Александра
июль 2022 года
Проснулась я в ужасном настроении. Дотянулась до телефона — шесть часов. Вставать? Или поваляться еще?
Мне казалось, что хреново — это провести месяц рядом с Ванькой в состоянии окопной войны, то и дело срываясь в обмен ракетными ударами и пережевывая воспоминания. Но вчерашняя неконтролируемая вспышка показала, что на самом деле хреново — это когда к окопной войне добавляется еще и желание. Тело, тварь такая, ничего не забыло и жестоко мстило за то, что его лишили вкусного.
Как ни печально признавать, секс в нашем браке всегда стоял на первом месте. За семь лет вместе планка задралась так высоко, что никто из мужчин, с которыми я потом решилась лечь в постель, не мог дать мне даже тени того, в чем я нуждалась. Ни качественно, ни количественно. И можно было бы сказать, что дело в чувствах, но… Даже в последний год, когда мы уже фактически ненавидели друг друга, трахались так, что только искры летели. Правда, послевкусие оставалось довольно мерзкое, и постепенно мы стали секса избегать.
Подойдя на цыпочках к двери, я осторожно приоткрыла ее и выглянула в щель. Иван лежал на спине, закинув руки за голову, но спал или нет, было непонятно. Поэтому на всякий случай так же тихо юркнула обратно. Отгоняя мысли о том, что частенько происходило между нами по утрам: секс, едва продрав глаза, мы оба любили. Хотя мы любили его во всех видах, позах, в любое время и в любом месте.
Еще вчера днем меня интересовало только то, как я буду делать свою работу, если он действительно откажется мне помогать. Сейчас все стало гораздо сложнее.
Так… надо брать себя в руки. Я справлюсь. Просто буду думать о нем и о Кире. Каждый раз, когда в голову полезет что-то ненужное. Буду напоминать себе о том, что я, хоть и призналась, на самом деле с Магничем так и не переспала. А вот он с Соломиной реально трахался и врал, глядя в глаза, что между ними ничего нет.
Главное — чтобы и Лазутина на то же самое не пробило, потому что в этом случае отмахнуться вряд ли получится. А потом будет так мерзко, что хоть камень на шею и в самое глубокое место Волозера, там, где порядка шестнадцати метров. Желательно перед этим еще яду выпить и в башку себе выстрелить. Чтобы наверняка. Но это вряд ли — в смысле, что его пробьет. Похоже, так крючит и плющит от одного взгляда в сторону бывшей супруги, что пердак начинает дымиться. Да, лучше пусть агрится, так безопаснее.
Наконец из комнаты донеслись какие-то звуки, я подождала немного и тоже вышла. Иван кормил собаку. Покосился на меня, но не сказал ни слова. И только когда я вернулась из санузла, поинтересовался, кто будет первым готовить завтрак.
— Можем, бросить жребий, — пожав плечами, ответила я и налила в чайник воды из ведра. — Или составить график. Или кто первый встал, того и тапки. Вариантов много. А еще можно по очереди готовить на двоих.
— С какой стати? — буркнул он.
— Для экономии времени. Нам каждый день пробы брать, а это с утра до вечера. По очереди готовить — на полчаса позже выезжать. Я не предлагаю за столом вместе сидеть и беседы беседовать. Могу и в лабе поесть.
— Тогда мне два яйца пожарь. С колбасой, — после паузы не попросил, а потребовал Иван. Или даже приказал.
Мне даже огрызаться не хотелось, потому что устала всего за один с небольшим день, а новый еще только начинался. Спустилась в погреб, взяла все нужное, приготовила. Забрала свое и ушла в лабораторию. Мое предложение вовсе не было трубкой мира — чистой прагмой. Да и есть хотелось. Если он думал, что я еще и тарелочку перед ним на стол поставлю, то зря. Может, и удивился, но виду не подал. И даже «спасибо» потом сказал — когда заглянул узнать, отметила ли я нужные точки на карте.
— Ты зря так вырядилась, — добавил, оглядев мой прикид: вейдерсы, сапоги и непромокашку поверх футболки. — Упаришься. Душно.
— Лучше быть мокрой внутри, чем снаружи, — ляпнула я, не подумав, как двусмысленно это прозвучит.
— Спорно, — хмыкнул Иван и взял ящик с батометром*. — Но как знаешь.
