Кровь в его жилах

Глава пятнадцатая Со вспышкой шестого уровня рушится репутация

Шок от смерти Веры прошел, сменяясь нарастающей вялостью. Вернулся кашель, вернулась боль во всем теле. Хорошо, что Екатерина Андреевна повела Светлану прочь и никто не увидит её слабость. У Саши сейчас и так хватает трудностей.

Кашель нападал приступами, отдаваясь болью в ребрах. Обожженное горло саднило, и дышать становилось все труднее, словно кто-то изнутри душил Светлану. Казалось, еще чуть-чуть, и кашель вывернет её вместе с легкими наизнанку. Шаги до саней, которые должны были отвезти Светлану и Екатерину Андреевну в магуправу, давались с трудом. Голова болела, ноги заплетались, Светлана пыхтела, как паровоз, и чувствовала себя точно так же — она словно тащила в гору длинный состав из собственного предавшего её тела и тяжелой, провонявшей дымом одежды. Еще и неподъемные ботинки были где-то в этом составе. Сознание медленно уплывало, мысли уже путались, как бывает во сне.

Екатерина Андреевна помогла Светлане сесть в сани, быстро достала из кармана мелкий пузырек, при свете уличного фонаря проверила надпись на нем и протянула Светлане:

— Пейте. Это от кашля. — она села рядом на твердую, ледяную лавку, укрывая ноги Светланы шкурой медведя, тут же зарастающей белым снежным саваном, сыплющимся с небес. — Трогай, голубчик…

Светлана залпом выпила какую-то гадость, сейчас ей было все равно, что там предложила приспешница. Она была в таком состоянии, что и яду была бы рада. Она прикоснулась к лопнувшим от жара губам. Сейчас помада стерлась, и, наверное, синяки опять были видны. Сани тронулись, и Светлана бросила последний взгляд на пожарище. Крупные снежинки, напоминающие подаренные Сашей астры, падали на черный от пепла снег, пряча следы трагедии, разыгравшейся тут. Утром только обгорелый остов дома в снежных шапках сугробов будет напоминать, что тут кто-то погиб. Слез не было, а горло и так сжало из-за нарастающего отека. Кажется, ожоги оказались сильнее, чем сперва показалось Светлане. А на Сашином лице даже пепла не было…

Удушливо воняло гарью. Городовые почти навели порядок, отогнав зевак подальше. Пожарные крюками растаскивали бревна. В небе, освещая сгоревший дом, висел эфирный огненный шар. Наверное, его запустил Миша. Громов и Аксенов о чем-то спорили. Точнее спорил, судя по яростным жестам Аксенов, а Саша стоял, чуть опустив голову вниз и только изредка кивал. Сердце в груди Светланы вяло трепыхнулось, отдавая болью и неприятным привкусом близкой смерти. Что-то в последнее время вокруг Светланы слишком много боли и огня. Огня… В этом что-то было.

Очередной приступ кашля скрутил её, не давая додумать, и Екатерина Андреевна испуганно крикнула извозчику:

— Гони, голубчик! В два раза больше заплачу́!

Она, косясь на Светлану, достала кристальник и принялась кому-то телефонировать. Та, боровшаяся за каждый вдох, с трудом через рев взявшегося из ниоткуда водопада и грохот барабанов слышала только отдельные слова. Кажется, ледяная вода Балтики готова была с головой захлестнуть Светлану.

— … Аристарх Борисович… Лучшего целителя… Да, прямо сейчас!

Она поспешно убрала кристальник и принялась тормошить засыпающую Светлану:

— Потерпи, держись, прошу… Аксенов — идиот! Убью придурка… Но я сама-то куда смотрела… Ты так держалась, что у меня и в мыслях не было, что тебе дурно. Ты же в самом центре пламени была! Я недопустимо тупа… Надо было Мишку тащить к тебе, и плевать на зевак… Держись… Все будет хорошо…

Светлана еле выдавила из себя, боясь, что не успеет сказать до того, как заснет из-за зелья Екатерины Андреевны исчезая под водой Балтики:

— В десять… вечера… разбудишь… Мне надо… в лес…

Приспешница только ойкнула, и Светлана добавила:

— Иначе… уйду с концами…

Перед глазами взрывался искрами огненный водопад и кружились лица Саши и Веры в диком хороводе. Было больно. Он научился целоваться, а она нет. Он научился целоваться… Хоть и живет, как привык, по правилам опричнины. И огонь, так много стало огня… В больнице, когда вернулась домой, и вчера вроде бы…

— Светлана Алексеевна… Да что же вокруг вас последнее время беды так и роятся! — чуть не расплакалась верная приспешница.

