Кровь в его жилах

Глава двадцать вторая Кромеж отзывается

Тусклое, белое, словно бельмо, солнце висело в сером, неряшливом небе, то и дело пропадая за облаками. Хорошо быть таким слепым солнцем — висишь в небе и ничего, что под твоими ногами творится, не замечаешь. Очень удобно. А еще и слуги прилетают, и заметают кровь и грязь свежими снежинками, прям как сейчас. Небо вот-вот затянет тучами, и рябиновые пятна на земле спрячет новый снег. И кровью пахнуть перестанет. И снова все будет хорошо и благолепно, но не для живущих тут, не для потерявших своих детей родителей.

Светлана вздохнула. Отец и вся их семья были таким вот солнцем: слепым и уверенным во всеобщем благоденствии.

Жандармы давно должны были вычислить живущего тут колдуна — это их обязанность. Только кто-то им давал на лапу, чтобы этого не замечали. Впрочем, магуправа тоже хороша! Привыкли, что в Суходольске все тихо и чинно. Может даже, Смирнов сам брал взятки от местного колдуна — сейчас уже и не узнать. Из-за взяток ли, или привычного российского головотяпства «и так сойдет!», магдетектор не меняли и не ремонтировали, и старосте, и всем прочим комиссиям было все равно.

Хлопнула дверь — какая-то деревенская женщина помчалась с ведром за водой к колодцу. С пустыми ведром — плохая примета. Только еще хуже другая примета: трусящий до схватки боевой маг — это точно к поражению. Светлана прогнала прочь все глупые мысли — сейчас важно другое: нужен путь до Суходольска. Да, скоро приедут санитарные машины, тут всего час от города, только одна трудность — в городе нет столько машин, чтобы сразу вывезти всех нуждающихся в помощи детей.

Нужен кромеж, а значит, схватка неизбежна. Колдун где-то тут. Он не увел погоню за собой в лес — накладывать стойкие иллюзии он вполне способен: погоня, быть может, идет по ложному следу.

Колдун здесь. Он тут закрывает Светлане кромеж, не давая никого спасти. Колдуны опасны и не предсказуемы. Никогда нельзя предугадать, на что они способны — их силы нельзя, как у магов, расписать по рангам хотя бы потому, что силы колдунов зависят и от жертвоприношений. Крови сегодня пролилось много. Он силен, как никогда.

Светлана стояла у школы и старательно прислушивалась к себе и миру.

Он тут. Только надо понять, где он прячется, как паук.

— Эй, а ты ж с Суходольска сюды примчалася… — позвала её какая-то женщина, сбивая с настроя. Светлана оглянулась: возраст женщины сразу и не понять — в деревнях стареют раньше. Ей могло быть и под пятьдесят, и с таким же успехом всего лишь тридцать. Длинная коса по пояс, лицо в морщинках, брови соболиные, а зубы еще крепкие. Одета она была справно, тепло: расписной платок, длинный полушубок, валенки с вышивкой по краю. Светлана машинально заметила, что женщина вышла откуда-то из-за школы — та стояла на отшибе села, сразу возле леса. Очень удобно для волкодлака…

— Да, — сухо ответила Светлана.

Женщина явно скучала, иначе бы заметила, что Светлане совсем не до неё.

— Глупо вышло, да… Учителка севона запаздала — у подружки заночевала… Дети и ждали под дверями. Надо ж такому случиться. Открыла бы школу, как усегда, ничего бы не случилося бы…

— Он просто напал бы, когда дети всем классом пошли домой, только и всего, — заметила Светлана, присаживаясь перед волчьим следом. Может, по утекающему прочь эфиру сможет выследить колдуна. Он явно тянул силы, словно своих мало. Или ошалел от крови и вседозволенности, или ослаб. Хотя… Светлана потянулась к кромежу. Тот так и не отзывался. Колдун не ослаб.

— Вона как… Ну, можа и так… Я чего хотела-то сказать…

— Слушаю… — Светлана выпрямилась и заставила себя прогнать раздражение. Иногда люди бывают любопытны. Особенно когда случилось что-то страшное. Что может быть страшнее сегодняшнего в селе, сложно представить.

— Марфа я. Местная. А ты, получается, мага?

— Титулярный советник Богомилова.

Марфу чин не смутил:

— Это ты следы зажгла?

— Я.

