Когда падает снег

Глава 28. Дорога домой

Поезд качало мягко, почти убаюкивающе. В купе было тепло, тихо, и всё вокруг будто растворялось, оставаясь только для них двоих.

Марина пересела ближе к Александру — сначала просто, чтобы удобнее было, а потом, не думая, облокотилась спиной на его грудь.

Он сначала напрягся, будто не ожидал, а потом аккуратно положил руки ей на талию. Легко, бережно.

— Марина… — тихо сказал он.

— Можешь просто Марина, — улыбнулась она.

Он коротко выдохнул, будто решаясь:

— Тогда… Марина. А меня можешь называть просто Александр. Или… Саша.

— Саша? — она повернула голову.

— Ну… если удобно.

— Удобно, — сказала она и почему-то покраснела.

Он улыбнулся — редкая, теплая улыбка, которую она раньше не видела.

Некоторое время они молчали. Её дыхание выравнивалось, и он чувствовал, как она постепенно расслабляется.

Но тема сама легла между ними.

— Марина… — начал он осторожно. — Про вчера…

— Про поцелуй? — она сама произнесла это слово, тихо, будто оно могло расплескаться.

— Да. — Он чуть сильнее обнял её за талию. — Я… ну… просто хотел, чтобы ты знала — это не было ошибкой.

Она замерла.

— Я тоже так думаю, — сказала она наконец. — Просто… это было неожиданно.

— Для меня тоже, — честно ответил он. — Слишком неожиданно.

Они оба засмеялись — тихо, нервно, но тепло.

— Тебе удобно? — спросил он.

— Очень. А тебе?

— Да. Даже слишком, — пробормотал он.

Она улыбнулась.

— Что значит «слишком»?

— Ну… — он чуть наклонил голову ближе к её волосам. — Так не хочется, чтобы это заканчивалось.

— Мне тоже, — призналась она.

Пауза.

— Саша…

— М-м-м?

— Когда ты меня обнял… ночью… после того сна…

— Я думал, тебя разорвет от страха, — тихо сказал он. — Я просто… хотел, чтобы ты почувствовала, что не одна.

Она чуть повернула голову к нему.

— Ты всегда рядом, да?

— Я пытаюсь, — ответил он. — Не знаю, как у меня выходит, но… пытаюсь.

Марина вздохнула и слегка сжала его руку на своей талии.

— Знаешь, ты… совсем другой, когда не на работе.

— Это хорошо или плохо?

— Хорошо, — она улыбнулась. — Очень.

— А ты… — он запнулся.

— Я?

— Ты меня удивляешь постоянно.

— Чем?

— Всем.

Она тихо рассмеялась.

— Ты же не любишь много говорить.

— С тобой нормально, — сказал он просто.

Она немного поёрзала, меняя положение, и он машинально подтянул её ближе.

Её спина ощущалась тёплой. Её волосы чуть щекотали его подбородок.

Она легонько положила руки поверх его.

— Саша… а мы… что теперь?

— Не знаю, — честно сказал он. — Но точно не то, что было раньше.

— Да… — прошептала она. — Уже не будет по-старому.

Он чуть наклонил голову и касается её виска губами — едва-едва, почти не касаясь.

— Я не хочу «как раньше», — сказал он.

Она закрыла глаза.

— Я тоже.

Поезд продолжал стучать по рельсам, но в этот момент для них всё было тихим и спокойным.

Они сидели так ещё долго — разговаривали о мелочах, о семинаре, о ерунде, которая почему-то становилась важной.

И никто не торопил их быть кем-то иным.

Поезд мягко тронулся с перрона, и Марина устроилась у окна, устало потягиваясь. День был насыщенным — семинар, обсуждения, новые идеи. Но всё это блекло в сравнении с тем, как она чувствовала себя рядом с Александром.

Он сел рядом, чуть повернувшись к ней боком. Между ними снова возникла та тихая, почти электрическая натянутость, как будто воздух отражал каждое их дыхание.

Марина задумчиво вздохнула и, будто нечаянно, облокотилась спиной на его плечо.

Он замер. Сердце у него дернулось резко — слишком близко, слишком желанно, слишком опасно.

— Нормально? — спросила она тихо, не смотря на него.

— Да, — ответил он после короткой паузы. — Просто… неожиданно. Но… хорошо.

Она улыбнулась. Почти незаметно.

Спустя пару минут он осторожно поднял руку. Колебался. Думая, что, возможно, это слишком смело.

Но Марина чуть сильнее прижалась к нему — будто давая разрешение.

И тогда он обнял её за талию.

Она расслабилась моментально.

Будто весь мир стал мягче.

Они долго молчали — смотрели на окно, на мелькающие огни за стеклом, слушали стук колёс. Диалог начался постепенно, почти сам собой.

— Устал? — спросила она.

— Скорее… наполнен, — ответил он. — Семинар был тяжёлым, но продуктивным.

— Я тоже… столько информации, столько эмоций.

— Ты хорошо справилась, Марина.

Она тихо усмехнулась:

— Ты всегда так говоришь.

— Потому что это правда.

Она чуть повернула голову, чтобы взглянуть на него, и их лица оказались ближе, чем она рассчитывала.

Он сглотнул, отвёл взгляд — слишком сильное притяжение.

