Наслаждение и боль

Глава 18

На какую-то долю секунды ее захлестнул необъяснимый страх. Подобравшись, Аманда похолодела. Но что-то в его улыбке — не той, ирландской, которой славились все без исключений О’Лири, а в той, что принадлежала только ее Грэхему — прогнало ее страхи. Не дав ей и слова сказать, он объявил, что дает ей пять минут — на то, чтобы принять душ. И все — никаких объяснений. Через пять минут его грузовичок уже несся на север.

Гостиница называлась «Лягушачья долина». Располагалась она в крохотном городишке под названием Панама, на северной окраине Вермонта, и хотя открылась совсем недавно, уже пользовалась широкой известностью. Ни одна комната в ней не была похожа на свою соседку, хотя лейтмотивом всего интерьера оставались, как легко догадаться, лягушки. Участок земли вокруг гостиницы поражал буйной растительностью. В глубине его скромно прятался пруд, а вокруг, во всех направлениях, тянулись ухоженные дорожки для верховой езды. Прямо через дорогу был небольшой магазинчик, в котором, кроме обычных грошовых леденцов, можно было найти даже шоколадные батончики с миндалем.

Не успели ворота захлопнуться за ними, как Аманда уже решила, что более идеального места для отдыха она в жизни еще не видела. Не понравились ей только две вещи. Во-первых, несмотря на фантастическую кухню, которая сделала бы честь даже пятизвездочному отелю, здесь почему-то не принято было подавать еду в номера, что означало, что для того, чтобы поесть, им придется одеться и спуститься вниз, в ресторан. Второй неприятной новостью, вернее, досадной неожиданностью стала для Аманды невесть откуда взявшаяся у Грэхема привычка по любому более или менее серьезному поводу издавать клокочущий горловой звук, напоминающий «ффрррррбит!» — в точности как лягушка возле пруда.

Она заметила это после того, как решила поделиться с ним своими мыслями насчет Квинна.

— Ффрррррбит! — скривился Грэхем.

— Невежа и грубиян! — буркнула она в ответ. Но на него это не произвело ни малейшего впечатления.

Грэхем продолжал то и дело фыркать, пока она рассуждала на тему о том, что они оба погрязли каждый в своей работе и как легко незаметно уйти в нее с головой, когда дома не ожидает ничего, кроме неприятностей.

— Фффрррррбит!

Она попыталась поднять его на смех:

— Да, я в курсе, что ты любишь все зеленое.

В третий раз это прозвучало, когда разговор коснулся его семьи.

— Фффрррррбит! — квакнул он.

— Ты это делаешь ради них? — Аманда вопросительно изогнула бровь.

И еще раз — когда они принялись обсуждать, кто все-таки, если не Ли, был отцом ребенка Гретхен.

— Фффрррррбит!

— Я… я так не думаю, — ответила она с такой потешной серьезностью, что Грэхем первый не выдержал и расхохотался. Аманда смеялась вместе с ним. Потом принялась защищаться: — Все не так просто, Грэй. В конце концов, этот ребенок невольно стал причиной множества сомнений и подозрений. Поэтому я хочу выяснить наконец, кто же его отец. А ты разве нет?

Шутливо толкнув ее локтем в бок, он снова засмеялся.

— Знаешь, не хочу об этом думать. Во всяком случае, сейчас. Это, кстати, касается и моей семейки, и твоей работы, да и моей тоже, и Джорди с беднягой Квинном. Да, согласен, нам с тобой нужно все это обсудить. Я, например, не уверен, что понял, что ты почувствовала, когда узнала о самоубийстве Квинна… или каково человеку, выросшему единственным ребенком, войти в семью, где столько родственников, что их трудно упомнить даже по именам. Я до сих пор не могу взять в толк, почему вы все с самого первого дня были так настроены против Гретхен, и буду благодарен, если ты попытаешься мне это объяснить. Но не сейчас, договорились? Сейчас это все не важно. Считай, что весь остальной мир просто перестал существовать — остались только мы с тобой. — Глаза Грэхема вдруг потемнели и стали похожи траву в лесу после дождя. — Знаешь, что я люблю в тебе больше всего?

Во рту у Аманды мгновенно пересохло, поэтому она просто помотала головой.

— То, насколько сильно ты отличаешься от всех нас. Знаешь, Мэнди, я немного устал от однообразия. — Грэхем подергал себя за бороду. — Как ты думаешь, для чего я отрастил эту штуку?

Интересный вопрос. Как ни странно, они никогда это не обсуждали. Странно, но и самой Аманде как-то не приходило в голову проанализировать это факт, хотя она по своей профессиональной привычке анализировала все на свете, доводя этим до умопомрачения любого нормального человека. Наверное, его борода ей просто нравилась, решила Аманда.

