Игра в любовь с форвардом

ГЛАВА 12

РИЗ

Как бы я ни надеялся, что собрание в поместье не будет слишком многолюдным, у моих товарищей по команде были другие планы. Сначала появился Пит с бочонком пива. Затем Аксель пригласил всех хоккейных заек из своего списка контактов и половину команды по гребле, что означало, что Зета Сигма тоже пришли, а они известны тем, что поднимают все на новый уровень. Рид включил свой плейлист, и к одиннадцати часам у нас уже вовсю гремели басы.

— Нам пора прекращать позволять Акселю приглашать людей на наши вечера, — говорю я Джеффу, затушив зажженную сигарету, которую кто-то оставил на крыльце. — У него нет тормозов.

Он пожимает плечами, глядя на новую группу девушек, идущих по дорожке.

— Я знаю, ты ненавидишь парней из студенческого братства, но они всегда приводят с собой хороший выбор девчонок.

— Конечно, если до этого они не сожгут дом дотла. — Смотрю, как этот мелкий Зетавский придурок Миллер Хансен затягивается косяком и тонкой струйкой выдыхает дым прямо в рот своей девушки. — Или из-за них нас арестуют за хранение.

— Чувак, — говорит он, — тебе нужно успокоиться. Когда ты стал таким напряженным? — Наверное, когда я решил завязать отношения с Твайлер, которые не предполагают секса. — Где твоя девушка? Она придет?

— Не уверен. У нее были кое-какие дела.

— Надеюсь, она скоро придет и поможет тебе расслабиться, — подмигивает он и возвращается на вечеринку.

— Поздравляю, капитан. Два гола, впечатляет, — на крыльцо выходит Джинна и протягивает мне стаканчик. Я нюхаю его, а затем делаю глоток. Джек с колой.

— Спасибо, — говорю я, садясь в одно из кресел-качалок. — Это было именно то, что нам нужно, чтобы начать сезон.

Она подходит ближе, присаживается на подлокотник кресла-качалки, ее короткая юбка задирается, открывая большую часть бедра.

— Ты сегодня один? — спрашивает она, кладя руку мне на плечо.

— Один? Да. — Я делаю еще один глоток своего напитка и перевожу взгляд на нее. — Свободен? Нет.

Она хмурится.

— Так ты действительно встречаешься с этой девушкой? С той коротышкой тренершей, с которой я видела тебя в баре?

Мне не нравится это описание, но я не обязан давать Джинне никаких объяснений.

— Да, мы с Твайлер вместе.

— Тогда почему ее здесь нет? — Ее ладонь скользит по моей руке, пальцы сжимают бицепс. — Потому что одно из преимуществ крупной победы в том, что на твоем члене скачет горячая девушка.

Она не ошибается, и это именно то, что большинство парней по команде будут делать до конца ночи, но это не ее чертово дело. Я надеялся, что Твайлер придет, но было очевидно, что она устала и ей не терпелось вернуться домой, чтобы узнать, получила ли Надя билеты на концерт. Я открываю рот, чтобы попросить Джинну остыть, когда вижу знакомую темноволосую голову, сходящую с тротуара и целеустремленно направляющуюся к дому. Я встаю, не обращая внимания на то, как Джинна тянет меня назад, и спускаюсь по ступенькам навстречу Твайлер.

— Привет, — говорю я, не в силах сдержать улыбку. — Ты пришла.

— А ты кретин, — рявкает она, останавливая меня на полуслове. Я получше присмотрелся к ее лицу. Ее глаза холодны как лед и полны ярости, но помимо этого, я вижу что глаза покраснели, а кончик носа порозовел.

— Ты плачешь. — Мой желудок сжимается. Дерьмо. — Почему ты плачешь?

— Потому что вы отстой. Ты, Надя и Итан. Вы все, блядь, отстой.

Итан? Ее бывший? Какого хрена?

Слышу фырканье с крыльца, оборачиваюсь и вижу Джинну и еще нескольких заек, наблюдающих за нами. Бросаю на них недовольный взгляд и понимаю, что нам нужно поговорить в более тихом месте.

