Хозяйка Священной Колыбели

Глава девятнадцатая

– Послушай, Амадео, мне не составит труда послать в дальние дали и короля, и всю королевскую судебную власть! – рыкнула я. – Я вообще не понимаю, почему должна заниматься подобным, когда у меня есть ты!

– Анастейзи, но ты же сама просила!

– Вот именно: я просила четко объяснить моему мужу, что он больше не имеет никакой власти над этой несчастной девочкой! А что ты мне суешь?

– Законы королевства, в котором ты проживаешь! – рявкнул аргерцог и утер взмокший лоб.

Довела мужика.

– Амадео, дорогой мой друг, мне нужно чтобы ты на него надавил, соврал, в конце концов, но убедил, что она – моя! Не пойдет он жаловаться королю, не посмеет! Мне не нужна правда. Откровенно говоря, я в ужасе от этой правды, потому что на ее месте могла оказаться я! И не в свои восемнадцать, а гораздо раньше!

Тот факт, что Стейзи и так оказалась на месте Алайны, правда, с более выгодным статусом (которым на деле можно было только подтереться), можно было опустить.

– Ты была латентным магом с потенциалом активировать свой дар! Тебя в счет уплаты долгов никто не имел права отдавать!

– Какая прелесть! А не будь во мне искры, то мой дядя, получив, собственно, мое же наследство, мог распорядиться моей жизнью так, как посчитал бы нужным? Амадео…

Мне вдруг стало нехорошо. Марика…

Я зажмурилась, вспоминая истории, которые иногда рассказывала девчушка. Шестеренки в мозгу крутились и вертелись со скрипом, складывая в пазл ее обрывочные рассказы…

К слову, о себе она говорила мало и крайне неохотно, лишь иногда из нее кое-что прорывалось. Нечто неприглядное, но при этом обезличенное. Однако однозначно дающее мне понять, что над ней когда-то надругались, еще до того, как она попала под крыло Власена. Я ждала момента, когда ребенок сам захочет поговорить, когда будет готов, при этом точно зная, что Колыбель непременно излечит ее сердце.

Ковыряться в чужой ране ради утоления собственного любопытства – не по моему нутру. Всему свое время.

Все осложнилось с проявлением ее дара. Ох, явно не той девочке он достался… С другой стороны, может, и той… Может быть, дар обольщения в будущем поможет ей справиться с тенями прошлого и зажить нормальной жизнью замужней дамы…

Вообще, жрецы в этом плане – большие молодцы. Они мягко и ненавязчиво прокладывали путь в детские сердца, позволяя им излить всю боль, при этом гарантируя, что сказанное ими навсегда останется их общей тайной.

А у меня вечно на нужные вещи не хватало времени! Да чтоб вас всех!

– Ах, приведи Шеву!

– Анастейзи? – позвал Амадео. – Зачем тебе жрица?

– Затем, что среди воспитанников есть проданные, Амадео. И что-то мне подсказывает, что девочка благородных кровей – я сейчас о Марике. А если это так, то ты достанешь мне всю информацию, касающуюся ее семьи. И ты правда считаешь нормальной практикой продавать своих детей? Про замужество и договорные браки я молчу. Но вот так? Скольких людей взял ты в качестве уплаты долга?

Лицо аргерцога посерело…

– Анастейзи, я всем обеспечил достойную жизнь. Никто по ночам меня не ублажал и уж тем более…

Договорить он не успел, в дверь постучали. Но не это оборвало речь аргерцога, его впечатлило мое перекосившее от гнева лицо.

Почему за всю жизнь Анастейзи ее ни разу не коснулась эта тема? Потому что она была латентным магом, и дядя не пугал ее неволей? Или их семья была настолько бедна, что таких должников в услужении не имелось? И ладно бы не коснулась лично… Ведь она знала об этой практике, но какого-то ужаса по этому поводу не испытывала.

