Наслаждение и боль

Глава 19

— Привет, мам, — нерешительно поздоровался Грэхем, заглянув в палату. В лифте он нос к носу столкнулся с Маком и узнал, что все остальные уже успели побывать тут и отправились по домам — обедать. Было уже около шести. Остатки обеда, который принесли Дороти, стояли на подносе на тумбочке возле кровати. Телевизор был включен, и тихое бормотание наполняло палату, но Дороти лежала, отвернувшись к окну. Ну и отлично, значит, им никто не помешает, обрадовался Грэхем. Но не успела Дороти повернуть к нему голову, как в палату ворвался Уилл.

— Я всю дорогу висел у тебя на хвосте! — радостно объявил он. — Привет, мам. Как ты сегодня?

— Естественно, лучше, раз оба моих мальчика здесь, — улыбнулась Дороти. Голос ее звучал тверже, чем в предыдущие дни. — Правда, тут иной раз бывает довольно одиноко… но, наверное, мне уже пора к этому привыкать.

Уилл догадался, куда она клонит.

— Ну, если верить моей жене, то у тебя тут постоянно давка!

— Мак сказал мне то же самое — слово в слово, — вмешался Грэхем, хотя Дороти удалось-таки заставить его почувствовать себя виноватым. — Я думал, ты, наоборот, устала от всех этих посетителей.

— Что ты! Мне приятно, когда ко мне приходят. А твои дочки просто очаровательны, — обратилась она к Уиллу, махнув исхудавшей рукой в сторону заваленного детскими рисунками подноса. — Они тут просидели бог знает сколько времени — все рисовали.

Грэхем потянулся посмотреть.

— Ага… бабушка в постели… и даже медсестра рядом. — Огромный красный крест у нее на шапочке трудно было не заметить, хотя он сам что-то не мог вспомнить, чтобы у кого-то из медсестер такая была. — Какие-то медицинские агрегаты. А это еще кто?

Дороти принялась перечислять своих посетителей, изображенных на рисунках детей:

— Вот это Мэри-Энн. А это — Шейла. Кузины. А вот это — твоя жена, Уилл.

Грэхем молча ждал продолжения. Он уже успел заметить копну белокурых кудряшек, которые не могли принадлежать никому, кроме Аманды, которая, как теперь он знал, тоже заезжала к свекрови. Но Дороти упорно молчала.

— А вот это, похоже, Аманда, — небрежно предположил он. — Она тоже у тебя была?

— Возможно… я не заметила.

Уилл тут же пришел ей на помощь:

— Ну естественно, тебя же просто обкормили таблетками. Наверняка ты иногда даже толком не замечаешь, кто тут возле тебя.

Грэхем страшно разозлился: и на Уилла — за его дурацкие слова, и еще больше — на Дороти. Но он сдержался. «Еще не время», — напомнил он себе.

— Рад, что у Аманды нашлось время заглянуть к тебе, — проговорил он. — Даже не рассчитывал, что она выберется. У нее сейчас забот полон рот.

— Это из-за того самоубийства в школе? — спросил Уилл.

— Да. И потом, сейчас ведь конец года. Они все сдают отчеты.

— Могла бы и не беспокоиться, — заявила Дороти. — Тем более что тут и без нее есть кому меня навестить.

— Дело в том, — начал Грэхем, бросив быстрый предостерегающий взгляд на уже открывшего рот Уилла, — что Аманда беспокоится о тебе. Так же, как и мы все.

— Ну, это не совсем одно и то же, — возразила Дороти тем слабым, угасающим голосом, который, по ее мнению, наиболее соответствовал ситуации. — Она ведь… м-м… не одна из нас — ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Не настолько долго замужем за одним из О’Лири, — ехидно пояснил Уилл.

Но Грэхем вдруг почувствовал себя оскорбленным.

— Что значит — не одна из нас? Что ты хочешь этим сказать, мама?

— Ну, ты сам знаешь, милый. Да вот хотя бы все эти дети, что были тут… все это, наверное, мало что значит.

— Если это не важно для нее, не важно и для меня тоже. А теперь скажи — ты действительно так считаешь?

— Грэй, — буркнул Уилл, — не сейчас.

Грэхем глубоко вздохнул и стиснул зубы. Проклятье, Уилл был прав.

Но Аманда, черт побери их всех, заслуживала лучшего отношения!

Сделав над собой усилие, он постарался успокоиться и говорить так же мягко, как его брат. Но оставить все как есть — ну уж нет!

— Аманда старается. Ей очень хочется быть полезной, мама. Ей хочется чувствовать себя одной из нас. Членом семьи.

— Но она — не одна из нас, — со сладкой улыбочкой заявила Дороти. — Она всегда была другой. Нет, конечно, это вовсе не значит, мы не сможем поладить. Знаешь, вот я сейчас подумала… и мне кажется, она действительно заезжала ко мне. Она ведь всегда так мила с детьми. А они вчера особенно хорошо себя вели.

Губы Грэхема превратились в тонкую полоску.

Уилл, как обычно, ринулся на помощь:

— Мои ребята просто обожают Аманду. Из нее когда-нибудь получится просто великолепная мать!

Грэхем с радостью придушил бы его собственными руками.

— Что ж… придется принять твои слова на веру. — Дороти со страдальческим вздохом закрыла глаза.

