Игра в любовь с форвардом

ГЛАВА 20

РИЗ

— Кейн! — Кричит Аксель. — Разреши наш спор.

Я направляюсь на встречу с Твайлер, когда он останавливает меня возле бара.

— Пит думает, что Макдэвид обойдет Гретцки, но я думаю, что это будет Овечкин. Он уже обошел Горди Хоу…

Заглядываю за плечо Акселя, я вижу, что Твайлер ждет меня. Но она не одна. Щурюсь, чтобы получше разглядеть плохо освещенный коридор. Она разговаривает с каким-то парнем.

— Макдэвид — лучший конькобежец, — утверждает Пит. — Все это знают.

— Да, но без прочной линии поддержки он не сможет реализовать свой потенциал. С другой стороны, Овечкин…

Слушая вполуха, я пытаюсь получше разглядеть, что происходит в коридоре. Никогда раньше не видел этого парня. Он не завсегдатай бара и определенно не спортивного телосложения. У него пирсинг в брови и на губе, а еще темные лохматые волосы. Это не тот паренишка, Логан, с которым она подружилась. Но у него точно такой же вайб.

Знаю одно: мне не нравится, как он ей улыбается.

Начинаю обходить Акселя, но его рука сжимает мое предплечье, пытаясь заставить меня быть свидетелем пари.

— Чуваки, — говорю я им, — никто не знает, будет ли это Овечкин, или Макдэвид, или кто-то неизвестный, кто еще не поднялся по карьерной лестнице, но мы, скорее всего, узнаем в ближайшие два сезона, превзойдут ли они рекорд Гретцки.

Дальше по коридору этот парень придвинулся ближе к Твайлер. Его пальцы касаются ее горла, и я вижу панику в ее глазах.

Я выдергиваю руку.

— Ох, блядь, нет.

Оттолкнув Акселя, я устремляюсь по коридору. Твайлер здесь нет, но парень, который с ней разговаривал — тут.

— Где она? — Спрашиваю я, открывая дверь туалета. Он пуст.

— Кто она?

— Не придуривайся, чувак. — Я подхожу к нему вплотную. — Где Твайлер? Я видел, как ты разговаривал с ней секунду назад.

— Ушла, — он указывает большим пальцем на заднюю дверь.

— Ушла, — повторяю я, затем наклоняю голову. — Что ты ей сказал?

Он пожимает плечами. Черт, он слишком дерзкий для такого щуплого парня.

— Ничего кроме правды, но, Твай, как правило, плохо воспринимает факты.

Он начинает проходить мимо меня, будто разговор окончен, но я хватаю его за плечо, заставляя остановиться.

— Убери от меня руки, мудак.

Я опускаю руку, но мы еще не закончили.

— Почему она ушла? — Потому что она ни за что бы не ушла, не сказав мне или Наде. — Скажи, что ты ей сказал.

— Знаешь, — говорит он, проводя рукой по волосам, — Ты должен сказать мне спасибо.

— За что?

— За то, что подготовил ее для тебя. Она бы никогда не справилась с кучей качков, если бы я сначала не порвал ее целку. — Он ухмыляется. — Не за что.

Раскаленная ярость обжигает мой позвоночник, но она не настолько затуманивает мой разум, ведь я выплевываю:

— Ты, должно быть, Итан.

— Она говорит обо мне? На самом деле, не удивительно. Девушки никогда не забывают своих первых, так ведь?

— Ты мелкий ублюдок!

Я протягиваю руку и хватаю его за рубашку. Он такой тощий, что я мог бы переломить его пополам, даже не вспотев. Отвожу локоть назад и замахиваюсь для удара, и радуюсь, когда вижу панику в его глазах. Мой удар проходит мимо, но не потому, что я плохо замахнулся. Нет, кто-то хватает меня за сгиб локтя и оттаскивает назад.

— Эй! Кэп! Остынь, черт возьми.

Рид крепко держит меня за плечи. Я сопротивляюсь ему, но он силен.

