Александра
двумя неделями раньше
— Шурочка, там Глеб Матвеич тебя зовет.
Лаборантка Дина хлопала наращенными кукольными ресницами и притворялась, будто я не просила так меня не называть. Имя свое я не любила, но если Александру и даже Сашу терпела, то Шура бесила до зубовного скрежета.
Имечко подкинул дед-полковник, мечтавший о внуке. Родители, словно чувствуя смутную вину за необеспечение требуемого, взяли под козырек. Ровесникам сочетание имени и фамилии ничего не говорило, но люди постарше, услышав «Александра Азарова» — точнее, «Шура Азарова», — начинали улыбаться. А дед и вовсе звал меня «корнет Азаров»*, тем более, лет до десяти я больше была похожа на мальчишку и дружила в основном с мальчишками.
С Матвеичем, начальником лаборатории, где я числилась в качестве старшего научного сотрудника, мы были в хороших отношениях, поэтому вызов вряд ли предвещал что-то неприятное. Скорее, разговор предстоял по моей диссертации, которая подбуксовывала без практической части. Война водорослей — тема не революционная, хорошо проработанная, с богатой теорией, но я подвязывала ее именно на практику, причем на примере северо-западных озер, где из-за климатических колебаний процесс резко активизировался. Поэтому Матвеич, мой научрук, хотел отправить меня «в поле», как только подвернется случай.
— Присаживайся, Александра, — кивнул, не отрываясь от монитора, Матвеич, когда я вошла в его отгороженный от лаборатории кабинетик. — Тут из Петрозаводска ответили, по твоей теме. Начальник волозерской биостанции еще в прошлом году жаловался, что резко пошли в рост диатомы**, которых раньше почти не было. Там экосистему сильно нарушили, когда озеро превратили в водохранилище, еще в тридцатые годы. Сейчас гидрологический режим естественный, но восстановление идет медленно. В последнее время из-за жары вода летом сильно цветет, рыба страдает. Что, поедешь, посмотришь?
— Да надо, конечно. Только как с отпуском скомпоновать?
Запрос-то был еще в мае, и я рассчитывала поехать в конце июня или в начале июля. Сдвигать отпуск не хотелось.
— Ты у нас когда идешь? — он открыл в компьютере график. — В августе? Давай так, мы тебе оплачиваем две недели командировки в июле, а дальше ты сама смотри, оставаться еще или уезжать прямо в отпуск.
— Хитро, Глеб Матвеич, хитро, — возмутилась я. — Вы же знаете, что там меньше месяца не получится. То есть мне две недели впахивать во время законного отпуска?
— Ну, Сашенька, это же твоя диссертация, не моя, — Матвеич развел руками. — Без практики не защитишься. Посмотри иначе. У тебя получится аж целых полтора месяца отпуска. Я бы сейчас сам махнул хоть на Байкал, хоть на Ладогу.
— Ага, и две трети этого отпуска я буду работать.
— Ну как хочешь. Было бы предложено. Но сама понимаешь, без практической части…
— Подумать можно? — пробурчала я, прекрасно понимая, что сдамся. Он прав, без практики диссертации не получится. Но не без боя же сдаваться!
— Разумеется. Скажешь завтра, я официальный запрос сделаю.
Угу, то есть ты тоже понимаешь, что я соглашусь. Наверно, прямо сейчас и напишешь, только отправку отложишь. На всякий случай.
Вообще-то, подумалось по возвращении в лабу, кое-кто конкретная нахалка. Месяц на карельском озере — мечта, а не работа. Тем более самая пашня по анализу будет уже потом, в институте. А там что — съемка, пробы, посевы, первичная обработка данных. Конечно, площадь большая, придется покататься, но это же в удовольствие. Опять же с новыми людьми познакомлюсь. Гиперконтактностью я не страдала, скорее, наоборот, но с коллегами общалась с охотно. Сколько ни бывала на таких вот биостанциях, и больших, и совсем крошечных, всегда с пользой.
А когда-то, еще студенткой биофака, во время летней практики познакомилась на такой станции с Иваном…
А вот об этом лучше вообще не вспоминать. Почти три года прошло после развода, но стоило о нем подумать, как желудок отзывался сосущей болью, а кончики пальцев противно немели. Психосоматика, чтоб ей! А еще…
Стыд, злость, разочарование, обида. Адский коктейль! Напилась вдоволь, и больше не хочется.
