Октябрь. Год стремительно летел к концу, скатывался в предзимье, растворялся во тьме, каждый божий день приходящей все раньше и раньше. Дальше будет только хуже — снег, морозы, сумерки вместо солнечных дней. В такие дни кажется, что мир умирает, и все умирают вместе с ним. В такие дни радоваться становится все сложнее и сложнее. Только Светлана с трудом сдерживала улыбку. Повод для неё был. Еще какой повод. Живой. Пахнущий ваксой и бергамотом. Привычно хмурый. Немножко родной, только об этом думать нельзя. Нельзя ворошить прошлое, подернутое пеплом разрушенных воспоминаний, — оно у них разное. Это неугомонному Мишке повезло — они подружились с Са… с Громовым после Вдовьего мыса, ей не повезло. Ну и пусть! Она смотрела в окно магомобиля на пролетающий мимо Суходольск и улыбалась одиноким прохожим, прячущимся под зонтами, серым от копоти домам до сих пор с кое-где заколоченными окнами, мокнущим под дождем уличным псам, сидящим под козырьками птицам, просто дождю.
В городе еще было тепло. Стоило магомобилю вырваться из узких улочек окраинных районов на простор каменистых полей, как вместо затяжного дождя в лобовое стекло посыпались колючие, мелкие, стучащие как дробь снежинки. За окном было уныло. Серая растрескавшаяся земля, одинокие голые деревья, крутобокие камни, заросшие мхом, примёрзшие к земле грязные пласты слипшихся листьев. И мертвенный снежный саван, который укутывал землю, сыпя и сыпя с небес. Ветер сквозь щели выдувал тепло из салона, и Светлана в своей старой шинели откровенно мерзла.
Просветы между туч становились все больше и больше. Погода менялась. Снег почти прекратился, сдаваясь солнцу. То, скучное, тусклое, почти не грело, тревожно глядя с грязных серых небес на землю. Летела поземка вдоль дороги, ветром пригибало к земле сухую, ломкую, пропыленную траву. Настороженный, голый лес подбирался к дороге все ближе и ближе, вздымая вверх старые, сухие ветви. С этой стороны Суходольска начинались болота, полные ветролома и тянущиеся вплоть до Идольменя.
В салоне магомобиля было тихо. Светлана не удержалась и исподтишка рассматривала бывших хвостомоек. За месяц, что она их не видела, не сильно они и изменились. Демьян Синица был все так же лопоух, жизнерадостен и говорлив, впрочем, дальняя дорога и его сморила — он осел в своей шинели на переднем сиденье и задремал. Светлана улыбнулась — ничего не изменилось, кроме погон Демьяна: бывший коллежский регистратор стал коллежским секретарем. Владимир Захарович Петров, сидевший за рулем, оставался привычно молчалив и серьезен, зато румянец вернулся на его лицо после тяжелого ранения, полученного в бою с проклятым медведем. За это Петрова повысили до титуляшки. Саш… Громов неизменно хмурился, брови совсем сошлись на переносице, он еще и губы умудрялся поджимать, тайком поглядывая на Светлану. Фотинию припоминает или что-то еще беспокоит бывшего участкового пристава, совершившего невероятный скачок в карьере? Из коллежского советника сразу в статские. Еще одна ступенька, и станет потомственным дворянином, может даже титул получит. Или купит, если в его семье водятся деньги. Было непривычно видеть хвостомоек не в болотистых сюртуках полиции, а в черных чиновничьих мундирах с золотом петлиц и погон. Они теперь чиновники по поручениям. Агенты. Сыщики. Забавно, как жизнь повернула. Зато теперь форма точно всем к лицу. Особенно Громову. Под стать к глазам. Они у него изменились: из серых, арктически-холодных стали абсолютно черными. Их затянуло тьмой, как бывает у всех кромешников.
Светлана передернула плечами от сквозняка, скользнувшего по ногам. Громов посмотрел на неё, а потом спешно принялся расстегивать шинель и стаскивать её с себя.
Светлана успела даже возмутиться:
— Александр Еремеевич, не надо…
Он лишь уверенно возразил, укутывая её ноги своей шинелью, знакомо пахнущей бергамотом, оружейным маслом и ваксой:
— Надо! Ехать еще далеко, и сколько мы пробудем на болотах никому неизвестно. А я несахарный, не растаю и не замерзну. Не беспокойтесь.
