Игра в любовь с форвардом

ГЛАВА 24

ТВАЙЛЕР

Ярко-жёлтая вывеска придорожного кафе светится на фоне серого неба. Сейчас ночь наступает быстрее, и хотя мне не особо мешает холод, короткие дни мне не по душе. Ненавижу уходить из дома до рассвета и возвращаться после заката.

Заезжаю на парковку, проезжая мимо грузовиков, и замечаю «Челленджер» Риза, припаркованный рядом с закусочной. К счастью, тренировка сегодня заключалась только в просмотре видео, потому что ни у меня, ни у Риза не было достаточно сосредоточенности, чтобы делать что-то большее. И его, и мои мысли были заняты вопросом, зачем Брент попросил нас встретиться здесь, у шоссе.

— Привет, — говорит он, встречая меня у машины. Его руки в карманах, отчего его плечи кажутся ещё шире. — Нашла без проблем?

— Да, — оглядываюсь по сторонам. — Он мог выбрать место похуже? — Вокруг только дальнобойщики и путешественники. Ни одного студента. Чувствую, что выбор места связан не только с тем, что Брент не хочет быть замеченным, но и с нашей тайной.

— Мы не знаем, чего он хочет и что знает, — говорит Риз, прежде чем мы заходим внутрь. — Думаю, нам нужно выслушать его, прежде чем что-то отвечать, окей?

Киваю, но в животе всё сжимается. Нас обоих, и Риза, и меня, легко узнать на том фото. Тренер Грин легко сможет опознать нас. Каким-то образом Брент узнал нашу тайну.

Риз открывает дверь, пропуская меня вперёд. Изнутри доносится запах жареной еды и звуки классического рока. Двое мужчин сидят у стойки, а одинокий парень — в кабинке у окна. Риз уверенно идёт вперёд, плечи расправлены, к Бренту, который ждёт нас в кабинке в глубине зала. Перед ним тарелка с гамбургером и картошкой фри.

В целом понятно, почему Надя была к нему неравнодушна. Он, объективно, красив — с сильной челюстью и прямым носом. Ухоженный, с вайбом Тома Брэди (прим. перев. игрок в американский футбол). Типаж парня, которого НФЛ может сделать своим лицом.

Жаль только, что он полный мудак.

Когда мы подходим, он жестом указывает на свободный диванчик напротив. Сажусь первой, у окна, Риз садится следом. Я привыкла быть рядом с уверенными в себе мужчинами. Невозможно играть в команде колледжа или на более высоком уровне без здоровой доли эгоизма. Это часть игры. Стараюсь не чувствовать себя скованной, но невозможно не ощущать себя маленькой, в окружении двух массивных спортсменов. Оба — лидеры своих команд. Обоим есть что терять.

Будто противостояние двух альфа-самцов.

— Хотите чего-нибудь? — он кивает на официантку за стойкой. — Это место — дыра, но еда здесь отличная.

— Мы пришли сюда не есть, — говорит Риз, его рука под столом переплетается с моей. — В чём дело?

Брент кладёт в рот картошку фри.

— Очевидно, вчера произошло что-то серьёзное, начиная с того, что вы ворвались в мой дом без приглашения…

— Моя подруга была в опасности! — резко отвечаю я.

Его взгляд перемещается на Риза, будто подавая какой-то «пацанский» сигнал, в ожидании, что тот меня успокоит, но Риз только пожимает плечами и говорит:

— Она права. Надя ясно дала понять, что не хотела, чтобы ее снимали и неоднократно говорила об этом Сиджею.

— Ее слово против его, — Брент отмахивается, но понижает голос. — Слушайте, я буду первым, кто признает, что это было чертовски глупо со стороны Сиджея снимать и выкладывать эти видео. Он переживает из-за травмы и своих шансов в НФЛ. Мне его жалко. — Он закидывает ещё две картошки фри в рот и продолжает говорить. — Надя — лёгкая добыча. Эта девчонка сделает всё, о чем я попрошу. Я думал, она сделает ему минет или прокатится на нём пару раз, и он выпустит пар. — Его взгляд встречается с моим. — Я не знал о видео, пока он уже не выложил их, и понятия не имел, что он делает это без согласия.

