Наслаждение и боль

Глава 14

Аманда вышла от Гретхен, перешла на другую сторону улицы и почти сразу же заметила Карен. Та стояла на крыльце собственного дома, бессильно уронив руки, в одной из них дымилась сигарета. Увидев Аманду, Карен удивленно и растерянно уставилась на нее, явно гадая, что происходит. Но чем больше она ломала над этим голову, тем все более неловко ей становилось. В последний раз глубоко затянувшись сигаретой, она затушила ее о ступеньку, потом зашвырнула окурок в кусты, а сама свесилась через перила.

— Ма-ам! — окликнула ее Джули. Голос доносился из спальни.

— Сейчас, — не оборачиваясь, отозвалась Карен. — Только скажу пару слов Аманде и сейчас же вернусь.

— А как наш пирог?

— Сейчас вернусь, я сказала, — нетерпеливо повторила Карен. И черт ее дернул предложить Джули испечь пирог, недовольно подумала она про себя. Зачем ей эта морока? Впрочем, она знала зачем. В супермаркете широко рекламировали какой-то необыкновенный пирог со свежей черникой, и она — простофиля этакая! — тут же загорелась идеей побаловать свое семейство пирогом с ягодами, только не покупным, а домашним. Джули наверняка будет на седьмом небе. Да и близнецы тоже. Джорди — тот вряд ли способен отличить домашнюю стряпню от «фаст фуда». Тем более что после самоубийства Квинна мальчишка бродил по дому как зомби. А Ли… Ли любил пироги с черникой не больше, чем булочки, — может, потому, что и те и другие были с черникой?

Но Ли уже успел предупредить, что нынче застрянет на работе допоздна. Во всяком случае, так он сказал. Карен никогда не могла понять, так ли это, или он опять морочит ей голову. Она могла до посинения изучать номера телефонов в памяти его мобильника и список сделанных им звонков, но откуда ей знать, где он был, когда набирал этот самый номер? Правда, номера телефона Гретхен там не было, не оказалось его и в памяти их домашнего телефона, но ведь мог же он звонить ей из офиса? Это проливало свет на его вечные жалобы на неимоверное количество работы, из-за которой он постоянно был вынужден задерживаться в офисе. Да, секс по телефону — это действительно нечто, мрачно подумала Карен. Ей то и дело приходилось читать об этом. Насколько она смогла разобраться в этом вопросе, это могло по праву считаться супружеской изменой — как если бы эти двое оказались вместе в постели.

Правда, сейчас даже к лучшему, что он задерживается. Ей нужно обзвонить еще кучу родителей — обсудить подробности праздничного ужина, который, по традиции, устраивался каждый год для выпускников. Для Ли у нее просто не оставалось времени. Впрочем, и для пирога тоже. Правда, если уж честно, то и на разговор с Амандой его тоже не было — просто любопытство оказалось сильнее ее.

Войдя на кухню, Аманда только успела поставить на стол бумажный пакет из магазина и бросить туда же стопку газет, как на крыльце раздался топот, и в кухню вихрем влетела Карен.

— Привет, — с улыбкой кивнула Аманда.

— Привет. Слушай, это ты сейчас выходила от Гретхен? — запыхавшись, выпалила Карен. Она изо всех сил старалась принять беззаботный вид, но Аманда готова была поспорить на что угодно, что ей не все равно. Нос у нее даже подергивался от любопытства.

— Да.

— У нее там сегодня перебывала куча народа. Я кого-нибудь знаю?

Аманда не спеша вытащила из бумажного пакета пучок салата и огромный стручок перца.

— Вряд ли. Те две машины, что стояли возле дома, — это были машины представителей страховой компании. А потом приехал Оливер Дидс. Они явились самолично убедиться, что осталось от картин.

— Но для чего она позвала и тебя?

Аманда сунула овощи в холодильник.

— Гретхен не слишком часто доводилось самостоятельно решать такие вопросы. Ей понадобилась моральная поддержка.

— А что, эти самые страховщики затеяли собственное расследование?

— Только потому, что картины были застрахованы.

— Стало быть, она все-таки решила обратиться к ним за страховкой, — фыркнула Карен. — И это после всех ее воплей и стонов о том, как много значили для нее эти картины. Помнишь, как она твердила, что, мол, никакие деньги не смогут ей их заменить? Ну-ну… поневоле задумаешься, кто же их так изуродовал, эти самые картины?

