Подземный ход петлял и извивался. Не было ему ни конца ни края. Я уже почти утратила веру в то, что мне удастся выбраться отсюда и всю дорогу думала, почему отец не ушел со мной. Ведь лаз запечатывался с любой стороны. Вывод напрашивался сам собой – Роан спасал меня. Потому что, если бы мы сбежали вдвоем, маги тайной королевской канцелярии прошерстили бы каждый пятачок хижины и отыскали бы нас. А так будут охотиться на какую-то девицу, внешность которой, надеюсь, никто не запомнил.
Рыба молчала, как и положено рыбе, но я чувствовала, что у Гатто накипело, и он едва сдерживается. Надо же, у нашей небольшой семьи есть свой личный фамильяр. Хорошо бы почитать про такую редкую разновидность…
Эх, добраться бы до библиотеки! Да что там добраться, выбраться бы!
Потайной ход закончился неожиданно. Коридор сворачивал, и я зажмурилась, потому что в глаза бил яркий свет. Снаружи выход напоминал небольшую живописную пещерку природного происхождения, заросшую осотом, и подозрений у случайных прохожих не вызывал.
Мы с рыбой оказались в лесу, и куда идти дальше, я не представляла. Ни одной тропинки, ни одной просеки, лишь можжевеловые кусты и деревья, стоящие ровным частым строем. И что прикажете делать?
Кажется, я произнесла это вслух, потому что тут же услышала в своей голове ехидный ответ:
- Так и хочется поинтересоваться, трудно ли жить без ума?
Наглости чешуйчатому не занимать. Я, между прочим, его от тайной канцелярии спасла! Но отвечать хамством на хамство не в моих правилах. Хворые люди, как правило, раздражительны и ворчливы. Частое общение с ними научили меня терпению, смирению и такту.
- Что вы хотели этим сказать? – поинтересовалась я.
Рыба высунула из воды мордочку, внимательно посмотрела на меня сначала одним глазом, потом другим, и ответила:
- Выше стоишь – дальше видишь.
За этой репликой шла череда тяжких вздохов и что-то похожее на «эх, молодежь…».
Но я поняла ход рыбьих мыслей, осмотрелась и… Пещера располагалась в нижней части холма с довольно крутым склоном. Если саквояж и аквариум оставить внизу, то я вполне смогу забраться на вершину и осмотреться.
- Жди меня здесь, - сказала я Гатто, словно рыба могла уйти без меня.
- Эх, молодежь!.. - донеслось до меня очень грустное, наполненное горечью, восклицание.
С вершины открывался хороший обзор, но главное – я увидела знакомые стены монастыря Святого Вершителя, а торговый тракт, проходящий мимо обители, был совсем недалеко.
- Спасибо за подсказку, - поблагодарила я рыбку, подхватывая аквариум.
Гатто ничего не ответил, но мне показалось, что он остался доволен.
Примерно через час я подходила к знакомым стенам, за которыми прошло мое детство. Возможно, оно могло бы быть счастливее, но я вспоминала каждый день, проведенный здесь, с теплотой.
- Обитель закрыта для посещений. Завтра приходи, милая… завтра… - крикнула сверху одна из монахинь, когда я постучала в огромные ворота, но увидев меня, улыбнулась и помахала рукой. – Санни, деточка! Каждый день о тебе вспоминаем в молитвах, курочка наша яркая.
В воротах открылась калитка, и я вошла на монастырский двор, сразу ощутив себя защищенной. Даже воздух обители был каким-то особенным, вкусным. Я набирала его полную грудь и никак не могла надышаться.
Здесь все было знакомо. Каждый уголок, каждая башенка. Неподалеку виднелись белые арки лекарни, куда со всей окрестности свозили самых хворых и раненых.
Вряд ли монахинь-целительниц можно назвать сильными магами, но кроме зелий, отваров и ритуалов, у них для каждого болезного находилось доброе слово и молитва во здравие. Кроме того, все послушницы работали сестрами милосердия, с малых лет приучаясь уходу за пациентами.