— Это не беды… — Светлана велела ей, понимая, что сама не справится: — крестик с меня сними…

Екатерина Андреевна еле нашла в себе силы пробормотать:

— Светлана… Так нельзя…

— Сними… и на руку… намотай… — силы закончились, и веки сами сомкнулись. Остались только стихающие барабаны, ведущие песнь еще сражающегося за жизнь сердца.

Кто вынес из саней Светлану, она не знала. Наверное, Ивашка.

Дальше были только редкие странные вспышки света, когда глаза её все же открывались, выныривая из темных вод. И почему у неё смерть до сих пор выглядит ледяной водой Балтики?

Плывущий над нею знакомый потолок магуправы.

Запах трав.

Тепло.

Твердый неудобный диван под нею.

Чьи-то руки — кто-то спешно раздевал её.

Кто-то дернул ворот блузки, залезая под неё, и Светлана трепыхнулась, а потом вспомнила: сама просила про крестик. Хорошо, теперь точно справится…

Кто-то бормотал: «Ну, ну, голубушка, не ревите, сейчас все-все поправим…»

Кто-то что-то лил в опухшее горло, которое отказывалось глотать.

Эфир, плотной сетью опутавший Светлану, отчаянно щекотался. Дышать стало легче. Наверное, еще потому, что кто-то снял ненавистный корсет.

«Кто же так с милой девочкой! — возмущался старческий, смутно знакомый голос, отдававший привкусом касторки на языке. — Ничего, и это сейчас поправим!» Теплые, но наглые руки что-то мяли в животе, вызывая не бабочек, а тьму грызущих Светлану червяков. Эфирных, но от этого не менее противных.

Кто-то голосом Аристарха Борисовича командовал: «Сейчас переправим в Москву, и вся недолга! Глупо ей потакать, когда на кону страна!»

«И потеряете последнюю Великую княжну навсегда!» — сумела возразить ему приспешница, и глаза Светланы глупо защипало из-за подступивших слез.

«Блокирующий магию браслет на руку, и все! Кровь главнее!»

В перепалку влез касторовый голос: «А смысл тогда в императрице без магии?»

Светлана была рада трезвому гласу рассудка «касторки». Ей сейчас никак нельзя в Москву. Оттуда она не выберется. А тут баюша, тут Сашка, который еще ничего не понял. И не поймет. Тут Матвей. И Юсуповы, про которых Светлана никому не сказала ни слова. У Феликса дети. Может, если она спасет этих, ей зачтется, что она не спасла ребенка Веры. Она их обязательно спасет. Она должна. Она пальцами пыталась дотянуться до запястья и проверить там ли крестик. Мешал рукав сорочки. Мешала слабость. Мешали эфирные плетения, погружающие в сон.

«Касторка» настаивала: «Аристарх Борисович, не будете кисейной барышней — все не так страшно. Подлечим тут. Тут дел-то… Поспит до утра и будет как огурчик!»

«Зеленая и квелая! — пробурчал Аристарх Борисович. — Знаю я ваше „хорошо“!»

Она была согласна быть зеленой и квелой, лишь бы остаться тут, так что Светлана заставила себя открыть глаза. Кажется, она даже велела разбудить её в десять вечера. Во всяком случае она точно попыталась это сказать. Аристарх Борисович только хмыкнул одобрительно: «Точно, Рюриковна!», а касторовый голос возразил: «Увы, тут максимум медная соколица, не больше». Светлана не стала говорить, что у неё и такой нет. Она погрузилась в сон. Её ждал леший и Саша. Жаль, она так и не смогла проверить, на руке ли крестик. Это важно.

Конечно, в десять вечера её приспешница не разбудила. Дедушка леший будет обижен — его не послушались. Придется мириться, делясь кровью. Но за то, как её разбудили, судя по легкому сумраку часов в семь утра, она была готова простить приспешнице все. Легкие, теплые, долгожданные поцелуи скользили по щеке, подбираясь к губам.

— Саша…

Хриплый, болезненный голос, напоминая, что Саша тоже был в центре пламени, простонал:

— Как ты меня напугала, Лизонька… Веточка… Я до утра сходил с ума, не в силах к тебе вырваться…

Она открыла глаза, скашивая их на Сашу. Он стоял на коленях перед диваном, и был знаком до последней не бритой который день щетинке на лице. Черные, затянутые тьмой глаза, небрежно зачесанные назад волосы, гарь вместо бергамота и ваксы. Темные тени в подглазьях, впалые щеки. Эта осень была к нему немилосердна. Может, именно поэтому он так странно себя вел последнее время? Пусть она ошибается в происходящем…

— Саша…

Он подался к ней, снова целуя, в этот раз в губы. Светлана помнила, как они горели от жара в доме Лапшиных и как лопнули после. «Касторка» свое дело знал отлично. Сейчас даже живот не болел, уголек в нем исчез, быть может, навсегда.