Аманда как раз в этот момент вытащила пакет со спаржей. Рука ее замерла в воздухе.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, она не первая и не последняя, кому пришла в голову мысль уничтожить собственную вещь ради страховки.

Представители страховой компании тоже подозревали нечто в этом роде, вспомнила Аманда, но она не стала посвящать в это Карен. Гретхен никогда не нравилась ей — возможно, оттого, что та всегда бессознательно тянулась к мужчинам, — но представить, что у нее поднялась рука на любимую картину? Нет, невозможно!

— О, Карен, зачем ты так? Это не она. Ведь это не Гретхен позвонила в страховую компанию. Им это стало известно только со слов Дэвида Танненволда! И то только после того, как ему позвонил Ли.

— Ли? — встрепенулась Карен. В глазах ее вспыхнула тревога. — Какого дьявола ему вдруг вздумалось звонить Дэвиду?!

Покачав головой, Аманда молча пожала плечами, потом вытащила из пакета брюссельскую капусту.

— Ладно, — отмахнулась Карен. — Но хоть что-нибудь им удалось выяснить? Может, у них есть подозреваемые?

— Насколько мне известно, пока нет. Грэхем оставил мне записку. Он связался с полицией. За последнее время в городе не было ни одного случая взлома. А те, кто живет по другую сторону леска, ничего не заметили.

— И о чем это говорит? — набросилась на нее Карен. — Что тот, кто это сделал, живет тут, по соседству? Иными словами, это кто-то из нас?

— Нет, — попыталась успокоить ее Аманда. — Это значит только, что у них нет никаких зацепок.

— А отпечатки пальцев?

— Они их сняли. Но в доме побывало слишком много людей.

— А что по этому поводу думает Гретхен?

— Насчет отсутствия подозреваемых? Ну, конечно, ее это беспокоит.

— Может, она хочет на них надавить?

— На кого? На полицию? Брось! У нее и в мыслях этого нет. Гретхен только безумно жалко картины.

— Стало быть, ты не думаешь, что это заставит ее переехать?

— Из-за этой истории? — удивилась Аманда. — Она даже не заикалась об этом.

— Тогда о чем она заикалась?

— Ну… о ребенке, — пожала плечами Аманда, решив, что это куда более приятная тема для разговора.

Видимо, Карен придерживалась абсолютно противоположного мнения.

— Она говорила о ребенке с тобой, зная, через что тебе пришлось пройти?! Какой чудовищный эгоизм! — возмутилась она. — И ты еще после этого зашла к ней снова? Насколько я помню, это уже в третий раз за два дня. С чего бы это? Она что — понравилась тебе?

Перекладывая овощи в холодильник, Аманда задумалась, стараясь выразить словами то, что она чувствовала в эту минуту.

— А я никогда и не говорила, что она мне не нравится. Я ведь практически не знала ее, верно? Мне она всегда казалась какой-то холодной и отчужденной, но и только.

— Только не говори мне, что вы теперь подруги! — Слово «подруги» Карен выплюнула с таким презрительным видом, словно оно жгло ей губы. Посмотреть на нее, так Аманда совершила предательство, искупить которое могла только смерть.

Впрочем, Аманда сразу сообразила, куда ветер дует. Будь у нее такой муж, как Ли, возможно, она бы даже согласилась с ней. Но, к счастью, она замужем за Грэхемом. За Грэхемом не тянется длинный хвост супружеских измен. А сейчас, решив бороться с демоном ревности, с некоторых пор поселившимся в ее душе, Аманда постоянно твердила себе, что между ее мужем и Гретхен ничего нет. И никогда не было.

— Не сказала бы, что мы подруги… — покачала головой Аманда. — И все же мы слишком мало о ней знаем.

— Ага. Зато наслышаны о ее милой привычке красть чужих мужей!

А Аманда между тем думала совсем о другом. Оказывается, Гретхен втайне от всех изучает французский! Никогда бы не подумала, удивилась она. Честно говоря, гадая, как Гретхен коротает одинокие вечера, Аманда скорее могла бы представить ее за телевизором во время очередного шоу, чем с французской грамматикой в руках.