В стенах монастыря не признают родства, ибо все мы здесь одна семья Святого Вершителя, поэтому мало кто знал, что мать-настоятельница доводится мне родной теткой по матери. Росла я как все сиротки, принятые сюда для обучения.
В лекарню я впервые попала в семь лет. Меня так увлекало все, что происходило здесь, несмотря на стоны и даже смертельные случаи. Мне нравилось ухаживать за больными, выполнять указания целителей, а главное – наблюдать, как недавно лежачий постепенно встает, начинает улыбаться и возвращается к жизни. В такие минуты я чувствовала себя причастной к его исцелению и радовалась, а уж в душе разливались свет и теплота такой силы, что хотелось обнять весь мир и поделиться всем добрым и хорошим, что было во мне.
Уже тогда я знала, что посвящу свою жизнь целительству, а когда в четырнадцать лет у меня открылся дар, поняла – мне богами уготовлено пройти дорогой отца.
Сначала училась у монахинь.
- Санни, держи руки! Направляй поток глубже! А теперь извлекай… извлекай кисту, пока мальчик не истек кровью, а уж я позабочусь, чтобы этого не случилось… - ворчала на меня старая Фани.
Она была самым сильным целителем обители, и ей доставались самые сложные, часто неизлечимые случаи. Я же до самой академии была ее неизменным ассистентом, и когда отправилась учиться, знала и умела уже многое.
- У себя ли мать-настоятельница, сестра? – спросила я у привратницы.
- Отобедав, к себе поднялась, курочка моя, - ответила добрая женщина.
Очень хотелось зайти и поздороваться со старушкой Фани, но я прошла мимо и поднялась по крутой лестнице в башню, где находились теткины комнаты.
- Дитя мое! – ахнула Дана Эсби, увидев меня на своем пороге.
Сколько себя помнила, она не менялась. Строгое одеяние, белоснежный накрахмаленный чепец, скрывающий такие же рыжие, как у меня, локоны, собранные в тугой узел, и такой же безупречный воротничок. Из украшений разве что четки, выполненные искусным мастером из драгоценных желтых кристаллов Орефы.
- Я полагала, что ты гостишь у отца… - растерялась она.
- Кое-что произошло, - тихо ответила я.
- Проходи, располагайся, а я попрошу подать нам чай, и ты мне все подробно расскажешь.
За что я просто обожала тетушку Дану, так это за то, что у нее слова никогда не расходились с делом, при этом говорила она мало, а делала много.
Не прошло и пяти минут, как она вернулась в комнату с подносом. Я лишь успела скинуть плащ, снять шляпку и расправить складки на платье.
Ароматный напиток тотчас был разлит по чашкам. И, удобно устроившись напротив, аббатиса сказала:
- Я слушаю тебя, дитя мое.
Время от времени отпивая горячий чай, я рассказывала о выпуске, герцоге, аресте отца. О том, как я встревожена отсутствием Мари, и как беспокоюсь за жизнь Роана.
- Роан сам выбрал свой жизненный путь и выбирался из передряг и похуже. Если при нем не нашли записей, его жизни ничто не угрожает, - произнесла мать-настоятельница, когда я закончила свой рассказ. – Другое дело ты, Санни. Угроза нависла над тобой. И пока не ясно, насколько она сильна.
- Так что же мне делать, тетушка? – обеспокоенно спросила я.
- Как что? – удивилась Дана. – То же, что и всегда – работать и спасать жизни страждущих. Именно этого ждет от тебя Святой Вершитель. Ступай. Займешь свою комнату. Я приказала ее убрать и принести тебе форму. Как переоденешься, помоги Фани. Слишком большой наплыв хворых, и раненых хватает. Снова бои на южной границе.
И она покачала головой.
- А как быть с рыбой? – кивнула на аквариум.
- Это теперь твоя забота, как наследницы крови.
О, как же мне о многом хотелось спросить, но Дана терпеть не могла пустых разговоров, поэтому я отважилась еще лишь на один вопрос:
- А ты расскажешь мне о встрече с герцогом?