Все, теперь у меня другая жизнь. Милая веселая девочка Саша Лазутина ушла в прошлое, оставив вместо себя Александру Андреевну Азарову, старшего научного сотрудника академического института, кандидата биологических наук с прицелом в доктора. Женщину жесткую, суровую, без сантиментов. Боевого дикобраза, который зарекся подпускать к себе кого-то ближе, чем на расстояние выстрела. Хоть мужчин, хоть подруг. Подруг — особенно.
По сути, единственной моей подругой осталась мама. Вот уж на кого точно можно было положиться с закрытыми глазами. В детстве я ее обожала, в подростковом возрасте считала… э-э-э… немного отставшей от жизни, ну а потом мы стали самыми близкими людьми, особенно после смерти папы. Ванька не в счет, это было совсем другое. Если я сейчас не выворачивалась перед ней наизнанку, то не потому, что боялась быть непонятой, а просто не хотела грузить. Уж слишком близко к сердцу она принимала мои проблемы.
Маме я сейчас и писала, открыв воцап:
«Мазер, планы по звезде. Дача отменяется. Извини».
Матушка моя, по образованию и профессии художник-график, уже отметив полтос, освоила 3D-анимацию. И очень даже успешно освоила. Работала на удаленке в крупной рекламной фирме, лепила мультяшные ролики, зарабатывая вдвое больше, чем я. Обычно в мае мама уезжала на дачу и жила там до октября. Мы договорились, что две недели отпуска я проведу там с ней, а потом поеду в Сочи: билеты на самолет и гостиница уже были забронированы.
«Че так?» — отозвалась она, добавив огорченный смайлик.
«Командировка для диссера. В Карелию, на месяц».
«Жаль. Но здорово. Я бы тоже съездила».
«Не, тебе не понравится. Там сортир на улице и интернета нет. И комары. Огромные, как лошади. Много».
«Ну тады ой».
Вернувшись домой, я наскоро перекусила и полезла на антресоли за «озерной» одеждой: вейдерсами***, курткой-непромокайкой и болотными сапогами. Все объемное, тяжелое, но без них никак.***
Запрос Матвеич отправил, получил «одобрямс» и оформил мне двухнедельную командировку на волозерскую биостанцию. По времени подогнали так, чтобы я могла откусить еще недели полторы-две от своего отпуска, а потом сразу поехать в Сочи.
— Саша, только тут такое дело… — Матвеич побарабанил пальцами по столу. — Вообще-то там две биостанции, это же национальный парк. Была одна, но потом гидролога отселили отдельно. Вторая совсем маленькая, людей — начальник да лаборант. А сейчас вообще один начальник остался, лаборант уволился. Тебе туда.
— То есть вы, Глеб Матвеич, отправляете меня в лапы к одинокому мужику? — беззаботно хохотнула я. — Не боитесь, что охмурит и оставит у себя лаборанткой? Или начальник не мужик?
— Мужик как раз. Штатник из петрозаводского университета. Кандидат, старший преподаватель.
— И чего его в дичь потянуло? Научный отпуск?
— Откуда я знаю. Приедешь — спросишь. Вот, я записал. Зовут его Иван Федорович, фамилия Лазутин.
— Что?!
Может, послышалось? Или это шутка такая?
Меня резко замутило, виски сдавило стальной лапой.
Да нет, не может быть. Совпадение.
Какое, к черту, совпадение? Гидролог, кандидат наук Иван Федорович Лазутин. Ведь их же прямо как грязи, куда ни плюнь — попадешь в гидролога Ивана Федоровича Лазутина. Я понятия не имела, чем Иван занимался после развода. Мог и в Петрозаводск перевестись. А оттуда уехать в глухомань. Это вполне в его стиле, он на зарплату не подвязан, как я.
— Александра, тебе плохо? — забеспокоился Матвеич. Видимо, я очень сильно изменилась в лице.
— Это мой муж. Бывший, — словно сухими листьями прошелестело. Губы онемели, как и пальцы.
— Да ладно! — он захлопал глазами. — Серьезно?
— Куда уж серьезнее.
— Ну, слушай… Мы, конечно, сами напросились, но я могу отбой дать. И правда ситуация щекотливая.
— Глеб Матвеич, мы… очень нехорошо развелись. Совсем не друзьями.
— Понял, Саша. Без вопросов. Сейчас напишу, что отменяется. Найдем тебе другие водоросли, не переживай.
