Измена Свадьбы не будет (СИ)

97

Похлопав правдивыми, голубыми глазами, блондинка бросилась к Михаилу, обняла, прижалась полуобнаженной грудью.

— Мишаня, давай попробуем все сначала! Разведись! Свадьбу сыграем! В свадебное путешествие на острова поедем — море, солнце и мы голышом! Дни и ночи трахаться будем! Обо всем забудешь…

— Что за бред⁈ Я женат! У меня жена и дети! И другой семьи у меня не будет! — отстраняя от себя за плечи блондинку, нахмурился Михаил. — Запомни — развода не будет! Свадьбы не будет! У нас с тобой давно ничего нет! Раз в год по пьяни…

— Как это ничего нет? У нас Степка! Я так мечтала, чтобы ты мне ребеночка заделал в последний раз, так молила, родить тебе еще одного хотела!

Оттолкнув женщину, Михаил вскочил из-за стола, отшвырнул в сторону стул — одна мысль, что жена узнает о его прошлых трахах с бывшей, услышит ее домыслы о ребенке и усомнится в его верности, привела его в паническое бешенство: хотелось заткнуть рот наглой врунье, лишь бы неприглядные поступки из его прошлого не коснулись его семьи.

— Совсем сдурела? Что значит «родить еще одного»? Ты это давно придумала? С какого перепоя Степка мой сын?

Блондинка поутихла, видя явную агрессию «избранника».

— По срокам выходит твой!

— По каким срокам, твою мать? Я тебя, с… с резинкой всегда трахал — брезговал такую шлюху е…!

— Нет, Мишаня! — мстительно прищурилась обиженная «шлюха». — Это тебе только казалось, что с резинкой! Ты всегда пьяный был, когда меня трахал, плохо соображал, не мог его надеть, и я не давала, залететь от тебя старалась!

— Это как? Почему не соображал? Чем ты меня опаивала, с…?

— Самогоном семидесятиградусным на травках дурманящих и виагрой, чтобы дольше и крепче х… стоял.

Михаил сжал кулаки и недобро уставился на бывшую.

— Кретинка безмозглая — их нельзя смешивать! — и подумал: «— Значит, вот почему после нескольких рюмок меня накрывало, и я на ее прелести велся и со стояком справлялся только оттрахав ее, как заведенный, несколько раз подряд! И на утро ничего не помнил, голова, как чугунная»

— Каждая борется, как умеет, за свое счастье! Жаль, что залететь от тебя за все это время мне так и не удалось — ребенком я бы тебя намертво к себе привязала! Подачками не отделался бы! Женился, никуда не делся!

— Ну, ты и тварь! А с женитьбой обломалась бы: один раз по дурости на шлюхе женился — совершил роковую ошибку и до сих пор из этого дерьма никак не вылезу!

Михаил вышел из кухни, закрылся в ванной, скинул пиджак и рубашку, набрал в пригоршню воды, плеснул в лицо, глубоко задышал.

«— Чего я так завелся? Испугался, что жена узнает про мои „грехи“, разочаруется и верить перестанет… Нет, Лёлька не перестанет! Зачем втянулся в эти бессмысленные выяснения? Почему обида на Гришку так долго не отпускает? Ведь я старался стать ему братом: защищал, хоть и младше был, всем делился, а он у меня жену увел… Предатель! Оба предатели! — с досадой подумал Михаил — обиды прошлого не отпускали, всколыхнули болезненные воспоминания. — И я отомстил! Трахнул его жену, в его доме, в его супружеской кровати… Надька каждый мой приезд в штаны лезла, надеясь на прощение и что заберу ее с собой в Москву, а я трахал ее напропалую, мстя обоим предателям! Гришка знал про нас, но не прогонял ее, что еще больше бесило, хотелось, чтобы лично застукал нас и в глаза ему посмотреть… тогда бы и мстить перестал! А когда отец и Гришка погибли… мстить стало некому. С Надькой, как отрезало, переводил ей деньги на пацаненка — грех свой перед Гришкой искупал, а она вон, как отблагодарила за помощь — опаивала, травила, соблазняла, трахаться с собой вынуждала, рассчитывая залететь от меня и привязать к себе ребенком… Так было и год назад: приехал, напился с расстройства после встречи на дороге… Подумал, что любовь у моей Снегурки с этим очкариком случилась, и я опоздал! И такое зло взяло! На себя! Что упустил свою желанную… не побежал за ней, из машины не вышел, не познакомился, не предложил быть вместе… на „дела“ свою Снегурку променял! Горько и обидно стало, что дважды лоханулся и один остался… Вот и сорвался, нажрался и отодрал бывшую, а она возомнила себе невесть что, и губы на семью раскатала! Сам виноват — поздно понял, что не надо было им с Гришкой мстить… его жену трахать — выходит, я поступил так же, как он: предал брата! Но эти „семейные разборки прошлого“ пора закончить и забыть! Теперь у меня своя семья и тащить в нее свои „грехи“ прошлого не хочу! Покаюсь Лёльке — она поймет…»

Умывшись холодной водой, Михаил успокоился, вытерся, взял пиджак и вернулся на кухню.