Кровь в его жилах

Глава четвертая Открываются тайны Матвея, а Светлана вновь умирает

В палате висела тишина, которую Светлана не собиралась разбивать. Пусть Александр сам выпутывается из этого липкого, порождающего недоверие, затянувшегося молчания. Светлана имеет право быть капризной — она еще не отошла от ранения. Когда-то давно Александр безмерно удивил её, сказав, что доверяет ей, потому что она никак это самое доверие не нарушила. Так вот: Матвей ни разу не подвел Светлану. Он ни разу её не предал. Что бы Александр ни думал о Матвее, она будет верить в невиновность Рокотова. Быстро нарастающая между ней и Александром стена подозрения её не волновала. Просто так бывает — внезапно оказалось, что они слишком разные. Хорошо, что это выяснилось сейчас, а не позже.

Александр задумчиво посмотрел на Светлану и, кажется, смирился с её упрямством:

— Я телефонирую Рокотову, но учтите — я буду под дверьми палаты, я буду этой ночью охранять вас. Мне не нравится то, что происходит. Это дурно пахнет. Светоч слишком страшный способ убить. Он уничтожает душу. Это не то, что обычно применяют для убийства. Все слишком серьезно, Светлана Алексеевна. Я… — он неожиданно смешался и поправился: — и Михаил Константинович, и Константин Львович, и пар… И Петров с Синицей — мы все очень волнуемся за вас.

Пока она решала, что ответить ему, он резко встал и достал из кармана шинели кристальник:

— Прошу прощения… Я сейчас телефонирую Рокотову. Сообщу, что вы хотите его видеть. — Александр отошел к окну, за которым стремительно темнело. Ночь вступала в свои права. В парке зажигались фонари, тревожа душу желтоватым, болезненным светом. Метель усиливалась, порывами ветра стуча в стекла.

Светлана лишь кивнула — что сказать она не знала. Она лишь бесцельно перебирала пальцами край жесткого пододеяльника. Александр снова удивил её. Баюша мирно спала в своей корзине и даже не подозревала, что объект её беззаветной любви так рядом. Она тоже устала за этот месяц.

Александр принялся тихо, сухо говорить с Матвеем. За рамки вежливости он не выходил, но неприязнь — или все же страх за Светлану? — так и читалась в его голосе. Она старалась не прислушиваться к разговору с Матвеем — Александр не стал накладывать заглушающее плетение. Зря. Сейчас она хотела одного — тишины. Ловить разбегающиеся во все стороны мысли было трудно, особенно под хрипловатый, до одури красивый голос Александра. Ей надо собраться. Князь Волков в чем-то прав: она, действительно, запуталась в происходящем. Сейчас под удар неожиданно попал Матвей. Надо все обдумать и… что-то решить. Она привыкла, что Саша на её стороне, и осмыслить иное не получалось. Она снова оказалась одна на капище, преданная родными.

Александр закончил разговор с Рокотовым коротким: «Ждем!» — и снова кому-то телефонировал. Кажется, охране больницы, потому что он распорядился пропустить статского советника Рокотова в палату к титулярному советнику Богомиловой. «Забавно, — машинально подумала она, — к советнику, не советнице, чтобы присутствие женщин на истинно мужских должностях не было заметно.» Это до сих пор обескураживало, как и то, что среди своего выпуска с магкурсов, Светлана была единственной, продолжавшей службу — остальные уже давно вышли замуж.

Громов убрал кристальник в карман шинели:

— Матвей Николаевич скоро будет.

— Спасибо…

Наверное, это прозвучало как-то безнадежно, потому что Александр вскинулся и счел нужным сказать:

— Поверьте, Светлана Алексеевна, с моей охраной точно так же носятся Демьян и Владимир. Я же сказал, что версия о нападении на меня до сих пор не исключена, хоть и не является приоритетной. Михаил Константинович даже эфирную следилку на меня поставил.

Светлана присмотрелась — эфирных нитей на Александре было много, но именно сделанных рукой Михаила она не видела.

— И где она?

Александр засмущался, чуть отвернулся, но все же признался:

— Снял. И не смотрите так на меня — на вас поставить следилку я не дал. Прошу, будьте внимательнее и не столь рисковы, как в лесу у Ермиловки, раз отказались от охраны.

— Постараюсь.