Она пошевелилась под шинелью, присаживаясь удобнее:
— А почему не взяли с собой Карла Модестовича? Или он уже там нас ждет?
Карл Модестович был единственным судмедэкспертом Суходольска. Наверняка и новосозданный Суходольский сыск он тоже консультирует.
— Нет, — отозвался с переднего сиденья проснувшийся Демьян. — Он это… Зашивается.
Светлане так и представился пожилой мужчина в круглых очках спешно огромными стежками зашивающий на себе мешок. Она еле сдержала смешок.
Громов на миг поднял глаза вверх, обуздывая свой язык, а потом мягко сказал:
— Занят службой, Демьян! Занят службой, а не зашивается.
Демьян споро развернулся на своем сиденье:
— А я как сказал? В работе он… Последние жертвы землетрясения идетн… Идтенфи… — Парень спасовал перед мудреным именем: — опознания проводит последние. И вскрытия на предмет определения смертей.
— Не смертей, а причины смерти, Демьян.
С того как с гуся вода слетали прочь поучения Громова и его же недовольство.
— Я так и сказал. Устанавливает причины смерти. Во! Короче…
Громов его перебил, разворачиваясь к Светлане — она была рада поймать его твердый, пусть немного непривычный взгляд:
— Светлана Алексеевна, мы сами на месте все обследуем, а потом уже доставим тело в анатомический театр Карлу Модестовичу.
Настроение резко испортилось. Улыбаться расхотелось. Светлана отвернулась к окну, рассматривая грязный, унылый предзимний пейзаж. Эти жертвы землетрясения были на её совести. Нужно было не отсиживаться в стороне, надеясь на Наталью, Марию или Дмитрия, надо было действовать самой. Хотя что она могла? На тот момент она еще слепо надеялась, что её не было на капище… Она ведь не помнила этого, а то, что говорили кромешники… Да кто им верит?
— Светлана Алексеевна, я что-то не так сказал? — участливо поинтересовался Громов. Она заставила себя развернуться к нему:
— Что вы, нет. Просто погода… Меняется.
— Надеюсь, снег скоро закончится, а то трудно будет со следами, — неожиданно отозвался Петров.
Демьян не сдержал смешок:
— Зато на меня все меньше ругани будет.
Был за ним грешок — вечно лез, куда не просят, особенно на месте преступлений, иногда затаптывая следы. Светлане он ретивого щенка напоминал, которого долго не брали на прогулки, вот он и рвался куда-то бездумно.
— Это точно! — серьезно подтвердил Петров. — Тут даже спорить не о чем.
Магомобиль летел и летел по пустой дороге, подбираясь к серебряной глади Идольменя. Светлана нахмурилась:
— А разве нам сюда? Вы, Александр Еремеевич, говорили про Низинковские болота… — Сердце почему-то ухнуло в груди, словно что-то поменялось в мире, а она не заметила, не уловила, не поняла.
Громов нахмурился:
— Владимир?
Отозвался, как обычно, Демьян:
— Туда, туда едем, не извольте сумлеваться. Аккурат между двух магдетекторов трупу нашли. Между Егерским и вона тем. — Он пальцем ткнул куда-то вперед, словно что-то видел. — Этим… Маяковым магдетектором. На свертке к Ермиловке нас ждать и должны. Аккурат середина.
— Где? — не поняла его Светлана. Привычный к крестьянскому говору Демьяна Громов любезно пояснил:
— На повороте к мосту через Ермиловку нас должен ждать местный урядник.
Она нахмурилась: «сверток» — то, что сворачивают. Логика в словах Демьяна была, но это же надо так поворот обозвать!
На повороте, кстати, их никто не ждал. Снег уже замел возможные следы урядника, если он тут вообще был. Мост, старый, деревянный, узкий — в одну телегу шириной, — был пуст. На перилах застыл лед. Крупинки снега пытались зацепиться за него, но улетали прочь под порывами не угомонившегося ветра. За мостом начиналось заросшее камышами болото, ровное, как раскатанный блин, до самой кромки сливавшегося с сизым небом Идольменя. Только видно кое-где выступающие, как спинки китов, синие камни, которые ледник устало бросил на полпути — не дотащил до Каменки. Далеко за болотом вырастал Маяковый мыс — один из последних холмов вдоль западного края Идольменя. Узкая, из расползшихся в стороны подгнивающих бревен, старая гать шла от моста в болотные заросли. Ею пользовались только рабочие, обслуживающие автоматический маяк.