— Почему мы должны тебе верить? — спрашиваю я. — Ты только что признался, что раздаёшь девушек, как конфеты.

— Мне всё равно, верите вы мне или нет, — он пожимает плечами и берёт гамбургер. — Но я знаю, что вам точно не хочется, чтобы кто-то узнал, что вы трахаетесь.

— Почему ты так в этом уверен? — спокойно спрашивает Риз, откидываясь на спинку диванчика.

Брент откусывает большой кусок, жуёт и глотает, прежде чем ответить:

— Потому что твоя девчонка Шэнна устроила истерику, когда я сказал ей, что видел, как ты ныкаешься со своей репетиторшей.

— Мы не ныкались… — начинаю я, но он закатывает глаза, и я замолкаю.

— Детка, я знаю как выглядит парень, который только что опустошил яйца, так что не притворяйся, будто этого не было.

Я уже должна была привыкнуть к грубому жаргону спортсменов, но по своим горящим щекам понимаю, что всё ещё не выработала иммунитет к этому.

— Шэнна показала мне фото вас двоих и сказала, что ты — тренер команды. Не потребовалось много времени, чтобы выяснить, что вам нельзя встречаться, и именно поэтому вы держите это в секрете. — Он усмехается. — Никто не уволит Капитана. А вот ты рискуешь потерять работу.

— Смелое предположение, — говорит Риз.

— Разве? Выражение ваших лиц доказывает, что я прав. — Он слизывает горчицу с пальца и откидывается на спинку, закинув руку за спинку диванчика. — Обычно мне плевать, кто с кем трахается, но после вчерашнего мне нужно немного рычагов давления.

— Дай угадаю, — саркастично говорю я, — ты хочешь, чтобы мы помалкивали о том, что Сиджей устроил любительскую порностудию в твоём доме.

— Ага. Я позабочусь, чтобы он удалил все видео, и не только те, на которых есть Надя. Но вы должны согласиться молчать об этом. Я не хочу слышать ни единого шепотка об этом в кампусе.

— А если мы не будем молчать? — спрашивает Риз. — Или Надя решит подать заявление?

— Она не подаст, — уверенно говорит он. Я не пропускаю самодовольную ухмылку на его лице. — Я же сказал, она сделает всё, о чем я попрошу. Но если я узнаю, что кто-то проронил хоть слово, это фото отправится прямо к тренеру Брайанту и всем остальным членам хоккейного штаба, включая вашего студенческого куратора и главу спортивного отдела.

— Отправляй, — спокойно говорит Риз. — Потому что, не пойти бы тебе и твоей шантажирующей заднице куда подальше. Мы, может, и нарушаем пару правил, но вы двое нарушили закон.

Риз прав. Я знаю, что прав, но это не останавливает панику, поднимающуюся в горле. Всё, ради чего я работала, вот-вот рухнет.

— Подожди, — хватаю я Риза за руку. — Мы можем сначала поговорить?

Он смотрит на меня, и на его лице читается настоящее недоумение. Я бросаю умоляющий взгляд, и он сдаётся:

— Нам нужна минутка.

— Дерзайте, — говорит Брент, затем машет официантке. — Можно мне ещё кусок пирога?

Походка Риза нервная, когда я следую за ним к выходу из закусочной обратно на парковку. Как только мы оказываемся снаружи, его пальцы переплетаются с моими, и он уводит меня за угол здания.

— Ты ведь не всерьез обдумываешь это? — спрашивает он, проводя рукой по волосам.

— Что именно? Ту часть где мы продолжаем хранить тайну, которую мы храним уже несколько недель? Для чего есть очень серьезная причина. — Мой голос отражается от кирпичной стены. — Или часть где мы не обращаемся в полицию, чего, кстати, хочет сама Надя?

Его челюсть напрягается, а серые глаза вспыхивают. Жду спора, но точно не ожидаю того, что происходит дальше.

