Наслаждение и боль

Глава 6

Прежде чем один из них успел сказать хотя бы слово, зазвонил телефон. И хотя Аманда была ближе, Грэхем вскочил со стула и первым схватил трубку.

— Да? — ответил он. Через мгновение лицо его просияло. — Эй… и как дела?

Аманда зябко сунула руки в карманы. Ей был хорошо знаком этот взгляд, впрочем, и этот тон тоже. Только она так давно не видела его таким, что даже успела забыть, как это бывает. Лишь теперь она поняла, как ей не хватало этого!

— И как оно? — спросил он. Свет, сиявший в его глазах, уже померк. Отвернувшись от нее, он приглушенно сказал в трубку: — Нет, не сейчас… Да… Может, в двенадцать? — Склонив голову на плечо, молча выслушал, что ему ответили. — Нет, не могу. У меня уже назначена встреча. В час? Ладно, идет. — Повесив трубку, он обернулся. В глазах его стоял вызов.

Кто это мог быть? Аманда уже открыла было рот, чтобы спросить, и тут же захлопнула его. Что-то не похоже было, чтобы он собирался ей рассказать. И все равно лучше не спрашивать, решила она. Он наверняка почувствует в ее голосе подозрительность. А подозревать было не в ее характере. Снова в ней заговорила ее мать.

Поэтому она предпочла сделать вид, что ничего не слышала.

— Надо было разбудить меня, — недовольно буркнула она. — Я бы перебралась в постель.

— А зачем? И к тому же я был зол. Впрочем, и сейчас тоже. Мне не нравятся, когда меня обвиняют без всяких на то оснований, Аманда. Тем более в подобных вещах. Я не изменял тебе.

— Я знаю.

— Тогда для чего было вчера морочить мне голову?

— Прости… я не хотела.

— Господи, мне казалось, я слышу твою мать! Ее излюбленные интонации. От тебя я раньше этого не слышал. Честно говоря, меня это напугало. Я ведь женился не на твоей матери, Аманда — я женился на тебе. С твоей матерью я бы жить не смог. И если ты собираешься брать с нее пример, то у нас будут проблемы.

— У нас и так будут проблемы, — покачала головой Аманда. Несколько часов сна сделали свое дело — она отдохнула, и мысли у нее прояснились. За те несколько минут, что она провела в ванной, ей удалось заново прокрутить в голове ту ситуацию, в которой они оказались.

— Да, — мрачно подтвердил Грэхем. — Моя предполагаемая неверность.

— Нет. То, как мы оба к этому отнеслись. Вот в чем, по-моему, состоит проблема, с которой мы сейчас столкнулись. И нужно признать, мы оба показали себя не с самой лучшей стороны.

— Ну, меня, будь добра, оставь в покое. Это ведь ты обвинила меня, не так ли?

Аманда опустила голову. Немного помолчала, набрала полную грудь воздуха и взглянула ему прямо в глаза:

— Нет, ты меня не так понял. Это вышло случайно… видишь ли, я просто не в состоянии все время думать только об одном — о ребенке. По-моему, пришло время подумать о нас с тобой.

Грэхем молча смотрел на нее. Аманда пыталась по выражению его лица догадаться, о чем думает муж, но этого выражения она не знала. И от этого холодок пополз у нее по спине. Что это — гнев? Разочарование? Презрение?

— Послушай, я вовсе не призываю тебя отказаться от надежды иметь ребенка, — торопливо сказала она, постаравшись сделать это как можно мягче, словно разговаривала с больным или с ребенком. — Все, о чем я прошу — это небольшая передышка…

Грэхем сложил руки на груди:

— А ты подумала о том, что я скажу своей семье? Я так надеялся, что на дне рождения матери смогу всех порадовать.

— Я тоже надеялась. Что же поделать — не получилось. Мы же не виноваты, верно? И, если честно, мне сейчас гораздо больше жаль нас, а не их. В конце концов, это ведь не их жизнь. А наша!

— Они не меньше нашего хотят, чтобы у нас был ребенок.

— Конечно. Но они — не мы.

— Ты ошибаешься. Они — это и я тоже. Мы — семья. Я не могу отделить себя от семьи.

— Нет, — с нажимом в голосе сказала Аманда. — Конечно не можешь.

Он с такой силой сжал кулаки, что даже костяшки пальцев его побелели.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, — перебила его Аманда, — что никто из нас — ни ты, ни я — не может или не хочет избавиться полностью от своих корней. И если я иной раз говорю, как моя мать, то это не потому, что я так хочу. Понимаешь, Грэхем, это происходит автоматически. Не потому, что мне это нравится. Ты же сам отлично знаешь, какие чувства я испытываю к ней.