Журчала среди крутобоких камней еле заметная в зарослях хилых, угнетенных ив Ермиловка, сейчас совсем мелкая в кипенном кружеве заберег. Сизая вода несла в Идольмень прозрачное ледяное сало — начался шугоход, скоро эту речку и все остальные в округе скует лед до самой весны.
Дорога от моста резко поворачивала прочь от Идольменя к жилым местам: к деревне Ермиловке, к железке, к далекому Ольгинску. Тут многочисленные озерца, уверенно заболачивающиеся год от года, перемежались еще живым и отказывающимся сдаваться болотам лесами, полными ветролома.
Петров остановил магомобиль аккурат на повороте и устало откинулся на спинку сиденья. Зевнув, он сонно потер красные от недосыпа глаза и принялся ждать распоряжений.
Громов огляделся, прошипел себе под нос свою любимую «холеру» и сказал, доставая из кармана мундира кристальник, судорожно трещащий шестернями внутри медного артефакторного короба:
— Сидите тут в тепле. Я телефонирую и выясню, на какие рога унесло урядника… — Он потряс кристальник в руках, словно это могло помочь артефакту нащупать сигнал с ретрансляционной башни Суходольска. До сих пор во многих местах телефонный кристальный сигнал оставлял желать лучшего. Наверное, до Маякового мыса ремонтники еще не добрались после землетрясения.
Шинель забирать у Светланы Громов не стал — так вышел, чуть вжимая голову в высокий, твердый ворот мундира. Ветер трепал его короткие волосы, серебрил редкими снежинками, ледяными искорками соревновавшимися с золотом вышивки на мундире.
Силуэт Громова стал мерцать, то исчезая, то появляясь снова в круговерти снега и придорожной пыли, каждый раз чуть дальше. Светлана поняла, что он машинально уходит в кромеж — междумирье Яви и Нави. Кромешники, такие, как Громов, живут лишь там. Все остальное для них так, декорация, забавная театральная постановка живых и мертвых. Сама Светлана не ходила в кромеж уже больше месяца — как раз с жертвоприношения на Вдовьем мысу. Никто из живых не должен снова узнать, что она кромешница. Достаточно того, что это помнит князь Волков. Понять бы еще, как он применит эти знания. Скорее всего обернет их против Светланы, тут и гадать нечего.
— Кхе-кхе, — привлек к себе внимание Демьян. — Светлана Лексевна…
— Что? — она дернулась, отвлекаясь от поисков затерявшегося среди медленно угасающих деревьев Громова.
— Да я че… Хотел сказать… Я помню: вы кромешников на дух не переносите…
— И.? Причем тут кромешники? — старательно спокойно сказала она. Сердце тем временем заходилось в груди — неужели Громов не стал скрывать от друзей, кто он?
Ответил ей неожиданно Петров:
— Не слушайте глупцов, Светлана Алексеевна. Александр Еремеевич как был человеком, так им и остался.
— Агась! — подтвердил Демьян. — Найду, кто про Лександра Еремееча слухи распространяет, что он кромешник, так руки оборву и с ногами поменяю. И скажу, что так и было. Человек он, причем почти семейный!
Демьян сонно зевнул — на самом интересном моменте! Впрочем, Светлана грустно улыбнулась: за Сашку она была рада. Раз стал почти семейным, значит, смог влюбиться — он не тот, кто женится по расчету. Значит, с ним все будет хорошо.
Петров укоризненно пробурчал, не открывая глаз:
— Демьян, а самому себе оторвать ноги и поменять с руками?
— А че я сказал? — не понял парень. — Я токмо правду сказал. У Лапшиной младшей и Лександра Еремееча все слажено. Вон, почти каждый вечер после службы встречаются. Скажи еще, что это не оно самое?
— Балабол ты! — возмутился Петров. — О таком не говорят. Пока в газете не будет объявления о помолвке или об оглашении — это все домыслы.
