Коник-остров. Тысяча дней после развода

Глава 2

Иван

Я потряс рацию, дунул в нее, но это не помогло, она была мертва. Причем мертва на другом конце, не на моем. Опять Сашок забыл поставить на зарядку. Или просто выключил на ночь и не включил. А ведь он был моей единственной связью с Кугой.

Конечно, я мог позвонить начальнику головной станции Надежде и попросить связаться с визит-центром парка, но мы ведь легких путей не ищем, так? Завел катер и отправился в деревню сам. Не к вечеру, как собирался, а прямо с утра.

С погодой повезло — ни дождя, ни ветра. Тепло, даже душновато, но прогноз на ближайшие дни никаких катаклизмов не обещал. Как только берега скрылись из виду, возникло привычное, но все равно неприятное чувство, что посудина заблудилась и плывет в никуда, хотя автопилот крепко держал заданный по координатам курс. Откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, стараясь не думать о том, что через несколько часов увижу Александру.

Думать о ней не хотелось, потому что даже малейшая мысль в эту сторону жгла изнутри, как кипящая серная кислота. Но все равно думалось. Уже вторую неделю, с той самой минуты, когда узнал, что лимнолог из Питера, напросившийся на практику, — это она. Александра Андреевна Азарова, старший научный сотрудник института озероведения.

Какого хера?!

То, от чего я бежал все эти три года, нагнало даже в этой глуши — глуше не бывает.

Снова вспыхнуло перед глазами — как удар под дых. Как тогда .

Я стою, притиснув ее к стене, глаза в глаза.

«Да или нет?»

Вот теперь ты уже не уйдешь от ответа. Смотри на меня! Хочу знать правду — и боюсь ее. Боюсь того, что ты скажешь. Потому что от этого зависит вся моя жизнь.

«Да или нет? Не ври мне!»

«Да…»

Дальше провал. Она опирается о стену, голова запрокинута, из носа течет кровь, рука прижата к красному пятну на щеке.

«С-с-сука!»

Машину заносит на повороте, чудом выравниваю. Врубаю музыку на полную громкость. Какой-то металл, лупит по ободранным нервам. Ярость выжигает изнутри дотла.

«Ты? — испуганно моргает Кира. — Что-то случилось?»

Молча стягиваю с нее пижамные штаны, расстегиваю ширинку, трахаю прямо в прихожей, потом тащу в спальню, продолжаю там. Грубо, жестко, выплескивая всю свою черную злость. Она напугана, но не сопротивляется. О ней я не думаю совсем. Вколачиваю в матрас и мысленно разговариваю с Сашей.

Блядь, я мог бы сделать это раньше. Давно мог, она же вешалась на меня с самой первой встречи семь лет назад. Но я любил тебя, тварь, только тебя. А ты верила всем этим сплетням! Хотела верить? Чтобы было чем оправдаться? Ты, козел, мне изменяешь, и я тебе тоже изменю. И с кем — с этим ничтожеством?! Гадина, мразь, как же я тебя ненавижу!

Тогда я не знал, кого хочу убить больше: ее, Магнича, Киру или себя. Видимо, это и спасло — всех нас. Я и правда мог это сделать, потому что голова отключилась полностью. От тех дней в памяти остались только обрывки, мелькающие в черноте, как флеши.

Мы подали заявление на развод, Саша ушла. Сначала жила у матери, потом сняла квартиру. На работе обходили друг друга по параболе, хорошо хоть кафедры были в разных концах здания, да и приходил я на биофак всего три раза в неделю. Через месяц она уволилась, но лучше не стало, потому что все равно сталкивался то с Кирой, то с Магничем. К тому же все всё знали, и это было невыносимо — жить как под микроскопом. Казалось, даже студенты обсуждают, с кем жена наставила Лазутину рога.

Гаже всего было то, что я прекрасно понимал: чувствовать себя невинной жертвой предательства и упиваться этим не получится. Потому что у Саши были все основания думать, будто я ей изменяю. Да, я мог сколько угодно говорить себе, что она сделала это первая, но… к чему лукавить, я был так зол на нее, что вопрос моей измены оставался лишь делом времени. Просто она успела раньше. Мы оба постарались, чтобы убить наш брак, нашу любовь — и нам это удалось.

