Личный целитель Его Светлости

Глава 7

Когда я вернулась в комнату, рыб флегматично смотрел в окно, демонстративно повиливая ярким хвостиком. Начинать серьезный разговор, находясь в заведомо невыгодном положении, я не собиралась. Не на ту напал.

Усталость валила с ног, но я знала, что на дне саквояжа лежит еще пара чудодейственных конфет. Кроме того, мой магический резерв хоть и расходовался по неприметной капельке на каждого раненого, все равно остался почти нетронутым. Существовали способы устранить усталость с помощью магии. Однако, конфеты для этой цели сейчас подходили как нельзя лучше, потому что я надеялась, что разговор с Гатто окажется плодотворным, и я вернусь в госпиталь, чтобы помочь Алистеру и его несчастным родителям.

Конфета оказалась только одна. И вещи в саквояже лежали немного иначе. Я перевела взгляд на рыба и спросила:

- Здесь кто-то был?

- Здесь кто-то есть, - ответил Гатто, не соизволив повернуться мордой ко мне.

Ну ладно…

Я села на кровать, сунула в рот конфету и стала ее медленно разжевывать, ощущая, как прибавляются силы, и магическая энергия уже несется по венам и артериям, напитывая собой каждый уголок тела.

Рыб молчал и даже перестал шевелить плавниками, полностью меня игнорируя.

Легких путей я не искала, но и усложнять их было не в моих правилах. Недолго думая, развернула аквариум так, чтобы оказаться лицом к морде Гатто. От такой наглости и без того выпученные глаза окмалиона выпучились еще сильнее. Он негодовал, я это чувствовала. Каждая его чешуйка отливала гневом.

- Или мы общаемся нормально, и тогда ты получаешь и питание, и мое уважение, или я смываю тебя в трубу. В помывочной как раз имеется нужный диаметр. Но тогда за твою жизнь никто не даст и ломаного гроша. Вас и так почти не осталось, а большинство людей понятия не имеет, насколько ты ценный. Кончишь жизнь на сковородке или в брюхе у кошки.

Да, на выражения я не скупилась. Просто подумала, что с хамами нужно общаться в том же ключе, но не уподобляясь, не переходя границ, лишь используя меткие слова.

Сейчас мы с Гатто находились столь близко, что нас разделяло только стекло. Я отражалась то в одном глазу рыба, то в другом, и, очевидно, что где-то там под чешуей, в черепушке шел напряженный мыслительный процесс. Труба моему питомцу показалась малопривлекательной перспективой, он вильнул хвостом, и в моей голове прозвучало:

- Что мне будет за лояльность?

- Поймаю тебе самую жирную муху.

Я имела самые смутные представления, чем питаются окмалионы. Он ел хлебные крошки, а на уточнение и пополнение его рациона у меня не хватало сил и времени. Только сейчас задумалась о том, насколько это несправедливо. Требовать от рыбки помощи не дав ничего взамен, неправильно.

Услышала язвительное фырканье. Значит, муха не самое любимое лакомство Гатто.

- Хорошо. Чего бы ты хотел?

Молчание показалось вечностью, а время поджимало. Если дать проклятью еще разрастись, то усилий потребуется намного больше, и спасти Алистера незаметно станет сложнее. Но собрав волю в кулак, я просто смотрела, как Гатто шевелит жабрами.

- Печенье, - наконец, ответил он.

- Что? – я удивилась.

- Печенье и кукурузу!

- Целую? – даже начала прикидывать - влезет ли в крошечный аквариум початок.

- Зерна вареной кукурузы самого высшего сорта, - уточнил для недалеких питомец. А потом его прорвало. Видимо, от долгого молчания и бездействия рыб стал словоохотлив. – Вообще, я поражаюсь, как с такой соображалкой ты собралась постигать тайны древних? Не думал, что у такого талантливого отца настолько бездарная дочь…

- Ой… - испуганно выдохнула я.

- Что? – тут же заметался в аквариуме Гатто.

- Кого-то труба зовет, не слышишь? – и я позволила себе улыбнуться.

- Юмор – самое унизительное для достойных существ изобретение человечества. Высмеивая ближнего, ты принижаешь не его, но себя, - сообщил Гатто и обиженно вильнул хвостом.

- Оскорбляющий ближнего унижает не его, а выказывает лишь свою невоспитанность, - парировала я. – И тайны мне вовсе не нужны, мне бы ответы на волнующие вопросы и разработки отца.

