Раннее утро на пристани выдалось шумным. В бухту Серебряного Рифа зашёл белоснежный лайнер, и это стало настоящим событием для жителей прибрежных рыбацких деревень. В последние два года пассажирские корабли появлялись редко, пускали на Кристальный Материк не многих, зачастую даже своим, уехавшим ещё до тех страшных событий, не давали разрешения, вот и теперь люди не ждали особой милости. Вернувшиеся на этом белом морском красавце наверняка были или высокопоставленными лицами, или сопровождающими, но ни в коем случае не теми, кому следовало бы вернуться.
Трап коснулся земли, и толпе предстали два грузных мужчины с чемоданами из светло-коричневой кожи, за ними прошли дамы в шляпках, сопровождающие их кавалеры и грузчики, актриса, чудом выбившая себе гастроли за морем и вернувшаяся с почётом и славой, а следом на трап ступил молодой мужчина. Белый костюм с иголочки, светлые волосы в модной стрижке, небольшой чемоданчик и тёмные очки. Лучи весеннего солнца отразились в пуговицах пиджака, сверкнули в металлических наручных часах, и заискрились в глубине его чёрных глянцевых туфель. Мужчина ступил на землю, осмотрелся и стряхнул с пиджака неизвестно откуда прилетевший вишнёвый лепесток.
— Вот ты где? — раздалось откуда-то справа, и толпа расступилась, пропуская статного высокого офицера, чем-то похожего на того, к кому он шёл. — Наконец-то, я боялся, письмо не дошло, а магическим… сам понимаешь.
— Я всё получил, — кивнул мужчина в белом, — всё хорошо, Саш.
— Ну что ж, — тот, кого назвали «Саш», осмотрелся и вдруг сделал ещё один шаг и крепко обнял мужчину в белом. — Андрей, я так рад тебя видеть. Ты себе не представляешь.
— Ну почему же? — мужчина в белом усмехнулся и обнял Сашу в ответ. — Я тоже очень… очень рад снова оказаться дома.
Расцвёл поистине чудесный весенний вечер, пахло цветущими вишнями и яблонями, чернила небосвода разлились до самого горизонта и замерцали алмазной крошкой звёзд, тёплый ветер пронёсся по улицам и ворвался в окно второго этажа одного из многочисленных постоялых дворов, которые теперь назывались модным словом гостиницы, а иногда и заграничным «отели». Белая засаленная занавеска взлетела и опустилась, приоткрывая силуэт Саши, а точнее Александра Михайловича Вознесенского, действующего главнокомандующего новой Армии Кристального Материка. Александр стоял в шаге от окна и смотрел на развилку дорог и крыши домов деревни, утопающие во мраке тёплой ночи. Андрей сидел у стола, высвеченный жёлтым светом настольной лампы, и, не отрываясь, смотрел на брата. Под потолком жужжал и бился во всё на свете здоровенный майский жук.
— Объясни мне, что произошло? — наконец, сказал Андрей. Александр и так всю дорогу изводил его молчанием, он больше не мог ждать. — Ты писал, что отец погиб при взрыве кристаллов. Ты был там?
— Разумеется, нет, — устало ответил Александр, не оборачиваясь, — я был дома. В столицу попал, когда всё уже случилось, когда моя магия… — он вздохнул и обернулся, меняя тему. — Как ты это пережил? Как тебе удалось выжить?
— С трудом, — буркнул Андрей, — ты не ответил на вопрос. Рассказывай!
— Мне написал Голицын, прислал гонца, а не магический знак, и тогда я понял, что цветной магии больше нет ни у кого. По дороге в Белый Город я увидел то, чего все мы боялись долгие годы — стычки, разруху, императорская армия едва справлялась со всем этим.
— До меня доходили слухи, что всё это дело рук Голицына, — задумчиво произнёс Андрей.