Меня давно звали в Петрик — в Петрозаводск. Мой однокурсник в тридцать лет уже заведовал кафедрой в местном универе. Подумав, я согласился и подписал контракт. Но когда приехал, понял, что перемена декораций на самом деле не слишком помогла. Ну да, стены другие, лица другие, а суть та же. Лекции, семинары, заседания кафедры. Интриги, сплетни…

Весной я случайно узнал, что на приписной волозерской биостанции нет начальника гидропункта. Да вообще никого нет, только сторож на ставке лаборанта. Особо из-за этого не парились, основная работа шла в головной станции национального парка. Но там не было гидролога или гидробиолога, поэтому собственно озерные проблемы отходили на второй план.

Добив договор, я попросился туда. Согласились неохотно, потому что начальник биостанции хоть и получал гроши, но все равно висел на балансе университета. И только в этой глухой дыре вдали от цивилизации меня начало потихоньку отпускать. Первый год мы жили там вдвоем с Витюхой — студентом-заочником. Потом он получил диплом и поступил в очную магистратуру. Но мне и одному было неплохо, возвращаться в обозримой перспективе я не собирался, ни в Петрик, ни в Питер.

И вот пожалуйста. Только стало чуть полегче, только рана начала затягиваться — на тебе. Получай, чтобы жизнь не казалась медом. От злости хотелось выть и крушить все, что попадется под руку. И, наверно, сильнее всего из-за того, что я не понимал, зачем ей это понадобилось. Вариант, что не знала, к кому едет, отпадал, такого не могло быть. Как и то, что не могла отказаться.

Неужели думала, будто я все забыл и простил? Что мы будем мирно работать бок о бок, а по вечерам пить чай с конфетами и ностальгировать по прошлому? Или вообще «давай попробуем начать сначала»?

Она могла быть какой угодно стервой, но уж точно не дурой.

Ну что ж… еще несколько часов, и все выяснится.

В Кугу я приезжал примерно раз в неделю. Забирал продукты и прочие необходимости, делал новый заказ, узнавал новости. Спутниковый интернет в деревне был только в визит-центре. Да что там интернет, телевизоры смотрели всего в нескольких домах, побогаче — тоже со спутниковых тарелок. На мой мыс протянули кабель по дну от биостанции, так вышло ближе. Электрические провода и телефонные. Свет горел, компьютер работал, можно было позвонить Надежде. Плюс рация. Ах, да, еще древний телетайп стоял в уголке — на случай, если понадобится срочно передать какой-нибудь текст. Пользоваться им я умел, учили на всякий пожарный, но пожарного за два года ни разу не случилось. Все свои данные наблюдений отвозил сам на флешке.

Мне повезло, что еще студентом отучился на курсах управления маломерными судами и получил права. Без катера на озере площадью больше трехсот квадратных километров делать нечего. По чистой воде рассекал из конца в конец практически ежедневно. Зимой пересаживался на аэросани. Иногда подбрасывал туристов и рыбаков, отвозил грузы в крохотные, на несколько домов, островные деревушки. Ну и монахов навещал, конечно.

Как мне рассказали, погост с церковью и монашеским скитом на Ильинском острове появился еще в шестнадцатом веке. На службы приплывали на лодках со всех окрестных деревень, там же были и купеческие лавки, где торговали по праздникам. После революции священники и монахи отправились по этапу, скит пришел в полное запустение. В девяностые годы церковь подреставрировали, в «пустыньку», как ее называли, вернулись было монахи, но надолго не остались. Один умер, другой утонул, еще двое не выдержали и уехали.

Сейчас на острове жил только старенький схимонах Рафаил, которого почитали прозорливым старцем, и две его помощницы — бабульки-монахини Тамара и Ермона. К ним нередко наведывались паломники, привозили из Куги продукты. Если требовалась мужская сила для каких-то работ, тоже звали подмогу из деревни. Ко мне отец Рафаил относился по-доброму, и однажды, в припадке осенней тоски, я рассказал ему свою историю. К моему удивлению, он не стал наставлять на путь истинный или давать духовные советы, а просто положил ладонь мне на лоб, улыбнулся грустно и сказал:

— Ничего, Ванечка, перемелется — мука будет.

Вот и сейчас я должен был забрать что-то заказанное для них.