Женщина кивнула:

— Тогда подь сюды. — Она показала пример, шагая по проторенной тропке за школу. За ее угол. За какие-то грядки или клумбы. За кусты, росшие сплошняком. — Смотри… Че-то значит или нет?

Светлана сглотнула: в снегу светились человеческие следы, которые потом внезапно обрывались красным пятном в окружении многочисленных отпечатков обутых в сапоги ног. И ни один из них не светился. Эти следы шли обратно к школе.

Рдяное пятно было большим — парень, боявшийся умереть от бешенства, не промахнулся. Просто колдуны живучи. Волкодлак, уведя по ложному следу погоню в лес, вернулся в село, перепрыгнул через проклятый предмет или даже свою тень и превратился обратно в человека. В рассветных сумерках, в суматохе беды никто не заметил, что волчьи следы, шедшие обратно из леса, перешли в человеческие.

— Он змей, что ль? — спросила Марфа, поднимая голову вверх и рассматривая тучи. — Он же не мог улететь?

Светлана качнула головой:

— Нет. Его взяли на руки и понесли в школу…

— Так-ить… Он же волкодлака. Нет? — В её глазах заметалась паника.

— Он. — Светлана приподнялась на носках и еле дотянулась до рта женщины, закрывая его ладонью: — Тсс! Не ори! Ни слова! Он в школе. Услышит — закончит бойню. Поняла?

Марфа послушно закивала. Глаза её стали осмысленнее. Она даже вырываться перестала — успокоилась.

— Тихо, — на всякий случай повторила Светлана. — Я пойду в школу и справлюсь. Только тихо!

Марфа замерла, не пытаясь мычать или что-то кричать. Светлана осторожно убрала ладонь.

— Никому ни слова. Никому больше не показывай! Никому не рассказывай. — Для верности она дернула эфир, гася следы. Все равно в классе он не встанет, если не дурак.

— А ты…

— Я боевой маг. Я пойду сейчас в школу и…

Марфа сама прижала кулак ко рту, чтобы не заголосить:

— Так он, получается, наш мальчонка, да? Кто-то из ребятни.

— Ни слова… Если это его первый оборот — он небезнадежен. Его еще можно спасти.

Марфа позволила себе только расплакаться от бессилия, закусывая кулак до крови.

Светлана старательно спокойно обратно через кусты и грядки пошла в школу. Сейчас нельзя волноваться — у волкодлаков сильный нюх. Князь Волков не даст соврать. Марфа так и осталась у следов, поражая своей выдержкой.

«Спокойно!» — напомнила себе Светлана, заходя в духоту класса, провонявшего болью и страхом. Она справится. Задачка непростая, но Светлана — боевой маг, её сам Кошка учил. Она вычислит, кто среди плачущей, стонущей, спящей под действием лекарств толпе все же волкодлак. Он тоже ранен, он тоже напуган, он тоже может быть при смерти. Его тоже перевязали, не зная, что он и есть убийца.

Светлана потянулась к кромежу — он снова молчал, не откликаясь. Только огонь послушно возник на руке и тут же спрятался. Уже что-то. Надо расспросить о ранах у детей. Так будет проще.

Светлана зашла за повешенную на веревке простынь, отгораживающую два импровизированных оперстола, на которых во всю шли операции. И Лицын, и Авдеев были заняты. Лицын даже не повернулся к Светлане, только Авдеев, в окровавленном халате, какой-то усталый и злой, недовольно прищурился, косясь на неё:

— Не мешать! — Он что-то сосредоточенно шил в ране на груди у мальчишки лет восьми. — Не лезьте под руку! Вас никто ни в чем не винит.

Светлана тихо сказала:

— Это важно!

Она шагнула к хирургу, тот лишь буркнул, чуть подаваясь назад:

— К рукам не прикасаться! И к маске тоже!

Она потянулась к мужскому уху, хваля небеса, что Авдеев обычного роста:

— Мальчишка, возраст не знаю. Рана ровная, ножевая. Неглубокая, скорее всего. Кровопотеря не соответствует ране. Мышцы при превращении в человека перестраиваются, так что рана и глубокие повреждения не совпадают. — Что еще могло помочь Авдееву, она не знала, как не знала и то, что может помочь ей.

Ответила ей медсестра, подававшая иглу со свежей нитью:

— Дальний угол, светловолосый, лет двенадцать на вид, рядом с агонирующим с разорванным животом. Ранение в грудь. Гемоторакс. Возможно, он.