— Своего рода вызов? — предположила она.

— Все намного проще — я хотел хоть чем-то отличаться от них. От остальных О’Лири. Хотел идти в жизни своим путем. — Глаза их встретились. — Я до сих пор этого хочу.

Для Аманды этого было достаточно — больше за все выходные она и не заикнулась ни о родственниках Грэхема, ни об отношениях в их семье. Но блаженная передышка оказалась до обидною короткой. Не успели они в воскресенье после обеда выехать на дорогу, ведущую к дому, как затренькал мобильник Грэхема. Это оказался Питер — он звонил сообщить, что у Дороти случился удар.

О том, чтобы забросить Аманду домой, вопрос не стоял. Да она и сама бы не решилась заикнуться об этом. В конце концов, это была его мать, и она балансировала на грани жизни и смерти. А раз так, она должна быть рядом с Грэхемом. Это ее долг, решила Аманда.

Грэхем молча вдавил педаль газа. Они мчались по той же самой дороге, по которой в пятницу ехали сюда, только в обратном направлении. Добравшись до южной границы штата Вермонт, он свернул на скоростную автостраду, которая должна была вывести их в восточный район Вудли. Чем ближе они подъезжали, тем мрачнее делалось лицо Грэхема. Он позвонил Уиллу, и выяснилось, что удар с Дороти случился на рассвете. От Джозефа он узнал, что Дороти в сознании. От Малкольма — что обнаружила ее Меган.

Не зная, что сказать, Аманда предпочла хранить молчание. У нее язык не поворачивался утешать Грэхема, уверяя, что с его матерью скоро все будет в порядке, поскольку она этого не знала, да и не могла знать. Единственное, что она могла сделать и делала, — это время от времени пожимать его руку, словно напоминая, что она тут, с ним.

До клиники они добрались, когда только-только начало смеркаться. Грэхем припарковался. Через холл они промчались едва ли не бегом. К счастью, благодаря детальным объяснениям Мэри-Энн они заранее знали, куда бежать. Впрочем, даже если бы и не знали, то мгновенно бы догадались. И действительно, не заметить толпу, состоявшую из членов клана О’Лири возле двери одной из палат, мог бы разве что слепой.

К ним навстречу двинулся Малькольм.

— С ней все в порядке. Но она очень раздражена — требует, чтобы ее немедленно забрали домой. Естественно, ее не выпишут, пока не проведут необходимое обследование. Но даже тогда она уже вряд ли сможет обходиться без посторонней помощи. Что будет дальше, одному Богу известно. Врачи подозревают, что в мозгу имеются небольшие повреждения.

— Небольшие? — с горечью переспросил Грэхем.

— Да, небольшие. — К ним присоединилась и Мэри-Энн. — Можно сказать, ей еще крупно повезло.

Аманда почувствовала, как Грэхем немного расслабился.

— А отчего это случилось? — спросил он.

— Кто его знает? — пожал плечами Мак. — Для этого и существует обследование. Возможно, причина просто в возрасте.

— Существует ли вероятность, что такое может случиться снова?

К ним подошел Питер.

— Врачи обещают сделать все возможное, чтобы это не повторилось. Ей выпишут таблетки…

— Которые она станет принимать? Так я и поверил, — с горечью хмыкнул Грэхем.

Даже Аманда знала, что Дороти на дух не переносит никакие таблетки.

Мак потянул брата за руку.

— На этот раз придется. Пошли, она будет рада, что ты приехал. Она и так уже несколько раз спрашивала о тебе.

Войдя в палату, Аманда против своей воли почувствовала острую жалость к свекрови. Ее разом осунувшееся лицо по цвету почти сливалось с подушкой. Хотя, в общем, она отделалась сравнительно легко и практически не испытывала никаких неудобств, было заметно, что она напугана. Аманда заметила, как тряслись ее руки, когда она протянула их к сыну.

Он сжал ее руки в своих, потом нагнулся и поцеловал мать в щеку.

— Ну, для человека, из-за которого я разом постарел на десять лет, ты выглядишь, прямо скажем, неплохо.

— Где ты был? — тоненьким, как у маленькой девочки, голосом капризно протянула Дороти. — Дома тебя не было. Мы звонили, звонили… Хорошо еще, что у Уилла был телефон твоего мобильника.

Аманда вслед за Грэхемом приблизилась к кровати, наклонилась к свекрови и осторожно поцеловала ее в щеку.

— Грэхем прав. Вы сейчас выглядите куда лучше нас обоих, честное слово! Учитывая, что мы чуть с ума не сошли, пока мчались сюда сломя голову.

Дороти, мазнув по ней небрежным взглядом, снова повернулась к Грэхему:

— Они хотят оставить меня здесь. В клинике. А я не хочу оставаться.