— Александр… — она сказала его имя впервые так близко, мягко. Это будто задело в нём что-то, чего он боялся касаться.

— Да?

— Ты… не думал… ну… про тот поцелуй?

Он выдохнул — глубоко, сдержанно.

— Думал. Очень много.

Она замолчала.

Он — тоже.

Поезд стучал, а между ними выросла честность, от которой никуда не деться.

Когда разговор стих, Марина зевнула.

— Хочется спать… но в поезде мне всегда тяжело.

— Я знаю, — мягко сказал он.

Она нерешительно тронула его руку:

— Останься со мной… ну, рядом. Пока я не усну.

Он удивился, но в её голосе была искренность, нужда.

— Хорошо. Я посижу.

Она легла на бок на своё место, и он сел рядом. Положила голову ему на плечо.

Он аккуратно укрывал её пледом, будто это что-то священное.

Минуты тянулись. Она засыпала медленно, подстраиваясь под его дыхание.

Он думал, что останется только до тех пор, пока она не уснёт.

Потом тихо уйдёт на своё место.

Но её тёплые руки, которые в полусне обвили его, сломали все планы.

Он лег рядом, осторожно.

Обнял её — сначала несмело.

А потом, уже засыпая, прижал её крепче, чем собирался.

Будто боялся, что она исчезнет.

Так они и уснули — двое людей, которые хотели не признавать очевидное, но телами уже всё сказали друг другу.

Утро вкатилось в купе тонкими полосами света; воздух пах тёплым металлом и кофе из соседнего вагона. Марина проснулась не сразу — сначала это было ощущение ровного биения рядом, тепла под спиной и тяжести его руки на талии. Она приоткрыла глаза и увидела усталую, но мягкую улыбку Александра. Между ними повисла лёгкая хрупкость утра — та, что можно нарушить одним словом, одним движением, а можно превратить в долгую сладкую близость.

— Ты проснулась? — прошептал он, и голос дрогнул, тихий, будто не хотел потревожить шёпот её дыхания.

— Да, — ответила она. — Ты спишь как камень.

Он чуть прижал лоб к её голове, вдохнул запах её волос — сладкий, тёплый, и в этом вдохе промелькнуло то, что словами не выразить. Их разговор закончился в первую же секунду, потому что важнее стало прикосновение.

Внутри у неё крутились противоречивые мысли: страх потерять контроль и одновременно желание отпустить все предосторожности. Она думала о запахе его кожи, о том, как безопасно чувствовать его рядом, и о внезапной, почти животной потребности — быть ближе, терпеть меньше расстояния. Её сердце подпрыгивало; она чувствовала, как кровь горячо бежит по венам, как в животе что-то дрожит, обещая встряску. Мысль «я хочу» приходила одновременно с «а если это всё разрушит?» — и желание победило робость, медленно, но неотвратимо.

Его мысли были просты и остры: беречь её и не бояться своего желания. Он считал секунды между вдохами, ощущал каждую нотку её реакции — как зеркало, которое возвращает ответ. Внутри было дикое волнение, которое он позволял себе ощущать как благодарность: за доверие, за то, что она рядом. Он хотел сделать шаг осторожно, но решительно — показать, что хочет её не только телом, но и душой. Его сердце било громче; руки жаждали держать, губы — не отпускать.

Он опустил губы к её щеке — сначала коротко, почти церемонно. Её ответ был лёгким: подбородок наклонился, губы приоткрылись. Поцелуй начался как нежный обмен дыханием и тут же, будто натянутая струна, натянулся до глубины: сначала робкий, почти испуганный, затем — плотнее, медленнее, с нарастанием тепла. Его пальцы провели по её ключице, задержались на шее, и от этого прикосновения в ней вспыхнуло целое море чувств — лёгкое головокружение, прилив крови, тонкая дрожь по коже.

Александр аккуратно перекатился на неё, не торопясь, так чтобы их тела стали одним пространством. Его руки обвили её, ладони знали, где держать, где ласкать: тянущиеся касания по спине, тёплые движения по бокам, одна рука уперлась в подушку, делая опору. Поцелуи менялись ритмом — от томительного тающего поцелуя до более жадных, уверенных, когда губы находили шрамы прошлого и гладили их лаской. Марина отвечала, сжимая плечи, втягивая воздух между поцелуями, шепча его имя без слов: дыхание стало прерывистым, живот — плотнее, в груди — скачок пульса, который ощущался как предвестник чего-то сильного.

Желание было диким и благодарным одновременно: оно рвалось наружу в каждом прикосновении, в каждом спокойном промежутке меж поцелуями. Но вместе с этим было и уважение: ни один жест не был навязчивым, каждое движение — согласовано молчанием, погашенным взглядом, ответом в прикосновениях. Их тела говорили на языке, где каждое дыхание — это согласие, а каждое отступление — проверка границ.

Когда они отстранились, Марина всё ещё держалась за его рубашку, а он — за её плечи.

— Извини… я не знаю… — начала она.

— Не извиняйся, — перебил он тихо. — Всё правильно.

Она опустила взгляд, но уголки её губ предательски дрогнули в улыбке.

— Мы… так и будем? — спросила она едва слышно.

— Если ты хочешь, — он улыбнулся тем тоном, который она никогда раньше не слышала. — Я хочу.