Авдеев молча подтвердил кивком. Лицын скосился на них, но промолчал.

Светлана вышла из-за простыни и прошлась среди раненых детей, кое-где прикрывая открытые раны тьмой — поможет или нет, она не знала, но Сашка делал так, когда был ранен. Словно случайно она подошла к парню с разорванным животом, вспоминая, что так и не спросила его имя:

— Эй, как ты? Держишься? — Она присела возле него и вновь поправила ему прилипшие ко лбу волосы.

Он приоткрыл мутные от боли глаза:

— Дер…жусь… Пить…

Светлана качнула головой — уж это она знала:

— Нельзя, терпи. Скоро вас возьмут на операцию.

«Гемоторакс» приоткрыл глаза и прошептал:

— Мы аго… ни… ру… Нас не… Я слы… — Дыхания ему не хватало, изо рта потекла струйка крови. Он совсем не походил на волкодлака, который безжалостно убивал утром. — Если… придет… оче… Скажи… Меня не ну… Не надо…

Вот тебе и волкодлак… Может, первый оборот? Может, наведенная порча? Кто-то специально его проклял. Слишком странно было слышать из уст волкодлака просьбу его не спасать. Словно он сам себя наказывает. Или лжет.

Светлана взяла мальчишку за руку. Крепкие не по-человечески пальцы вцепились в её ладонь. Когти пробили кожу, причиняя боль. Зрачки мальчишки вытянулись по-волчьи. На лице появились вибриссы — мальчишка слишком быстро терял человеческий облик. Светлана поняла: он все же лгал, прося не спасать. Он сейчас начнет убивать. Только не тут, только не сейчас, когда вокруг столько детей. В этот раз он добьет всех, кто выжил на улице.

Она потянулась за кромежем. Между нею и им была стена, которую не пробить ничем. Только когти все сильнее впивались в ладонь, ломая кости. Еще немного, и он обернется, устраивая бойню…

— Я не…

Светлана не узнала, что не хотел делать мальчишка. Горло его стремительно перестраивалось, и из пасти рвался только волчий вой. Светлана замахнулась огнем, но что-то плескавшееся на дне уже нечеловеческих глаз остановило её удар. Еще и парень зашептал, понимая, кто рядом с ним, но все же уговаривая:

— Паш…ка… Дер…жись!

Кромеж! Ей нужен кромеж. Она даст мальчишке шанс, но только не тут. Тут слишком много детей, которые уже зашевелились, понимая все.

Она рвала жилы, она рвала свою душу, она тянулась туда, где родилась часть её, точнее, где её половина когда-то умерла вместе с Кошкой. В глазах потемнело, в ушах стучало сердце. Эфирные каналы закипали, до последней крохи отдавая эфир. Сознание плыло прочь. Кажется, в этот раз Саша не придет ей на помощь. Кажется, в этот раз она осталась одна. Она, слыша, как останавливается сердце — её или мальчишки? — сделала последний отчаянный рывок. И завеса Яви сдалась, осыпаясь с тихим шорохом. Светлана вернулась домой.

Рядом надсадно скулил и плакал волк.

Эфирные каналы догорали от боли.

Ей надо встать. Ей надо идти за помощью. Цепляясь в серую зимнюю шерсть волкодлака, она попыталась выпрямиться, а потом её рванули вверх чьи-то сильные руки.

Она еще успела прошептать в черный кафтан: «Сашка…» — и потеряла сознание под удивленное: «Опаньки!»

Пришла в себя она в палате, очень дорого обставленной, напоминавшей больше спальню во дворце, чем больницу. Её выдавали только специфические запахи, с которым не справлялись даже цветы: огромные охапки белых роз, хризантем и астр, стоящих в вазах на полу, застеленном ковром. Ни медсестры рядом, ни сиделки, ни капельницы, воткнутой в руку, ничего медицинского — даже рубашка на Светлане была одета почти домашняя, мягкая и уютная, дорогая. И все же это была больница. За окном успокаивалась к вечеру Москва. Отец её не любил, считал слишком провинциальной, и потому его нелюбовь передалась и Светлане, тогда еще Великой княжне Елизавете. Забавно: стоило только зазеваться, и её притащили сюда. Хорошо еще, что не сразу на трон — приковали бы кандалами, чтобы не сбежала до венчания на царство и потом бы улаживали дела с ныне царящим императором. Ему уже пора пугаться за собственную жизнь — перевороты в России кровавы и задевают даже детей.