Нет, меня, конечно, и магический долг жизни коробил, и бесило то, что он вообще имеет место быть. Но тут уже вопросы к магии и тем, кто ввел такие магические законы. А получается, что одно вытекало из другого?

– Шева, проходи, садись, разговор будет нелегким.

– Доброй вехи, Хозяйка. Больно лицо у вас пасмурное… Случилось что?

– Случилось, Шева, во всем мире случилось. Амадео, можешь пока идти. Радана к вечеру привезут, готовься.

– Но…

– Я сообщу, если мои догадки окажутся верными. А пока иди, пожалуйста. И список тех, кто у тебя в подчинении оказался в качестве уплаты долга, составь. Тех, кто сейчас на моей земле. Всем им ты дашь вольную…

И пусть говорила я спокойно, а гнев все равно плескался в моем взгляде. Ишь ты, рабство узаконенное!

– Анастейзи!

– Амадео, иди! Вот лучше молча уходи… Мы чуть позже потолкуем.

– Сурово вы, Хозяйка, – Шева села на место, которое до этого занимал аргерцог, прямо напротив меня. – А и правильно, отрывать надо не жалеючи. И пусть больно, да то целебная боль.

– Понимаешь уже, о ком поговорить хочу? – выдохнула я и положила подбородок на сцепленные в замок руки.

День вроде только начался, а уже устала так, как будто на поле отпахала до вечерней зари. Только разместили Алайну и Айварса, да Амадео вот успела задание дать. Так он тут же ко мне с законами примчался, с доказательством правоты мужа, утверждением, что мне вмешиваться, вроде как, не по чину!

Хорошо, что с Шевой не надо осторожничать, ей известно, что я пришла из другого мира.

– Скорее, о чем… Вам противны местные порядки. И то правильно, Священная Пара лишь долг жизни одобряет… Такие нити крепче корабельных канатов, не нам противиться законам мирозданья.

– Шева, много Марика о себе рассказала? Что она помнит о том времени, пока не попала в компанию Власена?

– Много помнит, но меньше, чем хотелось бы.

– Давай, пожалуйста, без загадок.

– До шести ходов не помнит ничего, а вот что было после – во всех красках. За последнюю пару ходов воспоминания поутихли, исчезли кошмары.

– Она ведь проданная, не так ли?

– Трижды, Хозяйка.

Я возвела очи горе. Мало того, что сироты бесправные и живут, как сорняки на дороге, так еще и это… Одно хорошо – на моей земле этой грязи не будет. Никогда!

– Подробнее, Шева…

– Поначалу продали слугой. Сначала за свиньями смотрела, кур кормила, убиралась… Но девочка ж была красивая. То ли старшая служанка позавидовала, то ли кто заглядываться на том подворье стал – вот и убрали ее с глаз долой. И снова продали. Во втором доме Марику на кухню определили, овощи чистить да объедки выносить свиньям. А как оплошность допустила – поднос с господским завтраком уронила, продали уже в таверну.

Я молчала, пытаясь успокоиться. И в своем-то детстве много грязи навидалась.

Чего далеко ходить. Сама через лесок в столовую рабочую бегала. Есть страсть, как хотелось! Денег не было, родни, чтоб досыта накормила – тоже, вот и подъедала за мужиками-работягами. И стыд глаза жег, да внутри кишки узлом вязались – так кушать хотелось.

И страшно было, и даже опасно. Помню я того дяденьку с добрыми глазами, что мне котлету целую купил, на компот не поскупился, а потом три рубля предложил и вместе через лесок пройтись… Знамо, зачем пройтись-то!

Я от него без оглядки убежала, да так, что биение сердца на зубах ощущала. А нас, таких детей, много было… И кто-то шел и больше не возвращался… А если и возвращался, то…

Ай!

– В таверне к ней приставать начали? – глухим голосом спросила я.