Но она ни словом не обмолвилась об этом Карен. Может быть, просто не хотела, чтоб Карен и в этом умудрилась отыскать что-то дурное.

— Ну что ты на нее взъелась? — миролюбиво сказала она. — Она ведь такой же человек, как и мы. Ей пришлось несладко, так ведь? Почему бы не поддержать ее в трудное для нее время?

Карен презрительно фыркнула:

— Знаю я этих «несчастненьких»! Самое обычное притворство.

— Для чего ей это нужно? — удивилась Аманда.

— Потому что ей позарез нужны союзники! Господи, Аманда, да ведь ты бы сделала то же самое, окажись ты на ее месте, разве нет? Стать лучшей подругой жены, заморочить ей голову до такой степени, что она становится слепой и глухой ко всему, пока ты тем временем подбираешься к мужу.

На этот раз Аманда разозлилась не на шутку. До сих пор она старалась сдерживаться, но сейчас Карен зашла слишком далеко.

— Тебе не кажется, что это чересчур цинично? — возразила она, пытаясь сделать это как можно более равнодушно, чтобы Карен не заподозрила, какая буря бушует сейчас в ее душе.

— Вспомни, она ведь до сих пор решительно отказывалась признаться, кто отец ребенка. Разве нет? А почему? Для чего делать из этого такую тайну? Если это кто-то, кого мы не знаем, наверняка она давно бы уже сказала.

Аманда вытащила из пакета бумажные салфетки и такие же полотенца.

— Не знаю. Наверное, у нее есть на это какая-то причина. Возможно, она кого-то покрывает.

— В самую точку.

— Карен, послушай, этот «кто-то», может быть, человек, которого мы совершенно не знаем. Вполне возможно, существуют какие-то обстоятельства, из-за которых появление этого ребенка держится в тайне. — Аманда, внезапно припомнив то, что Гретхен рассказывала о своей семье, растерянно замолчала. Возможно, Гретхен рассказала ей далеко не все, подумала она. Так или иначе, пересказывать это Карен она не собиралась. — Не исключено, что Гретхен хранит эту тайну, потому что боится за себя. Неужели ты еще не заметила, как она боится? Господи, да это же просто бросается в глаза!

По лицу Карен было ясно, что все это не произвело на нее ни малейшего впечатления.

— На твоем месте я бы не слишком ей доверяла, — упрямо проворчала она.

— С другой стороны, — продолжала Аманда, смяв в руках бумажный пакет, в котором были овощи, прежде чем отправить его в мусорное ведро, — если мы подружимся, она, возможно, станет мне доверять.

— Ага! И примется вешать тебе лапшу на уши!

Аманда кинула смятый пакет в ведро и тяжело вздохнула:

— Ну, не знаю. По-моему, я все сделала правильно. И потом, что плохого в том, чтобы посочувствовать ей? Она-то в чем виновата? Гретхен же не просила, чтобы кто-то изрезал ее любимую картину, верно?

— Ты пошла к ней, чтобы сделать приятное Грэхему? — ехидно предположила Карен.

— Нет, отрезала Аманда. — Я пошла туда, чтобы доставить удовольствие себе. В последнее время, похоже, от меня мало проку. Почему-то я никому не могу помочь… даже себе. А там, у Гретхен, от меня есть хоть какая-то польза. Я чувствую, что реально ей помогаю — ты понимаешь? И от этого мне легче. — Аманда невольно вспомнила о Квинне. Вот с ним она чувствовала себя абсолютно бесполезной, вздохнула она про себя. Потом подумала о сыне самой Карен, о той встрече, которая так и не состоялась. Встреча? Просто беседа, в которую они никого не хотели посвящать.

— Как там Джорди? — осторожно спросила она.

— Отлично, — буркнула Карен. Но морщинки в углах ее рта сразу стали как будто резче, а в голосе внезапно появились визгливые нотки, как будто все это время она находилась на грани истерики и сейчас готова была сорваться. — А почему ты спрашиваешь?

— Ну, они ведь с Квинном были друзьями. Остальные то и дело забегают ко мне — кто выплакаться, кто просто облегчить душу. Им все еще трудно прийти в себя после этого кошмара…

— С Джорди все нормально. Конечно, он расстроен, как же иначе? Но это нормально.