— Ну что ты. Кроме нас с тобой и его семьи не выжил никто из дворян. Наш отец поверил сплетням о кристаллах, хотел завладеть их силой, но ошибся, погиб. Многие носители цветной магии, то есть, почти все, не смогли выдержать перемены цвета, поместья опустели, и люди — придворные и офицеры упрашивали Голицына взять контроль над страной, больше было некому.
— Кристаллы уничтожены? Все погибли? И императорская семья тоже?
— Императорская в первую очередь, но Алексею чудом удалось выкрасть золотой кристалл. Он жив, я в этом уверен, и если он вернётся, ты понимаешь, если он вернётся, то встанет во главе страны, пусть не с дворянами, с Советом, но встанет. У нас будет наследие императора.
— Алексей жив, — тихо повторил Андрей и вдруг спросил. — Ты знал? Знал, что планирует отец?
Александр покачал головой.
— Нет. Я догадывался, что планируется масштабная кампания, но ничего подобного не предполагал. И я не знаю, что теперь о нём думать. Это настоящее предательство, ещё и в такой тяжёлый момент для Кристального материка. Чудовищное предательство, — он прошёл через комнату резкими размашистыми шагами и сел напротив брата. — Не знаю, смогу ли простить его. Катюша носила ребёнка и… потеря цветной магии стала для неё фатальной.
Андрей вскинул взгляд, побледнел и коснулся руки брата.
— Прости. Я совсем забыл спросить. Мне… очень жаль.
— Я виноват, — Александр сжал руку в кулак и долбанул ей по столу, — виноват!
— Прекрати, — Андрей расстегнул пиджак и достал из внутреннего кармана медальон, в который Анна вложила их фото. — Мне помогло выжить это… — медальон сверкнул в свете лампы, и взгляды мужчин встретились. В глазах Андрея медленно разлился испуг и неверие самому себе. Как он мог забыть? — Что с Анной?
Александр не ответил, он долго безучастно смотрел на медальон, а потом пожал плечами.
— Мне пришлось занять место отца. Я потерял жену, ребёнка, друзей, семью, я не следил за другими. Да, по долгу службы, когда изменники были пойманы, оставлены в тюрьмах или казнены, я объезжал поместья дворян и никого не нашёл в живых, кроме Марии Павловны Голицыной и её младшей сестры. Архангельский был с императором в ночь взрыва кристаллов и, вероятнее всего, погиб. Елизавету я нашёл погибшей среди тел прислуги и членов семьи.
— А Анна? — Андрей слушал его и, казалось, не дышал, сердце не билось, он весь обратился в слух. — Ты её видел?
— Нет. В поместье её не было. Служанка сказала, накануне случившегося Анна выехала на прогулку ранним утром, но когда она вернулась и вернулась ли вообще, неизвестно.
Андрей покрутил медальон в руках, хотел открыть, но передумал, и снова убрал его в карман. Слова не шли, да в них и не было надобности. Молчание сейчас было лучшим из всего, что братья могли друг другу предложить.
Белый Город изменился. И хотя дворец по-прежнему высился над ним, больше не было той царственной безмятежности, той лёгкости роскошной жизни, какая царила здесь прежде. Вместо уютных домиков от самого дворца до белых стен теперь ютились пятиэтажные строения с маленькими квадратными окошками и треугольными серыми крышами, там же, где домикам всё же посчастливилось уцелеть, стояли разграничительные заборчики и линии, показывающие, что один дом больше не принадлежит одному лишь хозяину. Город полнился людьми от бывших слуг до купцов и владельцев фабрик — равные права позволяли людям выбирать профессию, место для жизни и пару в соответствии с выбором магии. Гонимые прежней жизнью, освобождённые от прежних хозяев, все выбрали столицу идеалом лучшей жизни и тянулись сюда вереницами, не переставая. Пропускной пункт у Южных ворот работал без перерыва на сон, праздники и выходные: людей проверяли, ставили магические печати, у кого их не было, и давали доступ к их мечте, которая по итогу оказывалась самым настоящим испытанием.