– И да, и нет. Работать заставляли за пятерых, толком спать не давали. Кормили редко, били часто. Она и ходить почти не могла… Уж не знаю, ее умирать в хлеву оставили или вовсе выкинули на улицу, а в хлев уже солдатня притащила… Там почти веху Марику терзали, пока ее Рудик не выкрал. Знаете же, что мальчишка голодное существование вел, сам уж и не помнил, откуда родом, вот и занесло его на земли герцога Дарремского. Искал еду – нашел девочку…

– Мрази! Да чтоб их! – выпалила я.

Ну и как тут брань русскую не вспомнить?

Шева мужественно молчала и не комментировала мой пламенный спич, длившийся добрые пять минут.

А я прекрасно понимала, почему взрослые не вмешались. Что им полудохлый чужой ребенок, если солдаты могли к их женам и дочерям полезть? А так и тем сволочам угодили, и сами нетронутыми остались. Мрази как есть! А муж мой – мразь в квадрате! Раз дозволял такое поведение собственной стражи.

– Рудик девочку хвать – и бежать… А там уже их Власен спас, укрыл от солдат и погони и позже защищал… Да и сейчас за всеми своими товарищами зорко следит.

Я горько усмехнулась. Следит… Иногда как курица-наседка над ними квохчет. Может и наподдать.

Но, несмотря на все, что они пережили, у этих деток большое сердце, в котором не только великая тяга к жизни, но и любовь к миру, миру, который несправедлив, несовершенен и безобразен…

– Марика сама об этом рассказала? Или вы какими-то своими методами узнали?

– Однажды сама поведала, хотя и без подробностей. А методы… Мы – Верховные жрецы, наделенные особой милостью – «Священным оком».

– Шева, я спросила это для того, чтобы понять, известно ли вам, из какого рода Марика. Чую, что девочку разлучили с семьей, а после продали. Причем во второй дом, вероятно, потому, что ее кто-то узнал, раз она по двору свободно бегала…

Я потерла виски. Вечером еще эта скотина приедет. Будет тут пальцы веером раскидывать… С другой стороны, конфликта с королем мне не избежать, а потому… Я усмехнулась.

Хватит мне быть слишком доброй. Они все забыли о том, что такое Колыбель. Для них это сказка, легенда, предание… Многократно перевернутое с ног на голову. Все забыли! Священная Пара решила напомнить. Немного осталось до момента вхождения в полную силу – всего-то ритуал провести. Скоро можно будет.

– Из высокого рода, да близких у нее больше нет. Всех Священная Пара приняла в свои объятья больше десяти ходов назад. Она последняя… Скажите лорду Амадео, чтобы искал информацию в Тарусе, история вышла очень громкой… Звон по сейвеху стоит…

– Как интересно… А не все ли мои воспитанники – последние в своем роду, а? Рудик, Марика… Кто там следующий? Шева, ты не стесняйся, сразу говори, а лучше запиши мне на листок, чтоб я зазря время не тратила и сразу была ко всему готовой.

– Не все, Хозяйка, – Шева улыбалась, – лишь те, кто изначально латентными магами были, те, кому не нужно было (или будет) перерождаться с магией.

Меня передернуло. Вот прям правильное слово о перерождении! Реально же мне пришлось всех взрослых через клиническую смерть пробуждать. Оно, конечно, у меня под контролем было, да и Тирхан рядом имелся, а все ж даже в такой краткосрочной смерти ничего приятного нет!

– Погоди, а сам Власен? Он ведь тоже не помнит, откуда и чей он? Тоже чей-то наследник?

– Всему свое время…

– Нет уж! Вы мне клятву давали: помогать, не вредить. Шева, я и так пытаюсь объять необъятное. Я неместная, мне тяжело… У меня земли, которым не просто нужно вернуть изначальный вид, у меня враг, который желает весь мир утопить в хаосе и грязи. И у него, между прочим, практически получилось. Еще пару сотен ходов, а то и меньше – и от вашего мира и камня бы на камне не осталось! Посмотри на эти законы! Посмотри на равнодушие людей! Сердца черствеют… души гниют. Истребляются сильные семьи, связанные кровью, памятью, любовью. Уничтожаются любые намеки на крепкие узы и связи…

– Хозяйка, я правда не могу. Боги не дают дозволения.