— Да, знаю. Но мне всегда казалось, что я знаю также, какие чувства ты испытываешь и ко мне. Ты всегда доверяла мне — по крайней мере раньше.

— Я и сейчас тебе доверяю.

— И при этом обвиняешь меня в том, что это я, мол, сделал Гретхен младенца.

С губ Аманды сорвался вздох.

— Прости. Я была очень расстроена. Попробуй посмотреть на это моими глазами. Все последние месяцы секс для нас превратился в какую-то чисто механическую работу. В тяжкую обязанность. Что ж тут удивительного, если мужчина, вынужденный пройти через подобное испытание, попробует найти утешение на стороне?

— Я — не какой-то там мужчина. Я — твой муж. И если ты допускаешь возможность, что я могу тебе изменять, то одно это для меня уже оскорбление.

— Я же уже извинилась.

— Ты хотя бы можешь представить себе, что я тогда почувствовал?

Но Аманда в эту минуту понимала одно — что сейчас именно Грэхем заставил ее чувствовать себя последней негодяйкой.

— Господи, Грэхем, может, хватит уже? Сколько можно стоять в позе оскорбленной невинности?!

Вот теперь он уже разозлился по-настоящему.

— А это ты к чему? — вспыхнул он.

— Я ведь уже извинилась. Причем даже не один раз. Сказала, что верю тебе, что мне очень жаль. А ты все никак не можешь успокоиться. Послушай, если ты и впрямь ни при чем, почему бы тебе просто не забыть об этом? В чем проблема?

Грэхем медленно выпрямился во весь рост. Взгляд его стал ледяным.

— Если?! — процедил он. — Вот даже как? Тогда я больше не желаю обсуждать это! — И прежде, чем Аманда успела что-то возразить, он пулей вылетел из кухни и грохнул дверью.

Спустя несколько минут, сидя в своем номере с чашкой горячего кофе в руке, Джорджия снова позвонила домой. На низеньком столике перед ней стоял поднос с кофейником. Она невольно улыбнулась, представив себе сцену вслед за тем, как раздался первый звонок: Томми жадно черпает ложкой шоколадные хлопья в молоке, как всегда, ни на что не обращая внимания, Эллисон, едва не подавившись тостом, с набитым ртом кидается к телефону, чтобы первой схватить трубку, и Расс, со смехом стучащий кулаком ей по спине. Интересно, что он делает, задумалась она. Наверняка, как обычно, у плиты, жарит яичницу.

— Алло? — услышала она в трубке голос мужа.

— Привет, — улыбнулась Джорджия. — Ничуть не сомневалась, что возьмешь именно ты. Итак, кто сегодня ест яичницу?

— Я. Только не подумай, что мне не пришло в голову предложить немного протеина подрастающему поколению… Нет, — это было сказано кому-то еще, — никто и не думает тебя убивать, Элли, во всяком случае, за результаты последнего теста. — Расс выслушал какое-то замечание, потом хихикнул.

— Что она сказала? — полюбопытствовала Джорджия.

— Сказала — подожди, мол, недельку. Другой тест покажет совсем другие результаты. Хитрая девчонка!

— И довольно циничная, — хмыкнула Джорджия. — Так что там случилось вчера вечером?

— Да ничего особенного…

— А Квинн?

— В основном одни разговоры.

— С Элли все в порядке?

— Конечно.

— А ты как? Хорошо провел вечер?

— А ты сомневалась? Послушай, Джорджия, разве тебе не нужно быть на утреннем совещании? — спохватился он.

— Его перенесли на полчаса. Я вполне успеваю на самолет. Но если что-то изменится, я перезвоню.

— Возможно, меня не будет дома. Генри предложил встретиться за ленчем, — Генри был редактором Расса.

— О… прости, я не знала.

— Кстати, я тоже. Он позвонил только вчера вечером. Сказал, что ему, мол, нужно срочно уехать из города, и почему бы по этому поводу не потратить энную сумму, если она все равно проходит по статье «представительские расходы». Кстати, он обожает обедать в Инн.

Ну, еще бы, подумала Джорджия, она тоже.

— Мне уже заранее завидно. Желаю хорошо провести время, дорогой. А сейчас позови мне Элли.

— Она мотает головой. Господи помилуй, она уже удрала! Почему ты не хочешь поговорить с мамой? — крикнул он ей вслед. Потом подождал немного, и Джорджия снова услышала в трубке его голос. — Говорит, что с утра у нее на голове какой-то кошмар, и ей нужно время, чтобы успеть причесаться.

— Ладно, тогда Томми.