Грэхем, повернувшись к Уиллу, одними губами произнес:

— Заткнись!

— Что? — тоже одними губами произнес в ответ озадаченный Уилл.

— Не нужно рычать на бедняжку Уилла, — поджала губы Дороти. — Он ведь только хотел помочь. Ты так трясешься над этой девочкой. Можно подумать, она статуэтка из китайского фарфора!

— Мам, прошу тебя, — предостерегающим тоном сказал Грэхем.

Но Дороти, оказавшись на больничной койки, должно быть, решила, что ее нынешнее положение делает ее неуязвимой.

— Конечно, я понимаю, отчего это. Она такая хрупкая, нежная. Словом, не нашей породы. Куда нам до нее! Вот Меган — та была совсем другая. Здоровая, крепкая женщина.

— Мама, лучше не надо, — предупредил Грэхем.

— Принесла мне сегодня кучу аудиокассет, да еще и магнитофон в придачу, чтобы я могла их слушать. Да, Меган такая — она обо всем подумает.

— Мам…

— И человек она чудесный. Никогда не могла понять, какая кошка между вами пробежала.

— Разве я тебе не говорил? — буркнул Грэхем.

— Грэй! — снова вмешался Уилл.

Но Грэхем почувствовал, что с него достаточно. Если мать чувствует в себе достаточно сил, чтобы оскорблять Аманду, сравнивая ее с Меган, что ж, он найдет, что ей сказать по этому поводу. Пусть пеняет на себя.

— Меган — лесбиянка, — взорвался он.

Но Дороти, словно не слыша, на всех парусах неслась дальше:

— И в магазине у нее дела идут отлично. Я так горда за нее! И ее компаньонка мне нравится. Брук, кажется? Я говорила тебе, что они живут вместе?

— Брук — ее любовница, мама. Меган ушла от меня. И тебе лучше смириться с этим.

— Конечно, коли уж ты сам с этим смирился, — не моргнув и глазом объявила Дороти. — Но я уверена, ты до сих пор переживаешь. Особенно сейчас, из-за всей этой истории.

— Какой истории? — мрачно спросил Грэхем. Хотя отлично знал, что она имеет в виду.

— Ну… из-за того, что у вас нет детей.

Уилл предупреждающе тронул его за руку, но Грэхем не намерен был так этого спускать. Конечно, будь его воля, он выбрал бы для этого разговора другое время. Но если у Дороти хватает сил на подобные замечания, стало быть, их хватит и для того, чтобы выслушать, что по этому поводу думает он.

— Я не хотел ребенка от Меган.

— Конечно, ты должен был это сказать… я понимаю.

— Нет, мам, не думаю, что ты понимаешь. Я не хотел от Меган ребенка, потому что она была мне не женой, а другом. И если бы мы завели ребенка, а потом расстались, это стало бы несчастьем в первую очередь для него. И я всегда буду благодарен Меган за то, что она нашла в себе силы покончить с этим фарсом.

— Не говори так.

— Это правда. Я счастлив с Амандой. Мы с ней не просто друзья, которые поженились только потому, что этого до смерти хотелось нашим родителям.

— Ты был таким одиноким, — протянула жалобным голоском Дороти.

Грэхем предпочел не спорить.

— Может, и был. Но у меня было много женщин до того, как я встретил Аманду. И ни одна из них не значила для меня так много, как она. Аманда для меня — это все. Я не могу расстаться с ней. Я сделал свой выбор, понимаешь?

Судя по выражению лица, Дороти уже сообразила, что зашла слишком далеко, но из чистого упрямства не намерена была отступать.

— И теперь она заставляет тебя снова сделать выбор, так?

— Не понял.

— Или она — или мы.

Грэхем был возмущен до глубины души:

— При чем тут Аманда? У нее и в мыслях этого нет. По-моему, это уж скорее ты ставишь меня перед выбором.

— Это не только я, — со злым огоньком в глазах объявила Дороти. — А все мы. Мак тоже считает, что она тебе не пара. И Мэри-Энн, и Кэтрин, и…

— Мам, — снова вмешался Уилл, — хватит.

— Так ты, выходит, на его стороне? — удивилась она. — А ты слышал, что он говорил?

— Он сказал только, что любит свою жену. Что в этом плохого?

— Не только, — рявкнул Грэхем, решив, что пришло наконец время высказать то, что давно уже мучило его. Только сейчас он почувствовал, до чего он устал от этой мышиной возни. — Я еще сказал, что хочу прожить с Амандой до конца своих дней. Я сказал, что другой матери для моих детей мне не надо. И еще я хотел сказать, что если нам не удастся обзавестись собственным ребенком, то мы усыновим какого-нибудь малыша. И если, черт возьми, вы — вы все — не примете его с распростертыми объятиями, то будьте готовы к тому, что вам придется дальше обходиться без нас. — Грэхем, сморщившись, потер мышцы шеи, которую вдруг свело судорогой. — Проклятье, — буркнул он. — Не могу больше! — Он повернулся к двери и нос к носу столкнулся с появившейся на пороге Амандой. Опешив на мгновение, Грэхем не дал ей и слова сказать. Схватив ее за руку, он чуть ли не волоком потащил ее к двери. — Пошли, малыш, — бросил он. — Пора уносить ноги.