— Ничего не поделаешь, придется, — пожал плечами Грэхем. — Им нужно провести полное обследование.

— Оно меня убьет, — захныкала она. — Так же, как в свое время убило твоего отца.

— Перестань, мам. Отец умер от рака.

— Если бы его в тот раз не положили на обследование…

— Если бы его не положили на обследование, он все равно бы умер, только тогда мы так и не узнали бы отчего. Обследование тут ни при чем.

— Ты веришь в это, потому что тебе хочется в это верить. А я — нет.

— Мама, ты ошибаешься. Поверь мне. И не забивай себе голову всякими глупостями. Обследование еще никому не причиняло вреда. И убить оно тоже не может.

— Хорошо тебе говорить… — ворчливым тоном пробормотала она. — Это ведь не тебе предстоит его проходить. А они еще твердят, что мне, мол, нельзя больше жить одной. Что я нуждаюсь в помощи. Но не могу же я заставить дочерей сидеть возле меня! У них у всех есть свои семьи, о которых нужно заботиться. Придется просить Меган — впрочем, Меган никогда ни о чем не нужно просить. Если бы не она, я бы так до сих пор и лежала на полу у себя дома. А вот Меган сразу заметила, что я почему-то не вышла забрать утренние газеты, и забеспокоилась. Меган — хорошая девочка… но ведь у нее магазин. Ну, и кто же тогда будет жить со мной?

— Кого-нибудь наймем.

В глазах Дороти вспыхнул ужас.

— Постороннего? Нет, ни за что!

— Может, сиделку? — мягко предложила Аманда. — Многие подрабатывают этим — стирают, готовят и все такое. Это очень удобно.

— Вот себе и наймешь, когда придет твое время, — огрызнулась Дороти. — Это ведь ваше поколение привыкло к памперсам. А мы росли другими.

— Мам, ты зря. Неплохая, кстати, идея.

— Конечно! Хочет нанять чужого человека, чтобы он стирал и готовил. А могла бы делать это сама. Но где там — она ведь работает!

— У Аманды очень важная работа, — примирительно сказал Грэхем. — Она помогает детям, которые очень нуждаются в ее поддержке. Не может же она бросить их ради того, чтобы стоять у плиты?

Насторожившись, Аманда почувствовала ловушку. Дороти давно уже нащупала ее больное место и точно знала, куда нанести удар.

— Да — чужим детям. То-то и оно!

Возле кровати, как из-под земли, появилась медсестра.

— Нам пора, миссис О’Лири, — и объяснила: — Время делать томографию.

Дороти бросила в сторону сына еще один отчаянный взгляд. Но, убедившись, что это не поможет, обиженно поджала губы и позволила выкатить ее в коридор.

Большую часть вечера Грэхем провисел на телефоне, обсуждая с братьями вопрос, кто будет ухаживать за Дороти, когда ее выпишут. Проведенное обследование все равно не даст окончательных результатов. Гораздо важнее то, что покажет ее состояние в следующие несколько дней. Дороти уперлась, как мул, — ей не нужны никакие обследования и никакие помощники в доме, тем более со стороны. Поэтому все дискуссии с братьями в основном касались именно того, не может ли кто-то из родственников побыть с ней хотя бы первое время.

Зайдя на кухню и услышав обрывки последнего разговора, Аманда отважилась предложить каждый день заезжать к свекрови после школы. Но Грэхем, послав ей беглую улыбку, только молча покачал головой.

Она почувствовала, что ее отодвинули в сторону. Впрочем, она не могла обижаться на мужа за то, что он отказывается от ее помощи. Дороти сама не захотела бы принять помощь от нее. Она еще скрепя сердце могла бы смириться с тем, что за ней станут ухаживать дочери. Она могла бы даже смириться с тем, что это будет делать жена Мака, или Джо, или Уилла. Из обрывков разговора, которые ей удалось услышать, Аманда догадалась, что такая возможность тоже обсуждалась. Но ей было ясно и другое — что никто из братьев мужа даже не заикнулся о том, чтобы привлечь к этому ее, Аманду. Им хорошо было известно, что думает по этому поводу Дороти. Грэхем мог сколько угодно отрицать это, но факт оставался фактом: отношение Дороти к ней уже ни для кого в семье не было тайной.

Вздохнув, она отправилась на задний двор и принялась придирчиво разглядывать лужайку, о которой из-за событий последних дней совсем забыла. Можно было подумать, что после недавних дождей сорняки ожили, приободрились и с новыми силами взялись обживать двор. Если Грэхем и заметил это, то решил оставить все как есть. Он просидел на телефоне до глубокой ночи, а потом они с Амандой как подкошенные рухнули в постель.