— Подожди, — говорю я, кладу руку ей на поясницу, и мы с Твайлер обходим дом. Там есть боковая дверь, ведущая на маленькую закрытую веранду, которой мы никогда не пользуемся. Я открываю дверь и пропускаю ее в тускло освещенное помещение. Как только мы остаемся одни, я говорю: — Вполне возможно, что я кретин, но не могла бы ты рассказать мне чуть больше деталей?

— Надя не купила мне билеты, потому что трахалась с Брентом Рейнольдсом. — Ее руки скрещены перед собой. — Звучит знакомо?

Это действительно звучит знакомо. Я уже шутил об этом днем, но дело было только в этом. Это была шутка.

— Это… чертовски странно. Я не знал. Клянусь. Я просто дурачился, потому что знаю, что у Нади есть опыт в «охоте за джерси», а за каким джерси можно гоняться больше, чем за джерси квотербека футбольной команды? — Я дерзко улыбаюсь ей. — Ну, разве что за моим.

Она пристально смотрит на меня, но я вижу, как дрожат ее губы. Она хочет рассмеяться. Может даже надо мной, но это лучше, чем убийственный взгляд, которым она одарила меня, когда пришла сюда.

— Эй, — говорю я, подходя ближе и кладя руку ей на плечо. Борюсь с желанием притянуть ее ближе, но все же удерживаю ее взгляд. — Клянусь, это было странное совпадение. Я ничего не знал.

— Я верю тебе. — Она вздыхает, а затем шокирует меня до глубины души, наклоняясь ко мне и прижимаясь щекой к моей груди. Медленно обнимаю ее за плечи, притягивая в объятия. Поглаживаю ее по спине, и ощущение того, как ее тело прижимается к моему, кажется нереальным.

— Хреново, что Надя сорвалась — и для Рейнольдса тоже. Такой мудак.

Она смеется, и вибрация отдается в моей груди.

— Он и есть мудак, да? — спрашивает она, вытирая нос. — Фу, я уже второй раз за сегодняшний день оставляю жидкость на твоем теле. Сначала мои слюни. Теперь мои слезы и сопли. — Она хмурится. — Прости, что я ворвалась на твою вечеринку и обвинила тебя в том, что ты кретин. Это был дерьмовый день.

— Я рад, что ты пришла. — Я заправляю волосы ей за ухо, понимая, что не могу оторваться от нее. — Может присоединимся к вечеринке? Выпьем чего-нибудь?

Она опускает взгляд на свой наряд — тот самый, в котором она тренировала команду весь день.

— В этом? Ни за что. Я ужасно выгляжу.

— Солнышко, ты умеешь сделать футболку и спортивные штаны очень сексуальными.

Она закатывает глаза.

— Прекрати.

— Это правда. — Пожимаю плечами, хотя знаю, что она мне не верит. — Но, если ты хочешь уйти, я тоже не против. Хочешь, я провожу тебя домой?

Она напрягается.

— Я пока не хочу видеть Надю. — Она поднимает на меня виноватый взгляд. — Но ты возвращайся в дом и тусуйся. Ты заслужил это после сегодняшней победы. Иди, повеселись. Я могу просто… — Она оглядывает маленькую комнату. В комнате нет ничего, кроме маленького металлического стола и стульев, нескольких засохших растений в горшках и изношенного диванчика, который мы перевезли сюда в день переезда. — Я могу остаться здесь.

— Мы можем посидеть здесь вдвоем, — говорю я, беря ее за руку и подводя к маленькому диванчику. Я занимаю больше половины пространства, но это повод сесть поближе к ней. — Значит, у вас с Надей все плохо?

— Да, мы сильно поссорились и, вероятно, обе наговорили лишнего.

Она больше ничего не говорит, поэтому я не обращаю на это внимания. Вставать между девчонками, когда они ссорятся, — безнадежная ситуация.

— Мне жаль, что так вышло с билетами. Не совсем понимаю, почему это так важно для тебя, но знаю, что это так.