— Извини, он сбежал еще до нее. Сорвался с места, закрыл ладонью рот и кинулся вон из кухни. Надеюсь, это не скобка снова слетела. Пойду проверю. Не могу дождаться, когда ты вернешься, милая. Удачного тебе полета.

И вот она снова одна. Тишина рухнула на нее, как крышка гроба. Джорджия неохотно положила трубку.

Карен пекла булочки к завтраку. Замесив тесто, она добавила в него чашку свежей черники — не слишком много, вздохнула она. Но причина была не в том, что чернику в это время можно было купить только «супермаркете. Просто дети ее любили, а Ли — нет. Он предпочитал булочки без всяких добавок.

Вот так! А она крепко любила их всех. Но люди, увы, не всегда получают то, что любят.

— А где рожица? — Любопытная мордочка Джули высунулась у нее из-под локтя. Она, затаив дыхание, следила за тем, как мать выкладывает на противень булочки. Уголки рта ее разочарованно опустились.

— Сегодня никаких рожиц, — буркнула Карен, — нет времени.

— У тебя последнее время ни на что нет времени!

— Как это нет? Есть. — Конечно, время у нее было — вот чего ей не хватало по-настоящему, так это терпения. Выкладывать из ягодок черники одну за другой смешные рожицы с глазами-бусинками, носом и улыбающимся до ушей ртом… нет уж, увольте!

— Когда ты в последний раз их делала? Ну-ка, скажи! — потребовала дочка. — Ладно, давай тогда я сделаю. Вон из той, которая уже готова.

— Знаешь, милая, по-моему, все сегодня торопятся. Впрочем, хорошо. Так и быть, сделай одну. — Взяв дочку за руку, Карен терпеливо помогла ей выложить ягодки поверх булочки. — Смотри, как здорово! — восхитилась она. — А теперь ешь! Не то она остынет. Эй, ребята, чем вы там занимаетесь? — одернула она близнецов, которые, воспользовавшись тем, что мать отвлеклась, шарили руками в тарелках друг у друга.

— Сравниваем чернику, — пробормотал Джаред. — Нет, ты только посмотри — у него она синее, чем моя!

— Зато твоя более крупная, — не остался в долгу Джон.

— Поаккуратней. Вы перемажетесь. Эй, вы! — прикрикнула Карен. И тут же испуганно ахнула, когда стакан с соком опрокинулся прямо на стол. Карен со вздохом взяла кухонное полотенце и принялась молча вытирать лужу. Покончив с этим, она украдкой покосилась в сторону Джорди — тот за все время так и не поднял голову от газеты. Карен заглянула ему через плечо: спортивные новости.

— Что-нибудь интересное? — полюбопытствовала она.

Он пробурчал что-то в ответ, но так неразборчиво, что она ничего не поняла.

Раздраженно фыркнув, Карен вернулась к плите. Не прошло и нескольких минут, как на кухне появился Ли. Судя по его виду — спортивного покроя рубашка, брюки цвета хаки, — он был уже готов бежать на работу. В таком виде он выглядел более модным и элегантным, чем большинство его сотрудников. Зато одного взгляда на его прическу было довольно, чтобы понять, что при всем этом Ли хочет быть членом команды и старается не выделяться на фоне остальных. Он совсем недавно высветлил волосы, так что теперь они были не столько пшеничного, сколько пепельного оттенка. Не удовлетворившись этим, Ли вдобавок густо смазал их гелем, потом пальцами тщательно придал им нужную форму и так и оставил.

— Доброе утро, доброе утро… — беззаботно прочирикал он, пробираясь за спинами детей к своему стулу. Устроившись, он аккуратно выдернул из рук Джорди спортивную газету. Тот и не думал спорить с отцом — просто молча подхватил свою тарелку, сунул ее в раковину и исчез.

Карен налила мужу кофе и с глухим стуком поставила чашку возле лежащей на столе газеты.

— Эй, ребята, положить вам еще булочек? — спросила она у близнецов, которые в ответ прочавкали что-то, отдаленно напоминающее «нет». Видимо, этим они хотели сказать, что нисколько не претендуют на оставшиеся булочки. Карен молча наполнила тарелку доверху и с грохотом поставила ее перед мужем.

— Джон, Джаред, не забудьте вымыть руки, — велела она. — Джули, пора причесываться, — напомнила Карен дочке и повела ее в ванную.

Она причесала малышку, стянула ей волосы на затылке в конский хвост, украсив его голубым бантом — в тон голубому щенку на ее футболке. Потом, подойдя к лестнице и задрав голову вверх, окликнула близнецов, напоминая им, чтобы не забыли положить в рюкзаки письменное разрешение поехать на экскурсию вместе с остальным классом.