- Когда придет время, дитя, - уклончиво ответила тетка. – А теперь ступай. Сестра Агата уже ждет тебя.
И мне ничего другого не оставалось, как покинуть комнату матери-настоятельницы.
Не знаю, какое должно было прийти время для разговора о Его светлости, но, видимо, за следующие три дня оно не наступило, поскольку с тетушкой мы не пересеклись ни разу. Мне даже показалось, что она скрывается от меня, хотя и я встречи с ней не искала. В лекарню свозили раненых, и мой день начинался на рассвете, а заканчивался когда по небосводу Вершитель уже рассыпал звезды.
В библиотеку я так и не попала, но рыба спокойно сидел в аквариуме, ел хлебные крошки, которые я приносила с ужина, и ни разу не заговорил.
А на четвертый день до монастыря добралась моя кормилица. Мари выглядела усталой и подавленной.
После бани и сытного обеда я отважилась с ней поговорить.
- Госпожа моя, Санюшка, - почти всхлипнула она. – Уходить вам нужно. Скрываться. В городе на каждом углу ваш портрет висит. Правда, изобразили вас блондинкой, но черты вполне узнаваемы. Вы уж не сердитесь, но я рассказала обо всем госпоже Дане.
- Все хорошо, Мари… Все хорошо… - повторяла я, чтобы успокоить бедную женщину, но сама своим же словам не верила.
После разговора бедная женщина уснула, а я вернулась к работе, но с каждой минутой тревога нарастала, а сердце стучало все быстрее и отчаяннее. Не покидало предчувствие беды, и она не заставила себя долго ждать.
Когда светило уже клонилось к горизонту, в ворота постучали. Привратница не смогла отказать людям, показавшим королевскую грамоту и письмо к матери-настоятельнице.
- Что вам угодно, милорды, в обители отца нашего? – осведомилась тетушка Дана.
Бравый офицер, который, очевидно, командовал небольшим отрядом, при виде симпатичной дамы, хоть и монахини, крякнул от неожиданности, затем спешился и поклонился.
Умела аббатиса смотреть так, что каждый проникался ее величием и значимостью.
- Прошу меня простить, леди, за столь неожиданный визит… - начал говорить офицер.
- Госпожа, - поправила его тетушка.
- Еще раз прошу меня простить, госпожа аббатиса, - кивнул командир отряда. – Мы здесь с единственной целью – разыскиваем молодую женщину, леди, блондинку. Вот, прошу взглянуть на портрет.
Он передал листок с изображением. На лице Даны Эсби не дрогнул ни единый мускул. Она подняла на офицера абсолютно безразличный взгляд и ровным голосом произнесла:
- Никогда ее не видела, господин офицер, но вы можете опросить сестер. Возможно, я что-то упустила во вверенной мне обители, но о визите леди мне бы точно доложили.
- Ну что вы, госпожа, - смутился мужчина. – Я вполне доверяю вашему слову. Но, если позволите, я оставлю вам портрет, и если девица появится, то попрошу сообщить нам.
- Мы служим лишь Святому Вершителю, офицер, а он наставлял помогать страждущим. Разумеется, оставляйте.
Отряд уехал, и я смогла покинуть свое укрытие, откуда наблюдала за разговором. Тетушка Дана быстро свернула листок и сунула в карман передника, в котором подстригала кусты во дворе. В монастыре работали все, и даже мать-настоятельница не гнушалась простой работы.
- Иди за мной, Санни, - бросила она на ходу, даже не взглянув на меня.
И я, словно кролик под гипнозом удава проследовала следом за Даной в ее комнаты.
Походка тетушки всегда была как у настоящей леди. Что ни говори, а осанку она держать умела и с малых лет учила этому меня. Но сейчас ее спина была настолько выпрямлена, что производила впечатление натянутой струны. Это означало лишь одно – Дана злилась. Нет, она была в бешенстве, что происходило крайне редко и могло привести к неожиданным последствиям.