Итан отстраняется от нас, отряхивая рубашку:

— Я всегда знал, что вы, парни, просто кучка психованных мудаков, скрывающих свои склонности к насилию под видом спорта. — Он смотрит на меня с превосходством. — Спасибо, что доказал это, придурок.

— Отпусти меня, — говорю я Риду. — Я еще не закончил.

— Не могу, — говорит Рид напряженным голосом. — Даже если он этого заслуживает. Тренер взбесится, если тебя посадят за драку.

Он прав. У меня будет куча неприятностей. Хотя я уверен, что оно бы того стоило.

— Что происходит? — Аксель заходит с другой стороны. В его голосе слышится легкое растягивание слов, которым он дразнит нападающих на льду. Он бросает взгляд на мое разъяренное лицо, а затем переводит его на Итана, который, кажется, понимает, что он в меньшинстве. — Почему ты затеваешь драки с хипстерами?

— Он наговорил гадостей о Твайлер. — Мои пальцы сжимаются в кулаки.

— ДиТи? — Спрашивает Аксель, внезапно заинтересовавшись. — Какое отношение мелкий говнюк вроде него имеет к нашей девочке?

— Я так и знал, — Итан качает головой, но от меня не ускользает самодовольная ухмылка на его губах. — Я знал, что она трахалась со всеми вами. Боже, ну и шлюха.

— Что сказал? — Аксель встает, между нами, хрустя костяшками пальцев. — Мне кажется, я неправильно расслышал.

В мгновение ока вся сцена проносится перед моими глазами. Один из нас уничтожит этого мелкого засранца. Нас всех бросают в тюрьму. Тренеру приходится выручать нас. Сезон и наши карьеры рушатся, даже не начавшись. Из-за жалкого, абьюзивного ублюдка. Сделав глубокий вдох, я говорю ему: — Свалил нахер отсюда.

— Что? — Аксель недоверчиво смотрит на меня. — Ты собираешься позволить ему просто…

— Да. — Я смотрю на Итана. — Ты убираешься к черту из нашего бара, или не могу гарантировать, что в следующий раз тебя не тронут.

Кажется, он понимает, что я только что отпустил его, и направляется обратно к бару. Рид ослабляет хватку и отпускает меня. Я поворачиваюсь к ним и говорю:

— Выведите его.

— Куда ты идешь?

— Искать свою девушку.

Твайлер подключила трекеры отслеживания на наших телефонах после того, как мы скрыли отношения. Не для того, чтобы мы могли найти друг друга, а скорее, согласно ее словам: «Если я пропаду без вести или окажусь мертвой, все довольно быстро поймут, что ты был моим тайным парнем. Это защитит нас обоих».

Вот каково это — влюбиться в девушку, помешанную на тру крайм.

И, черт, я определенно влюбляюсь в нее.

Выхожу из бара и быстро проверяю приложение и вижу, что Твайлер уже добралась до Шотгана, ее маленькая иконка движется в направлении дома.

Я срываюсь на бег, выбегаю из делового района и возвращаюсь в кампус. Когда я догоняю ее, она идет по тротуару, ведущему к ее крыльцу.

— Твай, — зову я, — Подожди.

Я ждал, что она продолжит убегать. Может даже для того, чтобы отгородиться от меня. Те вещи, что наговорил мне этот мудак — что если он обрушил это токсичное дерьмо и на нее? Она, вероятно, в полной панике. Но Твайлер замедляет шаг, поднимается по ступенькам и открывает дверь. Когда она заходит внутрь, она не закрывается от меня.

Следую за ней, закрываю за собой дверь и нахожу ее в ее комнате, она свернулась калачиком на кровати, обхватив руками подушку в форме кошки. Этот придурок назвал ее шлюхой и обвинил в том, что она спит со всей командой. Неудивительно, что она расстроена.

— Можно мне войти? — Спрашиваю я, замирая в дверях. Даже не знаю, что буду делать, если она скажет «нет».

Она кивает, и я слышу, как она всхлипывает. Черт, она плачет. Этот гребанный ублюдок, желание разыскать его едва не перевешивает желание остаться.