— Собрался? — окликнула она Джорди, когда тот, кубарем скатившись по лестнице, огромными прыжками понесся к двери. — Счастливо тебе! — Единственное, что она получила взамен, — это небрежный кивок. Хлопнула дверь, и Джорди исчез.

— Спасибо, мам, — ответила она сама себе, грустно улыбаясь. — Спасибо за завтрак, мам, все было очень вкусно, особенно булочки! И тебе счастливо! — Чувствуя, как ее снова захлестывает волна отчаяния, Карен вернулась на кухню.

Ли уткнулся в газету. Некоторое время Карен молча разглядывала мужа, едва сдерживаясь, чтобы не выплеснуть на него свое раздражение, потому что если Джорди и не хватает обыкновенной вежливости, то это целиком и полностью заслуга Ли, решила она, учитывая, какой пример все время у мальчишки перед глазами. Впрочем, Ли — это Ли. Если он о ком-то и думает, так только о себе, любимом. Нужна ему газета — он ее заберет, и не важно, если кто-то в этот момент ее читает. Подумаешь, большое дело! Да, он шутит и возится с детьми, но, если разобраться хорошенько, делает это исключительно ради своей же собственной пользы. Понадобится ему тишина — будьте любезны, заткнитесь. Понадобится уйти из дома — он уйдет, и не оглянется! А Джорди просто берет пример с отца, вот и все!

Схватив со стола заляпанную тестом миску, Карен молча слила в сток то, что там осталось, после чего включила воду, с грохотом сунула миску в мойку и с ожесточением принялась скрести ее щеткой.

— Что-то не так? — оторвавшись от своей газеты, невозмутимо поинтересовался Ли.

— Нет. — Карен, не оборачиваясь, плеснула в воду жидкость для мытья посуды.

— Какие у тебя планы на сегодня?

Карен молчала — честно говоря, у нее не было ни малейшего желания обсуждать с ним свои планы. Тем более что они висели у него перед носом — на стене, записанные на отрывном календаре. Но если он снова планирует сбегать налево, пусть лучше думает, что она там написала не все.

— Карен?

— Как обычно. — Она ополоснула миску. — К обеду тебя ждать?

— Да.

Она слышала это и раньше, усмехнулась про себя Карен, и убежденности в его голосе было ничуть не меньше, чем сейчас, что, впрочем, не мешало ему с легкостью менять свои планы. Все ее усилия собрать вечером за столом всю семью в глазах Ли были просто пустой блажью. Поставив миску в сушку, она оглянулась — на тарелке Ли оставалось еще несколько булочек.

— Ты закончил?

— Могла бы и не класть в мои чернику, — проворчал он. — Знаешь ведь, что я ее терпеть не могу.

Не слушая, что он там бубнит, Карен выхватила у него из-под носа тарелку и швырнула ее в раковину.

— Да какая муха тебя укусила? — удивился Ли. Поначалу Карен решила вообще отмолчаться или сказать, что ему, мол, просто почудилось. По натуре она всегда была миролюбивой. К тому же устраивать разборки было вообще не в ее характере.

Она опять с радостью спустила бы все на тормозах, если бы… если бы не заметила в поведении Ли некоторых весьма подозрительных перемен. Например, этот его новый одеколон — возможно, он стал пользовать им, чтобы перебить аромат чужих духов? А эти его походы в тренажерный зал? Хочет поддерживать себя в форме? А если не только? Возможно, он просто использует их как предлог, чтобы почаще пропадать из дома по вечерам, а потом появляться чистеньким, после душа, благоухающим запахом шампуня? К ужину он опаздывал по меньшей мере несколько раз в неделю. А недавно вообще едва не пропустил очередной матч у близнецов и даже не удосужился объяснить, почему так задержался. Но, что хуже всего, в последнее время он постоянно пребывал в радужном настроении, а в постели засыпал, едва успев коснуться головой подушки. Эти две вещи совершенно не вязались друг с другом. Объяснить такое совпадение можно было только одним — у Ли снова появилась любовница.

Одно это предположение уже само по себе было ужасно. Но если он закрутил роман с Гретхен, с соседкой, — это уже ни в какие ворота не лезет, возмущенно подумала Карен. Для нее все это было уже слишком.

Рванув с плеча кухонное полотенце, она резко обернулась:

— Гретхен беременна. Тебе что-нибудь об этом известно?

— Гретхен? Какая Гретхен? Ах, эта, что через дорогу?

Карен едва сдерживалась, чтобы не стукнуть его чем-нибудь тяжелым. В конце концов, Гретхен не такое уж распространенное имя, верно? Интересно, сколько у него знакомых с таким именем? Карен не знала ни одной.