Светлана вытащила из-под тяжелого, теплого одеяла правую руку и приподняла её вверх — даже странно: блокирующего браслета на запястье не было. Ей дали шанс сбежать? Или понадеялись на её благоразумие? Или скорее всего за дверью стоит караул из кромешников, а в кромеже дежурит еще парочка, наблюдая за ней и потешаясь над её потугами.

Тело было невесомым, словно она призрак. Накачали чем-то? Успокоительным или чем похуже, чтобы не умчалась в кромеж? Она тихонько потянулась к нему, и завеса Яви тут колыхнулась, отзываясь. Как и ожидалось, в кромеже были опричники, тут же отдавшие честь, стоило им увидеть Светлану. Скоро примчится Соколов. Хотя нет, он величественно зайдет — такие, как он, не бегают.

Хорошо, она пока побудет паинькой — ей нужно узнать, что от неё хотят. Заодно, пока есть время, надо подумать: как остановить змея. Надо подумать, как ему противостоять. Откуда вообще он знает все о происходящем.

«Нет, не все», — вспомнила Светлана. О разговоре с Аксеновым в палате он не знал. Почему? Что такого было в больничной палате, что змей не смог подслушать разговоры? Его защитные чары на кафедральном соборе Суходольской епархии не остановили, а простенькие артефакты в больнице — справились. Даже странно. Что есть в больнице, чего нет в соборе? Светлана обвела глазами свою палату — нет, это ей не поможет, в суходольской больнице палаты в разы проще и беднее. Надо смотреть там.

Отвлекая от размышлений, в палату вошел смутно знакомый мужчина: лет шестидесяти, не меньше, седой, как лунь, весь в морщинках, с приятной улыбкой на лице. Память молчала, не подсказывая имя.

Мужчина сел на стул возле кровати, одернул кипенный, накрахмаленный до хруста халат и поздоровался знакомым касторовым голосом:

— Как самочувствие, Елизавета Павловна?

— Спасибо, хорошее.

Кажется, «касторка» и мысли не допускал, что Светлана его не помнит. Гордыня, между прочим, грех. Мужчина, как ребенку, погрозил Светлане указательным пальцем:

— А вот врать доктору — последнее дело. Вы чуть не выгорели, Елизавета Павловна. Хорошо еще, что вы так ломились в межмирье, что вас услышали все опричники и успели прийти на помощь. Еще бы чуть-чуть, и… Ничего нельзя было бы исправить.

Светлана не сдержала смешка:

— Думаю, Соколова бы это устроило. Он же мечтает одеть на меня блокирующий браслет. Послушная марионетка на троне — что может быть лучше.

«Касторка» потерял свою улыбку:

— Увы, его бы это не устроило, как не устроило бы всю страну. Выгоревшая императрица — трагедия для страны.

Пришлось ей напоминать очевидное:

— Между блок-браслетом и выгоранием разница невелика. В обоих вариантах эфир недоступен, а императрица слаба и безмагична.

«Касторка» взял Светлану за руку — сперва погладил по запястью, а потом принялся считать пульс.

— Между ними, Елизавета Павловна, колоссальная разница. — Её руку он так и не отпустил. — Рано или поздно носящий блок-браслет вырастает, умнеет и все осознает. И тогда браслет с него снимается. Выгорание же ничем не исправить.

Светлана предпочла промолчать о Громове. Не стоит его сейчас упоминать. Никто не должен знать, что он сейчас проживает Баюшину жизнь. Баюнам и так тяжко жить в неволе.

«Касторка» улыбнулся и достал из кармана фонендоскоп:

— Если вы сейчас подумали о Громове, то ничем иным, кроме чуда, объяснить случившееся с ним невозможно. На вас этого чуда может не хватить.

Светлана прикрыла глаза: точно, баюша сейчас спит в глубокой и теплой берлоге.

— Так что берегите себя, Елизавета Павловна — вы нужны стране. — Он принялся выслушивать сердце Светланы прямо через ткань больничной рубашки.

— Да, да… Я читала что-то подобное. Грудного младенца венчали на царство, и сразу же страна воспряла, и булки на колосьях начали расти… — Она улыбнулась недоумевающему, отстранившемуся в сторону «касторке»: — Ах, да, это была книга в разделе «Утопия». Или фантастика? Или… Чтение для барышень?