Но Аманда не двинулась с места. Ее взгляд перебегал с сердитого лица мужа на встревоженное Уилла, а с него — на застывшее, словно маска, лицо Дороти. Она появилась всего за несколько минут до этого, в самой середине их бурного объяснения. Но она успела услышать вполне достаточно, чтобы почувствовать, что любит Грэхема больше всего на свете. Безумно гордится им. И уважает его за мужество — ведь его преданность семье была ей хорошо известна.

— Мэнди, — прорычал он. — Мы уходим!

— Подожди, — прошептала она. Высвободив руку, Аманда с извиняющимся видом покосилась на Уилла и подошла к кровати свекрови.

— Я была в кафетерии внизу. Мне было известно, что Грэй собирается к вам, вот я и решила его удивить. Там, через дорогу, есть отличный итальянский ресторанчик. Я надеялась, что мы потом пообедаем там вдвоем. Он так волновался из-за вас, волновался из-за меня… хотя многих волнений можно было избежать…

— Ты не имела никакого права подслушивать под дверью! — возмутилась Дороти.

— Ну, я ведь, знаете ли, не услышала ничего нового. Мне хорошо известно, что Грэхем очень нежно относится к своей семье. И я не сомневаюсь, что он любит меня. И я всегда любила его и за это тоже. Заставлять его выбирать — это грех! Больше того — это жестоко.

— Ну, это не я поставила его перед таким выбором.

— И не я, — просто сказала Аманда. — Мне нравится, что у него такая большая и дружная семья. Я приняла это. И мне бы хотелось, чтобы и вы тоже приняли меня.

— А мы приняли! — опять влез Уилл.

Аманда, покосившись на него, грустно улыбнулась:

— Наверное, вы действительно хотели… и даже старались изо всех сил. Но не смогли, поскольку все вы без ума от Меган. — И, повернувшись опять к Дороти, продолжала: — Кстати, мне нравится Меган. Она прекрасная женщина. Мне было бы приятно, если бы потом, когда у нас с Грэхемом будут дети, она забегала бы к нам… Но во всем остальном Грэй прав. У нее своя жизнь, у него — своя. И ему нужна я. А если я не такая, как бы вы хотели, что ж… мне очень жаль.

— Ну, дело не только в Меган, — вспыхнула Дороти. — Не забывай о детях. Вернее, о том, что у тебя их нет. И Грэхем страшно переживает из-за этого.

— И я тоже, поверьте. Нам обоим пришлось тяжело. Вы даже представить себе не можете, через что нам пришлось пройти.

— По-моему, это послание свыше! — трубным голосом объявила Дороти.

— Боже, мама, что ты говоришь! — ужаснулся Уилл.

Но Аманда и ухом не повела. Ответ она придумала заранее.

— Да, возможно, это действительно послание свыше, — легко согласилась она. — Чтобы дать нам понять, что жизнь — это не шутка. Если бы вы спросили Грэя, — на губах ее вспыхнула нежная улыбка, — он наверняка бы провел аналогию с прополкой сорняков. Он бы сказал вам, что чем больше вы уделяете времени прополке, тем богаче будет земля, поскольку сорняки вытягивают из нее все полезные вещества. А в нашем случае сорняки — это ростки раздора и вражды, которые неизбежно появляются, когда вы очень хотите ребенка, но у вас ничего не получается… или когда вы стараетесь найти общий язык с родственниками, но у вас ничего не выходит. И эта вражда высасывает из вашего брака все хорошее, как сорняки — из земли. Мы очень хотим, чтобы этого не было. Я верю, что ваш сын любит меня. — Да и могла ли она сомневаться в этом, особенно после того, что только что услышала?!

— И ты веришь, что он больше не испытывает никаких чувств к Меган? — хмыкнула Дороти. По ее тону было ясно, что сама она сильно в этом сомневается.

Но у Аманды и на это был ответ:

— Да. Верю. Я не ставлю его перед выбором: вы или я. Я бы никогда этого не сделала. Но если вы не сможете принять меня, то помните — больше всего страдать от этого будет Грэй. Мы обе любим его, верно? Так неужели же мы не сможем сделать так, чтобы этого не произошло?

Грэхем все никак не мог успокоиться.

— Нет, она просто невозможна! — кипятился он, пока они шли по коридору.

Аманда едва поспевала за ним.

— Твоя мать просто упряма, как все старые люди. У нее свои взгляды, свои представления. Ты не можешь приспособиться к ним. Из-за этого все проблемы.

— Она ведет себя жестоко и неблагодарно. Такая узость взглядов… я просто не ожидал! Если после этого она надеется, что наши с тобой дети полюбят ее… если она думает, мы позволим им бывать у нее…

— Позволим, — вздохнула Аманда, невольно сжавшись от боли, потому что его слова нечаянно напомнили ей о четырех годах бесплодных попыток завести хотя бы одного ребенка. — Она смирится. Она ведь твоя мать, Грэй. И потом, она больна.

Он коротко фыркнул.

— Ну, чтобы обидеть нас, сил у нее, положим, достаточно! Впрочем, тут я сам виноват, — буркнул он, перейдя наконец на шаг. — Давно уже нужно было сказать ей все это. С самого начала нужно было. — Грэхем нажал на кнопку лифта и с покаянным видом повернулся к Аманде. — Прости. Это моя вина.