- Кукуруза! – строго напомнил рыб.

- Будет тебе кукуруза. Чуть позже, а некоторые ответы мне необходимы сейчас, - и я бросила на Гатто умоляющий взгляд.

- Ладно, молодого Крюка я видел. Понял, что хворь серьезная… - заметив мое удивление, в голове раздался язвительный смешок. – Ходить окмалионы не могут, но как-то приспосабливаются.

Кажется, он мне подмигнул.

- Так это ты украл мою конфету? – озарение пришло внезапно.

- Твои конфеты – наши конфеты, понимать надо, - заявил чешуйчатый хам и вор.

- Твои тайны – наши тайны, иначе кукуруза так и останется моей, - напомнила я.

- Рисуй, - перебил меня Гатто, снова поставив в тупик.

Вообще, темы разговора он менял мастерски, но сейчас я была этому рада, потому что появилась надежда узнать все, что необходимо для спасения. Кое-что я знала, о большем догадывалась, но четкого плана у меня пока не было.

- Что рисовать?

- Проклятье рисуй. Схематично, но понятно. В него же оно попало?

- Да, - кивнула рыбу и достала тетрадь, в которой записывала все самое нужное из уроков Фани, преподавателей академии и отца.

Уголек тоже нашелся в кармашке сумки. Перо и чернила доставать не стала.

- Основной удар пришелся вот сюда, видишь? – я, как могла, изобразила человеческую фигуру и сейчас чертила побеги, выпущенные основным сгустком энергии.

- Плохо.

- Проклятье всегда плохо, - согласилась с рыбом.

- Плохо, что расти начал. Легкий способ не подойдет. Пожалуй, это можно попробовать… - Гатто говорил вовсе не со мной, а размышлял вслух. – Эй, человеческий малек, приставь лоб к аквариуму.

Чувствуя себя глупо, я все же сделала то, о чем меня просил окмалион. Он подплыл совсем близко и, если бы не стекло, то наши лбы соприкоснулись бы.

Несколько секунд ничего не происходило. Я даже пожалела, что купилась на подобную издевку рыбы, но потом в голове одна за другой стали возникать картинки. Гатто не обманул и не подшутил надо мной, он наглядно показывал, что я должна сделать, и выбрал для этого самый быстрый и доходчивый способ.

- Все поняла? – спросил Гатто, когда картинки кончились, и наступила темнота.

- Да… Кажется… - ответила и попробовала подняться.

Голова закружилась, и я упала на кровать.

- Осторожнее надо. Человеческий мозг примитивен и малопригоден для получения мощного потока данных, - слишком поздно, но все же предупредил рыб. Мог бы немного раньше!

Я присела на краешек, несколько раз зажмурилась и распахнула глаза, встряхнула головой и попробовала встать. Получилось. Пара робких первых шагов снова вызвала приступ головокружения, но совсем легкий. К пятому шагу недомогания прошли окончательно.

- Ну, я пошла? – зачем я у него спросила? Можно подумать, окмалион мог мне что-то запретить.

Впрочем, он даже не обратил внимания на такие мелочи, как мой вопрос, но не забыл напомнить:

- Печенье не забудь и кукурузу, малек человеческий!

- Меня зовут Александриния, но можно – Санни, - напомнила ему, хотя была уверена, рыб все помнит, но говорит лишь то, что желает.

- Раньше уйдешь – раньше вернешься, - откликнулся он и вновь развернулся мордой к окну, а вуалехвостовым тылом ко мне.

Больше спорить я не стала, а поспешила к госпиталю.

Было уже позднее утро, но на улице встречались лишь редкие прохожие. О ночном столпотворении напоминал только мусор, оставшийся на мостовой после приема раненых. В холле сидел молодой мужчина, облаченный в медицинский костюм, и что-то читал.

Как только раскатистое эхо разнесло по помещению гулкий перестук моих каблучков, он тут же поднял голову и спросил:

- Сестра, разве целитель Невер не отпустил вас отдыхать?

Ответить правду я не могла, но и врать не хотелось, поэтому я решила, что полуправда вполне сойдет.

- Да, действительно, господин… - я его не знала и специально сделала паузу.

- Брат Ешик Паус, - представился мой собеседник.

Он был высоким и очень худым. Настолько, что щеки ввалились, а мантия болталась на нем, как на вешалке. Редкие волосы Ешик зачесывал на косой пробор, что ему в общем-то шло, поскольку открывался высокий чистый лоб.