— Ещё до того, как он попросил о встрече, я хотел обсудить с тобой, как нам выйти из игры. Я хочу быть с тобой, Твайлер. На полном серьезе, со всей тобой, всё время. Я хочу, чтобы ты была моей девушкой. — Его рука ложится на моё плечо и мягко скользит вверх к шее. Напоминание о том, как нежен он был со мной прошлой ночью — как осторожно обращался с моими страхами. — Не позади какой-то дрянной закусочной я хотел сказать тебе об этом, но… — он сглатывает, — я люблю тебя, Твай. И не готов позволить кому-то диктовать правила наших отношений. Особенно такому мудаку, как Рейнольдс.

Я моргаю.

— Что ты сказал?

— Я люблю тебя. — Его рука касается моей щеки. — И я готов выйти из игры — к чёрту последствия.

Через меня прокатывается волна эмоций. Счастье? Да, конечно, этот невероятный, сексуальный, поддерживающий мужчина только что признался мне в любви, но… чёрт, есть ещё что-то, какая-то назойливая неуверенность, от которой так сложно избавиться. Теперь он любит меня? Теперь, когда стоит лицом к лицу с другим альфа-спортсменом? Сегодня кто-то выйдет отсюда победителем, и я знаю, что Риз ненавидит проигрывать.

— Не уходи в себя, Солнышко. Отодвинь все негативные мысли, которые лезут в твою голову. Я серьёзно. — Он притягивает меня к себе и целует в лоб. — Я люблю тебя, и тебе не обязательно отвечать тем же, но я давно хотел сказать это, с тех пор как понял, что ты — самая крутая девчонка, которую я когда-либо встречал, и я не хочу тебя отпускать.

Я хочу, чтобы весь мир знал, что ты моя.

— Я тоже не хочу тебя отпускать, — говорю я, чувствуя, как по мне пробегает поток противоречивых эмоций. — И я тоже люблю тебя.

— Слава богу. — Он поднимает меня и целует в губы. Нет причин, чтобы этот поцелуй отличался от предыдущих, но он другой. Когда мы отстраняемся друг от друга, он спрашивает: — Значит, я могу сказать этому мудаку, чтобы он пошёл к чёрту?

Я морщусь, и чувствую, как он напрягается.

— Мы можем подождать? — спрашиваю я.

Он опускает меня на землю.

— Чего подождать? Ты же знаешь, мы не можем скрывать это вечно.

— Знаю. — Он прав. С каждым днём становится всё сложнее скрываться, и пока кто-то знает, мы рискуем быть разоблачёнными. — Я просто не хочу, чтобы Брент Рейнольдс был тем, кто заставит меня поговорить с Грином.

— Значит, ты хочешь заключить с ним сделку? — настороженно спрашивает он.

— Нет. Я просто… хочу сделать это на своих условиях. — Сжимаю его руку. — То, что он делает с нами, ничем не отличается от того дерьма, которое он творит с такими девушками, как Надя. Заставляет женщин идти на компромиссы и рисковать репутацией, если мы не играем по его грязным, манипулятивным правилам.

— Чёрт, — бормочет он, потирая затылок. — Ты права.

— Заключим сделку, — говорю я, — но это только временно. Я хочу рассказать о нас тренеру Грину, потому что хочу быть честной. Ненавижу врать всем и ненавижу скрываться. Мы не делаем ничего плохого. Но я также думаю, что немного времени нам не повредит. Это заставит его удалить видео и держать их в тайне, а тем временем мы сможем уговорить Надю подать заявление.

— И ты расскажешь Грину? — Мышца на его челюсти напрягается. — Потому что я серьёзно, Твай, я устал скрывать это.

Киваю.

Пришло время раскрыть карты, но не без своего козыря в рукаве.

Прошло два долгих, наполненных тревогой дня, прежде чем профессор Парви смогла встретиться со мной во время своих рабочих часов. Но теперь, когда я сижу напротив своего куратора, желание сбежать становится всё сильнее. Что, если она скажет мне что-то, чего я не хочу слышать? Или мне придётся выбирать между своей стажировкой и Ризом?

Ненавижу чувствовать будто теряю контроль, а в этой ситуации всё кажется таким, будто ускользает сквозь пальцы.