Не знаю, то ли из-за тускло освещенной комнаты, единственный реальный свет, проникает снаружи, то ли из-за того, что мы на минуту остались по-настоящему одни, но я чувствую в Твайлер перемену. Она смотрит на наши переплетенные руки и говорит:

— Впервые я познакомилась с «New Kings» в старших классах. Тогда они были больше инди-группой. Неизвестные, но все, что в них было, находило во мне отклик. — Она опускает глаза. — Я боролась с депрессией и не могла найти друзей. Мне было одиноко, и все стало как-то мрачно. Уильям и Трей, парни из группы, своей лирикой затронули многие из этих тем, и это помогло мне найти тогда выход.

Мысль о том, что подростком Твайлер была одинока и в депрессии, нравится мне не больше, чем мысль о том, что ей больно сейчас.

— Папа взял меня на мой первый концерт «New Kings». Мне не с кем было пойти. Он достал билеты, отвез нас в этот дерьмовый клуб в ужасном районе. Он всегда поддерживал мою потребность быть частью этого сообщества.

— Круто, что он так тебя понимает.

Она поднимает на меня глаза, и на ее лице написано нечто такое, от чего у меня внутри все переворачивается.

— Понимал, — говорит она. — Он умер три года назад.

— Блядь, детка. — Я без колебаний обнимаю ее и ожидаю, что она будет сопротивляться — бороться со мной, — но на этот раз она этого не делает, просто позволяет мне прижать ее маленькое тельце к своей груди. — Я не знал. Мне так жаль.

— Это отстой.

У нее тихий голос, совсем не похожий на голос той дерзкой девушки, которую я знал.

— Он всегда был рядом со мной, даже когда становилось совсем плохо. — Выдохнув, она добавляет: — Когда они объявили об этом туре, я подумала, что не смогу попасть с учетом расписания команды, но потом они добавили местную локацию, и концерт будет в день рождения отца. — Она делает глубокий вдох и кладет руку мне на живот. — Казалось, это судьба, что все так сложилось, но…

Но Надя.

Теперь в бешенстве уже я.

Она прижимается ко мне еще на мгновение, и я чувствую, как ее дыхание выравнивается, а тело расслабляется. Черт, эта девушка так хороша в моих объятиях, и от того, как ее рука ложится мне на живот, мой пульс учащается. К сожалению, это движение также посылает сигнал SOS моему члену, ложный сигнал, заставляющий его проснуться. Твайлер доверилась мне как другу, опираясь на меня в поисках утешения, а не как на возможность перепихнуться.

— Эй, — говорю я, проводя рукой по ее волосам. — Я знаю, ты не хочешь веселиться, но как насчет того, чтобы пойти и показаться на публике? Пусть Надя и все остальные знают, что мы в хороших отношениях, а потом я провожу тебя домой.

Она отодвигается, переводя свой взгляд на меня.

— Конечно. Можем так и сделать.

Мы отстраняемся друг от друга, и я помогаю ей встать с дивана, используя это как возможность задержать на ней руки еще на минуту. У меня еще есть вопросы, например, почему она говорила о своем бывшем, но я достаточно хорошо знаю Твайлер, чтобы понимать, что объем личной информации, которым она поделилась сегодня вечером, был уже огромен.

— Подожди, — говорю я. Снимаю через голову свою толстовку и надеваю ее поверх ее формы. Она полностью окутывает ее, свисая ниже бедер. — Так-то лучше.

Следуя за ней через дверь, ведущую в дом, я не свожу с нее глаз: то, как она выглядит в моей одежде, когда вижу ее в ней, заставляет меня чувствовать…

Страх.

Ведь мне нравится.

Больше, чем следовало бы.

— Ты пугающе хороша в этом.

Рид недоверчиво качает головой, делая еще один бросок после того, как Твайер попадает своим десятым четвертаком подряд прямо в красный стаканчик на другом конце стола.

— Это дар. — Она усмехается, и улыбка освещает ее лицо. Если не считать небольшого пятна туши под глазами, нет никаких свидетельств того, что ранее она плакала.

Сначала она не хотела играть, но парни подбадривали ее, нажимали на кнопки, пока она не сдалась. Что насчет меня? Я просто сидел и смотрел, как моя девочка выходит на победный путь.

— Реванш? — спрашивает она Рида, держа в руках свой счастливый четвертак.

— Не-а. Я выбываю, — говорит он, глядя на зайку в другом конце комнаты. Видимо, все, что произошло между ним и Надей, было взаимным.