- А я…

- А вы сестра Алекса Ли, не так ли? Мне подали новый список персонала еще вечером, как дежурному, и там значилось лишь одно незнакомое мне имя. Полагаю, ваше.

Нет, задерживать меня он не хотел. Ему просто было скучно, и брат Паус всячески пытался меня остановить расспросами и разговорами. Вот только время шло, а я еще ничего не сделала для спасения Алистера.

- Так зачем вы вернулись?

Если сначала я хотела сказать, что беспокоюсь за судьбу больного, то сейчас передумала. Меньше будет знать, крепче будет спать.

- Представляете, брат, забыла в операционной свой браслет, - робко улыбнулась мужчине. – Он дорог мне как память о матушке.

Чтобы не нарваться на другие вопросы, спешно пошла вперед и свернула в уже знакомый коридор.

- Там не заперто! – крикнул дежурный.

Конечно, операционная меня интересовала мало. Но я все же заглянула туда. Полы блестели чистотой, в воздухе витал аромат лаванды, а заляпанная кровью форма исчезла без следа. Помещение совсем недавно убирали.

Чтобы больше не нарваться ни на кого из персонала, я поднялась в палату Крюка по боковой лестнице. Эмма сидела рядом с сыном, все еще держа его за руку.

- Леди Крюк, вам необходимо сходить переодеться и отдохнуть, - тихо произнесла я, касаясь плеча женщины.

Она вздрогнула и подняла на меня невидящий от невыплаканных слез взгляд.

- Благодарю вас, но я останусь здесь, - заявила она и отвернулась к сыну.

О, как же трудно с любящими людьми. Они не желают отрываться от своих близких, тем самым мешая им помочь.

- Не уверена, что Алистеру понравится, как вы выглядите, когда он проснется, - пошла я на крайние меры. Манипулировать чувствами не любила, практиковала редко, но сейчас не оставалось иного выхода.

- Он не очнется. Он в стазисе… - прошептала она.

- Ну, знаете, если вы не станете верить в лучшее, то у него просто не останется ни шанса. Вы же сами целитель, и знаете, что вера порой творит настоящие чудеса. Особенно, когда магия бессильна.

Да, врать некрасиво. Я потом покаюсь в этом своем грехе, но это будет потом.

- Вера! – взгляд леди Крюк прояснился. – А ведь точно… Вера!

Она снова резко обернулась ко мне.

- Благодарю вас, как вас там…

- Алекса Ли, леди Эмма, - напомнила я.

- Да-да, Лойс говорил… - пробормотала женщина. – Но… Кто присмотрит за моим мальчиком?

- Я присмотрю и побуду здесь до вашего возвращения, не беспокойтесь, - заверила несчастную женщину.

Целительница долго всматривалась в мое лицо и произнесла:

- Вижу, вам можно доверять, сестра Ли. Я вернусь не позже, чем через час.

Мне не терпелось начать ритуал, и я буквально считала секунды, пока леди Крюк шагала к двери. И только когда та захлопнулась за Эммой, выдохнула.

Теперь нужно сделать три прокола, не задев ни единой нити проклятья, и петь. Древний язык Орефы я учила под присмотром отца. Он не считал, что это опасное знание, зато сейчас каждое слово напевного заклинания было мне понятно.

Нож с лезвием из неофрита лежал в кармане. Этот металл отлично подходил для целительской магии, потому что после него раны не воспалялись, не гноились и даже без специальных заклинаний заживали довольно быстро. Единственный недостаток инструментов из неофрита был в том, что стоили они довольно дорого. Например, студенту академии, которому семья не помогала, с одной стипендии было бы не накопить на один такой нож и за год.

Меня выручила тетушка Дана. Перед вторым годом обучения на летних каникулах она подарила мне набор из трех самых качественных, легких, сделанных настоящим мастером, неофритовых ножей разного размера. И самый маленький я всегда носила с собой, если вдруг выпадет случай спонтанно кому-то помочь.

Заклинание стазиса, наложенное Лойсом, вызвало у меня восхищение. Я на некоторое время застыла и следила за игрой света, едва пробивающегося в щели между шторами, на магических силовых линиях. Тонкие, ровные, мощные… Что ни говори, а целитель Невер свое дело знал, умел и любил. И сына любил тоже… Вряд ли Алистер знает, кто его настоящий отец. Да, собственно, это и не мое дело. Мое дело – поднять паренька на ноги.