Но даже во сне он прижимал ее к себе с той же любовью которую она почувствовала, еще когда он помогал ей спуститься с башни. Однако теперь Аманда жаждала большего. Молчание убивало ее. И даже страсть, вспыхнувшая с новой силой, была бессильна уничтожить этот камень преткновения, выкорчевать его с корнем, как выдергивают сорняк. Аманде отчаянно хотелось, чтобы Грэхем признал это и согласился с ней. Если жизнь дала им последний шанс, то надо признать, что семейка Грэхема вклинилась совсем некстати.

Она устала чувствовать себя какой-то самозванкой. И ей страшно хотелось сказать это ему.

Но Аманда не сделала этого. Она будет молчать и дальше, если потребуется. В конце концов, Дороти серьезно больна, и Грэхем с ума сходит от тревоги за мать. Сейчас не время ссориться.

Настало утро понедельника. Карен испытывала точно такие же чувства, что и Аманда, — она тоже считала, что сейчас не время выяснять отношения. Впрочем, даже в лучшие времена Карен терпеть не могла этого делать — не та натура. Джорди предстояло ходить в гипсе по меньшей мере шесть недель, а на консультации к психологу — и того дольше. Близнецы, смутно подозревая, что случилось нечто экстраординарное, но не зная, что именно, общались исключительно между собой, отгородившись от всего остального мира, а Джули, наоборот, льнула к матери. Она ходила за ней как хвостик — на кухню, в прачечную. Только утром, когда Джули уезжала в школу, Карен могла вздохнуть свободно. Но и тогда у нее не было ни одной свободной минутки — все это время она использовала на работу в комитете.

А вот Аманда с Грэхемом взяли и уехали на все выходные, с завистью думала она. Впрочем, почему бы и нет? Они живут друг для друга, и какое им дело до всего остального мира? А вот она, Карен, не могла позволить себе такую роскошь. Если она не пропадала в школе, делая вид, что ничего не случилось, чтобы ни одна живая душа не догадалась о том, что творится у них в семье, то торчала дома, корчась от бесконечных унижений, которые выпадали на ее долю. Она не осмеливалась даже пройти по улице, сгорая от стыда при мысли, что Гретхен будет смотреть ей в спину и в глазах ее будет презрение или, еще хуже, сочувствие. И ведь теперь речь идет не только о Ли, но и о Джорди!

Карен собственноручно отмыла нож, уничтожив все следы краски, что еще оставались на нем. Потом, сунув нож в мешок с мусором, выкинула его в контейнер. Так что Гретхен, если захочет, может выдвигать какие угодно обвинения — доказательств-то у нее все равно нет, злорадно думала она.

Правда, оставался еще пистолет. Лучше бы ей его не видеть. Расс завез его как раз этим утром. Он был тщательно завернут в несколько слоев бумаги, а на свертке стояло имя Ли. Мысли о нем не давали Карен покоя.

Вдруг дверь кухни распахнулась, и на пороге появился Ли. Плотно прикрыв за собой дверь, он повернулся к жене:

— Мне передали, что ты звонила. Сказали — срочно.

Очень медленно, словно во сне, Карен вынула из кармана небольшой пистолет. Держа его на уровне груди, она направила его на Ли, который, нахмурившись, инстинктивно шарахнулся в сторону. Дуло пистолета, словно притянутое магнитом, повернулось за ним. Карен почувствовала, как ее рука наливается силой, источника которой она сама еще не понимала.

— Какого дьявола? Что ты еще задумала? — взвизгнул Ли, не сводя глаз с пистолета.

— Его утром привез Расс. Я решила, что это твой.

— Откуда у меня пистолет?!

Карен набрала полную грудь воздуха, словно перед прыжком в воду, и продолжала:

— Я увидела его в ящике твоего шкафа.

— Значит, теперь ты уже шаришь в моем шкафу?! — вспылил Ли. Впрочем, именно этого она и ожидала. По части умения «переводить стрелки» ему поистине не было равных.

Однако сейчас ее это волновало меньше всего. Никаких угрызений совести она не испытывала. Карен несколько дней подряд репетировала этот их разговор и была твердо намерена выяснить все до конца.

— Я разбирала твое белье — отбирала то, что уже пора выкинуть. Пистолет лежал под стопкой твоих трусов, причем уже довольно давно. Это не самое лучшее место для него, Ли. Я давно собиралась тебе это сказать. Джорди не пришлось долго искать. Держу пари, он быстро его нашел.

Сообразив наконец, что глупо отрицать очевидное, Ли принялся возмущаться:

— Почему не самое лучшее? Я решил, что так он будет всегда под рукой, если в дом заберется грабитель, тем более ночью. И потом, с чего ты взяла, что это именно тот, что был у Джорди?