Мы вошли в кабинет. Матушка-настоятельница взяла со стола артефакт и запечатала вход. Теперь к нам никто не мог войти, и никто не мог нас услышать. Моя нарастающая с самого утра тревога достигла апогея, а неизвестность давила, отчего дрожала каждая частичка тела.
- Взяла грех на душу! – ни к кому не обращаясь, воскликнула Дана Эсби. – Да простит меня Святой Вершитель!
Пожалуй, в таком состоянии отчаяния и самобичевания я тетушку еще не видела. С другой стороны, мне не хотелось быть причиной ее бед, поэтому, низко склонив голову, прошептала:
- Я сегодня же покину обитель…
Дана развернулась так резко, что я почувствовала дуновение ветерка на своей коже.
- Покинешь, - отчеканила она. – Обязательно покинешь, но для начала мы придумаем, куда ты отправишься.
- Мне некуда идти, тетушка. Всю жизнь монастырь был мне домом, а потом академия. Возможно, я смогла бы вернуться туда…
- Исключено, - тут же возразила аббатиса. – Боркская академия хоть и находится вдали от центра королевства, но и там случаются непрошенные гости. А в академиях магии прежде всего станут искать леди-блондинку и записи твоего отца, ведь именно за ними идет охота.
- Но я не леди…
- Ты леди, Санни. И поболее, чем многие дамы при дворе из родов, которые теперь считаются знатными. В тебе течет кровь герцогов! – гордо вскинула подбородок тетушка.
- Герцогов? – удивилась я. Никогда прежде мне не доводилось этого слышать.
- Представь себе. Твой прапрапрадед Агрип ас Эсби носил титул, которого наш род несправедливо лишили, и который теперь носят отпрыски Навиласов. Да-да, ты не ослышалась, у Эсби тоже есть повод ненавидеть род королевских целителей. Кстати, если бы история сложилась иначе, то именно твоя матушка была бы прямой наследницей титула. В тебе течет кровь двух древних, как сама Орефа, родов, дитя.
- Но не по документам… - вздохнула я.
- Отчего же? – удивилась аббатиса. – В твоей метрике ясно указано имя отца. Ты Александриния Анна Мария ас Тейли, носительница двух потомственных видов магии, и никто не в силах это оспорить! Другое дело, что сейчас не время раскрывать миру все карты. Именно поэтому ты до сих пор оставалась Александрой Эсби – сироткой из обители Святого Вершителя.
Ох, что-то мутит моя тетушка. Не иначе, как замешана она в политических интригах никак не меньше отца. Но кое-что я от нее услышала впервые, и меня это заинтересовало, несмотря на бедственное положение.
- Ты сказала двух видов магии? – переспросила я.
- Двух, Санни. От матери тебе досталась отменная интуиция. Мне ли не знать, ведь я тоже носитель родовой магии ас Эсби. Не зря много веков королевские династии доверяли советам наших с тобой предков, - вздохнула аббатиса и сияние в ее глазах померкло.
О том, что тетка Дана обладает запретным магическим даром, я тоже слышала впервые. На территории светлых королевств интуиты были запрещены, как и предсказатели, гадалки и даже астрологи.
- Так что же мне делать?
Странно, но после столь откровенного разговора, тревога несколько улеглась. Я верила, что два интуита найдут выход из любой, даже самой щекотливой ситуации.
- Для начала нужно спрятать записи твоего отца в тайных схронах монастыря, потому что держать их при себе весьма неразумно и опасно.
Это прозвучало неожиданно.
- Но я не все успела прочесть, слишком много работы было в лекарне в последние дни.
- Странно цепляться за какие-то там книги человеку, который волей судьбы стал обладателем окмалиона, - усмехнулась Дана Эсби.
Окмалион? Это еще что за зверь? Ах, зверь…
- Рыба? – осторожно спросила я.
Тетушка улыбнулась и кивнула в ответ.
- Окмалионы – это редкие существа, которые единожды услышав или увидев, запоминают навсегда. Именно по этой причине их истребили, и мало кто помнит об их способностях, еще меньше тех, кто сможет отличить окмалиона от простой аквариумной рыбки. У Роана оказался весьма древний экземпляр. Уверена, что эта рыбка хранит все тайны твоего отца, Санни. К сожалению, существа отличаются настолько непредсказуемым и вредным характером, что получить от них нужную информацию весьма непросто. Но я уверена, что ты с ним договоришься.