Аманда прижалась к нему:

— Ты сказал то, что нужно было сказать. И спасибо тебе за это.

Двери лифта разъехались в стороны. Поскольку там было полно народу, разговор пришлось на время прервать. Вдруг пальцы Грэхема сжали ее руку.

— Так мы пойдем обедать? — с немного смущенным видом поинтересовался он.

— Надеюсь, что да. Учитывая, что дома шаром покати.

— Итальянская кухня?

— Звучит заманчиво, верно?

Вдруг Грэхем, будто споткнувшись, остановился. Потом поднял глаза на жену, и она поразилась, каким беззащитным внезапно стало его лицо.

— То, что ты сказала там… о том, что веришь мне… Это правда?

Аманда молча кивнула.

Он долго вглядывался в ее лицо. Наверное, Грэхем прочел ответ в ее глазах, потому что морщины на лбу у него разом разгладились, а глаза вдруг стали ярко-зелеными и засверкали. Все-таки у нее необыкновенный муж, подумала Аманда. Когда он смотрел на нее вот так, как сейчас — как будто они одни в целом свете и это не их толкают со всех сторон, — она готова была без колебаний доверить ему свою жизнь.

Шумно выдохнув, он обнял ее за плечи и толкнул дверь.

Двумя часами позже, каждый на своей машине, как и уехали с утра на работу, они вернулись домой. Правда, на двух машинах не значило порознь. Всю дорогу они болтали по телефону. Даже свернув к дому, Грэхем никак не мог остановиться.

— Ночь темна… — замогильным тоном продолжал вещать он. — Даже если на небе и есть луна, то из-за облаков ее не видно, но нам не видно и их, поскольку луны сегодня нет. Увы нам, несчастным! Как же нам узнать, что там происходит?

— И звезд тоже не видно, — отозвалась Аманда из своей машины.

— Точно, — подхватил Грэхем. — Но свет есть здесь, внизу. Наверное, это у Лэнгов, они ведь сегодня в сборе. Джорджия вернулась?

— Вернулась. Даже, возможно, навсегда.

— Коттеры тоже дома. Вероятно, в подавленном настроении. Послушай, как там тихо — ни музыки, ни детских воплей. Никто не носится по участку. Как ты думаешь, они справятся?

— Не знаю. Все зависит от Карен и Ли. Она уверена, что все будет в порядке. По ее словам, Ли не пикнув дал согласие на развод — и правильно сделал. Учитывая собранные ею доказательства супружеской неверности, в этот раз все козыри у нее на руках. Карен взяла его за глотку. Так что Ли собрал вещи и без звука переехал к своей беременной любовнице.

— Что ж, по крайней мере, это не Гретхен. Кстати, у нее темно.

— Погоди-ка, — пробормотала Аманда, — подожди… точно! Вон там, кажется, горит свет. Что там — гостиная? Нет, библиотека. Господи, что ей там понадобилось, да еще в такое время?

— Занимается, — предположил Грэхем.

— Французским, да?

— И не только. Она поступила на заочный курс, собирается получить диплом колледжа.

Аманда едва не нажала на тормоза. Так вот что означали те стопки книг на столе! Что ж, несколько неожиданный поворот событий, но очень приятный.

— А ты откуда знаешь? — полюбопытствовала она.

— Гретхен сама мне сказала, — услышала она голос Грэхема — такой близкий, словно он сидел рядом с ней.

— А почему же она мне не сказала? — ревниво надула губы Аманда, вспомнив, что сделала Гретхен, когда при виде книг и тетрадок у нее на столе брови Аманды поползли вверх. Она просто спрятала их, дав понять, что не желает обсуждать эту тему.

— Ты ее подавляешь. Брось, Мэнди. Не расстраивайся.

— Да я и не думала расстраиваться. Ну, может быть, чуть-чуть. Я имею в виду — для чего эти тайны, если она хочет подружиться с нами?

— Ты бы на ее месте и не стала делать из этого тайну. Но Гретхен не так уверена в себе, как ты.

Аманда молча пристроилась в хвост его машине, пытаясь понять, что она чувствует. Нет, не ревность — скорее легкое раздражение. Надо отдать должное Грэхему — он был неизменно честен с ней. И он любил ее. У нее не было никаких оснований подозревать его. Да и Гретхен тоже.

Не успели они переступить порог, как в глубине дома пронзительно заверещал телефон. Почему-то первое, о чем подумала Аманда, это что Дороти после их отъезда стало хуже. Судя по тревоге, вспыхнувшей в глазах Грэхема, ему пришло в голову то же самое.

Он рывком сдернул трубку.

— Алло?

Аманда впилась взглядом в его лицо, пытаясь по его выражению догадаться, что произошло. Грэхем молча слушал, потом покосился на Аманду, и лицо его окаменело.

— Когда это случилось? — резко спросил он. — Ты уверена?

Он слегка отодвинул телефон от уха, и Аманда услышала высокий женский голос, что-то взволнованно выкрикивающий в трубку. Сердце ее разом ухнуло в пятки. Если из-за того, что она наговорила свекрови, ее хватит второй удар, да еще, не дай бог, сильнее предыдущего, она никогда себе этого не простит. И Грэхем, скорее всего, — тоже, с тоской решила она.