Чуть позже дозвонившись домой из Канзас-сити, Джорджия уже по голосу дочери поняла, в каком состоянии Эллисон. Еще только утром она была с ней, дома. Им наконец-то удалось толком поговорить — нормально поговорить, не наспех, а, что называется, по душам. И вот снова… Учитывая события прошлой недели, можно было вообразить что угодно.

— Что с тобой, милая? Что-нибудь еще случилось? — Джорджия перепугалась так, что у нее разом взмокла спина.

— Только что поругалась с Джорди. Он злится, говорит, что, дескать, все снова стало как всегда и все старательно делают вид, что ничего не произошло, только вот Квинна больше нет. Но что же нам делать, мама? Конечно, никто не забыл Квинна. Малыши до сих пор говорят о нем, но… У нас ведь снова начались занятия, репетиции, тренировки, да и домашних заданий никто не отменял. Нельзя же говорить только об этом, верно?

— Ты ему это сказала?

— Да. А он говорит, что я, мол, холодная, как ледышка. Неужели он прав?

— Нет, милая. Никакая ты не ледышка. Ты самый милый и теплый человечек, которого я знаю.

— Джорди совсем спятил из-за всего этого. Знаешь, у меня такое чувство, что он иной раз смотрит тебе в глаза, но даже не слышит, что ты ему говоришь. Как будто он живет в своем собственном мире. Наверное, он считает Квинна чем-то вроде бога или полубога. Но, Господи, ведь он же убил себя! Неужели же полубог решился бы сделать такое?!

— Конечно нет.

— Нет, конечно, Квинн был славный, и все такое, кто спорит? Я сама первая кому угодно это скажу. И очень неглупый к тому же. И в бейсбол он играл как бог. Но считать его совершенством… — Эллисон фыркнула. — Только вот как объяснить это Джорди?

— А ты пробовала поговорить с ним на эту тему?

— Конечно. Он заорал, что я, мол, сама не знаю, о чем говорю. А потом просто повернулся ко мне спиной и ушел. Как так можно? Нам же всем так же тяжело, как и ему, но… он просто взял и ушел. А ведь мы друзья… Но как же так… какой же ты друг, если уходишь, когда другому плохо? Я всегда считала, что друзья для того и существуют, чтобы всегда быть рядом, когда тебе тяжело…

— Я тоже так считаю, — машинально пробормотала Джорджия. И тут же слегка поморщилась, почувствовав острый укол вины. Как ей хотелось сейчас быть рядом с Эллисон… и даже не потому, что она была ее матерью. Эллисон сейчас была как раз в том возрасте, когда в девочке пробуждается женщина. И Джорджии очень хотелось, чтобы они по-прежнему остались друзьями. И вот пожалуйста — ей снова пришлось уехать.

— Папа говорит, что тут замешана гордость… или просто мужское самолюбие. Что нужно, мол, все это учитывать и стараться посмотреть на все это с мужской точки зрения. Но, мама, я не понимаю, как это? А если я не понимаю, то как я могу это сделать?

— Попробуй поговорить об этом с Амандой. Она наверняка подскажет, что тут можно сделать.

— Да я уже тоже об этом подумала. Но она теперь просто не вылезает от Гретхен.

— Ну, не целый же день она там, — резонно возразила Джорджия.

— Ну, может быть, и не целый, но еще недавно она была у нее. Я сама видела. Как ты думаешь, это значит, что с Гретхен уже прилично иметь дело?

Щеки Джорджии полыхнули огнем. Она никогда не скрывала своего отношения к Гретхен, и все же слова дочери заставили ее устыдиться.

— С ней всегда было прилично иметь дело, — немного резко ответила она.

— Ну, тебе она, положим, никогда не нравилась.

— Но я никогда ее особенно и не знала, верно? Может быть, именно это и делает сейчас Аманда — пытается узнать ее получше. И мне кажется, это правильно. Ступай, поговори с ней, милая. Аманда здорово разбирается в таких вещах. Она обязательно посоветует, как быть с Джорди.