Пересчитав пробирки в стойке и пустые поллитровки, я сложила сумку. Когда вышла на пристань, Лиса уже сидела в катере на корме, а Иван заводил двигатель.
— Ну что, пойдем восьмеркой, — сказал он, настраивая навигатор. — Сначала на юг, по заливам и вокруг Куги, потом к комбинату, там самая грязь. Дальше на север, к биостанции. Кстати, мы с собой ничего не взяли, можем к ним заехать и там пообедать. Познакомишься с Надеждой заодно. Потом мимо больших островов по центру обратно на нашу сторону и дальше на север до устья Лексы.
Я молча кивнула — он хозяин, все тут знает, ему виднее. Мне между точками заборов делать было нечего, только по сторонам глазеть и думки думать. Даже фотки не сделаешь — слишком трясет. А красота вокруг была неописуемая. Жаль, что солнце пряталось за плотными, почти питерскими тучами. И парило тоже по-питерски, Иван не соврал. Очень скоро я сняла куртку, решив, что от брызг не растаю. А вот в штанах и правда образовался парник. Во что к вечеру превратится моя нижняя половина, я старалась не думать.
Вот бы научиться как-нибудь отключать голову, чтобы вообще ни о чем не думать.
На точках она была вполне занята. Иван глушил двигатель, опускал прибор на заданную глубину и брал пробу. Я выливала воду в бутыль и в пробирку, закрывала пробками и делала маркировки на стикерах. Потом отмечала время и точные координаты в журнале, и мы плыли дальше. Голова выключала рабочий мод, и там моментально начинал вариться малоприятный бульон из прокисших воспоминаний. Из того, о чем я предпочла бы забыть навсегда. Даже о том, что было хорошо, — потому что потом стало очень плохо.
осень 2012 года
— Санька, ау! — улыбается мама. — Не спи, замерзнешь.
Я и правда засыпаю на ходу. Или за столом, над тарелкой. Как в детском саду когда-то. «Азарова, из-за стола не выйдешь, пока не доешь», — говорила воспиталка. Я терпеть не могла молочный суп и клевала над ним носом, когда все уже уходили на тихий час.
Три месяца пролетели как один день. Еще немного — и сессия. А потом у меня диплом, у Ваньки магистерская работа. И экзамены в аспирантуру у нас обоих. Времени катастрофически ни на что не хватает. Я и к родителям-то забегаю хорошо если пару раз в месяц. Учеба, учеба, учеба… А еще выбраться бы куда-нибудь вдвоем, хоть изредка. А уж ночи — их так жаль тратить на сон.
В выходные мы не вылезаем из постели до обеда. А потом каждый садится за свой ноутбук. Прерываемся только для того, чтобы перекусить какой-нибудь сухомяткой и немного размяться, что в переводе означает потискаться. Но чаще всего остановиться на этом не удается, и обнимашки переходят в экспресс-перепих. Если бы я не начала принимать таблетки, мы бы точно разорились на резинках.
— Вань, а это вообще нормально — столько секса? — спрашиваю я, нехотя натягивая трусы и усаживаясь обратно за стол. — Я как-то читала, что крысе в мозг вживили электрод, в какой-то там центр удовольствия. И научили нажимать на рычаг, чтобы ловить кайф. Она только и делала, что нажимала, нажимала, пока не умерла от истощения.
— Может, и ненормально, — смеется он. — Но здорово, разве нет? Да и смерть очень даже приятная. Если бы можно было выбирать, я бы согласился на такую. Одно плохо — соображалка отключается и делать ничего не хочется.
— После смерти?
— Нет, после секса.
— А у меня нет. Мне наоборот хочется все побыстрее закончить и продолжить. И получше сделать, чтобы не мешали мысли, что наваляла кое-как. Да и вообще, знаешь, как-то… бодрит. Энергии добавляет. Если бы еще спать так не хотелось постоянно.
— Вы, бабы, потому что вампирши, — ворчит Ванька. — Мужик когда кончил, все отдал: и сперму, и энергию. И сдох. А вы получили и летаете.
— Угу, — я дергаю его за ухо. — На метле.
— Сань, а у вас вообще планы какие-то на будущее имеются? — выдергивает меня из дремоты над супом мама. — На совместное будущее?