— Черт, Солнышко, — говорю я, присаживаясь на край кровати. Кладу руку ей на голову и глажу по волосам.

— Он такой мудак, — говорит она. — Ощущение, будто у него есть какой-то радар, который точно указывает ему, когда появиться и испортить мне жизнь.

По ее щекам текут слезы, но она выглядит скорее рассерженной, чем печальной. У меня болит сердце, когда я вижу ее такой. Потребовалось столько времени и усилий, чтобы заставить ее отбросить эту защиту. Я не позволю ему все испортить. Не спрашивая, я сворачиваюсь калачиком рядом с ней и обхватываю ее руками, крепко прижимая к себе.

— Прости, что убежала. Я знаю, ты ненавидишь, когда я так делаю.

— Держишь меня в тонусе. — Я выдавливаю улыбку, но она получается вялой. — Ты имела полное право сбежать от этого ублюдка, но в следующий раз я бы хотел, чтобы ты нашла меня.

— Я запаниковала.

— Знаю. — Я кладу голову ей на плечо. — А еще знаю, что его задницу нужно было надрать.

Она вытягивает шею, чтобы посмотреть на меня, широко раскрыв глаза.

— Ты?

— Почти. Рид остановил меня на полпути. — Делаю глубокий вдох, возможно, первый с тех пор, как покинул бар. — Но я не смог. Если я позволю себе сорваться, это навредит всей команде. — Я беру ее лицо в ладони и вытираю слезу с ее щеки. — И это вызовет множество вопросов о том, почему я подрался с твоим бывшим, на которые никто из нас не хочет отвечать.

— Спасибо, — говорит она. — Он просто… Боже, он, блядь, самый ужасный.

У меня миллион вопросов. Как она оказалась с этим придурком? И почему ей потребовалось так много времени, чтобы уйти от него? Как ему удается до сих пор так сильно влиять на ее? Я не верю, что она все еще любит его. Особенно после того, что он о ней сказал. Не хочу спрашивать, но такое чувство, что на нее давит какая-то тяжесть.

— Я надеюсь, мы достаточно сильно его припугнули, чтобы он больше тебя не беспокоил. — Я целую ее в затылок. — Но, если ты хочешь поговорить об этом — о нем — я здесь, потому что… — Боже, почему мне кажется, что это так важно сказать? — Ты мне нравишься, Твайлер. Очень. И я хочу быть здесь, ради тебя.

Твай долго молчит, и, когда ее дыхание выравнивается, начинаю думать, что она заснула. Но затем она говорит тихим голосом.

— Я мало кому рассказывала о своих отношениях с Итаном. Надя и Руби знают, а мама знает достаточно подробностей, чтобы беспокоиться обо мне. Моего отца уже не было в живых, когда я с ним связалась, и он, вероятно, был единственным, к кому я прислушалась бы, — Ее сердце бешено колотится в груди, и я чувствую это всем телом. — Я была уязвима, и с таким парнем, как Итан, отец, вероятно, увидел бы, что я иду к нему как ягненок на заклание.

Я крепче обхватываю ее за талию.

— У меня есть психотерапевт, и она помогает, но даже после терапии мне трудно выразить это словами.

— Не торопись, — говорю я ей. — И только если ты сама этого хочешь.

Она поворачивается ко мне лицом. Мы лежим лицом к лицу, моя рука скользит по ее бедру. Прикусив нижнюю губу, она выдыхает и говорит:

— Поступление в колледж не было для меня само собой разумеющимся. Еще до того, как умер мой отец, мои родители сомневались, готова ли я к такой ответственности. У меня был довольно плохой послужной список из-за того, что я заводила не очень хороших друзей. По словам моего психотерапевта, меня привлекают «токсичные» люди.

Для эффекта она добавляет кавычки пальцами и закатывает глаза.

— Ты не первый подросток, который принимает глупые решения в старшей школе, детка.