Что еще сказать, она не знала. Хорошо, что в дверь постучали — это примчался Матвей. Кажется, он все это время ждал у больницы в надежде увидеться. Он буквально ворвался в палату, как порыв ветра. Слишком стремительный, слишком возбужденный, слишком… худой. Светлана нервно сглотнула, замечая и впавшие щеки, и горящие голодным блеском глаза, и нелепые усы, и отвратительную, еще ухоженную, но уже достаточно длинную бородку. Он снова… Ради неё!.. собирался пророчить. Одет он был еще прилично — уже не в мундир, но пока в относительно чистые широкие брюки, черный свитер под горло и теплое, слишком больше для Лиха пальто — в него двух Матвеев можно было запихать, и место еще бы осталось.

— Добрый вечер, Светлана Алексеевна и Александр Еремеевич! — Матвей остановился в изножии кровати и вцепился худыми, изможденными пальцами в её спинку — видимо, чтобы не упасть.

— Вы когда последний раз ели, Матвей⁈ — не сдержалась Светлана, забывая о приличиях. И этого человека Александр подозревает в попытке её убийства. Да Матвей себя скорее убьет, чем её.

Светлана на миг прикрыла глаза, чтобы успокоиться. Она не заслужила такой преданности. Неужели Сашка не видит, во что превращает себя Матвей ради неё⁈

Рокотов грустно растянул в улыбке сухие, с красной, болезненной каемкой губы — в уголках треснули заеды, и проступили капелька крови.

— Не беспокойтесь, — голос его был хриплым и низким. Кажется, Матвей простыл, не заботясь о себе. — Сегодня я точно ел.

Он посмотрел в глаза Светланы, не скрывавшей своей злости на его решение, и опасливо уточнил:

— Утром.

Александр предпочел уйти из палаты по-бриттски тихо. По нему было видно, что он что-то судорожно пытался понять: он нахмурился, между бровей вновь появилась морщинка, еще и губы поджал. Возможно, он пытался придумать оправдания для своего предвзятого отношения к Рокотову?

Живот Матвея невоспитанно заурчал, и Светлана не выдержала — ни одна жизнь на земле не стоит чужих страданий.

— Александр! — бросила она в спину уходящего мужчины. Тот быстро обернулся, закрывая только что открытую дверь:

— Да, Светлана?

Она поздно опомнилась под ненавязчивым смешливым покашливанием Матвея, что не имеет права так называть Громова. Опомнился и он. И потому почти в унисон они поправились:

— Еремеевич…

— … Алексеевна?

Матвей лишь отвернулся в сторону, а Александр внезапно улыбнулся — Светлана уже успела соскучиться по его скупой улыбке. На миг даже усталость прошла. Может, они еще все смогут понять друг друга и договориться. Только сперва надо накормить Матвея.

— Вы не могли ку… — Светлана осеклась. Она вспомнила, что не имеет ни малейшего понятия, где её кошелек и даже не помнит, что в нем лежит. Проклятое безденежье! — Простите… Нет, ничего не надо.

— Вы о чем-то хотели меня попросить, — с нажимом произнес Александр, подходя ближе — он встал рядом с Матвеем, тот на его фоне смотрелся совсем болезненным и изможденным.

— Я не… Нет, я не имею права.

Проклятое безденежье сводило её с ума. Надо срочно накормить Матвея, но совершенно не на что.

Александр продолжил настаивать:

— Светлана Алексеевна, я буду рад исполнить любую вашу просьбу. И не надо заговаривать о деньгах. Вернете, как сможете, а можете вообще не возвращать. Что вы хотели?

Матвей кашлянул, напоминая, что он все еще тут. Светлана строго посмотрела на него и решила, что к чёрту гордость, когда речь идет о чужой жизни:

— Александр Еремеевич, вас не затруднит купить что-то съедобное? Пирог, калитку, калач, хоть что-то. Надо накормить Матвея… Николаевича. Он опять собирается бродяжничать, хотя никакого повода для этого нет.

— Есть, — резко возразил Матвей. — Простите, но повод есть. Кто-то, кто сильнее меня, сменил вашу судьбу, Светлана Алексеевна. Я четко видел болото и болотника. Я не мог пропустить светоч. И не смотрите так грозно на Александра Еремеевича — он не пойдет за едой. Он не оставит вас без присмотра, пока я рядом с вами.

Александра это не смутило — он сухо заметил:

— Я по-прежнему считаю, что ваш отказ рассказывать о том, где вы были в ночь перед происшествием со светочем, говорит о вашей, как малость, заинтересованности в происходящем.