Я тяжело вздохнула, потому что со вздорным характером рыбы уже успела познакомиться. Но тетушка была права, записи действительно могли осложнить и без того мою тяжелую ситуацию, поэтому кивнула, соглашаясь с каждым словом Даны Эсби.
- Позвольте мне взглянуть на портрет леди, которую ищет тайная канцелярия, - попросила я и протянула руку.
Аббатиса достала из передника сложенный листок и протянула мне. Она молчала, пока я рассматривала изображение, но стоило мне поднять взгляд, тут же спросила:
- Что скажешь, Санни?
- Сходство, конечно, есть, - ответила я. – С этим не поспоришь. Но все же очень смутное, и потом они же ищут блондинку.
Чтобы подтвердить свои слова, сняла косынку, и рыжие локоны чистейшим медным водопадом рассыпались по плечам.
- Именно, - согласилась тетушка. – Волосы – это главная твоя защита. Их следует убирать в такие прически, чтобы окружающие могли оценить их цвет. Тайная канцелярия ищет леди. И, несмотря на то, что ты являешься леди по рождению, и воспитание я дала тебе достойное, необходимо сделать так, чтобы никто об этом не догадался. Кроме того, Санни, тебе необходимо оказаться в таком месте, где тайная канцелярия уж точно не додумается тебя искать.
- А есть ли такое место на Орефе? – с грустью спросила я.
- Давай присядем и подумаем, - кивнула на стул матушка-настоятельница, я же последовала ее совету. – Дар целителя нужно использовать, иначе он выгорит, дитя мое. Значит, твое новое место службы обязательно должно быть связано с исцелением страждущих. Да ты и сама это чувствуешь.
Я кивнула, потому что, едва во мне проснулась магия, уже не мыслила существования без лекарни и Фани.
- Но ты не можешь устроиться целителем ни в лекарню, ни в королевский госпиталь, потому что это те должности, где тайная канцелярия в первую очередь станет искать леди, забравшую записи Роана. С другой стороны, королевский госпиталь – это единственное место, где под самым носом у Навиласов можно оставаться незамеченной.
- И что же делать? – растерянно спросила я, потому что одно тетушкино высказывание противоречило другому.
- Вряд ли леди станет работать сестрой милосердия. Это работа не для мага, и уж тем более не для потомственной аристократки, но ты у меня к ней привычная с детства, - задорно подмигнула аббатиса. – А направишься ты на южную границу, в госпиталь, которым руководит внук Актава ас Навиласа. Ты не могла с ним пересекаться, он заканчивал столичную академию магии. Вряд ли там учат чему-то толковому. Его имя, если мне не изменяет память, Алекс ас Навилас. Вы почти тезки. Я напишу рекомендательное письмо целителю Лойсу ас Неверу, он примет тебя на должность сестры милосердия.
- Но как быть с моим именем? Я не могу поехать туда ни как целитель Эсби, ни как Александриния ас Тейли, - возразила я.
- Не можешь, - Дана не спорила. – Но мы можем немного сократить твое истинное имя так, что даже удостоверяющий личность артефакт его примет за подлинное. Скажем, Александринию легко можно сократить до Алексы. Сестра Лекси – по-моему звучит?
- Неплохо, - согласилась я.
- Что до родового имени, то я бы остановилась на ас Тейли, его вполне можно уменьшить до распространенного в наших местах Ли. Итак, назовем тебя Алекса Ли. А теперь, беги, собирайся, и будет лучше, если ты станешь путешествовать в форме сестер обители Святого Вершителя.
- Прошу меня извинить, если доставила вам много беспокойства, тетушка, - повинилась я на прощанье.
- Да осветят боги твой путь, дитя мое, - вздохнула она.
Мы поднялись и крепко обнялись на прощанье. Мой путь продолжался, но теперь он лежал далеко на юг.