Я закрыла лицо руками. За-дол-ба-ли! В печенках у меня уже эти подковерные игры.

– Он пробудит еще один дар, не так ли?

– Всему свое время.

Шева осталась непреклонной, я же подавила желание отправить ее восвояси, причем, не скупясь на самые изощренные эпитеты.

– Как там Виктран?

С учетом того, что морфа я не видела уже вехи четыре, а тут еще и делегация прибыла с земель Дарремских, вопрос был куда как актуальный.

– Спит еще, и спать до ритуала будет.

– Может, это и хорошо, – протянула я задумчиво. – Люси?

– Побольше веры в своих людей, Хозяйка, – по-доброму подтрунила жрица. – Учится контролировать свои видения, а лорд Ксандер помогает…

И такая улыбка лицо ее озарила, что я невольно о похабщине подумала.

– Свадьбу скоро играть будем…

– Свадьбу… – я хмыкнула.

У меня вон целый список от старост деревень, больше десяти пар желали себя узами брака связать до начала лета… А до него уже рукой махнуть осталось. Чуть больше вехима до разноцвета36 и пара вех до именин Илюшки…

– Когда планируете? Желающих много. Или сейчас играть, или уже осени дожидаться.

– Так после именин и проведем, в последний день живицы37 силы много будет…

– Пусть Авеш отпишет старостам и укажет нужный день. Люси и Ксандера тоже в этот раз, или они до осени артачиться будут?

У меня имелось платье для Люси. С учетом количества того добра, что мне надарили, там и не только для Люси нашлись наряды… Больше половины этих вещей я носить не собиралась. А ткани там дорогие и добротные, можно перешить на что угодно и на кого угодно.

Но, опять же, надо бы примерить. А как, если девчонка чуть ли не с момента образования озера заперлась в храме и на глаза мне не показывалась?

Бедный Ксандер между сестрой и ею разрывался… Дариоле уже тяжковато стало, все ж седьмой месяц беременности шел… Она хоть и пыталась активничать, все так же занимаясь детками (нравилось ей!), однако ей уже самой постоянный пригляд и помощь нужны были. Родрика носить у нее сил уже не хватало, благо няньки имелись… С людьми гораздо легче стало. К тому же, Лианелия под свой строгий, но мягкий контроль Дариолу взяла.

Иной раз, глядя на них, можно было подумать, что мать и дочь идут – настолько они прикипели друг к другу. Я же держала дистанцию. Сама не знаю, отчего, но в последнее время больше общения у меня было с Хранителем, чем с живыми людьми. Именно душевного общения.

– Не могу сказать. Пора бы уже им узами сочетаться, но Люси все еще боится.

– Сама себе придумала, сама испугалась… Никого я от себя гнать не буду, а свой дом – это правильно и хорошо. Вон и Аррияш себе домик отстраивать собрался. Чего бы и им с Ксандером рядом не начать строить? Места много, и от Белого Дома близко… К тому же пора бы уже свое гнездо вить, птенцы не за горами…

Я вздохнула. Та еще проблема – страхи Люси, одни боги и ведают, что она там видит и каких вероятностей боится. Хорошо хоть, не обо всем рассказывает, а то все домочадцы были бы в панике…

– Вы Интене когда скажете о радости? Пора бы ей уже знать о своем положении, готовиться…

– А знает она. Но молчит и поверить боится. И от мужа глаза прячет. Да и Его светлость ей передавать никому не хочется.

Я усмехнулась… Хоть и не хотела она Илюшку передавать, да давно уже передала. Разве что по вечерам неизменно сама и мыла, и тетешкалась, дожидаясь, пока я его спать заберу.

С учетом того, что Интена сейчас осваивала управление поместьем, чему ее охотно учила леди Лианелия, времени на то, чтобы неотрывно следить за непоседливым Илиасом, у нее вообще не оставалось. Столько приказов отдать, столько информации собрать, обработать… Опять же, проверок и заготовок тьма.