Матвей угрюмо продолжил за него:

— А как максимум о моем участии в покушении на Светлану Алексеевну. Я помню это, как и то, что я, по вашему мнению, могу создавать неопознаваемый светоч, но…

Светлана сжала пальцы — как-то все стремительно портилось:

— Господа, прошу… Не надо. Иначе настоящий враг, покусившийся на меня или на вас, Александр Еремеевич, почти победил.

Она заставила себя разжать кулаки и прямо посмотреть на смутившихся мужчин.

Александр мягко начал первым, пока Матвей собирался с мыслями:

— Светлана Алексеевна, слово чести, после разговора Матвея Николаевича с вами, мы с ним сходим в трактир. И мне, и ему следует поужинать. Я прослежу, чтобы Матвей Николаевич не увильнул от еды.

— Спасибо, — тихо сказала Светлана. — Вы меня очень обяжете — Матвею нельзя снова бродяжничать. Это не тот случай, когда надо снова пророчествовать.

— Позвольте мне решать, ведь речь идет обо мне… Александр Еремеевич, между прочим, сегодня тоже не ел.

Светлана строго посмотрела на Матвея:

— В данном случае решать мне! Речь идет о моей жизни. Или жизни Александра Еремеевича, если покушение было на него, а не на меня.

Александр с ней согласился — Светлане всегда в нем нравилась его гибкость в решениях, в отличие от Михаила он никогда не настаивал до упора, лишь бы отстоять свое мнение:

— Два голоса против вашего одного, Матвей Николаевич. Никакого бродяжничества. Никаких пророчеств. Тогда я поверю, что светоч создали не вы. Пока же вы своим поведением все больше и больше убеждаете меня в обратном.

Светлана добавила свое требование:

— И правду, Матвей Николаевич.

Тот помрачнел, сильнее пальцами сжимая железную спинку кровати:

— Я никогда вам не лгал, Светлана Алексеевна. Не имею такой привычки.

Она внимательно вглядывалась в него, ища любые признаки лжи. Жаль, что Баюша крепко спала и не могла ничем помочь.

— Вы Юсупов? Это правда?

Матвей скривился, бросив злой взгляд на Александра, и твердо возразил:

— Нет, я не Юсупов.

Александр чуть подался к нему и опередил Светлану:

— Я позволю себе повторить вопрос, потому что точно знаю, что человек, сообщивший мне это, не мог меня обмануть. Вы Юсупов?

Матвей упрямо сказал:

— Я не Юсупов. Я Рокотов Матвей Николаевич. Мне тридцать четыре года, и я до сих пор жив, хоть и родился у Дмитрия Юсупова вторым ребенком. Проклятье Юсуповых беспощадно ко вторым детям — в роду всегда выживает только один ребенок. Когда-то Григорий Юсупов и его сын Борис предали цесаревича Алексея Петровича Романова, и он проклял весь род Юсуповых. Я не Юсупов — это подтверждено проклятьем, не убившим меня. Я Рокотов — в возрасте шестнадцати лет я был изгнан из рода Юсуповых. Надо мной преломили мою шпагу — я больше не принадлежу роду. Не верите — могу хоть сейчас пройти проверку на скрытое проклятье. Думаю, в больнице будет нетрудно найти железную иглу.

Александр нахмурился, что-то быстро решая, а Светлана вспоминала: она столько раз видела Матвея на улицах почти обнаженным, что просто нереально скрыть такое смертоносное проклятье, которое было наложено на род Юсуповых.

— Не стоит! — сказала она слишком громко — Матвей уже начал стаскивать с себя пальто. — Я точно знаю, что на вас, Матвей Николаевич, нет проклятья.

Тот упрямо напомнил очевидный факт:

— Александр Еремеевич тогда не был магом. Боюсь, ему нужны твердые доказательства… — Матвей еще и улыбнулся при этом.

Светлана оборвала его — ей достались совершенно неправильные мужчины, создающие проблемы на пустом месте:

— Александр Еремеевич верит моим словам: я видела вас не раз за этот год — на вас не было проклятья.

