Наследники Империи

Глава 6. Новогодние огни

С самого рассвета в замке Архангельских стояла суматоха, суетились слуги, хозяева, приехавшие гости. Дмитрий Георгиевич — глава дома и отец Анны — без конца раздавал указания, но едва только солнце встало над поместьем, забрал корреспонденцию и скрылся в кабинете. Очень скоро за ним последовала и его жена, Елизавета Алексеевна. В светлом невесомом платье, вся, будто сотканная из света, она тихо прикрыла за собой дверь и подняла взгляд. Дмитрий стоял в плохо освещённом кабинете, слегка отодвинув рукой тяжёлую бархатную штору, и смотрел на внутренний двор.

— За Анечкой наблюдаешь? — тихо спросила Елизавета, щелчком пальцев зажигая магические свечи на стенах.

Свет разогнал покрывало полумрака с обстановки кабинета: мебель из тёмного дерева, кресла, обтянутые чёрным бархатом, стопка писем на столе, — и всё же, несмотря на тёмные тона, здесь царила атмосфера уюта и тепла.

— Да. Метает ножи, с раннего утра стреляла, уезжала куда-то, — ответил Дмитрий, не оборачиваясь, — я за неё беспокоюсь…

Елизавета вздохнула. Они всегда разрешали дочери заниматься тем, чем она пожелает, но после возвращения из Белого Города она слишком погрузилась в себя, перестала быть прежней жизнерадостной целеустремлённой Анной. Елизавета помнила себя в её возрасте, она, кажется, так же тосковала по Дмитрию, но тревога за дочь всё равно была сильнее здравого смысла.

— Я тоже… — Елизавета прошла через кабинет и обняла мужа. Рядом с ним, высоким и широкоплечим, она, стройная и миниатюрная, была похожа на волну, ласкающую скалы на морском побережье.

Дмитрий обнял её в ответ, поцеловал в макушку и отстранился.

— Меня тревожат вести из столицы, Лизонька. Боюсь, сегодня ночью я должен ехать и не смогу завтра составить вам с Анной компанию.

Елизавета вздрогнула и побледнела.

— Что случилось?

— Слухи, которые ходили почти десятилетие, могут оказаться правдой.

— Да что ты?! — Елизавета крепко сцепила руки и прижала их к груди, не позволяя эмоциям взять верх. — Вознесенские? Да?

— Голицыны. Павел поддержал движение против императора, — Дмитрий тяжело вздохнул и провёл ладонью по тёмным коротким волосам. — Похоже, он всерьёз поверил легендам и намерен действовать. Нельзя этого допустить. Я поеду в Белый Город вместе с Карамзиным, поговорить с ним.

— Паша?.. Я так и знала, так и думала, — зашептала она, но вдруг резко смолкла и спросила совсем другим, серьёзным тоном. — А Михаил?

— Не знаю, — Дмитрий пожал плечами, — я ничего не знаю о решении Михаила и его сыновей, все отправленные письма вернулись, на магическое послание мне тоже никто не ответил. Узнаем, пожалуй, когда доберусь в столицу.

Елизавета обошла стол, села и задумчиво переложила несколько конвертов с места на место.

— Я не хочу расстраивать Анну перед самым праздником, и так насилу уговорили собрать этот приём. После скажу или перед самым отъездом, — произнёс Дмитрий. Елизавета всхлипнула, и он поспешил к ней, встал позади, положил руки на плечи и прижался щекой к её волосам. — От тебя пахнет яблоками, любовь моя… Ну, что ты запечалилась раньше времени? Бери пример с нашей дочери, она не льёт слёзы по пустякам.

— Зато замыкается в себе, — прошептала Елизавета и вдруг поднялась и бросилась к нему на шею, прижалась, дрожь охватила её тело. — Ты не вернёшься, сердцем чую, не вернёшься! Димочка, может быть, не надо, может быть, нужно переждать? Не уезжай.

— Нельзя, — хрипло выдохнул он, обнимая её в ответ. — Я должен ехать к Николаю, и уехал бы прямо сейчас, если б не экипаж… Снова слетела ось. Никакая магия не справляется и замены за полгода так и не дождались.

— Не уезжай, Димочка. Плохо мне, сердце ноет, вот как ты сказал о Белом Городе, так и ноет, и ноет… Оно меня не обманывало никогда. Прошу тебя…

— Твоя любовь будет хранить меня, Лизонька. Это всегда надежнее твоих предчувствий. Всегда.