— Сейчас приду, — бросил он, положив трубку. — У Гретхен кровотечение, — объяснил он. — Она боится, что у нее выкидыш.

Аманда оцепенела — просто стояла и смотрела на него. И снова ревность по-змеиному ужалила ее в сердце. Опять Гретхен… и она звонила именно Грэхему!

Да нет же, остановила она себя прежде, чем яд подозрительности попал в ее кровь. При чем тут Грэхем?! Гретхен просто позвонила первому, кто пришел ей в голову, а Грэхем взял трубку, поскольку оказался ближе всех к телефону. Впрочем, из них всех он был единственным, кому удалось завоевать ее доверие, ведь не зря же она именно Грэхему призналась насчет колледжа. Наверное, потому, что Грэхем был добрее к ней, чем они, женщины.

— Без нашей помощи ей не справиться, — буркнул Грэхем. — Хорошо, что мы оказались дома. К тому же у нас нет детей, которых не с кем оставить. И она нам доверяет. Кроме нас, похоже, у нее вообще никого нет.

К этому времени, благополучно задушив в себе подозрения, Аманда готова была мчаться на помощь.

— Возьмем мою машину, — объявила она. Сунув мужу ключи, она потащила его к двери. Решив, что Грэхем подгонит машину поближе к дому к Гретхен, она бегом кинулась через улицу. Гретхен уже стояла в дверях, в свете уличных фонарей ее лицо казалось мертвенно-бледным.

Голос ее дрожал.

— Все было хорошо, — пробормотала она. — Правда, хорошо. Я чувствовала себя прекрасно. А потом я встала… и вдруг эта боль… а потом я увидела кровь…

Обхватив Гретхен за талию, Аманда повела ее к машине.

— Ты звонила доктору?

— Он велел мне ехать в больницу. Господи, мне так неловко, что пришлось побеспокоить вас! Но мне просто некому было позвонить…

— Боли еще есть?

— Так… периодически. Как будто схватки, — тоненьким испуганным голосом пробормотала Гретхен. — Еще слишком рано. Ребенок еще слишком мал, чтобы появиться на свет.

Грэхем задом подогнал машину поближе и распахнул дверцу. Но Аманда не успела сделать ни шагу, как услышала торопливый шепот Гретхен:

— Его отец — не Грэхем, — сбивчиво зашептала она. — Между нами никогда ничего не было. Он просто мой друг, вот и все. Я бы и раньше вам сказала… только я была здорово сердита на вас.

— Знаю. — Аманда подтолкнула ее к машине.

— И не Расс, и не Ли. Я бы никогда не решилась сделать такую подлость кому-то из вас. — Охнув, Гретхен схватилась за живот и закрыла глаза. Лицо ее стало пепельным.

Аманда подняла руку, чтобы остановить Грэхема, который выбрался из машины, решив, что им нужна помощь. Дождавшись, когда дыхание Гретхен стало более ровным, они осторожно усадили ее в машину. Отбросив прочь последние сомнения, Аманда уселась рядом и взяла ее руку в свои, чтобы Гретхен могла цепляться за нее, когда боль становилась нестерпимой.

Грэхем гнал машину с ужасающей скоростью. Поблизости была только одна больница — та самая, в которой они с Амандой стали, что называется, постоянными посетителями. При одной мысли о том, что ее вскоре ждет, внутренности Аманды стянуло ледяным узлом. Стараясь не думать об этом, она занялась Гретхен.

— Я ведь не потеряю ребенка, нет? — в какой-то момент прошептала Гретхен, испуганно вцепившись в руку Аманды.

— Нет — если это будет зависеть от нас.

Гретхен немного помолчала.

— В семь с половиной месяцев он ведь родится почти нормальный, правда? — услышала Аманда ее слабый шепот.

— Конечно, — уверенно ответила она.

— Но он будет еще такой крохотный! Что, если он не успеет еще до конца сформироваться? Если пострадает его мозг? Или если у него будут деформированы легкие?

— Не нужно думать о таких ужасных вещах, — взмолилась Аманда. Честно говоря, подобные же мысли терзали и ее. Правда, она никогда еще не была беременна. Зато много раз уже переживала это мысленно. И заранее тревожилась. Так что теперь она прекрасно понимала, что чувствует Гретхен.

— Но почему так рано?! — скривилась Гретхен. — Может, что-то не так?

Аманда принялась убеждать ее, что все это в порядке вещей — хотя, учитывая полное отсутствие у нее какого бы то ни было опыта в этом смысле, это было даже забавно.

— Возможно, твоему малышу просто надоело сидеть взаперти, и он решил, что с него хватит, — брякнула она первое, что пришло в голову, поскольку ничего более вразумительного ей так и не удалось придумать. — Или сам он считает, что уже готов появиться на свет. — Потом в голове у нее немного просветлело, и Аманда с надеждой в голосе добавила: — А может, ты просто неправильно посчитала сроки?

— Нет. Мне точно известно, когда я забеременела. — Привалившись к спинке сиденья, Гретхен закусила от боли губу. — Господи, помоги мне! Я и так многое потеряла — сохрани мне хотя бы его!

— Ну, вот и приехали, — с облегчением сказал Грэхем. Свернув за угол, он остановился у входа в больницу.