— Потому что твоего нет на месте. А когда Джорди спустили вниз, пистолета при нем не было. И в больнице, когда его раздевали, пистолета тоже не нашли. Я было решила, что это ты забрал его у него. Оказалось — Расс.

Взгляд Ли был по-прежнему прикован к пистолету в ее руке.

— Ради всего святого, положи его. Он может выстрелить.

Карен кивнула. С трудом проглотив рвущиеся из груди истерические рыдания, она посмотрела ему в глаза.

— Этот самый пистолет мог выстрелить и убить нашего сына. Ночью я видела это во сне…

Ли протянул руку:

— Давай его сюда.

— Не сейчас.

— Для чего он тебе?

— Хочу, чтобы ты сначала меня выслушал.

— Слушаю, — вздохнул Ли. На лице у него появилось хорошо знакомое ей терпеливое выражение, словно он имел дело с ребенком.

Карен давно уже думала, что она ему скажет. Конечно, ей трудно тягаться с ним. Как же, он ведь интеллектуал, у него свой бизнес, причем процветающий. И он здорово разбирается во всех этих современных штучках… как их там? Компьютерных технологиях. Куда ей до него!

Но зато она — мать! С этим не поспоришь. Тут она могла дать ему сто очков форы. Может, это пистолет в руке внушил ей такую уверенность в себе? Она не знала. А может, чаша ее терпения наконец переполнилась. Но она не собиралась сдаваться. Она заранее обдумала все и даже вычленила три вещи, с которыми не намерена была дальше мириться.

— Итак, загибай пальцы, Ли. Ложь, измены и жестокое обращение. Все это мне надоело, — объявила она.

Ли сердито фыркнул:

— Это ты о нашем браке? Что-то я не припомню никакого жестокого обращения. Так что если ты намерена подать на развод и упирать именно на это, то, боюсь, тебя ждет разочарование.

— Я не ссоры наши с тобой имею в виду. А то, что остается «за кадром». Ты все проделываешь очень ловко, но я это чувствую. Да и не я одна. Это чувствуют все. Я уже дошла до ручки, Ли. Я даже думать ни о чем не могу.

— Сходи к психиатру. Счет я оплачу.

— Психиатр тут ни при чем. Он не поможет. Я устала мириться со всем этим, Ли, — с другими женщинами, с твоими постоянным задержками, с твоей вечной раздражительностью, которая выплескивается на меня.

Лицо его немного смягчилось.

— Ты преувеличиваешь.

— Ничуть. — Карен с трудом удержалась, чтобы не выругаться. Но у нее в руках пистолет, значит, она просто обязана сдерживаться. — Я видела счета. И счета за прием у гинеколога, кстати. Между прочим, там указано не мое имя. Кто-то ходил к гинекологу каждый месяц, и это точно была не я. Я ничего не преувеличиваю?

Это окончательно выбило у Ли почву из-под ног.

— Так ты и в стол ко мне влезла?! — заорал он.

Итак, она все-таки перешла последний рубеж, в страхе подумала Карен. Одно дело — копаться в его белье, а шарить по столу — совсем другое. Обыска в письменном столе Ли ей ни за что не простит. До этого дня Ли всегда доверял ей. Теперь все изменилось.

Но ведь и ее жизнь тоже изменилась навсегда. Вспомнить хотя бы последние две недели! Старые страхи вновь нахлынули на нее. Карен всегда до смерти боялась остаться одной, без Ли, потому что она знала: без него она — никто. Без него она — нищая. Эти-то страхи и привязывали ее к нему каждый раз, когда она хотела бросить его. Они могли удержать ее и сейчас. Как-никак все это имело огромное значение.

Но теперь она не могла отступить. Просто не могла, и все.

— Да, — повинуясь внезапному порыву, выкрикнула она, — влезла! И не вздумай переворачивать все с ног на голову, потому что на этот раз у тебя ничего не выйдет. Я не верю в разводы. Сама мысль о разводе приводит меня в ужас, и ты прекрасно это знаешь. Именно поэтому я каждый раз прощала тебя, когда ты клялся, что это в последний раз. Но ты продолжал мне изменять, и наши отношения становились все хуже и хуже. Я еще могла мириться с этим, пока дело касалось одной меня. Но сейчас это уже начинает отравлять жизнь и детям.

— С детьми-то как раз все в порядке, — рявкнул Ли.

— Ли, что ты говоришь?! — в отчаянии закричала Карен. — А Джорди?! Ты уже забыл, что произошло? Он просто чудом остался жив. И Аманда тоже. А вспомни, что он сделал с Гретхен! Он никогда не решился бы на это, если бы ты не прожужжал нам все уши об этой картине. Он бы не сделал этого, если бы не решил, что ты каким-то образом связан с ней.