Так, начинается. Это наверняка папа ее на разведку выслал. Он товарищ олдскульный и все эти «попробуем, а там видно будет» не одобряет. А мы с Ванькой и правда в эту сторону не думаем. Сейчас хорошо, а как дальше будет — к чему загадывать? Точнее, мы не думаем об этом вслух и вместе. Даже если бы мне и хотелось большей определенности, я не собираюсь торопить. Что касается его родителей, они приняли меня не то чтобы совсем равнодушно, но как-то… слишком уж спокойно. Прямо как в анекдоте: «Трахаетесь? А, ну ладно, только не курите».
— Мам, у нас сейчас планы дипломы получить и в аспирантуру поступить. А там видно будет. Мы всего-то четыре месяца вместе.
Правда? Всего четыре? Самой не верится. Кажется, что уже давным-давно.
— Ну ладно, ладно, — вздыхает она. — Денег надо?
— Ты мне только что давала.
— Ну мало ли… Вдруг не хватает, а сказать стесняетесь. Папа все беспокоится, что вам есть нечего. Ты вон тощая какая. Всегда была, а сейчас еще больше похудела.
Ой, мам, отвечаю про себя, это все потому, что нам вечно некогда поесть, а не потому, что не на что. И потому, что секс — дело энергозатратное. А если бы вы как-нибудь приехали к нам в гости, все вопросы сразу бы снялись. Хотя нет, возникли бы другие.
Я до сих пор не решаюсь сказать им, как на самом деле обстоит с Ванькиным финансовым положением. Не знаю почему. Как-то… неловко, что ли. Сама была в шоке, когда узнала. Потом понемногу привыкла, но все равно помалкиваю. Не хочется вот этого: ага, поймала золотую рыбку за член. Не от родителей, конечно, у них, скорее, другие мысли возникнут, типа «поматросит и бросит, зачем ты ему».
Врать не буду, и сама об этом думала сначала. Потом перестала.
— Мам… если честно, вы мне можете вообще денег не давать, это ничего не изменит. В плане нашего бюджета.
— О как! — ее брови взлетают под челку. — Нет, ну я предполагала что-то такое. Что папа там немножко олигарх.
— Ну не олигарх, конечно, но…
— Неважно. А деньги мы тебе, Саша, давать будем. Это вопрос самодостаточности. Пусть их немного, пусть ты пока сама не зарабатываешь, но все равно они твои. Собственные. Чтобы не просить на трусы и мороженку.
— Спасибо, мам! И папе от меня передай спасибо.
В сумке пищит телефон. Ванька? Нет, Кира. Просит методичку по статанализу. Обещаю принести завтра на лекции. Надо бы записать, память стала как у той самой золотой рыбки. Пишу себе напоминалку.
Мы не общалась с ней месяца два. С того самого вечера, когда ушла с Ванькой с поляны. Разумеется, она все поняла. Надо было быть совсем дурой, чтобы не понять, чем мы с ним занимались всю ночь. И, разумеется, смертельно обиделась. Даже не потому, что я, как она сказала, «увела у нее Лазутина», а потому, что врала, будто он мне на фиг упал. Оправдываться я не стала — да и в чем? В том, что он выбрал меня, а не ее?
Мы не разговаривали до конца практики, а уж у Ваньки на даче я и вовсе о ней не вспоминала. Когда начались занятия, Кира сделала вид, что мы незнакомы, но это мало меня огорчило. Или даже совсем не огорчило, потому что, кроме Ваньки, мне никто был не нужен. На лекциях я витала в облаках, представляя, как после занятий снова встретимся. Иногда распаленное воображение рисовало такие горячие картинки, что хоть срывайся и беги к нему. К счастью, наши факультеты располагались в разных зданиях, довольно далеко друг от друга.
Но в октябре Кира неожиданно сама со мной поздоровалась. Потом что-то спросила, села рядом на лекции. Я не стала ее отталкивать. Конечно, прежней дружбы между нами уже не было, но более-менее приятельские отношения возобновились. Она все так же меняла парней, одного за другим, ходила по клубам, моталась по выходным в финку, где устраивала феерические шопинги. Звала с собой, но я неизменно отказывалась. Об Иване мы вообще не разговаривали, словно его и не было, хотя Кира знала, что мы живем вместе. Только один раз спросила с иронической ухмылочкой:
— И что, он правда так хорош, как говорят?
Я прекрасно поняла намек, но не повелась и ответила спокойно:
— Да, очень.
Кира быстро отвернулась, но я заметила, как сползла с ее лица улыбка.
_________________
*гидрологический прибор, предназначенный для взятия проб воды на заданной глубине