Откуда-то выскочила медсестра, засуетилась вокруг Гретхен, усадила ее в кресло с колесиками. Ее врач — тот же самый, на прием к которому когда-то приходила и Аманда, — тоже оказался тут. Положив руку Гретхен на плечо, он успокаивал ее, повторяя, что все будет хорошо.

Об Аманде все забыли. Конечно, хорошо, что о Гретхен теперь есть кому позаботиться, подумала она… и все-таки почему-то ощутила щемящее чувство. Потом внезапно возле нее оказался Грэхем, и взгляды их встретились. Оба молчали — да и к чему говорить, когда и так все понятно? «Это должны были быть мы с тобой. Проклятье! Это должны были быть мы!»

Гретхен с радостью вверила себя заботам доктора. Она полностью доверяла ему — в первую очередь потому, что от него просто веяло уверенностью в том, что, несмотря на кровотечение, все действительно закончится хорошо. Уверенность эта не мешала ему, однако, действовать со всей возможной быстротой. Гретхен и глазом не успела моргнуть, как ее переодели, снова водворили в кресло и покатили в операционную, где ей сделали спинномозговое обезболивание. Поскольку она рожала без мужа и еще прежде отказалась от специального курса для беременных, в результате чего не имела ни малейшего понятия, как следует вести себя во время родов, было решено сделать кесарево сечение.

Небольшая ширма отгородила ее от всего остального мира, так что Гретхен понятия не имела о том, что с ней делают. Но ее доктор все время стоял рядом с ней, и она смотрела ему в глаза, старясь понять, что происходит. На лице его было спокойствие. В какой-то момент ей показалось, что в глазах его мелькнула тревога, но, возможно, виновато в этом было просто ее разгулявшееся воображение. Впрочем, очень скоро она заметила, как губы его дрогнули и расползлись в улыбке. А вслед за этим раздался звук, который невозможно было перепутать ни с чем — пронзительный вопль новорожденного.

— Ну вот, Гретхен, у вас сын! — объявил доктор. — И к счастью, совершенно здоровый. Во всяком случае, судя по голосу. Нет, вы только послушайте, как вопит этот паршивец!

А Гретхен решила, что ничего чудеснее никогда еще не слышала. Не зная, то ли плакать, то ли смеяться, она даже не сразу поняла, что по лицу ее струятся слезы. Только когда ей на руки положили теплый, шевелящийся комочек и перед глазами ее заклубился туман, она поняла, что плачет. Но она успела разглядеть достаточно… крохотное сморщенное личико, маленькое тельце, скрюченные ручки и ножки с неправдоподобно миниатюрными пальчиками. Она еще не успела вдоволь налюбоваться им, как малыша куда-то унесли, объяснив, что его нужно взвесить, искупать и поместить в инкубатор, чтобы окончательно убедиться, что с ним все в порядке.

Гретхен страшно хотелось спросить, что они имеют в виду. Но поскольку ее малыш, судя по всему, был в надежных руках, первое, чем она поинтересовалась, останется ли жить она сама.

— Вы-то? — с озорной усмешкой в глазах протянул ее доктор. — Знаете, голубушка, мне еще ни разу в жизни не приходилось терять пациентку из-за какого-то незначительного кровотечения. К тому же оно уже закончилось. Осталось только чуть-чуть вас подштопать — и порядок. Будете как новенькая. И вы, и ваш сын проживете до ста лет — это я вам гарантирую.

Гретхен слабо улыбнулась. Закрыв глаза, она почувствовала его руки на своем теле, потом легкую боль и расслабилась.

Аманда с Грэхемом молча стояли возле окна, разглядывая палату для недоношенных, когда принесли ребенка Гретхен. Малыш было туго запеленут в одеяльце. Медсестра, заметив их встревоженные лица, с улыбкой подняла его на вытянутых руках и что-то неслышно произнесла одними губами. Аманда почувствовала, как кожа ее покрылась мурашками и дыхание комом застряло где-то в горле.

— Мальчик. Ох, какой хорошенький! Как здорово, правда?

Грэхем ласково сжал ее ладонь.

— Ну, ты сказала бы то же самое, будь это девочка.

Но Аманда, словно завороженная, жадно рассматривала новорожденного.

— Ты только посмотри на него! Он такой крохотный!

— С ним все в порядке? — громко спросил Грэхем, обращаясь к медсестре, которая, судя по ее щедро припорошенным сединой волосам и той уверенности, с которой она держала младенца, обладала вполне достаточным опытом.

С улыбкой подняв оба больших пальца вверх, она кивком головы указала им в сторону врача, ожидавшего в глубине палаты.

Но Аманда не могла оторвать от малыша глаз. Только когда широкая спина доктора скрыла его из виду, она, словно очнувшись, принялась разглядывать других новорожденных. Она знала, что малышей, появившихся на свет с серьезными отклонениями, тут же переправляют в другие клиники, побольше, стало быть, те, что, лежат сейчас там, хоть и родились раньше срока, абсолютно здоровы. Взгляд Аманды перебегал с одного крохотного личика на другое: голубой чепчик, розовый, а рядом — целых три, и все желтые. На одной кроватке крупными буквами стояло ТИМОТИ. На другой был нарисован смешной кролик с длинными ушами.