— Гретхен беременна? — переспросил Ли.

Нельзя сказать, чтобы он был сильно удивлен. Во всяком случае, он принял эту новость достаточно равнодушно, но Карен не знала, радоваться ли этому. Кажется, Гретхен сама сказала, что отцу ребенка ничего не известно. И добавила, что он, мол, не свободен. Что ж, Ли подходит по всем статьям…

Вдруг муж нахмурился:

— И давно она беременна?

— С октября.

— Ух ты! Не шутишь? — Она не ответила. Меж бровей Ли залегла глубокая морщина, лицо его потемнело, и Карен догадалась, что его раздражение относится к ней. — А ты-то чего злишься?

— Я не злюсь. Я переживаю. Скажи мне правду, Ли. У тебя с ней что-то было?

— У меня с Гретхен?! Господи помилуй! Но она ведь жена Бена!

— Ну и что? — пожала плечами Карен. — А Сюзан была женой Артура. А Аннетт — женой Дона. И что — тебя это остановило? К тому же Бена уже нет на свете. Так что он теперь не помеха.

Отшвырнув с грохотом стул, Ли поднялся из-за стола:

— Карен, ты что — обвиняешь меня?!

— Нет. Просто спрашиваю.

— Что ж, раз так, мой ответ — нет. Я и пальцем не трогал Гретхен. Какого черта? С чего ты вообще вообразила, что я имею к этому какое-то отношение?

Возможно, в другой раз Карен просто извинилась бы и выкинула из головы все эти нелепые подозрения, если бы… если бы не этот навязчивый запах незнакомого ей одеколона. Впрочем, кроме одеколона были и другие неприятные моменты, которые мешали ей забыть об этом деле.

— Ты только и говоришь что о ней. И все время бегаешь туда — на случай, если ей вдруг что-нибудь понадобится.

— Но ведь она недавно потеряла мужа! И потом — мы же соседи. Вы, милые дамы, неизвестно почему с самого начала относились к ней как к какой-то парии. А в чем ее вина? В том, что она вышла за Бена? Так он овдовел, вы забыли? Джун умерла! Что, выйти замуж за вдовца — это преступление? Лично я считаю, что нет. И потом, мне ее жалко. Вот я и стараюсь ей помочь. В конце концов, есть вещи, которые женщине попросту не по силам.

— Например, сделать себе ребенка, да?

В голосе Ли появилась злость.

— Нет — например, перекрыть воду, когда раковина течет. Или прочистить засорившийся туалет. Брось, Карен. Дома ведь все это тоже делаю я. Ты же не настолько бессердечна, чтобы заставить ее делать все это самой?

— Почему бы ей не нанять кого-нибудь?

— Для чего, когда у нее куча соседей, у которых руки растут из того места, откуда положено? Расс сколько раз помогал ей, да и Грэхем тоже. Кстати, а их ты не спрашивала? — прищурился Ли.

— Нет. Для этого у каждого из них есть собственная жена. А твоя жена — я. И это твои дети, из-за которых у меня теперь сердце болит! — выкрикнула Карен.

— Дети-то тут при чем? — опешил Ли.

Карен немного подумала. Потом ответила, тщательно взвешивая каждое слово:

— Как это при чем? Они сидят тут и слушают, как ты поешь дифирамбы той картине, что висит у нее на стене.

— И что? Тебя это удивляет? Представь себе, она красивая.

— А послушать тебя, так еще и невероятно эротичная.

— Брось! — поморщился Ли. — В ней нет и половины того, что дети видят по телевизору. И что теперь с этим делать? Выкинуть телевизор? Или сделать вид, что все это нормально и естественно? Думаю, будет куда разумнее убедить их в том, что они могут говорить с нами о чем угодно — на любую тему. Разве не это внушают нынешним родителям?

Так оно и было. Но с этой картиной Ли, черт возьми, зашел уж слишком далеко — так далеко, что невольно провел параллель между картиной и Гретхен. А может, во всем виновато было лишь воображение самой Карен?

— Проклятье! — взревел Ли, который со своими тщательно смазанными гелем, торчащими дыбом волосами сильно смахивал на разъяренного подростка. — Пусть наши дети хоть от одного из нас узнают, что такое страсть!

Карен моментально обиделась:

— Ты считаешь меня фригидной?

— Почему? Я этого не говорил. Только вся твоя страсть ушла в общественные дела. Вот им ты предаешься со страстью. А на мужчин тебе плевать.

Ей нечего было возразить. В общем, примерно так оно и было. На мгновение Карен вдруг почувствовала острый укол вины, но быстро задавила в себе это чувство. Ли обладал поистине поразительной способностью перекладывать вину с себя на нее, Карен. Но она не позволит ему вывернуться.