Ну что могли бедные, привыкшие к тяжёлой работе женщины и мужчины? Только продолжать работать, но теперь не на дворянского помещика, не на обладателя сильной и яркой магии, а на руководителя строгого и зачастую предвзятого, в условиях гораздо более суровых, чем то было прежде. И получали за это тот же самый хлеб в виде монет с изображением двуглавого феникса. Многие ещё в первый год поняли, что поменяли шило на мыло, и эта крошечная плата ничем не лучше, а иногда и хуже остатков с барского стола. Кто-то пытался возвращаться домой, строить жизнь там, но вокруг было одно, всё одно. Разруха, отсутствие перспектив и бедность, бедность, бедность… На магии стояли ограничения, без них многим грозила смерть, любое слово против действующей власти считалось изменой, и было ясно только одно — нужно двигаться дальше, пока можешь, идти и идти, пока не упадёшь или не придёшь к тому, чего искал.
У Западных ворот очередь была не меньше, но по сравнению с Южными проходила быстро. Здесь почти все были с печатями, а потому никого не задерживали, только проверяли паспорт и отпускали восвояси. Как раз сейчас, следующим в очереди за дородной деловитой женщиной в шляпке с перьями, прошёл молодой мужчина: светлые глаза на смуглом исхудавшем лице ярко оттеняли его тёмные волосы, он был одет в коричневую заводскую форму и нёс в руке промасленный свёрток из серо-жёлтой плотной бумаги.
— Паспорт, — устало сказал патрульный, когда парень поравнялся с ним.
Паспорт упал на стол, патрульный небрежно раскрыл его и записал в журнал: «Алексей Орлов, 20 лет, гражданин, прописка, Белый Город. Женат».
— Печать, — добавил патрульный и угрюмо протянул паспорт обратно, когда Алексей, приподняв рукав, показал запястье.
В этот же момент на другом конце города уставшая медсестра покидала очередного умирающего от страшной лихорадки. Тот, кто вовремя не поставил печать, кто намеренно или случайно не подчинился закону, пал жертвой магии — лишь немногие получили способности, слишком немногие, чтобы можно было рисковать. Медсестра взглянула в окно, на ночной город, на дым заводских труб вдалеке, и пошла по коридору, на ходу стягивая белый халат.
Условия в госпитале оставляли желать лучшего, но ей было всё равно. За много месяцев она привыкла обходиться тем, что есть, не ждать, не просить и не искать лёгких путей. Просто работала, просто жила…
— Орлова! — возглас, разлетевшийся по больнице, заставил медсестру вздрогнуть. Она резко обернулась и наткнулась на строгий взгляд своей начальницы — полной надменной женщины в очках, главного врача и отличного хирурга.
— Что случилось, Вера Васильевна?
Вера Васильевна была женщиной справедливой, искренне почитавшей новую власть и точно следующей инструкциям, а ещё она любила разносить медсестёр за их халатность и нерадивость в работе. Но та, кого назвали Орловой, ни тем, ни другим не страдала, и не знала, чем заслужила сейчас этот строгий взгляд.
— В кабинет зайди!
Кабинет главврача, пожалуй, был единственным приличным местом в этом заведении, здесь даже дышалось легче, несмотря на сильный запах лечебной магии, трав и чего-то приторно-сладкого. Вера Васильевна указала Орловой на стул и, когда та села, скрестила руки на груди.
— Ну и что это было, Ань?
— Когда? — ничего не понимая, спросила медсестра и убрала за ухо коричневый локон, выпавший из небрежно завязанного высокого пучка.
— Сегодня, вчера, — Вера Васильевна вздохнула. — Зачем ты тратишь столько времени на безнадёжных. Есть и другие пациенты. Так нельзя.
Анна нахмурилась.