— Ну, — подтолкнул ее Грэхем, — и на кого, по-твоему, он похож?

— Только не на тебя, — хмыкнула Аманда. — Знаешь, сколько раз я мысленно представляла себе нашего ребенка? И потом — сколько младенцев О’Лири мне уже довелось повидать? Ничего общего!

— Может, он просто похож на Гретхен? — поддразнил он.

— Ну, уж нет… гены О’Лири забьют чьи угодно. И потом, у всех вас взгляд какой-то… особенный.

— Ну, он ведь только что появился на свет.

Аманда покосилась на мужа. И тут же догадалась, что он просто дразнит ее.

— А на кого, ты думаешь, он похож? — в свою очередь, спросила она.

— На Бена.

— М-м… — хмыкнула Аманда. — Точно! Такой же лысый.

Оба замолчали. Возбуждение, охватившее обоих, вдруг разом куда-то исчезло, сменившись свинцовой усталостью. Аманде не нужно было смотреть на мужа, чтобы убедиться, что он испытывает то же самое. Стоя у окна в палату новорожденных и представляя, как они могли бы любоваться своим собственным ребенком, Аманда почувствовала знакомое сосущее чувство пустоты в душе. Она гадала, о чем думает Грэхем. Может, глядя на этих малышей, он с тоской завидует тем, чьи жены оказались в состоянии зачать и выносить их. А вот его, беднягу, угораздило связаться с бесплодной женщиной. И…

Аманда спохватилась, запретив себе дальше думать об этом, заранее зная, куда могут завести подобные мысли. Это было опасно. Ее воображение и раньше заводило ее не туда. И потом — ей было мало гадать. Она хотела знать точно.

— Что ты сейчас чувствуешь? — осторожно спросила она у Грэхема.

Какое-то время он молчал. Потом сунул руки в карманы и пожал плечами.

— Зависть.

Что ж, по крайней мере, честно. Впрочем, нечто подобное чувствовала и она.

— А еще?

— Решимость. — Словно в подтверждение этому, лицо его окаменело. — Если мы попытаемся еще раз — только один раз, — у нас наверняка получится. — Аманда осторожно покосилась на него и вздохнула. Даже его заострившийся профиль выражал отчаянную решимость. Но потом он повернулся к ней, и в глазах его Аманда прочла совсем другое… — Благоговение, — добавил он. — Странное слово, правда? Но тем не менее это так. Нет, пойми меня правильно — я вовсе не горю желанием начать все это по новой. И очень боюсь потерять то, что мы с тобой вновь обрели.

— Эй, вы, двое! — окликнул их знакомый мягкий голос. Это была Эмили, специалист по проблемам бесплодия. Улыбаясь, она направлялась к ним.

Аманда приветливо улыбнулась, но предпочла промолчать. Грэхем последовал ее примеру.

Эмили кивнула в сторону палаты, где лежали новорожденные:

— Своего рода психологическая подпитка?

— Нет, — покачала головой Аманда. — Сюда положили малыша нашей соседки. А кто-нибудь из ваших подопечных тут есть?

Эмили с гордым видом ткнула пальцем куда-то в середину.

— Вон те трое — те, что в желтых чепчиках. Тройня! И вот что интересно — вся эта команда появилась на свет благодаря ЭКО. Две девочки и мальчик. Да, конечно, они совсем крошечные, но абсолютно здоровые. — Повернувшись к ним, Эмили со вздохом продолжала: — Вся беда в том, что мы до сих пор не в состоянии понять, отчего в вашем случае не происходит зачатие. Но тут есть и светлая сторона. Да, мы не можем определить причину, зато это дает нам возможность пробовать то одно, то другое. Да вот хотя бы, к примеру, самый простой метод — увеличить дозы кломида.

Если честно, Аманда отнюдь не была в восторге от этой идеи. Даже от минимальных доз этой гадости ее бросало то в жар, то в холод, лицо и ноги у нее отекали, она становилась нервная, раздражительная, а результаты обследования между тем свидетельствовали о том, что кломид делает свое дело. В ней одновременно созревали не одна, а множество яйцеклеток. Вот только они почему-то упорно не желали оплодотворяться.

К тому же увеличение дозы кломида было чревато многими опасностями: увеличивался риск появления множественных кист на яичниках, и в результате — поликистоз или что-то еще похуже. Чтобы снизить риск, ей придется чуть ли не ежедневно ездить в клинику на УЗИ. А если возникнет большая киста, ее придется удалять хирургическим путем. И что тогда?

— Можно продолжать кломид в тех же дозах, только добавить к нему еще HGG[12], — предложила Эмили. — Где-нибудь на пятнадцатый — шестнадцатый день цикла. Это делается для стимулирования овуляции.

— С овуляцией у меня как раз никаких проблем, — проворчала Аманда.

— Конечно, но это позволит координировать момент выделения яиц из фолликул. Другими словами, укрепить огневую мощь. Или — в качестве другого варианта — можно еще попробовать многократное осеменение. То есть проводить искусственное осеменение раз или даже два раза в день. Кроме этого, можно еще попробовать хумегон[13] — один или вместе с HGG.