— Да, — невозмутимо кивнула она. — И что? Учитывая твою собственную активность в постели, я предоставляю всю инициативу тебе. Только вот в последнее время эта твоя хваленая активность что-то резко снизилась. И я гадаю, с чего бы это?

— Жду от тебя сигнала, — усмехнулся он.

— Правда? Что же ты раньше этого не делал? Ты возвращался домой, а на уме у тебя всякий раз было только одно — секс. Жаль, что я к вечеру устаю как собака и у меня просто нет сил весело щебетать. Но увы, в отличие от тебя у меня ненормированный рабочий день. За день нужно переделать столько дел, что у меня иной раз просто голова идет кругом.

— Скажи спасибо, что ты не работаешь.

Карен моментально ощетинилась:

— Я не работаю?!

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Нет. Не понимаю. Жаль, что ты не замечаешь, что я кручусь как белка в колесе. Ты, между прочим, неплохо устроился, Ли. Да я вкалываю как негр! А пойди я «работать», как ты только что сказал, то ты бы это мигом почувствовал, верно? Так стоит ли рисковать тем, что имеешь, и бегать налево?

— С этим покончено, — рявкнул он, вытянувшись так, что стал даже как будто выше ростом. — Я дал тебе слово, и я его сдержу. Или ты считаешь, что у тебя есть причины сомневаться?

— Пока не было, — покачала головой Карен. Естественно, это было не совсем так, но ей не хотелось отвлекаться. — До этой истории с Гретхен.

— Говорю же тебе — у меня с ней ничего не было.

Карен смотрела на мужа. Два чувства боролись в ее душе — отчаянное желание поверить ему и страх. Ведь он столько раз ей лгал.

Ее молчание заставило его окончательно взбеситься.

— Нет, это просто потрясающе! — загремел Ли. — Что бы я ни делал, что бы ни говорил, как бы я ни вел себя — ничего тебя не устраивает! Проклятье, да надень я пояс целомудрия, ты и тогда нашла бы, к чему придраться!

— Ш-ш, — прошипела Карен, бросив предостерегающий взгляд в сторону двери.

— Черт возьми, ты мне рот не затыкай! Захочу — так буду орать на весь дом! Дети имеют право знать, что их родители ссорятся. Больше того — они должны знать, что их мать швыряется обвинениями, в которых нет ни слова правды! Это грязная ложь, Карен, и тебе это известно. И поэтому тебе придется взять свои слова обратно и извиниться. Запомни это хорошенько, Карен. Тебе придется это сделать.

Он вылетел за дверь. Через мгновение на кухню ворвалась неугомонна Джули:

— А где папочка?

— Ему пора на работу.

— Он даже не поцеловал меня перед уходом, — обиженным голосом прошептала девочка.

«Меня тоже», — хотелось сказать Карен. Она не понимала, обидело ее это или нет. Увы, она не чувствовала ничего. Годы бесконечных разочарований сделали свое дело — все чувства в ней как будто притупились. Это было невеселое открытие.

Едва переступив порог школы, Аманда уже догадалась, что худшие ее опасения сбылись — по школе поползли слухи. Ученики, сбившись в тесные группки, о чем-то тихонько шушукались между собой и украдкой поглядывали в ее сторону, и вдруг ей показалось, что они говорят:

«У нее не может быть детей…»

«Возится с чужими детьми, потому как не в состоянии иметь своих…»

«Своих-то у нее нет, вот и учит чужих…»

Конечно, на самом деле они обсуждали совсем другое.

— Ладно, ребята, — громко сказала Аманда, подойдя к одной из таких групп. — Так что вы слышали?

Группа, к которой она подошла, состояла из одних мальчишек. Все они были новенькими.

— Неужели мистер Эдлин действительно позвонил в полицию? — опасливо спросил один.

— Нет. Полиции ничего не известно об этом происшествии.

— Один черт — если его исключат из школы, — хмуро проворчал другой, — все равно все это будет в его личном деле.

— Его никто не собирается выгонять, — нахмурилась Аманда. — Квинна всего лишь на месяц исключили из команды. И если в течение следующего учебного года у него не будет замечаний, то никакой записи в личном деле тоже не будет.

— Его предки пообещали подать иск на школу, — добавил третий.

— Мне ничего об этом не известно. Мистер Эдлин сам расскажет вам обо всем на собрании, которое будет на первой переменке. И скажет, что правда, а что нет.

— А как насчет того, что честно, а что нечестно?

— И об этом тоже скажет. Идет?

— Идет.