Ходит моя деточка по рукам. То Власен с ним сидит, то Радия приглядывает, как старшая воспитанница, которая скоро совершеннолетней станет, то у принца и его свиты на шее висит, то у Тирхана на руках по всему дому катается. А то и в бесильне с малышней играется… Про меня вспоминает, когда время покушать приходит да спать укладываться.

Столько людей в доме, и у всех магия особенная. И он, как маленький вампирюга, к энергетике доброй присасывается, а потом заразительным хохотом на всю округу разражается.

Ползает уже лихо, чуть зазеваешься – и пропала деточка! Ходить пока и не пытается, то ли ему неинтересно, то ли надо, чтобы прямо сразу все получалось. А стоять, березкой качаться ему неохота…

– Шева, с Люси и Ксандером разбирайтесь сами. Но если она решит, что готова – то будьте добры на примерку платья прийти хотя бы за веху до брачных ритуалов. Свадьба – она один раз и на всю жизнь. И не имеет значения, что главное – это любимый на месте жениха. Красивой быть на своей свадьбе все равно важно.

– Любовь украшает…

– Не без этого, но в карман ее не положишь и на тело не натянешь. Не вредничай, госпожа жрица, мои девочки должны быть самыми прекрасными… Деревенским я, значит, уже все подготовила, невесты от восторга чуть ли дух не испустили… А мой близкий человек в тряпье к алтарю пойдет? И еще, Шева: к алтарю ее я поведу.

– Аррияш и Интена собирались…

Я хмыкнула. Это тоже было понятно. Люси по возрасту им в дочки годилась, и прикипели мы все друг к другу так, что никакими силами не отдерешь.

Оттого девчонка и замуж идти боится, что муж неместный, что у него там, в Нармаде, графство свое, пусть и клочок земли, да не подле меня же… И любит, и сердце рвет, а от меня уезжать не хочет. Понимает, а то и наверняка знает, что однажды отпадет надобность Ксандеру прятаться в Колыбели. Здесь навсегда только мне и оставаться…

– Вместе и поведем, но из моего дома, а не из храма или дома старосты. Пусть все полюбуются и на счастье искреннее, и на красоту невесты. Шева, поговори с ней! Жизнь длинная, завеху ей уезжать точно не придется. И еще ходов пять точно. А там…

Я устало улыбнулась.

– Класть свою жизнь на алтарь чужого благосостояния из благодарности не стоит. Она умничка, молода, красива, одарена, к моменту отъезда подрастит себе на смену помощников для моей вотчины.

– Хозяйка, говорите так, словно уже прощаться собрались.

– Попрощаешься тут! – фыркнула я. – Если все пройдет, как должно, я всегда буду рядом с ними, где бы они ни находились.

– Ключи еще не готовы…

– Потому и говорю – если. А впрочем, выбор невелик – только вперед! – и процитировала: – Только вперед, только на линию огня, только через трудности к победе – и никуда иначе!38

Вряд ли, конечно, жрица могла понять, что для меня, советского человека, значили эти слова, но посыл уловила верно. Одобрительно качнула головой, руки уложила на грудь…

– Хозяйка, остались ли еще вопросы?

– Море! – мрачно выдохнула я. – Да ты же на все скажешь, что Священная Пара молчать велит. Принц Куафарский вам не сильно мешает? Что-то он в последнее время зачастил в храм…

– Разве ж плохо, что душа к богам тянется?

– Он, скорее, к моим детям одаренным тянется, – фыркнула я, но не зло, а насмешливо.

Все же Асим оказался и хорошим учителем, и надежным помощником, который после появления озера наконец перестал делать мне неприличные намеки. Флирт, может, и остался, но лишь как привычка. А вот уважения прибавилось, и желание залезть ко мне под юбку испарилось.