К счастью, Громов энергичным кивком подтвердил её слова:

— Да, вашего слова более чем достаточно, Светлана Алексеевна. Только объясните, Матвей Николаевич, происхождение…

Сегодня был какой-то странный день — никто никого не хотел дослушивать и обрывал на полуслове. Вот и Матвей не дал Александру договорить:

— Все просто. Рокотов — фамилия по матери. Николаевич — имя моего деда по матери. Матвей — мое истинное имя, данное мне матерью. История моего рождения не афишировалась, потому что в роду Юсуповых заведено правило: «не рожать мертвецов!». Второй ребенок всегда мертвец — рано или поздно он умирал до достижения двадцати пяти лет, даже если дочь переходила в другой род к мужу. В моем случае были и другие причины молчать о моем рождении, а потом и об изгнании из рода. Официально я нигде не был объявлен Юсуповым. Так что вашим информаторам, Александр Еремеевич, можно только поаплодировать — они добыли очень секретную информацию.

Александра его ответ не устроил, а лесть о своем источнике сведений он, кажется, вообще не заметил:

— Изгнать из рода оракула? Необычно… Это противоречит интересам рода. Мне сложно в это поверить. Оракулов, согласен, прячут и берегут, но никогда не изгоняют из рода — это просто невозможно представить, этот дар ценен для рода. Это невероятная удача, позволяющая роду возвыситься.

Светлана вздрогнула, внезапно все понимая. Матвей пророчил лишь когда голодал и подвергался лишениям. Только верить в такое было страшно. Не может отец или мать так обращаться с собственным дитя…

Она спросила главное, боясь озвучивать свою догадку:

— Когда проснулся твой дар⁈

Ответ Матвея убил, подтверждая её мысли:

— Рано. В пять лет. Тогда я еще был глуп и не умел ничего скрывать.

Она закрыла глаза — это было настолько отвратительно, что верить в такое не хотелось — даже Саша побелел, все понимая:

— Вас морили голодом в собственном доме⁈

Матвей кашлянул, и Светлана открыла глаза, повторив вопрос Громова:

— Тебя держали в черном теле самые близкие для тебя люди⁈

Он глупо, совершенно нелепо развел руки в стороны:

— Я был для них мертвец. Полезный мертвец, к которому не стоит привязываться и которого, пока он жив, надо использовать по полной. Первый раз я запророчил после тяжелой болезни…

— Почему вы не сбежали из дома? — спросил Алекандр. — Оракул же видит все варианты. Вы могли сбежать, подстроив свое будущее.

Светлана мертвым голосом, страстно мечтая привлечь к ответственности всех Юсуповых и понимая, что руки, как у мага, у нее коротки, а становиться императрицей она не собирается, сказала очевидно:

— Его держали на цепи, чтобы не сбежал. Холера! И это век гуманизма! Это век милосердия, это век, холера на всех Юсуповых, прогрессивных взглядов…

Александр снова отрешенно, словно его не задела судьба Матвея, уточнил — он сыщик прежде всего:

— Как вы добились изгнания из рода?

Тот пожал плечами:

— Загнал своими пророчествами Юсуповых в ситуацию, когда любое их действие шло в разрез с интересами рода. Они не смогли найти вариант, где бы не шли против императора Павла, и моей дражайшей бабушке, Ксении Феликсовне, пришлось изгнать меня из рода в обмен на выход из неприятностей с минимальными потерями. Император Павел был мягок и нерешителен, но даже он не прощал измен. Как-то так.

Александр продолжил свой допрос:

— Как вы получили назначение на должность главы магуправы Суходольской губернии?

Матвей солгал, не моргнув и глазом — Светлана на миг даже испугалась, что может все же ошибаться в нем:

— Я устал бродяжничать, устал голодать и замерзать. Зима была близко, а тут случайно освободилось место в магуправе из-за убийства предыдущего главы. Я шантажом заставил бывшего брата выхлопотать мне место в Суходольске. Только и всего. Еще вопросы?

— Ваш светоч…

Матвей думал недолго. Или вообще не думал? Он приподнял руку вверх и зажег на ладони яркий, бордовый, с уходящим в ослепительно-белый по краям огонек.

Светлана моментально провалилась в кромеж — возникнуть между мужчинами, спасая Матвея от Сашки она не успела: тот накрыл погруженной в первородную тьму ладонью светоч, гася его, и спокойно заметил:

— Ваш эфиропрофиль еще узнаваем, Матвей Николаевич. Спасибо, что создали слабый светоч. И… Светлана Алексеевна, удивительная реакция — я за вас спокоен.

Она вышла из кромежа рядом с Александром, тут же подхваченная его крепкой рукой под локоть. Может, он все же не из тех, кто создает проблемы? Может, он из тех, кто признает свои ошибки?