Ожидание действовало на нервы. Я уже обошел всю деревню, потрепался со знакомыми, заправил катер и даже выпил кофе из автомата в визит-центре — неуклюжей деревянной коробке, где сидели, откровенно бездельничая, двое сотрудников парка. Поймал на телефон вай-фай, посмотрел кино. По времени уже должны были подъехать, и я вышел к причалу. Разговаривал с сыном лодочницы Авдотьи, поглядывая в конец улицы.

Звук двигателя из-за поворота противно отозвался сосущим спазмом в желудке. «Газелька» тормознула у самого причала, открылась пассажирская дверь, показались ноги в джинсах и берцах, а потом и вся их хозяйка спрыгнула на землю.

Наверно, я надеялся, что она изменилась. Постарела, растолстела. Но нет — абсолютно нет. Как будто только вчера расстались. И это еще подлило маслица в огонь. Я прекрасно сознавал, насколько сдал внешне за эти годы. Не то чтобы совсем перестал за собой следить, но все стало безразлично. Белье менял, в баню ходил, ногти стриг. Пару раз в месяц ровнял волосы и щетину триммером. На все остальное забил. Смотрит кто-то на меня, нет — плевать. Да и кому тут смотреть?

А вот она цвела, как розочка весной. Молодая, стройная, красивая. Сразу видно: живет полной жизнью, в том числе и интимной. И правда, с какой стати ей себе в чем-то отказывать? Время идет быстро. Я тоже так себе говорил в первый год. Знакомился в Тиндере, трахал каких-то невнятных одноразовых телок, не запоминая имен. А когда приехал на озеро, понял, что, если нет чувств, лучшие подружки всегда под рукой. Вернее, они самые и есть — рученьки. Правая и левая. Эффект тот же, что и от случайных баб, но зато с ними не надо разговаривать. И они не выкатывают претензий.

Когда она сказала про незакрытый гештальт, захотелось выкинуть ее за борт — пусть плывет обратно. Утонет? Ну и хрен с ней.

Про Магнича с языка сорвалось само, хотя прекрасно понимал, что ляпнул чушь. И что она имела в виду, тоже понял. Вот только мне очень сильно не понравилось, что ей вздумалось решать свои психологические проблемы за счет моего спокойствия. Я восстанавливал его с большим трудом, собирая и склеивая осколки себя, а теперь все снова разлетелось вдребезги.

Знаешь что, Шура? Если тебе кажется, будто мы обрубили канаты не по правилам, найди психотерапевта, пусть вправит мозги на место. А мне все предельно ясно.

— Послушай, — я покосился на нее.

Сидит, выпрямившись, будто с палкой в заднице. Глаза закрыла, дышит, как больная собака. С тем самым упертым выражением, которое я терпеть не мог.

— Саша! Не надо делать вид, будто эмигрировала во внутреннюю Монголию. Помнишь, я сказал, что больше не хочу тебя видеть? С тех пор ничего не изменилось. К сожалению, я не могу пинком отправить тебя на хер, ты мне не подчиняешься. Прошу по-хорошему. Пока недалеко отплыли. Давай вернемся. Билеты обратные я тебе оплачу. И что там еще нужно, командировочные? Если бы дело было только в работе, я бы как-нибудь потерпел. Но вот эти вот твои… гештальты мне ни разу не упали. Развлекайся без меня.

— Нет, — все так же, не открывая глаз, она стиснула челюсти, и подбородок превратился в пупырчатую куриную гузку. — Мне нужна эта практика. А все остальное… это чисто мои проблемы. Ты спросил — я ответила. Не надо было спрашивать. Тебя это не касается.

— Не касается?! — я стиснул штурвал так, что свело пальцы. — Ты думаешь? Твои проблемы, Саша, плавно перетекают в мои. И мне это не нравится. Очень сильно не нравится.

Она молчала, и я смачно харкнул за борт, прекрасно зная, как ее от этого корежит.

Пошла на принцип? Ну что ж, Шурочка, я тебе устрою практику. Tu l'as voulu, Georges Dandin!*

__________________

*(фр.) «Ты этого хотел, Жорж Данден!» — неточная цитата из комедии Ж.Б. Мольера «Жорж Данден, или Одураченный муж», ставшая крылатой