— Это были не обычные подростковые драмы. Мои родители были бы в восторге, если бы я тайком убегала из дома и ходила на вечеринки. Они знали, как с этим бороться. Но депрессия и изоляция, — ее голубые глаза смотрят на меня, — причинение себе вреда. Это пугало их до чертиков.

Мысль о том, что ее боль была настолько сильной, что она причиняла себе вред… Мне просто хочется забрать у нее эту боль.

— Я понимаю, что они были потрясены.

— Но потом стало лучше. Мне помогли. Я перестала причинять себе вред. С головой ушла в спортивные занятия в школе и взяла себя в руки в учебе. Я поступила в Уиттмор, но, к сожалению, одна вредная привычка последовала за мной и в колледж. У меня просто был какой-то радар на «токсичных людей». — Она смотрит на меня своими блестящими глазами. — Знаешь, я встретила Итана в первый день, когда переехала в общежитие. Я хотела избавиться от своего прошлого и немного рискнуть. Оглядываясь назад, я понимаю, что была невероятно уязвима, переживая смерть отца и находясь в незнакомом месте. Итан, вероятно, понял это, как только увидел меня.

— Потому что он чертов хищник, — бормочу я.

— Я думала, что он был дерзким и сексуальным со всеми этими татуировками и пирсингом. Он не увлекался спортом или чем-то еще, что можно назвать мейнстримом. Он был полной противоположностью спортсменам, с которыми я проводила все свое время на стажировке.

— Ты имеешь в виду горячих, сексуальных, мускулистых парней, преданных своему телу и спорту?

Это вызывает у нее мимолетную улыбку и закатывание глаз, и напряжение в груди ослабевает.

— Самодовольные, дерзкие, эгоцентричные спортсмены, полные тестостерона. Да. — Ее рука ложится мне на живот, и я понимаю, что ей нравится мое тело, даже если это признание убивает ее. — Итан был задумчивым и боролся с приступами депрессии. Я чувствовала, что мы понимаем друг друга и, что я, возможно, смогу ему помочь. Вместо этого я довольно быстро привязалась к его личности. Все вращалось вокруг его настроения, его одобрения, его критики… соответствовать его стандартам стало одновременно и важно, и невозможно.

— Значит, он претенциозный мудак.

— По большей части, — смеется она.

Заправляю прядь волос ей за ухо.

— И ему нравилось заставлять тебя чувствовать себя дерьмом.

— Очевидно, что так. — Все ее тело напрягается. — Ему не нравилось, что я работаю в спортивном отделе, он называл это «банальным» и обсуждал со всеми свои теории о том, что университеты просто наживаются за счет студентов-спортсменов.

— В этом он не совсем неправ, — признаю я. Это одна из причин, по которой сильные игроки так рано выходят на драфт. Мы рискуем каждый раз, когда выходим на лед. Одна травма в колледже может положить конец карьере, еще до ее начала.

— Но, — продолжает она, — ситуация по-настоящему обострилась, когда по программе мне поручили стажироваться в хоккейной команде.

— Дай угадаю, он ненавидит нас больше всех?

— Угадал, — ухмыляется она. — Хоккей — это просто «санкционированная агрессия».

— Значит, если я надеру ему задницу, он изменит свое мнение? — Спрашиваю я, сожалея, что не сделал этого, когда у меня был шанс. — Потому что я могу пойти забрать Акселя и Рида, и мы с радостью проверим эту теорию.

Она качает головой.

— Это только подтвердило бы его убеждение, что вы просто кучка агрессивных пещерных людей.

— Я смогу с этим жить.

— Уверена, что сможешь. — Она вздыхает. — Я просто потеряла себя, когда встречалась с ним. Я думала, что то, что он мудак — это просто «честность», а то, как дерьмово он отзывался о моих волосах, одежде или фигуре, было просто его «искренностью». Руби ненавидела его, и я думала, что она просто пытается контролировать меня. Моя мама пыталась найти компромисс, потому что знала, что, если она выскажет свое неодобрение, я только начну копать глубже. — Она опускает глаза. — Итану не хватало быть просто контролирующим газлайтером. Все стало еще хуже, когда мы начали заниматься сексом.