Она прошла в свой кабинет и плотно прикрыла за собой дверь. Нужно было еще позвонить в клинику — сообщить, что у нее для них плохие новости. Конечно, нужно было бы еще позвонить и Грэхему, но при одной только мысли о том, что ей придется с ним разговаривать, ее охватила паника.

Эти звонки могут подождать. Есть и более срочные. Сначала она позвонит лично Мэгги Додд — убедиться, что в деле Квинна не произошло никаких изменений. Потом — директорам двух других средних школ в этом районе, учащиеся которых уже наверняка были в курсе происходящего. Ей нужно присутствовать на общем собрании, которое состоится на первой перемене, а на второй — встретиться с одним из учеников, и все это — до десяти. Остаток дня у нее был забит другими не менее важными делами, но для Аманды это было спасением.

Пока Аманда, побеседовав с первым из тех, с кем у нее была назначена встреча, решила использовать несколько свободных минут, которые еще оставались в ее распоряжении до появления второго, чтобы заглянуть в компьютер и проверить свою электронную почту в поисках очередного послания от Квинна, Джорджия, наскоро проведя в техасском отеле утреннее совещание, поспешно собрала свои чемоданы и села в такси. Машина не успела проехать и двух кварталов, как угодила в пробку. Впереди, насколько хватало глаз, тянулся длинный хвост машин. Не прошло и нескольких минут, как точно такой же выстроился и позади такси, в котором сидела Джорджия. Водители и пассажиры, выглядывая из открытых окон, нетерпеливо переговаривались, обмениваясь новостями. «Авария», — предположил кто-то. «Ремонт дороги» — таково было мнение другого. Джорджии было, в сущности, плевать, из-за чего пробка, лишь бы она из-за этого не опоздала на самолет.

А пока Джорджия обливалась потом, поскольку в техасскую жару салон такси здорово смахивал на раскаленную духовку, Карен тоже обливалась потом, только совсем по другой причине. Ей было хорошо знакомо это состояние — она и раньше испытывала его не раз — жгучее желание обшарить весь дом, вывернуть наизнанку карманы брюк, порыться в письменном столе, в папках, стопкой сложенных в углу, даже в носках буквально не давало ей покоя. Вытащив пачку счетов, она принялась лихорадочно листать их в поисках подозрительных трат, проверила последние счета за телефонные разговоры и даже выписала незнакомые ей номера, по которым звонили несколько раз подряд. И тех и других было изрядное количество — сказать по правде, и подозрительных трат, и таинственных звонков оказалось куда больше, чем она могла себе представить. Она даже растерялась. С чего начать?

Он расплатился наличными и рано поднялся в комнату, зная, что придется ждать, но он нисколько не возражал против этого. Предвкушение также было частью игры. И по мере того как текло время, он чувствовал, как нарастает в нем возбуждение.

Квартирка, где он сейчас находился, появилась совсем недавно. Расположенная в самом конце обсаженной примулами улочки, она была скрыта от любопытных глаз, но при этом казалась ничуть не менее оригинальной и, уж конечно, намного изящнее других, стоявших ближе к Инн и построенных почти за столетие до нее. Выдержанная в кокетливых лиловых и нежно-голубых тонах, с удобными плетеными стульями, подушки на которых удачно гармонировали с портьерами и модным одеялом в стиле пэчворк[10], она радовала глаз, и общей картины не портили даже огромный, во всю стену, просто невероятных размеров красочный плакат с ядовито-зеленой лягушкой и такая же исполинская стеклянная джакузи, красовавшаяся на самом виду.

Это было настоящее любовное гнездышко, предназначенное для тайных романтических свиданий, и даже конторка для регистрации предусмотрительно размещалась так, чтобы не бросаться в глаза. Любой из его знакомых, узнавший его машину, припаркованную за Инн, тут же решил бы, что он просто обедает в одном из многочисленных крохотных зальчиков, где в это время подавали ленч. Что, кстати, обеспечивало ему первоклассное алиби.

Да, это было настоящее любовное гнездышко, иначе и не скажешь, хотя самому ему и в голову никогда не пришло бы назвать его так. Но, если они бывали тут вот уже много месяцев подряд, как тогда назвать то, что происходит между ними, — роман? Наверное. Нет, наверное, не просто роман, а гораздо больше. Это была настоящая любовная связь. Он ловил себя на том, что постоянно думает о ней. Она была ему небезразлична. Она стала для него своего рода эликсиром, без которого он уже не мыслил себе ни покоя, ни душевного равновесия.