— Кто-нибудь? — спрашивает Твайлер, оглядывая комнату.

Уже поздно, и адреналин, с которым парни пришли на вечеринку, начал улетучиваться. Они либо пьяны, либо возбуждены, либо и то, и другое, и готовы угомониться.

Я протягиваю руку и хватаю Твайлер за талию, притягивая ее к себе на колени.

— Похоже, ты действующий чемпион, Солнышко, — говорю я ей, прижимаясь поцелуем к ее щеке. Мне было трудно удержаться от того, чтобы не поцеловать ее сегодня. Она поворачивается ко мне лицом, и ее глаза достаточно ясны, чтобы сказать мне, что пиво, которое она пила последние два часа, не вызвало у нее ничего, кроме легкого кайфа. Она снова пододвигается, прижимая свою задницу к моему члену. Невинный взгляд говорит мне, что она ни хрена не понимает, как влияет на меня. Это мило.

И разочаровывающе горячо.

Я отчаянно хочу снова попробовать ее на вкус. Ее полные губы, ее язык.

Но мы заключили соглашение, и я не вижу здесь лазейки.

— Ты останешься на ночь, Твай? — спрашивает Джефферсон, доставая две бутылки воды из кулера на крыльце. Я бросаю на него неприличный взгляд, и он подмигивает в ответ. Я знаю, что он делает. Он знает, что Твайлер еще не ночевала, и пытается обеспечить мне секс.

— Нет, — говорю я, положив руку ей на бедро. — Я скоро провожу ее обратно.

— Знаешь, — говорит она, проводя пальцами по моим костяшкам, — может, мне стоит остаться.

— Если хочешь. — Я не знаю, для кого она это говорит. Джефферсону, чтобы продолжить его уловку, или себе, потому что она не хочет идти домой. Готов поспорить, все дело в Наде. — Я был бы рад, если бы ты осталась.

— Оу, веселитесь, ребятки, — говорит Джефф, жестом показывая девушке, ожидающей его у двери, следовать за ним вверх по лестнице. — Увидимся утром.

Медленно все расходятся. Одни — домой, другие — на диваны или кровати. Нет ничего необычного в том, что после вечеринки мы просыпаемся и видим пятерых парней, развалившихся в гостиной. Я подталкиваю Твайлер локтем.

— Ты уверена, что хочешь провести ночь здесь?

— С этим ведь нет проблем?

— Конечно нет. — Я снимаю ее со своего болезненно пульсирующего члена и встаю со стула. — Я просто не хочу доставлять тебе неудобств.

Веду ее вверх по лестнице в свою комнату. Здесь чисто, хотя я не ожидал, что сегодня сюда придет девушка. Постель застелена, привычка с детства, и большая часть моей одежды, чистая и грязная, сложена в отдельные корзины. На моем столе царит беспорядок, но он всегда такой, ведь у меня своя внутренняя система организации.

— Так вот где происходит волшебство, — говорит она, подходя к моему комоду. Она поднимает награду «Самого ценного игрока», которую я получил в прошлом сезоне, несмотря на то как дерьмово я показал себя в «Замороженной четверке». Я сбрасываю ботинки, а когда снова поднимаю взгляд, она изучает плакат, висящий на стене. Она тычет в него большим пальцем. — Каждый вечер ложась спать ты смотришь на свое лицо?

— Думаю, ты могла бы принести мне свое фото — желательно в бикини, — и я бы с радостью засыпал каждую ночь, глядя на тебя.

Это неплохая идея.

Она закатывает глаза.

— Ты смешон.

— Отдел по связям с общественностью команды подарил мне этот плакат после того, как меня назначили капитаном. Я оставил его в свернутом виде в тубусе. А Джефферсон и Аксель решили, что будет забавно повесить его. — Пожимаю плечами. — Я просто не стал его убирать.

Пока Твайлер обшаривает мою комнату, я беру подушку с кровати и дополнительное одеяло из шкафа. Бросаю их на кресло в углу комнаты. Она поворачивается и спрашивает:

— Что ты делаешь?

— Собираюсь спать на кресле. Ты займи кровать.

— Что? Нет. — Она качает головой. — Ты ложись на кровать, а я буду спать на кресле.

