку на лице этого чрезмерно серьёзного человека с острым, как бритва, взглядом, когда смотрел прямо на человека. Она быстро сгребла все цветные карандаши, небольшой набор пастели, который лежал на дне сумки, немного подумав, сняла цепочку из стерлингового серебра с подвеской.

Абдула Хуссайн принял подарки, спрятал цепочку в нагрудный карман, кивнул, выражая благодарность. Ляля почувствовала, что вместе с цепочкой сняла с груди огромную тяжесть, которая давила подспудно, но нескончаемо.

Может быть, однажды ей повезёт. Она встретит подросшую Хабибу, которая вырастет в умную и красивую девушку, образованную и благополучную.

Выйдя на улицу, Ляля неожиданно столкнулась с Дудко.

– Здравствуйте, Сергей Максимович, – поприветствовала она полковника.

– Здравствуй, Валерия, – сдержанно улыбнулся тот. – Не могу сказать, что счастлив видеть, лучше бы вам, конечно, на родине заниматься гуманитарной помощью… но дело не моё.

– Лучше бы, только кто, если не мы, – развела руками Ляля, ничуть не обижаясь.

Действительно ведь – дома лучше.

– Понимаю, понимаю, – кивнул полковник. – Груз готов к отправлению, как я понимаю?

– Вы будете сопровождать?

– Позиции рядом с лагерем беженцев, – ответил Дудко, от чего сердце Ляли пустилось вскачь.

Дудко – командир Вити, караван отправится прямиком в лагерь, который совсем рядом с позициями… Воображение заиграло с неистовой силой, безумные планы один за другим стали рождаться, помимо воли Ляли, и как бы она не старалась заткнуть этот верещащий, требовательный голос – ничего не выходило. Ей необходимо было попасть на позиции. Всё равно каким путём, без разницы, что для этого придётся сделать.

– Понятно, – буркнула Ляля, стараясь скрыть свои мысли.

– Валерия, – Сергей Максимович строго посмотрел на Лялю. – Ты умная девушка, – выразительно приподнял он бровь. – Обойдёмся без глупостей.

– Обойдёмся, – вздохнула Ляля.

– И я спасибо тебе сказать должен, наслышан в штабе, чьими молитвами я на своём месте остался.

– Это я должна сказать спасибо, – спешно перебила Ляля. – Я и Слава. Спасибо вам!

– Пожалуйста, – ответил полковник Дудко, на том и разошлись.

Ляля поспешила на поиски Славы. В столовой сестры не нашла, зато наткнулась на десяток-другой мужских, оценивающих взглядов – время обеда. Вояки моментально увидели новое женское лицо, оценили и само лицо, и свои шансы на сладкое, очевидно – никакие.

В нескольких коридорах со стульями вдоль стен и парой столов тоже Славы не было, как и в кимбе, там был только распотрошённый рюкзак, будто сестра что-то спешно доставала с самого дна.

Славка обнаружилась в комнате отдыха, строчила в блокнот, расспрашивая какого-то парнишку, сидевшего, как на экзамене у строгого преподавателя.

– Спасибо огромное, Сергей, – сказала она, увидев Лялю, и отпустила интервьюируемого.

– Ага, – подпрыгнул боец и рванул прочь.

Слава глянула на Лялю, медленно обвела взглядом с головы до ног, наклонила голову вбок, спросила:

– Что случилось, Ляль? Ты такая взбудораженная…

– Слушай, – Ляля плюхнулась на стул напротив Славы, на котором несколько секунд назад сидел незнакомый ей Сергей. – Я встретила Дудко. Сергея Максимовича, – пояснила она, будто сестра, отличающаяся отличной памятью, могла забыть. – Он забирает гуманитарку и везёт в лагерь беженцев в… – назвала местность.

– И что? – нахмурилась Слава.

– И то, что они сейчас на позициях рядом, а это, как я посмотрела на карте, всего-то в нескольких часах отсюда.

– И что? – повторила Слава свой вопрос, будто не понимала. Зараза вредная!