— А если не я, то кто? Может быть вы? Или предлагаете бросать им лекарства как собакам и уходить, оставлять одних на весь день? Зачем вообще создаются тогда эти таблетки, блокирующие магию, приостанавливающие переизбыток? Может, бросим их умирать? — она слишком устала, чтобы думать о субординации. Равнодушие многих коллег её поражало, и Анна не хотела даже думать, что однажды может стать такой.
— Не бросим, конечно, — примирительно сказала Вера Васильевна, — просто медсестёр не хватает, а пациентов всё больше и больше. Что будет, если чья-то магия, вышедшая из-под контроля, навредит тебе?
— Я этого не боюсь, — возразила Анна.
— А я боюсь! Таких как ты и так мало, а если с тобой что-то случится…
— Придут другие, — Анна пожала плечами. — Я не пойду против совести, я не брошу людей, только потому, что завтра их не станет.
Вера Васильевна хмыкнула и села в своё кресло.
— Тяжело тебе будет, девочка, в этой жизни, — она взяла пишущее перо, сконцентрировала в нём часть своей прозрачной магии, но передумала писать, и посмотрела на Анну. — Как твой муж? Вернулся из отпуска?
Анна неопределённо качнула головой.
— Сегодня должен…
— Ну это хорошо, это ладно, а то не нравится мне, что живёшь ты одна, ходишь ночами домой. Беречь себя надо.
— Спасибо, Вера Васильевна, — Анна улыбнулась, — не беспокойтесь, я умею за себя постоять.
Та вздохнула и махнула на неё рукой.
— Все вы так говорите. Иди уже, мужа встречай и выспись завтра, всё-таки единственный выходной.
Анна не заставила себя ждать, выпорхнула в коридор, схватила в гардеробной лёгкое весеннее пальто и была такова. Три четверти часа спустя уже в домашнем трикотажном платье она села за потрёпанный деревянный стол с потрескавшимся лаком на столешнице и раскрыла белый дневник — только эти клочки бумаги, скреплённые когда-то твёрдой белой обложкой, ещё оставались прежними, нетронутыми ни временем, ни невзгодами. Здесь была часть её детства, юность, дружба и любовь, и здесь были трудности, которые она пережила в последние два года. В маленькой комнатке на общей кухне с ещё десятком семей, работающая до поздней ночи, не знающая ни нормального отдыха, ни душевного покоя, она жила вместе с Алексеем и старательно делала вид, что никакая она не дворянка, а примерная жена простого рабочего. Впрочем, об их с Алексеем происхождении теперь знали только они. В прошлом году Голицын каким-то образом прознал про Ирину и про то, что ей было известно не только об императорском наследнике, но и о Юсупове, о котором теперь тоже ходило немало слухов — Алексей предполагал, что Голицыну удалось взломать архивы императорской библиотеки, что, конечно, всем сильно усложнило жизнь. За Ириной пришли, хотели арестовать, только в Белом Городе каждый знал, что те, кто уходят под арест добровольно, уже не возвращаются, и Ирина предпочла смерть.
В тот вечер Анна и Алексей впервые с тех пор, как спрятали кристалл, сидели обнявшись и слушали раскатистые короткие выстрелы с площади. Заключённых продолжали казнить, изменников всё ещё искали. Так раз в неделю или две на центральной площади Белого Города собирались люди, осуждённых выводили на закате стройной линией, ставили в ряд, а прямо перед ними вставал ряд солдат бывшей императорской армии. Стреляли из новых пистолетов, таких же, как всё ещё хранился у Анны под тайной доской в деревянном полу их комнаты, иначе казнь нельзя было свершить — в этом мире уже никто не мог использовать магию так, как раньше, без усилителей.