— Хорошо. Жаль, что тебя тут нет…

Джорджии тоже было жаль. Но на этот раз она летела не одна, а с адвокатом фирмы, который буквально ходил за ней по пятам, обсуждая последние детали соглашения. Вероятнее всего, что сделка состоится уже на этой неделе — естественно, если Джорджия согласится по-прежнему остаться у руля фирмы. Это до сих пор оставалось единственным вопросом, по которому еще не было принято решение, и именно он, по какой-то странной и нелепой прихоти судьбы, внезапно оказался решающим. Теперь все зависело от нее, Джорджии. Если она откажется, все сорвется. Им опять придется сначала искать покупателя, а потом вести долгие переговоры с какой-нибудь фирмой. А после всех мытарств Джорджии тошно было даже думать об этом.

«Жаль, что тебя тут нет…»

Джорджия опять почувствовала острую, сосущую тоску по дому, а ведь она уехала только сегодня утром.

— Мне тоже, Элли. Но на этот раз я ненадолго — завтра вечером буду уже дома. Ты и соскучиться не успеешь, как я уже вернусь. А теперь позови папу, хорошо, милая?

— Привет, — бросил Грэхем.

Звук его голоса заставил сердце Аманды провалиться вниз, а потом оно сразу забилось часто-часто, едва не выпрыгивая наружу.

— Привет. Как раз думала, когда ты позвонишь. Ты уже едешь домой? — заметалась Аманда. Она как раз готовила ужин, отчаянно надеясь, что им хоть сегодня удастся наконец поговорить. Она безумно истосковалась по Грэхему — и даже не потому, что ей хотелось выплакаться у него на плече, чтобы он утешил и успокоил ее и еще раз сказал бы, что она ни в чем не виновата, — мол, вряд ли кому-то удалось бы помешать мальчишке наложить на себя руки. То, о чем она собиралась поговорить, касалось их будущего. Их общего будущего. Аманда чувствовала, что просто не в состоянии и дальше бродить в потемках.

— Вообще-то не домой, — сказал Грэхем, и ее приподнятое настроение вмиг улетучилось как дым, — а как раз в обратную сторону.

— Опять в Провиденс? — упавшим голосом спросила Аманда.

— Нет, в Стокбридж. — Еще в самом начале весны Грэхем занимался проектированием ландшафтного дизайна по заказу тамошнего музея. Проект имел невероятный успех, а сам чертеж вызвал в свое время такую бурю восторга, что теперь он, вставленный в рамочку, занял почетное место на стене в его офисе.

— Вот как? А я было подумала, что в Стокбридже ты уже закончил, — удивленно протянула Аманда.

— Я тоже так считал. Только они до сих пор не могут успокоиться по поводу суммы моего гонорара.

— Господи! Но ведь она же значилась в контракте, который они подписали.

— Да, конечно. Только теперь они вопят, что, дескать, вылезли за рамки бюджета, поэтому им волей-неволей придется урезать кое-какие статьи расхода. Иначе говоря, денег у них сейчас нет. Вот теперь попробую их вразумить.

Но Грэхем не поехал в Стокбридж, хотя все, что он до этого говорил Аманде, было правдой от первого до последнего слова. Администрация музея действительно подняла жуткий крик из-за суммы его вознаграждения, которая, кстати, включала в себя не только разработку ландшафтного проекта, но и оплату бригады Уилла, которая и выполнила всю работу, потому что сам Грэхем осуществлял только общее руководство. Это если не считать еще всяких непредвиденных расходов. А они тоже составляли внушительную сумму, и до сих пор Грэхем оплачивал все из своего кармана — кстати, об этом он тоже не преминул поставить в известность руководство музея.

Но все это уже было. А сегодня он собирался пообедать вместе со своим братом Питером. Но Аманду в последнее время почему-то просто-таки передергивало при одном упоминании о ком-то из его родни, так что Грэхем счел за лучшее оставить ее в блаженном неведении по поводу этого факта. Он также предпочел, чтобы об этой встрече не пронюхали и остальные его родственники. Именно поэтому он договорился о встрече с братом, так сказать, на нейтральной территории, выбрав ресторанчик в часе езды от них обоих. Питер охотно согласился хранить молчание еще до того, как узнал, из-за чего весь этот сыр-бор. Собственно говоря, Грэхем нисколько не сомневался, что так и будет. В этом был весь Питер — и именно по этой причине Грэхем и остановил свой выбор на нем.

Они встретились на парковке, обнялись, потом зашли внутрь, выбрали столик в глубине зала и оба заказали одно и то же — чипсы с пивом. К разговору, ради которого, собственно, они и встретились, приступили не сразу. Перебрасывались шутками, обменивались новостями, и только когда в желудке появилась приятная тяжесть, а в голове слегка зашумело от пива, было решено перейти к делу.