– А то, что там Витя! И сейчас тихо, действительно тихо, ближайший лагерь боевиков больше чем в сотне километров отсюда. Понятно, это не расстояние, но сейчас они не суются, боятся.

– Ты собралась пробраться на позиции? – нагнулась и шёпотом переспросила Слава. – Отец тебя убьёт, майор тебя убьёт, а потом Гусь тебя убьёт, – последнее она сказала с заметной ухмылкой. – Как ты собралась это провернуть?

– Не знаю, – пожала плечами Ляля. – Подкуплю Абдулу Хуссайна, договорюсь с Дудко, с начальником базы, переоденусь в мужчину и тайно заберусь в один из сопровождающих джипов…

– В мужчину? – переспросила Слава, давя изо всех сил улыбку.

– В мужчину, – кивнула Ляля.

Вот такой уродился у мамы с папой сын – полтора метра в прыжке, с миловидным личиком и без кадыка. Подумаешь! Человечество и не такие чудеса видало!

– План – говно, – заявила Слава. – Я не хочу в нем участвовать, я брезгую! – с выражением повторила слова, ставшие интернет-мемом.

– Слав, я не шучу! – почти заплакала Ляля.

– Славка права, – раздался за спиной голос, отправивший миллиард счастливых мурашек по телу, взорвавший фейерверк в глазах, заставляя перестать дышать от неописуемого никакими словами счастья. – План – говно, Лялька!

– Витя! – подпрыгнула Ляля со стула.

Бросилась на шею человека, которого любила сильнее всех на свете. По которому скучала сильнее всех, который и был её светом.

Витя долго кружил её, крепко прижимая к себе, пока не впился беспардонным поцелуем в губы, не смущаясь Славки и наблюдавшим за мизансценой Вячеславом Павловичем с отрешённым лицом.

– Что ты здесь делаешь? – отдышавшись, выдохнула совершенно ошалевшая от счастья Ляля, всё ещё цепляясь за Витю, не смея оторваться от него.

Отойдёт на миллиметр, и он исчезнет, как мираж. Ведь кругом пустыня, вдруг Виктор Бисаров здесь и сейчас – плод её воображения? Оптический обман, и тактильный заодно.

– Цветы тебе привёз, Лялька, не мог же я жениться на тебе без цветов?

– Какие цветы? – нахмурилась та в ответ.

– Да вот же, – Витя протянул букет белых роз.

Свежих! Что выглядело самым настоящим чудом! А Ляля и не заметила, она вообще ничего не видела вокруг, кроме бездонного голубого взгляда, в который проваливаешься, как в воронку. Сильного тела, запаха мыла, немного терпкого парфюма, так подходящего обстановке и капитану. Одуряющих чувств, которые захватили с первой микросекунды, как только увидела Витю.

– Спасибо! – скорее по инерции ответила Ляля, не отводя взгляда от Вити.

Розы на свадьбу – прекрасно… Жениться без букета невесты неправильно… Свадьбы? Жениться?

– Ты же выйдешь за меня, Лялька? – спросил Витя, опускаясь на одно колено.

– Естественно, – кивнула она, ничего не понимая, показала кольцо, преподнесённое ей в присутствии всей семьи. – Я выйду за тебя замуж, я уже всё распланировала, как мы договаривались, и…

– Сегодня, здесь, – перебил её Витя. – Командир может заверить подписи на заявлении, – подмигивая. – Отказать права не имеет, слово за тобой, Лялька…

– Да! – тут же выпалила она, не давая договорить.

Конечно, она выйдет замуж здесь и сейчас. Господи, как вообще Вите пришло в голову уточнять?! Ненормальный! Самый ненормальный! Самый любимый! Самый её!

– А свадьбу сыграем, когда вернусь, – довольно добавил Витя. – С белым платьем, фатой, со всем, что полагается.

– Не знаю, что там полагается, – всунулась в диалог Слава. – Но фата и белое платье и сейчас имеется.

Ляля в удивлении посмотрела на Славку, та подмигнула Вячеславу Павловичу. Он в свою очередь отошёл от стены, снял с вешалки плотный чехол, который прятал за спиной, встряхнул его, прежде чем передать той, которой полагается.