Именно после случая с Ириной Алексей и решил, что больше не может так жить и просто разделять судьбу своего народа, он хотел мстить, хотел открыть всем глаза на правду. Так, несмотря на уговоры и опасения Анны, он стал делать короткие одиночные вылазки во дворец в попытке найти и выкрасть информацию, которую можно было бы обнародовать и поднять новое восстание. Восстание иного рода. Пусть монархию вернуть было уже нельзя, но возвращение справедливости всегда могло состояться. Выкрасть информацию пока не удавалось, зато Анна и Алексей узнали многое о тех страшных событиях. Кто-то из-за моря пытался вмешаться в управление Кристальным Материком, а император Николай в союзе с дворянами оказался серьёзным препятствием на этом пути. Императора пришлось устранить, надавив на слабости одного из дворян. По всему выходило, что Голицына подкупили, наобещали золотых гор, помогли организовать восстания, разжечь недовольства, избавиться от императора, а затем обмануть и подставить главу другого дворянского рода, Вознесенского, остальных устранить. Голицын добился своего, возвысился и взял в руки управление страной, иллюзорно полагая, что те, кто ему помог, сделали это во благо. На самом же деле он стал пешкой и наместником кого-то, кто желал разобщить, уничтожить народ Кристального Материка и завладеть ресурсами, которые позволяли Кристальному Материку существовать безбедно и спокойно без чьей-либо помощи и поддержки…
За дверью раздались шаги, а в следующий миг в замочную скважину просунули ключ, Анна отложила перо, быстро убрала дневник под половицу и одернула платье. Нет, Алексей прекрасно знал о дневнике, но он мог вернуться не один, а Анна предпочла бы, чтоб о дневнике не знали даже случайные гости. Слишком много личного там было, слишком много опасного по нынешним временам.
Алексей вошёл один, закрыл за собой дверь и, положив на стул под вешалкой засаленный свёрток, скинул потрёпанное пальто. Его усталый взгляд обратился к Анне, замер на миг, а потом вдруг преобразился: из глубины глаз в уголок губ скользнула яркая искорка, и Алексей улыбнулся счастливой тёплой улыбкой.
— Как хорошо, что ты дома. Тут Стася передала гостинцев, — он покосился на свёрток.
Анна подошла к нему, порывисто обняла.
— Я потом разберу, сначала скажи, как прошло?
— Кристалл в целости, слил максимум сколько смог, по дороге никто не заподозрил, что я носитель какого-либо вида магии, мужики опять смеялись, что не могу ничего толком магией сделать.
Анна взяла его за руки, погладила мазолистые ладони и опустила взгляд.
— Прости их, они не знают ничего…
— Я не злюсь, — Алексей поднёс её руки к губам и поцеловал ещё заметный шрам на правом запястье — Анна давала ему свою кровь для открытия тайника перед отъездом, — просто устал.
На глазах у Анны выступили слёзы, она покачала головой и погладила Алексея по щеке.
— Всё будет хорошо, всё обязательно будет хорошо.
— Будет, — Алексей кивнул, — но пока это не так. В Звёздной Гавани уже слишком много иностранцев, владельцы фабрик даже в Белом Городе не имеют отношения к Кристальному Материку. Всё, что мы читали, правда, Ань. Ты понимаешь, что они сделали? Ты понимаешь, что происходит?
Анна вдруг ярко вспомнила их тайную вылазку во время Осеннего бала, то, как она любовалась природой Материка, как восхищалась ею и чувствовала незримую, но такую крепкую связь. Стало обидно и больно, как было обидно и больно Алексею.
— Это ужасно, но мы живы, мы ещё живы, и обязательно выстоим.
— Он продал нас! Продал и ради чего?
Анна погладила его по плечу, и он, внезапно смягчившись, опустил взгляд.
— Я знаю, ты не одобришь, но я снова хочу сделать вылазку во дворец, я, правда, очень этого хочу. В последний раз.
Анна убрала руки, потом прошла по комнате к столу, провела пальцами по деревянной спинке стула и замерла совершенно прямо, спиной к Алексею.
— А если ты не вернёшься? Если не вернёшься, что делать мне?
— То, в чём поклялась два года назад, Ань.