— Какие другие? — вздохнула я, разглядывая щербинку на столе. — Мне же резкий рост нужен. И желательно у нас, а не где-нибудь в Сибири. И этим летом. Чтобы зимой защититься. Значит, вотпрямщас нужно. Про отпуск я уже молчу, хрен бы с ним. Черт!..
— Ну, матушка, — Матвеич развел руками, — тогда не знаю. Думай, еще неделя есть. Отменить в любой момент можно. Не им твоя поездка нужна, тебе. Надумаешь — скажешь.
Я вышла на ватно подрагивающих ногах, села за стол, тупо уставилась на монитор, в аквариуме которого плескались золотые рыбки скринсейвера.
Ну что за непруха, а?
Здравый смысл говорил, что никакая диссертация не стоит месяца моральной каторги и неминуемого обострения на нервной почве хрони в виде язвы желудка и гипотонии. Ну не найдется для меня другой практики этим летом, не смогу защититься зимой — что, конец света? Все умрут?
Ну… конец не конец, но менять планы не слишком весело. Будучи старшим научным сотрудником академического института, я имела все шансы уже в следующем году получить вместе с докторской степенью еще и научное звание доцента. Защита должна была подтянуть меня по формальным критериям, по которым я пока недотягивала. А звание — это не только статус, но и существенная прибавка к зарплате, что немаловажно.
— Саш, ну как, уже точно едешь? — подскочила Зиночка, наша «младшенькая»: всего год после института, научный сотрудник без степени. Даже не аспирантка — соискательница. Как ей удалось попасть к нам, оставалось загадкой. Наверняка по чьей-то протекции. — Всякой разноцветной завистью завидую. Обожаю Карелию! Какая красота!
Да кто же не любит Карелию?
Пробубнив что-то невнятное, я вышла в коридор — точнее, рекреацию.
Когда-то в здании института располагалась школа, построенная после войны. Так уж забавно совпало, что первые несколько классов в ней училась моя мама. Потом школа переехала куда-то в новый район, а учеников распихали по соседним. Как-то я даже устроила маме ностальгическую экскурсию. С тех пор, конечно, многое изменилось, но она ходила, вздыхала и закатывала глаза.
«Саша, здесь у нас был спортзал. А тут столовая, а вон там наш класс, первый «А»».
Так вот коридоры тоже остались — широкие, с большими окнами. Там школьники на переменах прогуливались парочками по кругу. Или стояли у подоконников. Вот и я сейчас стояла, уткнувшись лбом в стекло.
Можно сколько угодно притворяться перед собой, но дело не в защите. Не только в ней.
Казалось бы, расставшись, мы с Иваном сожгли все мосты. Безвозвратно. А до этого собственными руками убили все то доброе, теплое, нежное, что было между нами. И даже злость оборвалась в пустоту.
Не осталось ничего. Два человека, которые когда-то так сильно любили, стали друг другу абсолютно чужими.
Я жила дальше. Работала, куда-то ходила, с кем-то встречалась. С мужчинами не складывалось? Так я и не хотела, чтобы складывалось. Немного флирта, немного секса, а большего и не надо. У меня все в порядке! Мне никто не нужен!
Но тогда почему всякий раз, когда я слышала имя Иван, что-то внутри сжималось и не давало вдохнуть полной грудью? Почему тысяча мелочей снова и снова напоминали о нем?
Я говорила себе, что три года — это слишком мало, чтобы полностью выкорчевать проросшее вглубь. Мы провели вместе гораздо больше времени: год до свадьбы и шесть лет были женаты. И сейчас, когда внезапно возникла перспектива новой встречи, поняла, что так и не отпустила его.
Я думала, что поставили точку, но оказалось, это было многоточие. По крайней мере, для меня. Мы разошлись на эмоциях, буквально на истерике, ненавидя друг друга. И если бы я увидела Ивана сейчас, на холодную голову, возможно, это и стало бы настоящей точкой. Да, было бы тяжело, больно — но после этого я смогла бы идти дальше. Жить, а не висеть сферическим конем в вакууме.
Ну что ж… ученый — всегда ученый, и вся его жизнь — один большой эксперимент.
________________
*имеется в виду героиня фильма Э. Рязанова «Гусарская баллада»
**диатомовые водоросли, отличающиеся наличием кремниевого «панциря»
***непромокаемый полукомбинезон для рыбалки, иначе «забродники»