— А вот это как раз твоя вина! — вскипел Ли. — Все твоя вечная подозрительность! Ты сама навела Джорди на эту мысль!

Зайдя уже слишком далеко, чтобы отступать, Карен молча смотрела на него и думала, до чего же по-дурацки он выглядит сейчас со своими прилизанными волосами.

— Открой глаза, Ли. Моя подозрительность — прямое следствие твоих вечных обманов и измен.

Он вскинул руку.

— Только не надо перекладывать ответственность на меня, хорошо?

— Мы едва не потеряли Джорди! — крикнула она. — Неужели даже это не отрезвило тебя?! — Карен сделал невероятное усилие, чтобы взять себя в руки. Аманда никогда не стала бы кричать — ни при каких обстоятельствах. И Джорджия тоже. Они-то уж наверняка разговаривали бы спокойно — возможно, даже ледяным тоном, поскольку это действует куда убедительнее, чем любой крик. И не важно, что у любой из них внутри все тряслось бы от ярости — они в любой ситуации постарались бы держать себя в руках. — Нет, не спорь, — заявила она, заметив, что он уже открыл рот, чтобы перебить ее. — Я устала от наших споров. Поэтому просто собери вещи и уходи. Дети через час вернутся домой. Я хочу, чтобы к этому времени тебя уже не было.

Ли выпучил глаза:

— О чем это ты?..

Карен с трудом сглотнула вставший в горле комок. Пришлось напомнить себе, что и Аманда и Джорджия ни за что не отступились бы — даже если бы чувствовали, что к горлу подступает тошнота.

— Я хочу, чтобы ты убрался отсюда.

— Ты серьезно?!

Карен кивнула.

— Да будет тебе, милая. — Ли шагнул к ней.

Карен вскинула пистолет.

Он резко остановился, словно наткнулся лбом на невидимую преграду. Потому тупо уставился на нее:

— Но это мой дом!

— Уже нет, — поспешно ответила она, подавив последние сомнения, поскольку знала, что поступает правильно. — Если будет необходимо, я обращусь в суд. Между прочим, я сняла копии со всех твоих счетов. И нашла отличного адвоката. Так что лучше уходи, Ли…

Он примирительно замахал на нее руками:

— Послушай, ты расстроена. Ты говоришь о том, что было когда-то давно. Ты не можешь забыть, как видела Джорди на верху башни. Наверное, мы оба в чем-то были неправы. Даже слепы. Теперь мы как будто прозрели, и действительность показалась нам обоим слишком жестокой…

— Дело не только в Джорди.

— Конечно-конечно, не только. Нам обоим пришлось пережить нелегкие времена. Поэтому тебе трудно рассуждать здраво.

— Почему трудно? Я как раз рассуждаю очень здраво.

— Ну, многое представляется в искаженном виде, если человеку пришлось пройти через такой ужас, как мы с тобой. Я имею в виду эту историю с Джорди.

Карен тяжело вздохнула — как же она устала от этого разговора с Ли, с невольной злостью подумала она.

— Я хочу, чтобы ты ушел. И немедленно, — нарочито спокойным голосом повторила она. — Мне нет дела до того, куда ты пойдешь. Лишь бы подальше.

— Но… почему?!

Карен посмотрела на него в упор:

— Потому что с меня хватит. У тебя ведь и сейчас кто-то есть, так? Мне плевать, кто это — Гретхен или кто-то еще. Но с меня довольно твоих измен.

На мгновение ей показалось, что он снова примется все отрицать. Но на этот раз у нее на руках были доказательства. Она поняла, что он вдруг тоже вспомнил об этом. Вернее, прочла у него в глазах. И тут он как-то разом обмяк, став похожим на воздушный шарик, в который воткнули булавку.

— Я просто слабый человек, Карен. Я делаю ошибки. Но это ничего не значит, поверь мне.

— Она беременна?

— Это не важно. Для меня в этой жизни имеет значение только одно — наши дети. И ты.

— Почему я не верю тебе? — усмехнулась Карен.

— Потому что ты расстроена.

— Нет. — Она покачала головой, удивившись, что почему-то не чувствует практически никаких сожалений. — Мы ничего не значим в твоих глазах. Если бы это было правдой, ты не поступал бы так с нами.

— Но она ничего не значит для меня! — взмолился Ли. — И потом — у меня с ней все кончено. Я получил хороший урок, поверь мне. Когда я увидел Джорди там, наверху…

Карен поймала себя на том, что не верит ни единому его слову. Он и раньше клялся ей, а потом все повторялось снова.

— Выметайся. Прямо сейчас.

Он долго молчал, словно не веря собственным ушам. Потом ошеломленно потряс головой:

— Или что? Ты выстрелишь?