— Знаешь, давно хотел поговорить с тобой… насчет нашей семьи, — неуверенно начал Грэхем. — Только все не знаю, как начать.

— В связи с ребенком? — сообразил Питер. Впрочем, он всегда отличался догадливостью.

И тут Грэхема словно прорвало — все раздражение, накопившееся в нем за последние месяцы, разом выплеснулось наружу.

— Они все только и говорят что об этом. Постоянно задают вопросы. То и дело напоминают, что нашей матушке неплохо было бы обзавестись еще одним внуком — будто бы я нарочно лишаю ее этого удовольствия. Постоянно пристают с советами, предлагают попробовать то одно, то другое, словно мы сидим сложа руки и ждем у моря погоды. Или как будто у нас нет специалиста, с кем мы могли бы посоветоваться на этот счет.

— Ну, ты же знаешь, они волнуются. И хотят хоть чем-то помочь.

— Послушай, не надо этого, а? — вскипел Грэхем. — Как вы не понимаете — это наше личное дело, мое и Аманды! Чересчур заботливые родственники могут разрушить любой брак, а ведь нам с ней и так приходится несладко. Особенно Аманде. Она чувствует, как на нее давят со всех сторон. А тут еще все эти разговоры, советы, расспросы… Ей кажется, что и я тоже на вашей стороне.

— А это действительно так? — поинтересовался Питер. Грэхем не удивился — он и сам нередко задавал себе тот же вопрос — особенно в последнее время.

— Не знаю. Честно говоря, я пока ни на чьей стороне. Но если уж Аманда чувствует, как на нее давят мои родственники, представь, что должен в этом отношении испытывать я. На меня давят еще сильнее. Семья — это мое прошлое… мои корни… вся моя жизнь. Я привык с уважением относиться к мнению семьи. Но теперь я женат. Аманда — мое настоящее. И мое будущее. — И снова у него в голове эхом отдались все те же слова: «А что, если у нас никогда не будет детей? Что тогда будет с нами?»

Питер взглянул ему в глаза.

— Не похоже, чтобы ты сам так уж верил в это, братец… — тихо проговорил он.

Грэхем уже открыл было рот, чтобы возмутиться, сказать, что это, мол, совсем не так, но слова почему-то застряли у него в горле. Он ломал себе голову, отчего так, и невольно думал о том, что все эти дни постоянно вертелось у него в голове. Потом отвел глаза в сторону.

— Я волнуюсь, — неохотно сознался он. — Вся эта проклятая история… я имею в виду с ребенком, она вбила между нами клин. И теперь я уже даже не знаю, удастся ли нам выпутаться из всего этого.

— Неужели все настолько плохо?

— Да нет… но как только вспомнишь, как нам раньше было хорошо вдвоем… А теперь я уже просто не знаю, что делать.

— Ты ее любишь?

Грэхем удивленно воззрился на брата:

— Аманду? Конечно.

— Почему?

— Почему?! То есть как это — почему?

— Я имел в виду — за что ты ее любишь?

Грэхем откинулся на спинку дивана, гадая, с чего начать. Честно говоря, он даже растерялся немного. Перед глазами мелькали воспоминания. Память услужливо перенесла его на шесть лет назад, в то солнечное утро в Гринвиче, когда он предложил ей сходить в поход. Грэхема даже жаром обдало — несмотря на пролетевшие годы, оказывается, он ничего не забыл.

— Мне нравится, что она такая хрупкая и маленькая. Такая изящная. И женственная. — Жутко смутившись, он поспешно добавил: — То есть не то чтобы Меган всего этого не хватало. Просто Аманда женственная. Из-за того, что она такая крохотная, я рядом с ней чувствую себя этаким… мачо. Большим и сильным. Ну, ты понимаешь. — Кстати, Грэхем нисколько не покривил душой — все это до сих пор безумно льстило его тщеславию. А учитывая унизительную подоплеку его развода, все это значило для него куда больше, чем для любого другого мужчины. И он ничуть не стыдился этого. Вновь воскресив в своей памяти тот счастливый день в Гринвиче, Грэхем почувствовал, как на душе у него стало тепло. — Когда я вижу, какая она хрупкая, у меня до сих пор сладко замирает сердце. Мне ужасно нравятся ее ноги. И то, как вьются у нее волосы.