В прежние дни Анна часто собирала большие приёмы. С детства она установила правило, и родители позволили ей это, приглашать на приёмы всех детей её возраста из Звёздной Гавани, приглашать даже из далёких деревень, как в той сказке, которую мама читала на ночь когда-то. Она распоряжалась покупать платья всем, кто приглашён, чтобы никто не чувствовал себя лишним или не таким как все. Анну любили и, несмотря на то, какой её увидели на Осеннем балу, она была гораздо ближе к обычным людям, чем к дворянам. Голицыны, с которыми Анна дружила, не жаловали таких приёмов, а её саму тяготили скучные посиделки с девицами, но всем приходилось притворяться, оставаться тактичными и милыми, чтобы не испортить репутацию семьи. Сегодня не было Голицыных, не было никого из дворян и императорской семьи, зато были простые люди, богатые и бедные, носители разных умений и профессий — Архангельские считали, что несут ответственность за каждого, кто живёт в их владениях, что каждый является членом их семьи.

Анна улыбнулась, заметив, как молодую цветочницу в лиловом платье пригласил на танец подмастерье плотника, и подумала, что родители не зря уговорили её устроить приём. Эти люди заслуживали быть счастливыми независимо от того, что чувствовала она сама. Анна прошла вдоль стен зала, обогнула высокую украшенную праздничными огнями ель и вышла на балкон, схватив одну из предусмотрительно оставленных здесь меховых пелерин. Лицо обдало морозным воздухом, гул голосов из зала стих за закрывшейся дверью, и звёзды подмигнули с неба, на котором сегодня не было ни облачка. С балкона вид простирался до самого горизонта, за границу владений Архангельских, вглубь материка. Анна посмотрела налево, туда, где солнце по вечерам прячется в верхушках хвойного леса, и представила себе, как и чем занимается сейчас Андрей, как проходит его служба, а потом снова посмотрела прямо. Там, за ночной дымкой, спал Белый Город и Алексей, там случилась её первая встреча с Андреем, и там оставались магические кристаллы, к которым теперь она получила полноценный доступ, как все наследники, вступившие в права.

Кто-то открыл дверь, и на балкон снова ворвался гомон. Анна обернулась. На пороге стояла дочь семейного повара София, с которой Анна выросла, но так и не смогла по-настоящему подружиться.

— Анна Дмитриевна, обмен подарками и салют скоро, — робко напомнила София. — Вы присоединитесь?

— Да. Конечно, — Анна вежливо улыбнулась и прошла вслед за ней.

Радоваться совсем не хотелось, в душу наряду с тоской вернулась и тревога, сильнее и тяжелее прежней, но Анна была хозяйкой этого вечера и не могла отказаться от таких важных вещей, как подарки и салют. Она вышла в зал, встала под ёлкой и стала обмениваться подарками с каждым, кто к ней подходил. Маленькие и большие блестящие коробочки с атласными бантами исчезли из-под ёлки, а вместо них поселились подарки разных форм и размеров, упакованные во всё на свете: от мятой серой льняной ткани до дорогой матовой бумаги. После все дружно вышли из зала и, поднявшись на смотровую площадку единственной башни поместья, обратили свой взор в сторону столицы. Анна помнила каждый салют, который смогла посмотреть с этого места. Сначала магические огоньки загорались и вспыхивали над центральной площадью Звёздной Гавани, затем за её воротами, и так, словно сигнальные огни до самой столицы. Хотя отсюда не был виден Белый Город, императорский новогодний салют всегда взлетал так высоко, раскрываясь цветами и причудливыми фигурами, что его могли наблюдать с любого из четырёх дворянских поместий.

Вот и теперь Анна на миг позабыла о своих бедах, увидев, как взлетают ввысь яркие звёздочки разноцветной магии, замирают в крайней точке полёта, а затем рассыпаются, оставляя после себя снежинки, розы и витиеватые узоры. А за ними взлетают новые звёзды, чуть дальше, чуть бледнее — и так до самого горизонта, где в небе раскрывается целый каскад разноцветных огоньков и падает-падает, кажется, целую вечность, меняясь, мерцая и переливаясь. Но вот последние звёзды гаснут вдалеке, праздник завершён, и пора расходиться по домам. Гости теряют интерес, возвращаются к разговорам, но Анне тревожно, Анне волнительно, она смотрит и смотрит на черту горизонта, пока там снова не вспыхивают огоньки. Кто-то тоже обращает внимание, кто-то шепчется, что раньше такого не было, но вскоре новый салют замечают все, и радость снова переполняет собравшихся, все снова поздравляют друг друга с праздником. Только Анна молчит, ей тревожнее, чем раньше. Звёзды раскрываются цветами, а под ними странное зарево… зарево, похожее на огонь. Так странно, так пугающе похожее на огонь.