— Вообще-то я собиралась отдать пистолет Рассу. Он наверняка знает, как его разрядить. — Карен опустила руку с пистолетом, но не спешила убрать его. Теперь в ней удушливой волной поднималась злоба — злоба на саму себя за то, что она годами терпела его измены. И именно эта злоба дала ей силы продолжать: — Если хочешь знать, мне не нужен этот пистолет. У меня есть другое оружие, и я использую его без малейших колебаний. Если ты сейчас же не уберешься отсюда, если ты не поступишь со мной порядочно, я тут же расскажу детям все. Все, что ты делал со мной все эти годы. Ты ведь их любишь, Ли. Этого я не стану отрицать. Ты любишь их, а они любят тебя — даже Джорди, который, возможно, сейчас ненавидит нас обоих так же сильно, как когда-то любил. Но они — часть сделки. Ты уходишь и поступаешь с нами как порядочный человек — только в этом случае ты сохранишь любовь собственных детей. Попробуй только устроить какую-нибудь гадость, и ты наживешь большие неприятности. Это я тебе обещаю.

Это, конечно, был блеф, и она это понимала. И знала, что не умеет блефовать. Так что этот момент был самым трудным. Карен никогда бы не осмелилась бросить Ли вызов, да еще в открытой форме — даже когда в первый раз узнала, что он ей изменяет, — и какая-то часть ее почти желала, чтобы он снова стал просить прощения, снова клялся бы, что это не повторится. Какая-то часть ее даже хотела, чтобы все осталось по-прежнему. Так было безопаснее. Прежняя жизнь, привычная и удобная, как старый лифчик, — и никакого риска. В конце концов, то, чего не знаешь, всегда пугает больше.

Но прежние измены Ли затрагивали только их двоих. А вот эта, последняя, не обошла стороной их детей. И это все меняло.

Аманда в этот понедельник уехала из школы пораньше, чтобы проведать Дороти. Она не сказала Грэхему, куда едет, — в конце концов, она ведь делала это не для него, а для себя. Что греха таить, Аманда надеялась, что если она первой сделает шаг к сближению, при условии, конечно, что Дороти это поймет — чем черт не шутит, — может, та хоть немного смягчится.

Как и в первый раз, весь коридор перед палатой был забит представителями клана О’Лири. Только, в отличие от прошлого раза, сейчас тут было полным-полно детей, приехавших проведать заболевшую бабушку. Их было столько, что каждые полминуты кто-нибудь из родителей шикал на них, чтобы они не так шумели.

Вся эта малышня обрадовалась Аманде куда больше, чем взрослые. Получив свою порцию поцелуев и объятий, запыхавшаяся Аманда потянула за рукав Шейлу, жену Джеймса.

— Ну, как дела у Дороти?

— Неплохо. Ей даже разрешили встать и походить немного по палате. Но она страшно боится, что снова упадет.

— Какие-нибудь анализы уже сделали?

— Да. Дороти еще дешево отделалась — практически никаких последствий. Ее даже в сторону уже почти не ведет.

Аманда взялась за ручку двери как раз в тот момент, когда из палаты вышел Уилл с двумя своими старшими сыновьями. Постаравшись не обращать внимания на то, что ноги у нее разом стали ватными, Аманда проскользнула в палату.

Глаза Дороти были закрыты.

— Привет, — тихо окликнула Аманда. — Вы, наверное, устали?

Дороти открыла глаза. Взгляд ее, скользнув по Аманде, обратился к двери.

— А где Грэхем?

— Он не смог приехать. У него назначена встреча с клиентом и Личфилде. А я решила узнать, как вы себя чувствуете.

Дороти слабо махнула рукой в сторону двери в коридор, из-за которой доносился приглушенный шум голосов:

— Они тебе скажут.

— Они уже сказали, — улыбнулась Аманда. — Судя по их словам, вы быстро идете на поправку. Вот и замечательно! — Когда Дороти оставила ее слова без внимания, Аманда, поискав взглядом вокруг, увидела заваленный детскими рисунками поднос, стоявший на столике возле постели. — Какие у вас замечательные открытки! — восхитилась она.

— Это потому, что у меня замечательные внуки.

— Конечно. Еще какие! И если повезет, их будет еще больше.

Дороти тут же открыла глаза. Застывший в них мрачный упрек находился в странном противоречии с ее очевидной беспомощностью.

— Мак мне сказал, что вы с Грэхемом оставили свои попытки. Так у вас никогда не будет детей.

— Это не так. Мы просто решили устроить небольшой перерыв.

— А вот я никогда этого не делала! Я любила своего мужа. Дети никогда не были для меня обузой.