— Ну, это ведь все касается только внешности, — протянул Питер.

Грэхем тут же ринулся в бой:

— Не только. Знаешь, она все время зачесывает волосы назад, чтобы придать себе деловой вид, а они все равно выбиваются и торчат такими забавными колечками. И мне это нравится. Как будто в ней есть что-то дикое, неукротимое, что невозможно пригладить или усмирить, сколько ни старайся.

Питер заулыбался:

— Вот как? А это как-нибудь еще проявляется?

— А то как же! — с невольной гордостью подмигнул Грэхем. И тоже заулыбался. — Мы часто лазим по горам. Так вот, Аманде не раз случалось срываться, и каждый раз она снова упрямо лезла туда, да еще смеялась при этом. А спуск по горным рекам на каноэ? Господи ты Боже мой, да ведь она переворачивалась столько раз, что мне пальцев не хватит сосчитать, но все равно не сдавалась. Да, она порой бывает неловкой, но страсть к приключениям у нее в крови. Она авантюристка. И это тоже мне нравится. Но есть еще одна сторона — чуткость и понимание; как она обращается с детьми — просто чудо. Как бы тебе объяснить…

— Не надо, — отмахнулся Питер. — Я сто раз видел ее с племянниками и племянницами. Потрясающее зрелище, надо сказать. Правда, на работе мне не доводилось ее видеть, но…

— Зато мне доводилось, — перебил его Грэхем. Он прекрасно помнил, как это было. — Она как будто всегда точно знает, какой выбрать тон, и при этом он всякий раз бывает разный, понимаешь? К кому-то из детей требуется мягкий подход, кто-то, наоборот, нуждается в строгости. Как узнать это заранее, как выбрать верный тон, чтобы не ошибиться? А вот Аманда знает, хотя никогда не распространяется на эту тему. — Частенько забегая в школу проведать Аманду, Грэхем до сих пор не переставал удивляться этому. — У нее поистине энциклопедические познания. Но при этом она еще умна и интеллигентна. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду? И это мне тоже по душе. — Он немного подумал. — Помнится, когда я увидел ее в первый раз, она перевязала волосы на затылке чем-то алым… ленточкой, наверное. Почему-то меня это потрясло — повернет голову, и вспышка алого, словно пламя полыхнет… — На губах Грэхема появилась нежная улыбка. — Я до сих пор просто с ума схожу, когда вижу ее в красном.

— Действительно авантюристка! — хихикнул Питер.

Но Грэхем уже не слышал его — он вновь мысленно вернулся в Гринвич. Вообще-то проблеск алого был не первым, что бросилось ему в глаза в тот день. И не светлые волосы Аманды поразили его тогда. И не ее хрупкость и изящество. Нахмурившись, он сделал еще одну попытку выразить свои мысли словами.

— Думаю, — медленно начал он, потому что то, что он собирался сказать, могло показаться странным. — Думаю, я влюбился, когда увидел, как она смотрит на меня. И дело тут не в пресловутом мужском тщеславии. Просто… знаешь, я вдруг почувствовал себя каким-то особенным. Словно кроме меня там не было ни единой живой души. И после этого она давала мне это понять сотни раз… ну, что я для нее единственный.

Он робко вскинул глаза на брата — уж не смеется ли он? Уилл бы наверняка поднял его на смех. Да и Джозеф тоже, и Майкл. Но Питер был серьезен, как никогда. На лице его застыла задумчивость.

— Ты говорил, что вы, мол, часто лазили вместе в горы, спускались по горным рекам… Сейчас тоже?

— Нет, давно уже бросили.

— Но почему?

— Времени нет. У нас обоих полно работы. Да и потом… видишь ли, теперь мы постоянно боимся сделать что-то не то… что помешало бы ей зачать. — В висках у него застучало. — Похоже, зачать ребенка стало для нас просто какой-то навязчивой идеей — вся наша жизнь теперь подчинена только этому, но ведь это и есть главное, ради чего люди женятся, ведь так? — Он замолчал и вопросительно посмотрел на Питера.

— Но дети — не единственная цель супружества, — покачал головой Питер.