Саша рывком поднял Светлану на руки, сел на диван и пристроил её у себя на коленях.

— Веточка… — успевал бормотать он между поцелуями.

Она плавилась в его руках. Горела и не сгорала, рождалась заново и умирала только от прикосновения его губ. И сейчас было неважно, куда делась Катя, и что надето на Светлане — кажется, это была обычная сорочка. Не обережная.

Сашины руки были везде. Скользили по губам, когда он целовал её шею, ласкали грудь, когда он впивался поцелуями в уста, неслись по спине, оставляя за собой странное щекочущиеся тепло. Она в ответ неумело попыталась обнять его рукой за шею. Саша, не давая прикоснуться к себе, подался назад, поймал её ладонь и принялся целовать пальцы.

Светлана, сдаваясь, прошептала:

— Только не останавливайся. Сегодня не останавливайся. Я хочу быть твоей. Теперь между нами нет преград…

Он напрягся и все же позволил сомкнуть руки на его шее — серебро цепочки ему было нестрашно. Пусть он и нечисть изначально, но серебра он не боялся.

— Лизонька… Ты не пожалеешь… Я…

Договорить он не успел — дверь с грохотом вылетела. На пороге обиженным ангелом возмездия стоял усталый Мишка. Светлана даже понимала, почему обиженным — она бы тоже негодовала, если бы такое веселье прошло мимо неё.

Мишины руки кипели от эфирных плетений.

Сашка, размыкая её объятья, резко трансформировался в обжигающе-горячего змея, и Светлана не успела его удержать — просто не было за что схватиться. Крылья змей отращивал в полете, а его чешуя была гладкая, как шелк. Крестик, который она почти одела на огненного змея, он же инкуб, он же маниак, упал на пол. Раздался треск выбиваемого стекла, выстрелы на улице и свист исчезающего в небесах змея. Улетел!

Вырвался, сволочь, когда она почти догадалась и все сделала!

— Миш… — Светлана закрыла глаза и заставила себя успокоиться. Тихо! Тихо! Он хотел, как лучше! — Михаил Константинович…

Пахнуло знакомым ароматом ваксы и бергамота. Светлана заставила себя открыть глаза и добавить уже гораздо спокойнее:

— … и Александр… Еремеевич. Надеюсь, у вас есть оправдания за срыв уничтожения огненного змея? — Лучшая защита — всегда нападение. Да и у неё все было под контролем.

Оправданий у Мишки точно не было. Он открыл удивленно рот и тут же его захлопнул.

У Александра… Еремеевича!.. хватило совести потупиться и выдавить:

— Великодушно простите, Светлана Алексеевна, подвело служебное рвение.

Она запахнула на себе рубашку и подтянула вверх плед, скрываясь за ним, как за щитом. Екатерина Андреевна её убьет за потерю репутации и будет права. Слава брошенки, с которой развлекался огненный змей, намертво к ней прилипнет. И не докажешь, что боевой маг и осознанно шла на ловлю змея. Почти осознанно — ведь она успела понять все же, что происходит. Хотя и против доппельгангера серебро тоже бы сработало.

— Я почти одела на него крест! Он бы подчинился. А теперь… Вы хотя бы попали в него?

Саша… Александр! Ведь теперь разбираться и разбираться, когда она говорила с Громовым, а когда со змеем, чтоб он утоп в своем Идольмене!.. Александр признался, чуть морщась:

— Шустрый, зараза. Утек.

Она сказала самое главное:

— Он теперь сюда не вернется. Идольмень огромен. Где теперь ловить змея, даже водяному неясно. Господа… Я ценю вашу заботу о себе, но я маг. Боевой маг, причем взявший… Взявшая второй ранг.

Мишка ожил, неожиданно робко для великана улыбаясь:

— Как ты догадалась, что это змей?

Надо было сказать, что у змея не было позвоночника, но, если честно, она так и не успела проверить этот факт — змей так не дал толком потрогать шею. Она сказала очевидное, что болью терзало её последние дни:

— Александр Еремеевич не умеет целоваться, в отличие от змея.

Иногда Михаил был несносен. Пока Александр затягивал тьмой окно, чтобы не выстудить кабинет, Миша все же спросил, заставляя краснеть и Светлану, и Громова:

— Откуда ты это знаешь?