При одной только мысли об этом Аманда вся покрылась гусиной кожей, с внутренним содроганием вспомнив, что хумегон применяется в виде инъекций, причем весьма болезненных. К тому же, поскольку он снижал уровень прогестерона в организме, его тоже приходилось вводить дополнительно — иначе говоря, в виде инъекций вместе с хумегоном. Все это само по себе было по меньшей мере неприятно. А побочные эффекты — если верить тому, кто уже через это прошел, — были еще ужаснее.

— Можно, конечно, попробовать вначале ВМО[14], — предложила Эмили, заметив выражение лица Аманды. — Или сразу перейти к ЭКО. Лично я предпочитаю, чтобы мои пациенты сами сделали свой выбор.

Но Аманда не хотела никакого выбора. Она хотела ребенка. Искоса глянув на Грэхема, она догадалась, что и он тоже.

— Пора вам, ребята, снова взяться за дело, — улыбнулась Эмили. — Ну, что скажете?

Грэхем молчал — только смотрел на жену, словно желая сказать, что готов принять любое ее решение. И не только — она прочла в его глазах то, что было для нее важнее всего, — что он не только смирится, но и в любом случае встанет на ее сторону. Словно камень свалился с ее души. Аманда расправила плечи, улыбнулась Грэхему и повернулась к Эмили:

— Что ж, мой отпуск закончился. Можно начинать.

Гретхен почти не спала. Она была слишком возбуждена, чтобы спать. К тому же действие наркоза потихоньку заканчивалось, но Гретхен не позволила вколоть ей обезболивающее, ограничившись обычной таблеткой. После инъекции она бы провалилась в сон, а вот этого ей как раз хотелось меньше всего. Все, о чем она мечтала, — это поскорее встать на ноги и оказаться дома вместе со своим малышом. Он — это все, что у нее есть. И если ему сейчас приходится вести борьбу за жизнь, она будет рядом с ним.

Она уже спрашивала о нем. Ей сказали — все нормально. Медсестра, усадив ее в кресло на колесиках, даже снизошла до того, чтобы дать ей подержать его на руках, но очень недолго. Молоко у нее еще не пришло, а перепеленывать его не было нужды. Вволю наоравшись вчера, сегодня он мирно спал.

И при этом, как ни странно, дышал. Гретхен, затаив дыхание, прислушалась, потом осторожно коснулась кончиком пальца его рта, носа, потрогала щечки, почувствовав, какие они теплые. Она благоговейно коснулась губами мягкого пульсирующего местечка у него на темечке. Потом тихонько приложила ладонь к его груди, убедившись, что он дышит, погладила крохотную сморщенную ладошку, и сердце ее сладко замерло, когда малюсенькие пальчики крепко обхватили ее палец.

Он был смуглый, даже слегка желтоватый. Она испугалась было, но медсестра успокоила ее, сказав, что это обычная детская желтуха, которая вскоре исчезнет бесследно. Волос у него не было, цвет глаз тоже невозможно было разобрать. Но все равно он был самый очаровательный малыш из всех, кого она когда-либо видела! Счастье переполняло ее. Слезы навернулись ей на глаза. Гретхен прижала его к груди и почувствовала, как внутри у нее все переворачивается.

Именно в этот момент и застала ее Аманда, явившаяся в больницу с огромной связкой ярких воздушных шаров.

— Вот это и есть чудо материнства, — понимающе улыбнулась она. — По крайней мере, именно так мне всегда рассказывали. Ты уже решила, как его назовешь?

— Пока нет. — По правде сказать, она давно уже выбрала имя, но для дочери, а у нее родился мальчик. Гретхен все тянула — возможно, втайне надеясь, что все неожиданно изменится, что у ее сына все-таки будет отец, чьим именем и можно будет назвать малыша. Почему-то ей всегда страшно нравилось, когда сына называли по отцу. — Самой мне больше всего нравится Бенджамин. Но если я назову его в честь Бена, его сыновья со злости удавятся.

— Это их дело, — пожала плечами Аманда. — Ты имеешь право назвать сына так, как тебе нравится.

Гретхен отлично понимала, что Аманда подбивает ее на бунт, именно это своенравие, эта тяга к бунтарству всегда привлекали ее в Аманде. И к тому же она была благодарна, что та пришла ее навестить.

— Наверное, вам было мучительно прийти сюда! — вдруг спохватилась она.

— Нет, я люблю детей. А здесь я как-то особенно это чувствую.

— У вас тоже обязательно будет ребенок, вот увидите. Вы такая милая!

— Увы, одно не всегда является следствием другого, — вздохнула Аманда. И лукаво подмигнула растерявшейся Гретхен: — Но мы над этим работаем. И очень надеемся, что наши труды не останутся безрезультатными. Когда-то Грэхем процитировал мне Эмерсона[15]: «Берите пример с природы. Секрет ее успеха — в терпении».

Какое-то время Гретхен переваривала этот совет. И вынуждена была признаться, что он ей понравился. Что-то в нем было успокаивающее.

— У вас обязательно будет ребенок, — повторила она.

— А у тебя он уже есть. Между прочим, я рассказала Джорджии с Рассом. Они так рады за тебя. Может, ты хочешь, чтобы я дала знать кому-то еще?

— Нет. У меня никого нет. — Глаза Гретхен метнулись к двери, и сердце ее на мгновение замерло, а потом вдруг ухнуло в пятки. На пороге, держа в руках вазу с цветами, смущенно переминался Оливер Дидс.