– Правда оно… – начала было говорить Слава, осеклась, уставилась на Витю. – Гусь, жениху не полагается видеть невесту до свадьбы. Встретимся через час, – глянула на часы, видимо, время бракосочетания было оговорено заранее.

– Заноза, ты Славка, – громко рассмеялся Витя, ещё раз поцеловал Лялю, коротко, но остро и настолько многообещающе, что та отчаянно покраснела, и вышел из комнаты.

За ним последовал Вячеслав Павлович, оставив сестёр вдвоём.

– Правда платье короткое и не пышное, – продолжила говорить Слава, когда мужчины покинули помещение, а она закрыла дверь на защёлку. – Не так-то просто было спрятать его в рюкзаке, чтобы ты ничего не заподозрила и не превратить в тряпку при этом.

Слава сдёрнула чехол, Ляля уставилась на платье знаменитого бренда – его сложно было не узнать. В меру скромное, выше колена, с открытой спиной и полупрозрачными съёмными рукавами.

– Отпаренное? – кажется, в миллионный раз за последние несколько минут удивилась Ляля.

– Наши руки не для скуки. Вообще, Вячеславу Павловичу говори спасибо, я бы сама не справилась с этим, – она легко провела по шифоновому рукаву и подолу, обшитым тончайшим кружевом. – Нравится? – в голосе сестры звучало искреннее волнение. – Консультант клялась, что это самая последняя коллекция, на гребне моды, и всё такое… Я даже Лену спросила на всякий случай, вроде, себе выбираю… она одобрила…

– Ну что ты, – едва не заплакала Ляля от такой заботы сестры. – Это самое волшебное платье, которое я только видела. Я бы лучше не выбрала, – она горячо обняла Славу. – Спасибо!

Потом быстро переодевались, ещё быстрее накрасились. Свадебная причёска была максимально простая – распущенные волосы, на затылке прикрепили символическую фату. Получилось не идеально, но разве это имело значение, когда концентрированная радость буквально бурлила в Ляле, наполняла её до краёв, плескалась на окружающих яркими брызгами счастья.

Роль зала для росписи играл кабинет командира базы, куда набился офицерский состав, все, кто был на данный момент свободен. Невиданное дело – дочь генерала Калугина выходила замуж за капитана Бисарова – известного бабника, волонтёра на ниве секса.

Командиру, конечно, кабздец, но закон есть закон, отказать военнослужащему в заверении подписей на заявлении в орган ЗАГС права никакого он не имел.

Когда вышли на улицу, радиорубка разразилась маршем Мендельсона и аплодисментами окружающих. От рабочих столовой, медработников и рядовых, до местных котов, которые предвкушали пир на весь мир. Уж лишняя порцайка мяса должна перепасть в честь такого-то случая.

Выскочила Славка с фотоаппаратом, кто-то закричал.

– Горько! Горько!

Обернувшись, Ляля увидела Алексея, надседающегося со всей мощи молодецкой глотки, рядом ржущего Платона и Дрона, снова с перемотанной рукой – вот уж правда невезучий. Широкими шагами к ним шёл Миха, неся в руках какой-то пластиковый контейнер.

– Вот, тётка прислала вишнёвое варенье, обещал же, – пояснил он с широкой улыбкой. – А карты-то правду говорят, – засмеялся он, глядя на счастливых до одури молодожёнов.

А потом был банкет, в меню – зразы, тефтели, рис, макароны, компот и салат из свежих овощей. Любой ресторан высокой кухни позавидует, это и местные коты подтвердят. Бесконечные крики «горько», пожелания счастья, благополучия и детишек побольше – последнее не без беспардонных смешков и скользких намёков. Что поделаешь. Вояки.

Понимание, что никто из парней, которые были на позиции с сёстрами, не злятся на них, не желают зла по причине рождения в генеральской семье. Кто ж виноват, что у Славки – своего парня, по сути, – шило в заднице, а Лера – такая Лялька.

И ночь любви в самом неприспособленной для этого места на Земле, кимбе военной базы на территории чужой, воюющей страны.