Демьян дернул плечом:
— Эти домыслы скоро видно будет…
Светлана побелела — то, что Вера Лапшина беременна, она не знала. Надо вырваться в кромеж и научиться ходить в Навь. Кое-кому надо уши призрачные оборвать! Такого от Дмитрия она не ожидала. Впрочем, он был не мальчишка, еще и бесконтрольный, невоспитанный, следовало что-то подобное предполагать. Надо же, она станет тетей. У неё будет племянник. И что с этим делать, она пока не совсем понимала. Память-то у Лапшиных стерта. О ночных визитах Дмитрия, ставшего когда-то упырем, они обе не в курсе.
Дверца открылась, запуская голодные языки холода, они жадно лизнули Светлану по лицу, не пробравшись под шинель. Громов сел на сиденье, потирая ставшие красными от холода пальцы:
— Дело такое… Я дотелефонировался до станции на железке… Урядник Кротов, который нас должен был ждать, временно отошел погреться.
— Пьют-с? — понятливо хмыкнул Петров. От него угодливого словоерса Светлана не ожидала.
— Пьют-с-с-сволочи, — повторил за ним Демьян. — И что будем делать, вашбро… высокородь?
Громов поморщился, достал из кармана знакомую серебряную фляжку со сбитнем — одна так и лежала дома у Светланы. Она не знала, как её вернуть, а главное, как объяснить то, что фляжка оказалась у неё.
— Будете? — предложил он Светлане. — Тут сбитень. Он еще горячий. Согреетесь.
Он теперь снова был маг и проблем бытового плана был лишен.
— Нет, спасибо. Грейтесь сами. — Она знала его нрав: обратно фляжку он не примет, оставит ей, а она еще предыдущую не вернула.
Он понятливо кивнул, завертел обратно крышку, так и не сделав глотка, и убрал фляжку обратно во внутренний карман мундира, задумчиво пожевал губу, а потом подтвердил слова своих помощников:
— Пьют-с-с-собаки. Смысла ждать урядника нет — сейчас темнеет рано. Так что я сам нашел тело — тут недалеко оказалось. Сейчас пойдем, Светлана Алексеевна осмотрит, даст заключение, а потом сами обследуем. Кстати, нам повезло. Тело в лесочке лежит, не в болоте. Даже ног не замочим. Ну… С Богом…
Светлана подала Громову его шинель и быстро вышла на улицу. Ветер тут же заигрался прядями её волос, то и дело кидая их в лицо. Пора стричься или терпеть, пока отрастут. Эх, сделать бы так, чтобы р-раз, и они уже были длинными… Она огляделась. Странно… Матвей, напутствуя в дорогу, обещал иное. Как он там говорил? Кочки, сырость, болотник, комары… Ни комаров, ползающих по снегу, ни тем более болотника — тот уже поди десятый сон видел в тепле своих болот, согретый кикиморами. Светлана передернула плечами — иногда, оказывается, и Матвей ошибается.
Демьян вышел из магомобиля, тут же втягивая голову в плечи — здесь было гораздо холоднее, чем в городе, — и рванул через дорогу к близкому лесу по следам, оставленным Громовым. Их сейчас усиленно пытался стереть ветер. Ну точно, засиделся игривый щенок без прогулок… Петров, прихватив громоздкий фотоаппарат, направился за ним. Шапку из мерлушки он предусмотрительно не надел — Демьян то и дело ловил свою, которую пытался сорвать ветер, а у Петрова обе руки были заняты — ему не до ловли шапки. Тем более, что тепла она почти не давала.
Громов в спину уходящих мужчин крикнул:
— Демьян, ради Бога, умерь свой пыл! Без самодеятельности.
Тот обернулся, улыбаясь во все зубы:
— А я че? Я ничё! — На всякий случай он пропустил вперед более рассудительного Петрова.
Громов задумчиво посмотрел на Светлану и галантно накинул свою шинель ей на плечи:
— Пожалуйста, не сочтите за наглость. Я не замерзну, а вам все теплее будет.
Она не удержалась:
— Я настолько беззащитно выгляжу?
Он увел взгляд в сторону:
— Простите, виноват. Наверное, неправ. Просто не люблю холод и когда люди мерзнут.
Светлана заметила его оговорку. Себя он за человека по-прежнему не считал. Горько. Она рукой поймала на груди ворот шинели, чтобы её не срывал ветер:
— Спасибо за заботу. Я ценю, честно.
Он рукой предложил ей идти первой. Сам, нахохлившись, как сыч, словно ждал от леса подлянки, пошел последним.