Александр твердо сказал, глядя Матвею в глаза:

— Завтра же посетите своего доктора и возьмете справку, что являетесь больным и нуждаетесь в послаблении в пост. Он наступит на днях. Отныне за вашим питанием буду пристально следить я. Не потому, что вы подозреваемый, а потому что нельзя так над собой издеваться. О Юсуповых будет доложено в опричный сыск. Дело будет открыто и доведено до конца — мое слово. А сейчас я вас оставлю…

Он не договорил — сегодня день такой, кто никто не доводит до конца свои мысли. В этот раз Александра и Матвея прервали звонки кристальников — они зазвонили почти одновременно. Мужчины дружно извинились перед Светланой, а потом принялись отчитываться: один перед полицмейстером, а второй перед губернатором об эфирной вспышке шестого уровня, засеченной магдетекторами Уземонского полицейского участка.

Светлана сама еле дохромала до кровати и без сил опустилась на неё, укрываясь одеялом. Светлану до сих пор потряхивало от рассказа Матвея. Хотелось одного — залезть под одеяло с головой и забыть об окружающем мире, где даже князья издеваются над своими детьми. Князей не привлечет к ответственности полицейский, князья отвечают только перед императором. И опричниной. Хорошо, что Сашка все понял и принял сторону Матвея. Она позволила себе быть слабой: закрыла глаза, погружаясь в оцепенение — звонки кристальников продолжались и продолжались. Теперь до Александра дотелефонировал губернатор, а до Матвея добрался полицмейстер. Хлопок двери и уход Александра она пропустила, как пропустила и то, что Матвей присел на стул и достал из кармана пальто новый кристальник, вкладывая холодный медный корпус в её ладонь:

— Елизавета Павловна…

Она заставила себя открыть глаза и развернуться к Матвею, старательно забывая о не отпускающей её боли:

— Почему ты раньше никогда не рассказывал о себе?

Кристальник её сейчас не волновал — она выпустила его из ладони. Пальцы её откровенно дрожали. Сердце трепыхалось где-то в горле. Морить голодом собственное дитя во имя рода… Для его процветания! Это не укладывалось в голове.

Матвей еле слышно сказал:

— Потому что я знал — вам…

— Тебе!

Он послушно поправился:

— Тебе будет плохо от этого. Ты же понимаешь, что сделать что-то Юсуповым можешь только как императрица, а это то, чего ты всеми своими силами стремишься избежать. Хотя жаль. Из тебя выйдет удивительная императрица — ты единственная, кто может оказываться в самой гуще событий практически моментально — через кромеж. Ты единственная, от кого ничего невозможно скрыть. И не надо прикрываться невежеством и отсутствием образования. Во-первых, эпоха самодержавия канула в Лету, а во-вторых, никто лекции не отменял. Как императрице тебе…

— Матвей, не надо, прошу…

— Не буду, — послушно прекратил пророчествовать он. — Только вновь повторюсь: я ни о чем не жалею. Даже о будущих лишениях, которые я, между прочим, выбрал осознанно. Враг, который пытался тебя уничтожить, выше меня по владению эфиром. Он так легко подменил твое будущее, что мне страшно за тебя. И за Сашку — если я ошибаюсь, и все направлено против него. Все же нельзя списывать со счетов возможность мести со стороны княгини Волковой. Саша тогда на Вдовьем мысе не все предусмотрел. Досадные ошибки могут случаться со всеми. Прошу, позволь мне…

— Нет! — говорить Светлане было сложно. — Не обсуждается!

Он кивнул:

— Да, ваше императорское высочество! Никак нет. Не предам ваше доверие! И на ужин в меня запихают уху. Стерляжью. А утром…

Она устало заметила:

— Матвей, прекрати юродствовать.

— Хорошо, не буду. — Он взял с кровати и переложил на тумбу артефакт связи: — это новый кристальник — прежний не выдержал жара светоча и расплавился. Номер старый. Михаил уже предупрежден о том, что ты пришла в себя, только приехать не может — он в губернии разбирается с какими-то выползшими из-под земли мертвяками. Сказал, что будет в городе завтра-послезавтра. Просил тебя не беспокоиться о нем. Как-то так.

Светлана всматривалась в Матвея. Её тревожили его откровенная ложь о должности начальника магуправы и нежелание рассказывать Александру о своем алиби. Расскажи он все честно сразу — никаких подозрений не было бы.

— Матвей…

Он вздохнул — вот тяжело общаться с оракулом! — и сам ответил на незаданный вопрос:

— Я не мог поговорить с Громовым — не моя тайна.