Нет. Нет, этого не может быть. Она тоскует по Андрею, она переволновалась, просто переволновалась. К горлу подступает ком, дыхание сбивается, и Анна протискивается сквозь толпу гостей к двери, выходит в тихий коридор и, осмотревшись, наконец, пускается бегом к кабинету отца.

— Ты видел? — Анна врывается в кабинет без стука, вопрос слетает с губ ещё до того, как она понимает, что у окна стоит не отец, а мать.

Елизавета обнимает себя руками, вцепившись в плечи так, будто она сама себе единственная опора. Появление дочери для неё не новость.

— Мама? — Анна проходит несколько шагов вперёд и замирает в нерешительности. — Там зарево? Меня не обманывают глаза? В стороне Белого Города…

Елизавета прерывисто вздыхает и не отвечает ничего. Анна настаивает.

— Что-то случилось, я уверена. Где отец? Он видел?

— Он уехал, — наконец, говорит Елизавета, и голос её звучит пусто и безжизненно.

— У-ехал? — сердце Анны замирает и падает вниз. — Сейчас? Ничего не сказав мне?

— Не хотел портить тебе праздник, — Елизавета украдкой вытирает глаза и смотрит на дочь. — Он уехал в Белый Город. Те беспорядки приобрели массовый характер, он и Карамзин считают, что за этим стоят Голицыны… моя плоть и кровь. Императорская семья в опасности.

Анна не верит, но осознание медленно пронизывает всё её существо, и она безвольно опускается на стул.

— Что они хотят сделать? Что делать нам?

Елизавета качнула головой и тоже села напротив, запустила пальцы в волосы, опёрлась локтями на стол.

— Я не знаю, Ань. Я вообще ничего не знаю. Отец планировал ехать только утром, но четверть часа назад получил магическое послание и сорвался в столицу. Верхом. У меня плохое предчувствие.

Анне вдруг почудилось, будто она стоит перед надвигающейся огромной волной — беспомощность, страх и отчаяние поселились в её душе, но лишь до тех пор, пока она не посмотрела на мать. Кто-то должен был взять всё в свои руки. Елизавета никогда не могла справляться с эмоциями, она была беспомощна перед страхом, но Анна — нет. Анна всегда была выше и сильнее этого. Она глубоко вздохнула, сжала кулаки и твёрдо заявила.

— Так. Я провожу гостей, а ты, пожалуйста, успокойся, не пугай слуг, иди в свою комнату и делай всё, как обычно. Мам, правда, нельзя допустить паники, пока мы сами не знаем, насколько велика проблема.

Елизавета кивнула, затем кивнула ещё раз и вдруг разрыдалась. Анна вскочила с места, бросилась к ней, обняла.

— Всё будет хорошо, всё будет хорошо…

Они немного посидели так, обнявшись, потом Анна проводила мать в её покои и вернулась к гостям. В зале никто ничего не знал, и если опасность распространения беспорядков сохранялась, то в Звёздной Гавани до этого было пока далеко, по крайней мере, Анна решила, что у неё ещё есть время. Она долго провожала всех, тепло прощалась, помогала собраться, напоминала про подарки, чтобы никто не забыл своего, после вернулась к себе и записала в дневник всё, что пережила, почувствовала и подумала за этот день. Но чем больше она писала, чем больше оформляла свои чувства в слова, тем сильнее приходила к ней уверенность, что ей нужно быть там. В Белом Городе. Ехать за отцом. Мысль была безумной, будоражила неизвестностью и возможной опасностью, но казалась такой верной, такой правильной. Анна почти приняла её, но вовремя одёрнула себя, переоделась и легла.

Мерный стук часов казался оглушающим набатом.