Аманде не слишком-то пришлись по вкусу ее слова, но она не собиралась из-за этого спорить. Мило улыбнувшись свекрови, она кивнула:

— Конечно, в прежние времена все было проще. Я даже думала порой — может, что-то такое в атмосфере…

— Джимми говорит, Грэхем очень расстроен.

— Я тоже. Мы с ними оба очень хотим детей.

Взгляд Дороти снова устремился куда-то в сторону, мимо плеча Аманды. Но на этот раз она улыбнулась.

— А вот и Кристин! (Это была жена Джозефа.) Как мило, что ты пришла, Крисси! У тебя ведь столько дел!

Уловив подтекст, Кристин заговорщически подмигнула Аманде. Потом повернулась к свекрови:

— Ну, чтобы проведать вас, минутка всегда найдется. Как вы, мама?

Об Аманде Дороти тут же забыла. Аманда сделала слабую попытку поучаствовать в разговоре, когда свекровь принялась расспрашивать Кристин о ее работе, но Дороти безжалостно ее пресекла. Это было так жестоко и несправедливо, что Аманда очень скоро почувствовала себя лишней. Она даже винила Кристин — могла бы, кажется, поинтересоваться и ее работой! Заодно утерла бы нос Дороти! Что-то подсказывало ей, что Кристин не замедлила бы это сделать, будь на ее месте Меган.

«Не начинай снова, — одернула она себя. — Все это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к Грэхему!»

Но, увы, сама она хорошо понимала, что в действительности это не так.

Несмотря на все попытки Аманды сделать вид, что ничего не произошло, Грэхем сразу же почувствовал неладное. Она приготовила вкуснейший обед, не забыв ни про вино, ни про рулет с клубникой, который он просто обожал. За обедом она пересказала ему все местные новости — что Джорджия натянула нос самому главному покупателю и сейчас ждет его вердикта и что Карен вышвырнула Ли из дома. Она рассказала, как замечательно чувствовала себя весь день — еще бы, после такого уикенда! Что весь день она тайком улыбалась про себя, свято храня свою маленькую тайну.

Но было кое-что, о чем она не стала рассказывать. О том, что она заезжала в больницу, он узнал много позже. Выяснилось это после звонка Питера.

— Почему ты мне не рассказала? — с расстроенным видом спросил Грэхем, которому страшно не понравилось ее молчание. Они ведь договорились, что у них больше не будет тайн друг от друга. И договорились только в эти выходные.

Аманда постаралась сделать вид, будто ничего не произошло.

— Ну, поездка оказалась не слишком успешной, — с беззаботным видом улыбнулась она. — Блистательная Аманда Карр села в лужу.

— Ох, Мэнди, моя мать — старый человек. Она напугана, а потому злится. Ты должна это учесть.

— Знаю. Но все равно это тяжело. Может, начать называть ее мамой? Может, тогда она смягчится? Но все это как-то… как-то неестественно. Понимаешь, она ведь все-таки не моя мама, а твоя…

Но мысль об этом преследовала Грэхема, как назойливый комар, вплоть до самого утра. «Она ведь все-таки не моя мама, а твоя…» Аманда сказала это и ушла. Она не требовала, чтобы он встал на ее сторону, — она вообще никогда и ничего не требовала от него, если это касалось Дороти. Жена просто приняла тот факт, что его мать — старая и больная женщина, и сама, казалось, только и искала способ извинить холодность свекрови.

К сожалению, холодность матери по отношению к Аманде не была для него новостью. Он всегда знал это. Именно это и мучило Грэхема все утро. «Она ведь все-таки не моя мама, а твоя…» — вспомнил он. «Твоя мать — не моя проблема, а твоя», — перефразировал он. Грэхем задумался — похоже, у них с Амандой наметился некий сдвиг, и Грэхем был безумно рад этому. Все то, за что он полюбил Аманду, заново восхищало его в ней. Да и сама Аманда, казалось, с удовольствием шла ему навстречу. Она не меньше его самого старалась, чтобы их отношения стали прежними. Но когда дело доходило до его матери, все ее усилия шли прахом. Но что она могла сделать, вздохнул Грэхем, разве что снова и снова делать шаг к сближению, пока у нее окончательно не опустятся руки?

«Сейчас не время», — напомнил он себе. Ему самому никогда бы и в голову не пришло взяться, скажем, пересадить взрослый платан до того, как спадет летняя жара, даже если бы это позарез требовалось по замыслу проекта ландшафтного дизайна. Грэхем знал, что платану нужна влага — ничуть не меньше, чем его матери сознание того, что ее любят и балуют. Возможно, она действительно несправедлива к его жене, но сейчас у нее тяжелое время. Ничего, она поправится, и все будет по-другому. И, собираясь вечером заглянуть к матери в больницу, Грэхем дал себе слово, что будет терпеливо ждать.