Мысленно возвращаюсь к его замечанию о том, что он «порвал ее целку» для команды, и снова вспыхиваю гневом. Я приподнимаю ее подбородок, пока ее глаза не встречаются с моими:

— Скажи мне, что он не принуждал тебя. — Потому что я убью его.

— Не принуждал, но давил на меня. — Она вытирает глаза. — Но дело даже не в том, что он был просто… груб. Он был невнимателен к моим чувствам и телу. — Она с трудом сглатывает. — В последний раз, когда мы были вместе, мы просто тусовались в моем общежитии. Нади не было дома, и мы смотрели фильм. Казалось, все было хорошо, и мы начали целоваться. — Ее пальцы вцепились в мою рубашку. — Он схватил меня за горло. И я испугалась. Не знаю. Думаю, я не доверяла ему и просто хотела, чтобы он отстал от меня. Последнее, что я помню, это как изменился его взгляд. Как будто щелкнули выключателем.

— Что значит «последнее, что ты помнишь»?

— Я проснулась на кровати. Одна. На горле синяки. Я потеряла сознание, и он ушел.

Кровь стучит у меня в ушах. Он придушил ее и оставил там? Без сознания? Вот почему она испугалась, когда я попытался дотронуться до ее шеи.

— Он сделал что-нибудь еще?

— Нет. — Она качает головой. — На мне все еще была одежда. Думаю, он испугался и сбежал.

— Господи Иисусе, Твайлер.

— Надя пришла домой и поняла, что что-то не так. Она пыталась заставить меня сообщить об этом, но он так сильно запудрил мне мозги, что в тот момент я подумала, что сама напросилась на это. За те два года, что мы были вместе, он настолько лишил меня личности, что я понятия не имела, кто я такая и о чем думаю.

— Солнышко, мне так чертовски жаль, что это с тобой случилось.

— Это придало мне смелости порвать с ним и навсегда вычеркнуть его из своей жизни. В конце концов я рассказала об этом Руби, которая обратилась к моей маме. Какое-то время все было мрачно, но я была сильнее, чем раньше. У меня были друзья, семья и ресурсы, чтобы вернуться в прежнее русло.

— И ты отказалась от мужчин — не только из-за работы.

— В какой-то степени. — Она пожимает плечами. — Это было нетрудно. Никто из спортсменов не интересовался мной. Это было безопасное место, где можно было спрятаться. — Она улыбается. — Пока ты не столкнулся со мной в том кафе.

— Никаких сожалений, детка. — Я беру ее за руку и подношу костяшки пальцев к своему рту и целую. — Я очень, очень хочу надрать ему задницу за то, что он причинил тебе боль и заставил сомневаться в себе. — Я ловлю ее взгляд. — Ты потрясающая, Твайлер. Добрая, умная, терпимая ко всему тому дерьму, через которое мы заставляем тебя проходить ради твоей работы… — Она смеется, и я провожу большим пальцем по ее щеке. — Ты красивая.

Ее кожа заливается румянцем.

— Спасибо, что сказал все это, но мне не нужно, чтобы ты кого-то избивал и рисковал своим положением капитана или даже игрока команды. Он неудачник и не стоит этого.

Я не согласен. Вообще-то, единственное, что удерживает меня от того, чтобы пойти и разыскать его тощую задницу — это девушка в этой постели.

— Ты того стоишь. — Мой взгляд опускается к ее губам, и я повторяю то, что сказал ранее. — Ты мне нравишься.

— Все еще? — На ее лице недоверчивое выражение. — Даже после того, как на тебя обрушилось все это дерьмо?

— Может быть, даже больше, — признаюсь я. Возможно, это отпугнет ее после всего случившегося. Возможно, она пока не захочет ни с кем встречаться. Все начиналось как игра — безопасно. Теперь я понимаю это лучше. Но мои чувства только усилились.

— Ты мне тоже нравишься, — признается она, сжимая мою рубашку и притягивая мое лицо к своему. — Очень сильно.