Тихий стук в дверь прервал его размышления. Сорвавшись с постели, он бросился к двери и распахнул ее, почувствовав, что кровь в его жилах быстрее заструилась по телу, как только она переступила порог. Еще не успев захлопнуть дверь, он схватил ее в объятия и припал к ее губам с таким же жадным нетерпением, с каким умирающий припадает к живительному источнику. От нее приятно пахло мятой. Он впился в ее губы, словно стараясь слиться с ней воедино, но поцелуй, каким бы глубоким и чувственным он ни был, не мог дать ему этого ощущения. Сгорая от желания поскорее оказаться внутри нее, он поспешно расстегнул молнию на брюках и одним быстрым движением поднял ей юбку до талии. Трусиков на ней не было.

Не отрываясь от ее губ, он усмехнулся: «Ай да моя девочка!» — и одним мощным, тяжелым толчком ворвался в нее. Запрокинув голову, он закрыл глаза и замер, упиваясь поднимавшейся в нем волной наслаждения. Она была такой тугой. Ему это безумно нравилось. До него у нее почти не было мужчин. И это тоже ему нравилось. С ее губ сорвался слабый стон, свидетельствующий о том, что она почти достигла пика возбуждения, и он пришел в восторг. Ему нравилось, что она так быстро заводится.

Желая услышать его снова, он просунул руку между ее бедрами и принялся ласкать ее до тех пор, пока не почувствовал, что просто не в силах больше сдерживаться. То, что произошло потом, было похоже на ослепительный взрыв. За секунду до того, как кончить, он услышал ее ликующий крик и зажмурился, чтобы не ослепнуть.

Через мгновение он уже раздевал ее. Потом, не отрывая глаз от ее тела, разделся сам, разобрал постель и бережно уложил ее на нежно-сиреневые простыни. Она призывно замурлыкала, и он принялся ласкать ее. Смотреть на нее было истинным наслаждением — полные, тугие груди, восхитительно округленный живот, — и это тоже ему нравилось. Ему вообще нравились пухленькие женщины. В этом отношении он был даже слегка старомоден.

— Ты такая красивая, — шептал он, уткнувшись лицом в прохладную ложбинку между ее полных грудей. Жадно втянув запах ее тела, он слегка сжал губами ее сосок, лизнул шелковистую кожу, потом слегка подул на него и стал ласкать его губами, пока не почувствовал, как ее бедра призывно задвигались. Откинувшись назад, он вновь ворвался в нее, ни на минуту не отрывая от нее взгляда, и думал при этом, что никогда еще у него не было женщины, которая бы так неудержимо влекла его к себе. Она вдруг забилась и вскрикнула, а он все смотрел на нее — и не мог оторваться. Во всем, что она делала — как, не в силах сдержать наслаждения, выгибалась дугой, как прятала лицо в подушки, как клала руку на грудь — ощущалась не выразимая словами чувственность.

Он кончил так же быстро и бурно, как и в первый раз. Чувствуя, как сердце гулко колотится в груди, едва не разрывая ребра, он широко ухмыльнулся. Потом перекатился на спину и одной рукой прижал ее к себе.

— И как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше.

— Доктор доволен?

— Да.

— Он ведь нездешний, не из города?

— Господи, конечно нет! Я же не дура!

Он улыбнулся и кончиком пальца коснулся ее губ.

— Нет, конечно. Ну что ты! — Потом провел подушечкой пальца вдоль ее прямого, аккуратного носа, пригладил тонкие, изящно изогнутые брови. Она была блондинкой. Он всегда был неравнодушен к блондинкам. — Сколько в твоем распоряжении времени?

— Немного. Кто-то наверняка обратит внимание, если я не вернусь в скором времени. Все решили, что я отправилась в супермаркет.

— В общем, где-то они правы. Тоже своего рода пища, разве нет?

Она усмехнулась его шутке, но он успел заметить, как в ее глазах, прежде чем она успела отвести их в сторону, мелькнул невысказанный вопрос.

— Ты уже разговаривал с ней?

— А что я ответил тебе, когда ты спрашивала об этом в последний раз?

— Что ситуация очень деликатная. Но ведь и время поджимает, верно?

— Она — моя жена. Она раньше появилась в моей жизни. И потом, все это как-никак касается не только ее и меня. Это коснется всей семьи. Так что я поговорю с ней, но только когда придет время.

— Так ведь это может быть бог знает когда…

— Не волнуйся. Ситуация и так постепенно накаляется. Будет тебе, малышка. Не дави на меня. Видит бог, мне этого и дома хватает. А с тобой я отдыхаю душой.

Она жадно впилась в него глазами:

— Но ты любишь меня?

— Конечно. И ты это знаешь.

Какое-то время она пристально вглядывалась в его лицо. Потом кивнула и улыбнулась.