Профессор Парви листает толстую папку с документами на своём столе — стандарты и правила работы стажёра. Она откидывает свои длинные тёмные волосы за плечо и закрывает папку.

— Я трижды проверила правила, и здесь нет ничего, что запрещало бы вам встречаться с игроком.

— Вы уверены?

— Как я уже сказала, университет не может диктовать, с кем студент может встречаться, а с кем нет. Было бы иначе, если бы вы или игрок занимали руководящую должность, но поскольку вы оба — студенты Уиттмора, конфликта интересов здесь нет.

— А у вас лично есть какие-то возражения? — спрашиваю я. — С этической точки зрения?

— Против того, что вы встречаетесь с хоккеистом? — Она фыркает. — Не больше, чем против отношений с любым другим парнем в кампусе. По крайней мере, у спортсменов есть определённая ответственность. — Она наклоняется вперёд, опираясь на локти. — Но, если серьёзно, профессионализм в такой ситуации крайне важен. Ваша стажировка на первом месте, особенно такая престижная, как в хоккейной команде. Вас оценивают по вашей работе, и вам понадобятся рекомендации в будущем. Спортивное сообщество очень тесное. Любая работа, на которую вы будете претендовать, потребует рекомендаций от тренера Грина.

— Он ясно дал понять, что не одобряет это, и предупредил меня о том, чтобы я не связывалась с игроками.

— Возможно, он просто заботится о вас и хочет защитить. — Она кладёт руки на папку и наклоняется вперёд. — Но, думаю, мне не нужно говорить вам, что в этой сфере вам придётся работать вдвое усерднее просто потому, что вы женщина. Если у этих тренеров появится повод обвинить вас в том, что вы отвлекаете игроков, они зацепятся на это.

— Это именно то, чего я боюсь. — Я вздыхаю, откидываясь на спинку стула. — Я трудоголик. Делаю всё, что просит тренер Грин, и даже больше. Я лажу со всеми игроками и не проявляю фаворитизма к парню, с которым встречаюсь. На самом деле, я стараюсь его игнорировать большую часть времени.

Она улыбается.

— Уверена, ему это нравится.

— Он уважает мое положение, но нам обоим некомфортно скрывать отношения и дальше. — Я не вдаюсь в подробности ситуации с Брентом и Сиджеем. Я всё ещё надеюсь, что Надя подаст заявление, но также хочу быть готовой к этому, разобравшись со своими делами. — Мы оба почувствуем себя лучше, если всё выйдет на свет.

— Тогда вам стоит это сделать. — Она мягко улыбается. — Могу присутствовать на встрече с тренерами, если хотите.

— Нет, — выдыхаю я. — Спасибо, но думаю, это то, что я должна сделать сама.

План был рассказать тренеру Грину, как только я доберусь до арены, но встреча с профессором Парви припозднилась. И к тому времени, как я приезжаю, ребята уже на льду. Пит сидит на скамейке, перематывая лодыжку.

— Дай я сделаю, — говорю я, садясь рядом с ним на скамейку.

— Всё в порядке, — говорит он, закрепляя конец. — Тренер уже злится, что я не на льду.

— Подожди. — Я хватаю его ногу и просовываю пальцы под бинты, проверяя, достаточно ли свободы. Её нет вообще. — Тебе нужно больше гибкости в лодыжке.

— Пит! — кричит Рид. Ребята носятся вверх и вниз по льду, отрабатывая броски. — Тащи сюда свою задницу!

— Видишь? — Он берёт у меня рулон бинта и отрывает длинный кусок, обматывая лодыжку ещё два раза. Он бросает рулон обратно, и я ловлю его. — Спасибо, ДиТи.

Прежде чем я успеваю ответить, он уже скользит прочь, сливаясь с остальными. Я собираюсь позвать его обратно, когда Риз подъезжает и берёт бутылку воды.

— Как все прошло? — спрашивает он, направляя струю воды в рот.

— Нормально, — я сосредотачиваюсь на бутылках. — Расскажу позже.

— Но всё в порядке?

— Да, — я улыбаюсь ему, — думаю, да.