— Зря вы так…

Светлана заставила себя сесть в кровати — когда говоришь лежа, тебя не воспринимают всерьез:

— Я не буду ширмой для Соколова или кто там хочет править. Я сейчас как тот грудной младенец в политике.

— Скажу очевидное: все в этом мире начинали свой путь грудными младенцами. Вы не исключение. Просто учитесь. Хоть времени и мало.

— Я только и знаю, что надо провести реформу полиции — форма у них глупая. Это все, что я знаю. — Хотя она обещала Саше, что если окажется на троне, то форму сделает еще более смешной и нелепой.

«Касторка» же обрадовался, словно Светлана предложила глобальный план по спасению страны:

— Уже что-то для начала. Хоть начало у вас и может оказаться кровавым. Вы не знаете, но в Зерновом жандармы расстреляли демонстрацию рабочих. Много погибших. По стране уже пошла волна протестов. Говорят, что Россия — полицейская страна. Только ко всем заговорщикам и стачечникам полицейского не приставишь, к сожалению.

Светлана поморщилась и отвернулась в сторону. Что бы в Зерновом не случилась трагедия, достаточно было снять с должности Рогозина. Этого бы хватило. Аксенов и его покровитель, кем бы он ни был, банально не успели…

Она заставила себя сменить тему:

— Что по поводу мальчика, который был со мной?

— Соколов скоро будет в ужасе от вас. Вы ему детей приносите раз за разом.

— Это всего лишь второй ребенок. Детей же в России много.

«Касторка» её поправил:

— Не второй — опричники переправили всех пострадавших в больницы. Кого-то сюда, кого-то в местную Суходольскую больничку — кто полегче. И не беспокойтесь — всех спасли, даже вашего волкодлака… Елизавета Павловна, вы не думали с таким стремлением спасать детей, что пора бы о своих подумать?

Светлана твердо посмотрела ему в глаза:

— Полагаю, тут уже подумали за меня. Бриттам и германцам уже отправили мои портреты с учителями русского языка? Шпрехать с мужем я не буду. Он должен хорошо говорить по-русски.

«Касторка» развел руки в стороны:

— Я всего лишь доктор, Елизавета Павловна. Такие политические дали не для меня. Я лишь лечу вас.

— Вы не доктор, вы всего лишь заговорщик. Так что там с мальчишкой из Муратово?

«Касторка» как-то скис — ему не понравилось слово «заговорщик». Те заканчивают на плахе, а торжествуют и пожинают плоды переворотов радетели за отчизну. Он себя явно радетелем считал. Он сухо отчитался:

— Его обследуют колдуны, психиатры и маги. Потом вынесут свой вердикт — вам о нем доложат. Если мальчишка крепкий, то его отправят по воинской службе. Если нет — укроют в одном из монастырей опричнины. А ваша подопечная из Серых ручьев Мария Сидорова уже отправлена вместе с матерью домой, в Солнечное на долечивание. Дома и стены помогают.

Светлана решительно сказала:

— Тогда и я пойду, пожалуй, домой. Или за дверью толпа кромешников, которые должны меня остановить?

— Нет, Аристарх Борисович еще надеется на ваше благоразумие. Не стоит сбегать раньше времени, Елизавета Павловна. Вы еще слишком слабы. Долечитесь, а потом уже возвращайтесь домой. — Он встал: — отдыхайте, голубушка моя.

Светлана спустила ноги с кровати — сейчас она не была уверена, что кромеж ей откроется без ходьбы:

— Сами сказали, что дома и стены лечат. Я долечусь дома.

«Касторке» удалось её удивить — он невоспитанно ткнул пальцем в один из шкафов у стены:

— Тогда ваша одежда вон там.

— Вы помогаете мне сбежать? — Светлана встала и убедилась, что стоит крепко, не пытаясь упасть.

— Сбегать, милая моя девочка, надо с комфортом. Удачи и берегите себя, — сказал «касторка» уже в дверях. Светлана наконец-то вспомнила: его звали Роман Анатольевич Шолохов. Вроде так. Впрочем, неважно. Её ждали кромеж и Суходольск. Аксенов, поди, уже злится — она же вновь не сдержала слово и не встретилась с ним.

Впрочем, он не злился. Он просто взял и арестовал Сашку, о чем невозмутимо доложила Светлане оставшаяся дежурить на ночь в управе Екатерина Андреевна.