— Скажи это Маку, — фыркнул Грэхем. — Или Джеймсу, или Джозефу, или Уиллу. А еще лучше Мэри-Энн и Кэтрин.

— Скажу, если ты так хочешь. Я готов сделать все, чтобы помочь тебе. Ты ведь и сам это знаешь, Грэй.

Да, он это знал. Именно поэтому ему так и хотелось поговорить с Питером. Но это был не просто разговор по душам между братьями.

— Штука в том, что я знаю, что они любят меня и желают мне одного только счастья. У них и в мыслях нет ничего дурного. Но благодаря этому все становится еще хуже. Ничего подобного не было, пока я был женат на Меган. Вы ведь хорошо знали ее — она была почти что членом семьи еще до того, как мы поженились. Аманда — другое дело. Она не похожа ни на всех нас, ни на Меган. Это чувствуется, даже когда мы все собираемся вместе. Иной раз у меня такое ощущение, что я разрываюсь на части между вами и Амандой. Один неверный шаг — и я потеряю равновесие. Что мне делать, Питер?

Но Питер молчал. Казалось, он раздумывает о чем-то.

— Будь у нас дети, все было бы куда проще, — продолжал Грэхем. — Но их нет. А что случится, если их и не будет? Если моя семья во всем станет винить Аманду? Если моя жена станет парией? Как мне с этим жить? Потому что если они не оставят нас в покое, если будут продолжать и дальше изводить ее этой историей с ребенком, они просто загонят меня в угол. Не надо ставить меня в такое положение, когда мне придется выбирать между ними и Амандой.

— Понимаю… — протянул Питер. — И чего же ты хочешь от меня? Чтобы я поговорил с ними?

— Нет, пока не надо. Только если они снова примутся за свое.

— Тогда что же?

— Попроси их оставить нас в покое, — сквозь зубы пробормотал Грэхем. И тут в нем словно прорвалась какая-то невидимая плотина. — Скажи, пусть занимаются собственными делами и не суют нос в мои. Скажи, что я уже большой мальчик — что могу дать каждому из них сто очков вперед по части знаний о том, как бороться с бесплодием. Скажи, что я не меньше их хочу иметь детей, но они все портят, черт возьми! И если они действительно желают помочь, пусть сделают так, чтобы Аманда не чувствовала себя чужой среди нас. К дьяволу, Питер! Скажи им все, что считаешь нужным! Все равно они не станут слушать.

— А как насчет мамы?

— С мамой я сам разберусь, — буркнул Грэхем. Он еще не знал как, но был уверен, что сделает это. Теперь, когда главное было сказано, у него оставалась всего одна просьба к брату-священнику. И возможно, именно это и была та самая причина, из-за которой ему хотелось поговорить с Питером. — Передай им, — с трудом вытолкнул он из себя, — что мне плевать, даже если у нас никогда не будет детей.

— О, да брось ты! Конечно, они у вас будут. В крайнем случае усыновите какого-нибудь малыша.

Но Грэхему нужно было другое.

— Скажи, — не разжимая зубов, пробормотал он, — скажи, что это не важно, если у нас не будет детей.

— Грэхем, если их не будет, значит, такова воля Божья. — Питер немного помолчал. Потом, понизив голос, добавил: — Во всяком случае, такова моя точка зрения. А что по этому поводу думаешь ты?

Аманда, сидя за письменным столом в своем крохотном кабинетике над гаражом, писала отчет, когда зазвонил телефон.

— Алло?

— Грэхема О’Лири, пожалуйста.

— Простите, но его нет. А кто его спрашивает?

— Это Стюарт Хичкок из Стокбриджа. Хотел еще раз поблагодарить его за то, что он согласился уделить нам время сегодня днем. Я-то лично всегда был на его стороне. И он великолепно справился с порученным ему делом. Жаль, что мы не смогли дать ему ответ сразу, когда он звонил, но у семи из десяти членов руководства были уже назначены встречи на вечер, так что раньше шести часов никто из нас не смог. Хорошо бы на следующей неделе встретиться еще раз. Вы не могли бы передать ему, что мы обязательно свяжемся с ним, если у нас возникнут еще вопросы?

Гадая, где же в таком случае пропадает ее муж, если он не в Стокбридже, Аманда вяло пообещала, что обязательно передаст.