Время перевалило далеко за полночь, когда она, так и не сомкнув глаз, встала с постели и подозвала к себе горничную — свою верную сообщницу во всех делах поместья. Настасья, так её звали, была из обедневшей семьи торговцев, прибывших из-за моря, она никогда не рассказывала о своём прошлом и о далёких землях, но всегда и во всём поддерживала Анну. Будучи старше на пять лет, Настасья вела себя как старшая любящая сестра, наедине помогала, подсказывала, отговаривала от глупостей и поддерживала авантюры, на людях же держалась скромно и незаметно. Прямо сейчас она вошла в дверь, поспешно заплетая в косу жидкие светлые волосы, взглянула на Анну и сразу всё поняла.

— За отцом поедете, Анна Дмитриевна? — в глазах Настасьи сверкнула лукавая искорка. Они обращались друг к другу на ты, а по имени отчеству лишь в шутку, но сейчас за этой шуткой скрывался страх.

— Стась, я должна, я думала об этом с самого вечера. Я должна.

Настасья вздохнула.

— Иного я и не ждала. Принесу костюм для верховой езды и скажу Виктору, чтоб готовил тебе лошадь.

Анна поймала её взгляд.

— Спасибо, ты знаешь, твоя помощь…

— Я знаю, — Настасья ободряюще улыбнулась, махнула рукой и скрылась за дверью.

Анна осталась одна, прошла по спальне из стороны в сторону, взяла дневник в руки, задумала поставить магический пароль и села исполнять, но на полпути прервалась, достала магическое перо, открыла пустую страницу и написала.

«Утро 1-го января. Я еду за отцом в Белый Город. И будь, что будет».

Закрыла, не позволяя себе усомниться в написанном, поставила пароль на имя возлюбленного, сложила дневник и перо в сумку и встала, как раз когда вернулась Настасья.

— Ань, — сказала она тихо, раскладывая костюм на кровати, — слухи среди слуг ходят неутешительные, в опасное ты путешествие собралась.

— Я могу за себя постоять, — уверенно заявила Анна, оборачиваясь к зеркалу. Она осмотрела себя с ног до головы и вполне справедливо предположила, что выглядит как безумная, решившаяся на какой-то отчаянный необдуманный шаг.

— Знаю, поэтому вот что принесла, — Настасья развернула рукав костюма и достала оттуда мужской картуз и самый настоящий магический револьвер.

Анна вздрогнула.

— Откуда это у тебя? Зачем это?

— Возьми. Я слышала разговор твоих родителей и многое слышала в последнее время, чтобы отпускать тебя ни с чем. Ты должна не только уметь за себя постоять, но и полноценно себя защитить. Это не твоя обычная вылазка в деревню. Ты хоть знаешь, по какой дороге ехать в столицу?

Анна нахмурилась.

— Я разберусь.

— Да, но лучше разобраться заранее. Не выезжай на тракт, сворачивай у Берёзки — той деревни у Солнечного озера — и скачи в сторону гор. Там у границ соседних владений возьми левее, так, чтобы восход солнца всегда оставался от тебя точно справа, там должна быть дорога. Скачи по ней, не сворачивая, если нужно, смени лошадь в первой попавшейся деревне.

— Я… Стась, думаешь, всё так серьёзно?

— Готовиться всегда нужно к худшему. Давай я волосы тебе соберу, негоже мужчине с такими длинными волосами ходить.

Анна села на стул перед туалетным столиком и руками собрала волосы наверх.

— Ты, правда, не станешь меня отговаривать? — спросила она, когда Настасья встала у неё за спиной и посмотрела на неё через зеркало.

— К чему мне? Может, и лучше будет уехать, да и как тебя неугомонную удержать?

Анна улыбнулась и убрала руки — волосы рассыпались по плечам.

— Туго плети, чтоб никто не видел, какой они длинны.

— Заплету как нужно, лишь бы голова не заболела. Только вот что ещё возьми, — Настасья засунула руку в карман юбки и вытянула оттуда свёрнутый клочок бумаги. — Спрячь это. Если будет совсем плохо, поезжай в дом у городских конюшен Белого Города, у него крыша зелёная — не перепутаешь. Скажешь, что от меня, и это отдашь. Приютят, помогут…

Анна взяла лист в руки и покрутила, но разворачивать не решилась.

— И откуда ты всё знаешь? В поместье безвылазно живёшь, а сама…

Настасья хмыкнула.

— Свободы у меня больше. И не спрашивай ни о чём. Только вот, что сказать-то, если искать тебя станут?

— Скажи, — Анна прикусила губу, — что на прогулку уехала. До последнего говори, а я по возвращении сама со всеми объяснюсь.