Если бы не ветер, то и дело бросающий колкий снег в лицо, то прогулка по лесу была бы даже приятной. Низкая, пожелтевшая трава, свежий воздух без примеси угольной пыли, тонкие веточки деревьев в тут же осыпающемся инее, звонко хрупающий под ногами ледок — Демьян даже лужу нашел, полностью затянутую льдом и не ушел прочь, пока весь лед не разломал ногами. Ну точно щенок!
Белый глаз солнца на серой пленке неба. Её бы содрать, чтобы снова вернуть сентябрьскую синь, но не судьба. До весны теперь только серость вместо небес будет. Шорох шагов. Затаенное дыхание идущего следом мужчины… Лешего не слышно — сюда он не любит заглядывать. Не слышно и кикимор, даже анчутки затаились — не кидают ворох снега за шиворот да корни под ноги не бросают. Холодно даже нечисти. Хотя нечисть за спиной отчаянно отказывается признаваться, что ей холодно.
Через полчаса гуляния по лесу через ветроломы и валежник, наконец-то дошли до места преступления, если тут, конечно, именно оно и было. Иногда в лесу погибали сами по себе — замерзали, потеряв дорогу или заплутав из-за играющегося лешего. Дедушка хороший, конечно, но озорной в своих шутках — не умеет вовремя останавливаться.
Громов веско напомнил Демьяну:
— До разрешения Светланы Алексеевны к трупу даже не пробуй лезть, Синица!
Тот от усердия голову вжал в плечи — именно сунуться первым к трупу он и собирался, забывая о инструкциях.
— Ну Лександр Еремеич! Помню я! — Демьян осторожно сделал пару шагов назад, просто на всякий случай. Громов, видимо, смирился с простонародным говором парня и уже не поправлял его.
Петров спросил разрешения:
— Светлана Алексеевна, можно я сделаю пару снимков до вас, пока солнце не ушло?
— Конечно, Владимир Захарович, — разрешила она, отправляя в небеса несколько боевых огненных шаров: фотоаппараты — техника капризная, им свет требуется.
— Благодарю, — кивнул Петров и осторожно принялся делать снимок за снимком.
Светлана, краем глаза заметив, как Громов встал рядом, прикрывая её от ветра, внимательно принялась разглядывать небольшую поляну, окруженную поваленными деревцами, и тело на ней. С виду обычная история: пошла женщина за валежником, да в лесу и осталась. То ли ногу подвернула, то ли сердце прихватило, то ли просто силы закончились.
Поземка наметала с одной стороны тела небольшой сугроб, словно пыталась заботливо укрыть. Если бы не вспышка магии, зарегистрированная магдетекторами, то погибшую не нашли бы до весны. Появилась бы неожиданным подснежником для лесника или обходящего лес егеря. М-да. Женщина лежала в защитной позе, как младенец, крепко прижимая к груди руки и ноги, видимо сберегала тепло до последнего. С виду одежда пусть не новая, но справная: сапожки с подметками, длинная серой шерсти юбка, короткое пальто саком, на голове наползший на лицо платок — яркий, пестрый, красивый до того, как вмерз в лед. В руках корзина, которую женщина прижимала к себе. Лица милостиво не видно — разложением пахло даже несмотря на холод. Странно — магвспышка сегодня ночью, а трупный запах уже во всю — Демьян даже побледнел и чуть отошел в сторону. Совсем мальчишка, а не агент Суходольского сыска.
Светлана нахмурилась: получается, женщина не сейчас погибла? Умерла раньше? Тогда что зафиксировали детекторы? Рядом стоял и угрюмо морщился, что-то пытаясь понять, Громов.
Светлана чуть отошла в сторону, провожаемая его задумчивым взглядом — хотелось получше все рассмотреть и понять. Следов-то в округе не было — все снег замел. Петров сделал очередной снимок и подошел к Громову.
— Можно приступать, Светлана Алексеевна.
Она кивнула, не удержалась и сорвала с ближайшего трухлявого ствола подпертой соседними еще живыми березками осины хрупкий, ледяной гриб. Ярко-желтая, как солнышко шляпка, умопомрачительный пряный аромат, черная, бархатная ножка. Зимний опенок.
Демьян косо посмотрел:
— Это вообще съедобно? А то, Светлана Лексевна, мало ли. Приличные грибы зимой не растут.
Светлана улыбнулась ему — то же мне, деревенский парень, а такого не знает.