Тоном своей оскорбленной бриттской бабушки со стороны отца, заловленной в очередной раз за недостойным занятием по скоростному поеданию конфет в окружении внучек, она сказала:

— Это очевидно. Александр Еремеевич — кромешник. У них обеты.

Миша, сев на откровенно прогнувшийся под ним край стола Матвея, расплылся в своей привычной широкой улыбке:

— Феноменально! Все свидетельства очевидцев утверждают одно: изнутри происходящего со змеем понять невозможно. Разбить его иллюзию изнутри невозможно. Светлана Алексеевна, свет моей души, ты потрясающая!

Светлана проглотила рвущиеся из неё ругательства и напомнила:

— Михаил Константинович… Я не находилась внутри ситуации. Меня задело краем. Я не брошенная девица. Меня никто не бросал.

Александр при этом нахмурился и отвернулся в сторону. Понять бы еще, что он помнит, а что нет.

Светлана продолжила:

— Брошенная девица — Вера Лапшина! — И щадя нервы Саши, она тут же пояснила, пока Миша не успел задать глупые вопросы: — причем её бросил не Громов. Её бросил Дмитрий Рюрикович. Цесаревич. Это долгая история, в которую я тоже крайне случайно попала, как и Александр Еремеевич.

Миша облегченно выдохнул и сделал странный вывод:

— Так змей ходил под личиной цесаревича!

Светлана вздохнула — действительно, никто кроме неё всей картины происходящего не знал:

— Я объясню… Только после того, как приду в себя, обдумаю все хорошенько и… — Живот, до этого ведущий себя прилично даже без корсета, внезапно выдал голодную трель. Светлана сдалась и добавила: — … и поем.

Терять репутацию лучше на сытый желудок, чем на голодный.

Саша хмуро сказал:

— Сейчас схожу кромежем…

Кажется, он обдумывал ситуацию, и картинка происходящего у него не складывалась.

Миша встал со стола:

— Пожалуй, я отдам распоряжения Ивашке. И… Светлана Алексеевна, свет моей души, ты не обессудь, но… Ты знаешь мои чувства к тебе. Ты знаешь, что я тебя люблю. Я хоть сейчас могу объявить о нашей с тобой помолвке.

Она холодно напомнила — Миша умудрился пропустить мимо ушей самое главное:

— Михаил Константинович, еще раз. Я не брошенная девица. Меня спасать не надо.

Если уж Миша этого не услышал, сплетники тем более не услышат. Для них все просто. Есть змей — есть и опозоренная барышня. И для них это отнюдь не Вера Лапшина. Понять бы еще, почему змей приходил к Светлане, да еще в образе Сашки… Как слабая ведьма заставила змея отомстить за Дмитрия подобным образом? Такое пока в голове не укладывалось. Светлане нужно время и тишина, чтобы все понять, а Саше… Александру нужна информация, чтобы разобраться. Только как такое сказать? Как признаться, что ей нравилось целоваться со змеем…

В кабинет влетела заспанная, хорошенькая после сна, даже несмотря на отпечаток подушки на щеке, Екатерина Андреевна. Длинные кудри ниже лопаток весело скакали пружинками. Мундир её был застегнут неправильно, с одной пропущенной пуговицей — видимо, она спала на диване на первом этаже и примчалась сюда, одеваясь на ходу.

Екатерина строго посмотрела на Светлану, оценивая её репутационные потери, и сказала совсем невероятное:

— Это мой змей! Это ко мне прилетает огненный змей! И не смотрите так, я брошенная девица, в Муроме все знают. Спросите моего деда князя Дальногорского — он подтвердит. Я брошенная девица, к которой пристал змей!

Она заметила все же, что её мундир перекосило, и принялась перезастегивать пуговицы. На столе Матвея затрезвонил телефон, и Екатерина Андреевна коршуном бросилась к нему, отпихивая руку Миши и поднимая трубку:

— Коллежский асессор Даль, слушаю…

Слов в трубке было не слышно, только и видно по побелевшей Екатерине, что разговор был ей неприятен. Она вытянулась стрункой, отвечая сухо:

— Да, вы правы, сегодня мое дежурство… И да, магическая вспышка не меньше шестого уровня… Да, вы правы. Это огненный змей… Максим Яковлевич, вы поражаете меня своими знаниями! Я удивлена, что вы помните причину, по которой эта тварь привязалась ко мне… Валите в ад!

Она резко положила трубку, так что рычаг противно звякнул. Екатерина Андреевна посмотрела на Светлану, на ничего не понимающего Мишу, на задумчивого Александра и тихо сказала:

— Буду признательна, если мне подскажут, как и где я встречалась с этой тварью. Сейчас Аксенов сюда примчится с глупыми вопросами. Хотелось бы знать на них ответы.