— А мне…

— А тебе могу. Должность мне выхлопотал мой брат — мы с ним не совсем потеряли связь. Он… Его жена Татьяна и дети сейчас находятся в одном из местных скитов. Я присматриваю за ними. Ему не повезло изначально. Насмешка судьбы — у него родились близнецы. Он, узнав об этом еще во время беременности Татьяны, сразу же спрятал её в скиту. Он не смог выбрать мертвеца среди своих детей. У него мальчик и девочка. Девочка родилась второй, если тебе важно. Он просил у меня помощи — я не смог ему отказать. Только все так зыбко — проклятье может лечь в любой момент. Я не могу выдавать тайну детей даже Громову — это может непредсказуемо утечь прочь, и я не знаю, чем все тогда закончится. Феликс просил и твоей помощи. Он поклялся, если ты поможешь, верно служить тебе и твоему роду. Так что тебе будет на кого опереться. Юсуповы, Волковы, Дальногорские…

— А эти откуда? — опешила Светлана.

Матвей озорно улыбнулся:

— А это сюрприз. Не хочу портить его. Сама увидишь и все решишь — принимать их помощь или нет. Вроде, все рассказал, Елизавета. Пойду я — Александр тоже давно не ел, с самого утра на ногах, а ему ты ничего по этому поводу не выговорила. Отдыхай — я же вижу, тебе плохо. Может, позвать Авдеева?

— Нет, спасибо, это не физическая боль, Матвей… А как тебя ласково называли?

— Меня? — удивился мужчина. — Меня никто ласково не называл, если честно.

Даже сердце заныло от боли. Светлана сглотнула вязкую слюну.

— Тогда, Матюша… Прошу, не совершай глупостей, хорошо?

— Обещаю! — сказал на прощание он и все же вызвал медсестру к Светлане. Она же… Она ничего не хотела. Физическая боль хоть чуть-чуть заглушала душевную. Она… Имеет ли она право отсиживаться в стороне? Имеет ли она право венчаться на царствие? Ведь она Григорьевна, а не Павловна. И надо ли ей это. Она может стать худшей правительницей, хотя бы потому что её не готовили к этому. Надо искать другой путь, чтобы останавливать зарвавшихся князей и власть имущих. Когда-то ей казалось, что место мага её вполне устраивает, но это оказалось не так.

От обезболивающих уколов она отказалась, как отказалась и от ужина. И звонки кристальника не стала принимать. Накрылась с головой одеялом и, то и дело проваливаясь в легкое забытье, лежала и думала. Боль в мышцах нарастала толчками, голова болела так, что стало подташнивать. Черная вода, утаскивающая на дно беспамятства, была близко и была почти благословением для Светланы, которая потеряла свой путь. Она потеряла ориентиры, она потеряла остатки уверенности, что поступает правильно.

Баюша в темноте перебралась к ней на кровать и завела свою утешающую песню, но даже она была не в силах удержать рвущуюся из Светланы боль.

Звуки в коридоре совсем стихли. Больница погрузилась в сон, только редкие крики: «Мама! Мама, забери меня отсюда!» — разрывали тяжелую тишину. Даже звуки шагов волнующегося Громова смолкли.

Он пришел в полночь. Все же не выдержал, когда сама Светлана почти погрузилась в поверхностный, болезненный сон. За окном кто-то бессмысленно запускал в небеса фейерверк. Яркие золотые искры сыпались с неба на землю и гасли, теряясь в свежих сугробах. Светлана тайком, через старательно не дрожащие ресницы подсматривала за Сашкой. Он погладил Баюшу, заставляя её мурлыкать сквозь сон, потом ласково провел пальцем по щеке Светланы, поправляя выбившуюся из косы прядку. Хрипло, заставляя сердце сбиваться с ритма, пробормотал:

— Лиза…

Она поперхнулась вдохом, забывая, как дышать — словно могильную плиту на грудь положили.

— Ли-за…

Саша присел на корточки перед кошачьей корзинкой, приподнимая её с пола и внимательно рассматривая. Светлана вдруг поняла, что точно такая же, купленная Мишкой, осталась в казенке Саши, и он наверняка задавался вопросом: чья же это корзинка и откуда она взялась?

Он поставил корзину обратно на пол, и Светлана плотно сжала веки — отвечать на возможные вопросы Саши она не была готова.

Черная ледяная вода Балтики милосердно сомкнулась над ней, утягивая на дно.

Больно больше не было.

Кажется, самой Светланы тоже больше не было.