— Это зимние опята. Они очень даже вкусные, особенно когда оттаивают.
— Агась… — Демьян посмотрел недоверчиво, но пальцем ткнул дальше в ветролом: — вон еще, Светлана Лексевна.
Громов привычно его поправил:
— Алексеевна. — Забавный он. Словно ему дело есть до того, как её называют.
Демьян вжал голову в плечи, но промолчал.
Светлана обвела глазами поляну, замечая, как тут и там торчат из-под снега желтые, яркие шляпки, кое-где прикрытые грязными, высохшими листочками.
— Я щас, Светлана Лексевна… — Демьян подался на поляну в обход запрета Громова. — Смотрите, какие красавчики!
Светлана еле успела воздушной петлей дернуть его на себя:
— Демьян, нельзя!
Он покачнулся и упал назад, крепко отшибая себе спину и все, что ниже, о поваленный стволик осины. Демьян обиженно посмотрел снизу вверх на Светлану:
— Вашбродь, там нет следов! Я ж смотрел! Чесслово смотрел! Я ж не дурной.
— Тихо… Никому не заходить в ведьмин круг! — громко сказала она.
— Фламмулина не растет кругами. Это необычно и странно, — мрачно подтвердил Громов, поражая Светлану своими познаниями. Неужели он тоже любит собирать грибы? — Светлана Алексеевна, запрет и вас ка…
Он не закончил. Она уже сделала шаг в ведьмин круг. Говорят, что того, что войдет в такой, ждет смерть в молодом возрасте.
Громов взревел:
— Светлана! Алексеевна!
Она села возле трупа и спокойно пояснила:
— Я свою дату смерти знаю.
Она знала, что умрет молодой — в тридцать три года, как бы смешно это не звучало. Совсем по сказочному.
Громов взял себя в руки — голос его звучал все так же напряженно, но гораздо тише:
— Светлана. Алексеевна.
Она осторожно прикоснулась к платку на трупе, чтобы рассмотреть лицо. Совсем молодая девушка, хотя разложение и лесные звери уже сильно исказили её черты.
— Никогда еще никто моим именем не ругался, — сказала Светлана и осеклась — зря она дергает судьбу за усы. Зря она вспоминает то, чего для всех остальных, кроме Баюши и Матвея, не было. Светлана обернулась на Громова и замерла — она заметила, как его склеры на секунду затянуло тьмой и как та убралась обратно в радужку. Нельзя вспоминать то, чего не было.
— Светлана Алексеевна, прошу, будьте осторожны. Ведьмины круги на пустом месте не возникают. Тем более, что фламмулины не растут кругами, у них грибницы на деревьях расположены. Прошу, выйдите из круга. Так будет безопаснее.
Она не вышла, просто принялась отчитываться:
— Явных следов насильственной смерти я не вижу. Пока не вижу. Девушка умерла не меньше недели назад — пальцы, уши и глаза основательно повреждены животными. Эфирных следов вспышки пятого уровня я не нахожу.
Громов косо посмотрел на кристальник, который достал из кармана:
— Магдетектор тоже не засекает.
— Я осторожно, Александр Еремеевич, не извольте волноваться… — Она чуть пошевелила корзину, заглядывая, что же прячется на её дне, и похолодела. Не узнать багряные отсветы светоча сложно. Вот он — причина магвозмущений пятого уровня. Как волшебная, яркая, живая ягода он лежал в корзине, ожидая тех, кто придет за телом.
— Назад! Все назад!!! — заорала изо всех сил Светлана, призывая тьму и собой закрывая корзину с разрастающимся на глазах светочем, резко менявшим цвет от бордового до нереально белого, выжигающего глаза. За ней же абсолютно беззащитные Демьян и Владимир! И Сашка — он не уйдет без них в кромеж. Надо задержать светоч, сжигающий все на своем пути, надо дать Сашке время, чтобы он успел утащить своих друзей под защиту межмирья. Она же… Она знала, чем рисковала, и шагнула в ведьмин круг осознанно. Она еще успела удивиться тому, что светоч абсолютно неузнаваем — всегда отпечаток ритуала оставался на эфирных нитях. Значит… Додумать она не успела.
Стало резко жарко. И больно. И громко из-за «Светла-а-ана!», «Алексеевну» она уже не расслышала. И вовсе незачем ругаться её именем. Оно у неё красивое, между прочим.