Последние дни в центре прошли в напряжённой, почти неуловимой тишине.
Александр держался ровно, даже слишком — как будто выстроил вокруг себя невидимую стену.
Марина старалась не пересекаться с ним без необходимости: отчёты, встречи, документы — всё только по делу.
Но зато теперь чаще рядом был Игорь.
Сначала его лёгкость казалась спасением от внутренней тревоги — он приносил кофе, шутил, помогал с бумагами.
Он был из тех, кто не может молчать рядом — всегда находил тему для разговора.
Но со временем в его внимании появилось что-то настойчивое, словно невидимая граница, которую он не замечал, а она чувствовала каждым движением.
— Марина, вы слишком много работаете, — говорил он, задерживая взгляд. — Вам нужен кто-то, кто заставит вас хоть раз улыбнуться не из вежливости.
— Спасибо, но у меня всё в порядке, — отвечала она, стараясь говорить спокойно.
— Ну да, конечно. Только вы постоянно одна. Это же не нормально.
Она попыталась перевести разговор, но ощущение давления не исчезло.
Ей не нравилось, что он иногда стоит слишком близко, что взгляд становится оценивающим, будто ищущим отклика.
А внутри — лишь усталость и растерянность. Ночью Марина долго не могла уснуть.
Снег за окном падал медленно, как будто мир снова замедлил дыхание.
Комната была полутёмной, тихой — только мерцание фонаря на стене.
Сон пришёл внезапно.
Она стояла в длинном коридоре детского дома — старые стены, выцветшие фотографии, запах мела и старого дерева.
Всё знакомо.
Этот сон возвращался к ней время от времени, но всегда был одинаковым: пустые кровати, детские силуэты вдалеке, и чувство, будто её вот-вот позовут.
Но сегодня всё было иначе.
Тьма в конце коридора казалась плотнее, чем обычно.
Издалека — шорох, будто кто-то тихо зовёт по имени.
— Марина…
Голос — детский, но с эхом, которое отдаётся болью. Она пошла вперёд, по холодному полу босыми ногами, и вдруг свет начал гаснуть.
Сердце билось всё быстрее.
Воздух стал густым, и где-то из тьмы донёсся резкий скрип двери.
Страх. Такой же, как в детстве, когда казалось, что помощь не придёт.
Марина прижала ладони к груди — дышать стало трудно.
И вдруг — шаги.
Чьи-то уверенные, ровные, спокойные шаги.
Она обернулась — и увидела его.
Александр.
Он стоял в полумраке, в своём сером пальто, будто вышел из другой реальности — слишком чёткий для сна.
Ни слов, ни объяснений — просто подошёл ближе и обнял её.
Сначала она застыла.
Его руки были тёплые, крепкие, но осторожные.
Не было страсти — только уверенность и защита, как будто он держит не женщину, а чью-то усталую душу.
Запах — лёгкий, едва ощутимый — кофе и мороз.
Он наклонился чуть ближе и тихо сказал:
— Тише… я с тобой.
Слова будто растворились в воздухе.
И в тот момент страх исчез.
Мир стал тихим, ровным.
Она почувствовала тепло в груди, такое спокойное и живое, что впервые за долгое время захотелось плакать не от боли, а от облегчения.
Он смотрел на неё — взгляд задержался чуть дольше, чем нужно.
На губах — тень улыбки, будто он хотел сказать что-то ещё, но не посмел.
А потом свет начал рассеиваться, коридор исчез, и всё растворилось в белом шуме снега.
Она проснулась резко, как будто вынырнула из-под воды.
За окном — утро, серое, с налётом инея на стекле.
На подушке — след от слёз, о которых она не помнила.
Марина села на кровати, закрыла лицо руками.
Сон. Просто сон.
Но почему-то всё внутри дрожало — не от страха, а от того странного ощущения безопасности, которое осталось после сна.
Как будто кто-то и правда был рядом, когда она боялась.
Она прошла к окну. Снег всё ещё падал.
В отражении стекла — её лицо, бледное, задумчивое.
И где-то глубоко внутри зародилось беспокойство.
Не тревога — что-то другое.
Тёплое, но непонятное.
Почему именно он? Почему Александр?
Она не знала.
Но теперь, глядя на мягкий снег, Марина поняла — всё изменилось.
Не внешне, не словами.
А внутри — тихо, почти неуловимо, как дыхание перед началом новой главы её жизни.