Мешкать не стоило.

Проклятье укоренялось с каждой секундой. Еще ночью я видела три довольно прочных и длинных побега темной магии, сейчас же кокон пустил еще два отростка. Они были еще слишком малы, но уже как щупальца присасывались к живой плоти и тянули из нее жизнь. Если все пустить на самотек, то скоро от стазиса Лойса ничего не останется, потому что первым делом проклятье темных шаманов пожирает светлую магию и только потом переключается на органы и ткани.

Искра дара у Алистера была, но горела тускло, как практически у всех бастардов, появившихся на свет от неосвященного богами брака. И пока слабенький дар молодого офицера не вызвал интереса у черного захватчика. Хвала Вершителю!

Я взяла чистую простыню и наложила на нее довольно сложное заклинание чистоты. Его редко использовали, поскольку для артефактов оно не годилось. Такой объем магии поместить в предмет было трудно, а люди, которые занимались чисткой и стиркой, как правило, сами магией не владели. В лучшем случае пользовались чужой. Мне же не хотелось оставлять следы и выставлять напоказ свои навыки целителя.

Подложив простыню под бок Алистера, я быстро и очень осторожно сделала три прокола по разные стороны от кокона проклятья. Важно не задеть ни один побег даже краешком ножа, и, пока из ранок сочится свежая кровь, нужно читать антизаклинание. Вернее, петь.

Древний язык настолько гармоничен и мелодичен, что любой текст на старом диалекте Орефы кажется балладой или почти не отличается от колыбельной, которую пела для сына Эмма.

Поддерживая молодого мужчину магией, я стала напевать. Очень тихо, едва слышно. С каждым произнесенным словом кокон все больше съеживался. Больше всего я переживала за то, что в процессе ритуала тонкие отростки оторвутся и останутся в теле, но Вершитель милостив. Время Алистера еще не вышло. Проклятье внутри него было еще очень молодым и не успело сродниться с носителем. Заклинание безжалостно вырывало черные нити с корнем, а сам кокон уже стал не больше голубиного яйца, но на его оболочке образовались шипы. Именно они могли нанести последнюю серьезную травму, что, учитывая слабость организма, могло привести к летальному исходу.

- Аннаим… аннахэм… аннару… - пропела я.

Последние слова в заклинаниях древних целителей всегда, абсолютно всегда самые сильные. Их нужно произносить отчетливо, чтобы каждый звук работал на спасение жизни. Но не это главное в старинных обрядах. Очень многие, кто пробовал использовать эти труды, не добились успеха, потому что не поняли основной сути, принципа и главного постулата. Исход лечения почти полностью зависит от самого целителя и лишь на малую толику от заклинания. Целитель должен всей душой желать больному выздоровления, посылать силу, наполнив ее добром, и тогда любая тьма рассеется.

Я вспоминала плачущую Эмму, встревоженного, уставшего Лойса и хотела им помочь всем сердцем, я желала, чтобы Алистер Крюк жил и был счастлив.

- М-м-м-м… - больной выгнулся и застонал. Это был замечательный, великолепный и добрый знак.

- Вот и славно. Вот и молодец, - прошептала я, поспешно залечивая ранки и убирая простыню снова в шкаф. Пятна крови с нее исчезли, и сейчас она вновь стала такой же безупречно чистой, как тогда, когда я ее только достала из шкафа. – Живите, господин Алистер. Живите счастливо и радуйте ваших родителей.

От проклятья не осталось и следа. Небольшое кровотечение под натиском моей магии прекратилось, а дальше расходовать силы я не стала. Полное выздоровление выглядело бы намного подозрительнее. А так, молодому Крюку предстояло несколько дней поваляться на больничной койке, восстанавливая свои силы, но его жизни уже ничто не угрожало.

Я аккуратно убрала волнистую прядь, упавшую на лоб мужчины, и улыбнулась. Несмотря на усталость, душа пела. В такие моменты я испытывала настоящее, ничем не замутненное счастье и очень не любила, когда кто-то мешал мне наслаждаться этим.

Дверь скрипнула, и я резко обернулась. Там стоял… Там стоял… Да ведь там же стоял герцог Таросский собственной персоной.

- Ирс?.. – удивленно хлопнула глазами я.

- Мисс Ли, я счастлив снова видеть вас, хоть и при таких трагических обстоятельствах.