Она резко обернулась, прислонилась к столешнице и уронила руки вдоль тела.
— Лёш! — она закрыла глаза, стараясь сдержать слёзы, но они всё равно потекли по щекам. — Я понимаю, но… Прости меня, но я думаю, что важнее сохранить твой род, важнее, чтобы ты выжил, а правда… правда раскроется сама. Однажды. Обязательно.
Алексей провёл ладонью по лицу, сделал несколько шагов к Анне, но вдруг передумал и сел на скрипучую кровать.
— Люди гибнут, Ань. Убивают невинных, ты и сама это знаешь. Многие положили жизни в эти два года и во имя чего? Во имя иностранных алчных ртов, вырубающих наши леса, разоряющих наши месторождения? Кто-то должен это прекратить. И почему это не должен быть я? Я живу здесь, вот так, потому что хочу быть со своим народом, с людьми, которые ещё два года назад с трепетом смотрели на меня, почитали и восхваляли. Я лучшая кандидатура.
— Прошлое ушло, — Анна качнула головой, — мы не должны за него держаться. Ты не мученик, твоя миссия в ином.
Алексей сцепил руки перед собой, опустил голову, но тут же вскинул её и посмотрел Анне в глаза.
— А в чём твоя миссия? Зачем ты пошла со мной?
Она уверенно встретила его взгляд и, помолчав, пожала плечами.
— Я уже сказала. Ты единственный, кто остался у меня из прошлой жизни, ты мой друг и друг Андрея. И ты мой император, ты тот, кого моя семья поклялась защищать.
Алексей усмехнулся, но Анна не позволила ему вставить ни слова, возвращаясь к теме вылазки во дворец.
— Хорошо, последний раз. Только давай я хотя бы с тобой пойду, я тоже неплохо знаю тайные переходы, я смогу уходить от охраны и прикрыть тебе спину в случае чего. Зайдём и выйдем. Что ты конкретно хочешь там взять?
Алексей взволнованно сглотнул.
— Усилители.
Анна приоткрыла рот, не в силах сказать что-нибудь связное, оттолкнулась от стола и несколько раз прошла по узкой комнате.
— Позволь уточнить, Алексей Николаевич, — остановившись, сказала она, — ты хочешь выкрасть не бумаги? Усилители? Усилители, которые Голицын использует лично? Но тебя узнают! Там ведь Мария, вы связаны, вы…
— Нет, — Алексей отрицательно мотнул головой, — нет. Я не знаю, почему это случилось, но моя магия не выбрала Марию, она не выбрала ни одну из тех женщин, которых я встречал…
— Ты шутишь? А это не потому, что ты сливаешь всю магию кристаллу?
— Нет, это не так работает. Я бы почувствовал связь, даже если бы совсем не обладал способностями, как в придуманной нами легенде.
Анна прикрыла рот рукой, потому что Алексей на эмоциях забылся и сказал это слишком громко, он тоже понял, что сделал, и встал, чтобы выглянуть за дверь. В квартире было тихо, только на кухне кто-то гремел посудой. Если их кто-то и слышал, то этот кто-то оказался невероятно шустрым малым.
— Я пойду один, — прошептал Алексей, плотно закрывая дверь, — нельзя уходить вдвоём. Все должны видеть, что мы живём нормальной жизнью. Ещё мало кто знает, что я вернулся из Звёздной Гавани, зато все знают, что ты должна быть дома завтра весь день. Занимайся своими делами и не волнуйся, я вернусь, — он подошёл к ней и снова обнял. — Но если на рассвете следующего дня перед работой меня ещё не будет, собирай вещи и уезжай, сделай то, что обещала.
Анна обняла его в ответ.
— Когда ты вернёшься, я буду здесь. Видения не приходят, а значит, ничего не случится. Возвращайся, я буду ждать.
— Конечно, — тихо сказал Алексей, — вернусь, но пока я ещё никуда не ухожу. Сначала нужно немного поспать.