Мы долго смотрим друг на друга, между нами зарождается противостояние. Я прерываю его первым, опускаю руки к подолу рубашки и стягиваю ее через голову.

— Ты только что использовал свою грудь, чтобы отвлечь меня и добиться своего?

Она моргает, умудряясь одновременно отводить взгляд и пялиться на мою грудь. И выглядит так, будто у нее может случиться инсульт от одного вида моей верхней части тела.

— Сработало? — Спрашиваю я, потому что, да, я тщеславен. Я надрываюсь в зале, чтобы поддерживать себя в отличной форме. Но я немного оправдываю себя тем, что после того, как она дала понять, что не любит качков, Твайлер нравится мое тело.

— Нет.

Лгунья.

Если она так реагирует на мою верхнюю часть тела…

— Если не хочешь увидеть мои причиндалы, может, отвернешься, — предупреждаю я.

— О, точно.

Она поворачивается лицом к стене, а я сбрасываю штаны и беру пару шорт из верхнего ящика комода.

Надев их, я говорю:

— Ты в безопасности.

Она медленно поворачивается, глядя на меня большими глазами. Я направляюсь в ванную и выдавливаю зубную пасту на щетку. Указываю на ящик.

— Если хочешь, там есть запасная зубная щетка. Футболки — в верхнем ящике комода — Мой взгляд скользит по толстовке, которую она носила как платье всю ночь, и наши глаза встречаются в зеркале. — Или ты можешь остаться в этом.

Она смотрит, как я выполняю свою рутину, выхожу и опускаюсь на кресло. Оно не неудобное, просто немного маловато для моего телосложения. Здесь нет подлокотников, которые бы меня удерживали, но я справлюсь. Один из навыков, приобретенных за годы хоккейных путешествий, — это умение спать где угодно.

— Ты часто так делаешь? — спрашивает она, все еще стоя у кровати. — Предлагаешь девушкам зубные щетки и одежду?

Я фыркаю и натягиваю одеяло до пояса.

— Солнышко, их рты обычно слишком заняты, чтобы беспокоиться о зубной щетке.

Ее нос морщится, щеки из розовых становятся ярко-красными, а взгляд напряженным.

— Ты снова это делаешь. Пытаешься меня смутить?

Я откидываюсь на спинку кресла и поправляю подушку.

— Нет. Просто большинство девушек, которые приходят сюда со мной, раздеваются еще до того, как мы переступаем порог. Ни одна не задерживается на ночь. Я не пытаюсь быть кретином. Это просто правда.

С минуту она пристально смотрит на меня, затем заходит в ванную и закрывает за собой дверь. Я слышу, как льется вода, и как она чистит зубы. Я не знаю, девственница Твайлер или нет. У нее явно был парень, и, несмотря на все ее доводы в пользу обратного, целуется она просто потрясающе. Но поцелуй и трах — вещи довольно далекие друг от друга.

Я все еще думаю об этом, когда она выходит из ванной, все еще одетая в мою толстовку. А в руках у нее сверток — еще один взгляд на ее ноги, и становится ясно, что она держит. Ее спортивные штаны. Чтоб меня.

Я отрываю взгляд от ее соблазнительной попки, но не раньше, чем замечаю вспышку чернил на верхней части ее бедра. Татуировка?

Черт, я хочу ее увидеть.

Один только вид того, как она забирается в постель в моей одежде и без штанов, что-то делает с моими внутренностями. Мой член? Он поднимает флаг, как будто хочет заявить о своих правах. Моя.

Но со своего кресла в другом конце комнаты я знаю, что эта девушка не принадлежит мне. Ни в каком смысле этого слова. Теперь я понимаю, что имела в виду Надя, когда говорила, что она уязвима и у нее нет мужчины, на которого можно положиться. То что случилось с ее отцом — чертовски хреново, и я жалею, что меня не было рядом, когда это случилось, чтобы поддержать ее.

Что я могу сделать, так это не облажаться и поддержать ее сейчас.

Я тянусь к выключателю лампы на моем столе.

— Спокойной ночи, Солнышко, — говорю я, выключая свет.

Через всю комнату я слышу, как она вздыхает, услышав это прозвище, и через некоторое время отвечает:

— Спокойной ночи, Риз.