– Амадео с ним чуть ли не каждую веху ругается из-за Рудика… А вот шиш обоим, мой ребенок! Вырастет – и куда сам решит, туда и поедет. А захочет – и вовсе рядом со мной останется. Нечего ему сейчас на уши приседать…

Шева рассмеялась, легко, перезвоном колокольчика.

– Вы же первая мальчика за его наследием и отправите.

– Я первой поддержу любое его решение – это несомненно. Но если он сам не захочет принять свой титул и те земли, то никто, в том числе и я, не станет убеждать его в обратном. Пусть вырастет для начала, дар обуздает, наиграется вдоволь… Хоть какое-то детство у него должно быть, раз его светлую половину он вынужденно по подворотням растратил.

Я невольно искренне улыбнулась, вспомнив, как Рудик каждое утро торжественно подает мне завтрак, будто я и без этого его не обниму и не чмокну в серебристую макушку. И каждый вечер он последний, кто желает мне прелестных сновидений. А пока никто не видит, обнимается со мной подолгу.

Чудо чудное… Несколько раз я не выдерживала, оставляла его с собой спать (понимала, что и остальным детям тоже так хочется, а потому хотя бы раз в месяц мы большой толпой спали в бесильне). Они с Илюшкой в обнимку засыпали, да чуть ли не всю огромную кровать занимали.

Мой мелкий – любитель во сне по часовой стрелке крутиться. Благо пока был маленьким, и меня это не шибко тревожило. Кровать большая, я высыпалась. А ютились бы на кушетке в полметра – вот где б мне весело пришлось.

Рудик же засыпал в позе эмбриона, а к моменту крепкого сна раскрывался морской звездой. Действительно всеми конечностями вытягивался, даже макушкой, и смешно дрыгал ступнями и кистями. Иногда, чтобы он дальше мирно сопел, приходилось его поглаживать.

Но для меня эти моменты были милыми мелочами, которые и вспомнить приятно. Даже настроение улучшалось. Вот как сейчас: вроде и злилась на мужа-козла, на Шеву, что тайны хороводом водила, а вот о детях подумала – и потеплело в груди.

Справимся и с мужем, прости Господи, и со всем дерьмом, что он с собой привез.

– Есть у меня для тебя задание. Сейчас с новенькими Интена, устраивает их в комнатах. Иди к ним, там девочка светлая, моим мужем обиженная. Сердце сгладило боль, да ей бы в твои глаза посмотреть не мешало. И братец ее – успокоить бы его после задушевной беседы со мной. А я к Амадео. Пока Его светлость еще не доехал, обсудим мой план…

– Скора вы на расправу, Хозяйка… – распахивая веки и вглядываясь в мое лицо, строго произнесла жрица, будто действительно мысли мои подсмотрела.

– Я-то? Да я словно в святые записаться решила, настолько терпение ангельское! Будь моя воля, давно бы пинков надавала, да таких, чтоб ни стоять, ни сидеть, ни ходить – вообще ничего не мог сделать! А еще лучше – выставила бы его на дворе в герцогстве Дарремском, привязала бы к столбу позорному и позволила всем людям, которых он обидеть посмел, наградить его тумаками!

– Муж он вам… вашему новому телу… Нельзя так. Его окропить водой источника надобно… И что такое «ангельское»?

– Жреческое! – рявкнула я на ее «нельзя», но, успокоившись, пояснила: – У нас считается, что у бога помощники есть, которые его волю людям сообщают – ангелы. Так что можно сказать, жрецы, только не в физическом, а… в бесплотном воплощении за или на грани… Иди, Шева, ради Священной Пары, а то, боюсь, я тебя чему плохому научу.

Жрица на это лишь рассмеялась и, легко поднявшись, грациозно поклонилась и лебедушкой на выход поплыла. Будь тут Авеш, меня бы запытали на предмет новых слов и значений. Плавали уже…

Ну надо же… Водицей Радана окропить! Тьфу! Утопить разве что в том озере! Скотину такую, что свое естество в штанах удержать не в силах.