Он улыбается в ответ, и у меня ёкает в животе — и от страха быть пойманной, и от воспоминания о том, как он сказал: «Я люблю тебя». Он возвращает мне бутылку, и его пальцы слегка касаются моих. Я так сильно влюблена в этого парня.

Он отъезжает, плечи расправлены, клюшка скользит по льду, чтобы дотянуться до шайбы, уже в игре. Он так естественен в этом, способен переключаться с одного на другое. Совмещать работу и личную жизнь никогда не было моей сильной стороной — настолько, что я долгое время избегала этого. Мои глаза всё ещё прикованы к нему, но прорыв по льду отвлекает моё внимание.

— Кто-нибудь, заблокируйте его! — кричит Аксель, глаза широко раскрыты, когда Пит несётся к нему, преследуя шайбу. Его движения неуклюжие, быстрые, но неуправляемые. Ему не хватает плавности, на которую он способен. Паника читается в глазах Акселя, когда Рид мчится к воротам, тело напряжено, когда он блокирует Пита, отталкивая его от вратаря. Два игрока на полной скорости врезаются в борт, сотрясая ограждение. Пит падает на лёд, сопровождаемый потоком ругательств.

— Какого чёрта, чувак? — кричит Аксель, бросая ворота и подъезжая, готовый ввязаться в драку с товарищем по команде. Риз уже между ними, руки раскинуты, удерживая парней друг от друга. Он опускается на колено, и я теряю его из виду, когда остальные окружают их.

— Неси аптечку, — приказывает тренер Грин, направляясь к пострадавшим игрокам. Моё сердце колотится, я хватаю медицинский набор и следую за ним на лёд.

— Господи, — слышу я крик Рида. — Он не останавливался! У меня не было выбора.

— Все отойдите! — тренер Грин пробивается сквозь игроков. Они расступаются, и я протискиваюсь за ним. Риз поднимается с земли, отступая вместе с остальной командой. Рид остаётся, стоя на одном колене, его лицо красное и растерянное. Пит прислоняется к борту, с гримасой боли на лице. Тренер Грин аккуратно развязывает конёк Пита и снимает его, обнажая толстую ленту. Тренер спрашивает:

— Можешь пошевелить пальцами?

Я знаю, что ответ «нет». У него почти не было гибкости.

— Перкинс, дай ножницы.

Всё ещё стоя, я открываю набор и роюсь в нём, пока пальцы не натыкаются на холодный металл ножниц.

— Вот, — говорю я, передавая их. Тренер Грин аккуратно разрезает ленту, но у меня ёкает в животе, когда я вижу, как его лодыжка вывернута неестественно в сторону.

— Блядь, — говорит Пит, глаза влажные. — Она сломана?

— Надеюсь, что нет, — бормочет Грин, осматривая его ногу. Кожа белая, но пальцы пурпурно-красные. — Ты почти перекрыл кровообращение. — Его взгляд поднимается ко мне. — Это ты забинтовывала?

— Я… — слова застревают у меня в горле. Забинтовывала не я, но должна была. Я опоздала, и даже тогда, когда увидела это, я не остановила его. Я знала, что он заходит слишком далеко и может получить травму.

— Это не её вина. — Тяжёлая рука ложится на моё плечо, сильная и успокаивающая. Риз добавляет: — Пит сам замотал свою лодыжку.

Глядя на эту лодыжку, я чувствую, как в горле поднимается желчь. Тренер Грин был прав. Я отвлеклась. Я позволила этому повлиять на мою работу. Я опоздала, разбираясь со своей драмой в отношениях. Не сказала тренеру Грину о рисках, которые он брал на себя, и о том, что он просил меня сделать.

— Перкинс!

Я моргаю, резко отстраняясь от прикосновения Риза.

— Да, сэр.

— Позвони в скорую и вызови сюда машину.

— Да, сэр, — повторяю я, бросая набор на лёд. Последний взгляд на Пита и его страдальческое лицо, и я понимаю, почему тренер Грин так настаивал на том, чтобы я не отвлекалась. Это никогда не было связано с моими отношениями с Ризом. Это всегда было связано с тем, чтобы ставить команду на первое место.

Убегая от последствий своих действий, я понимаю, что совмещать одно с другим невозможно.