Нелюбовь

16.3.

– Сыграй мне! – Она прыгает на диван и устраивается удобнее.

– Полин, позволь мне сказать…

– Сначала ты должен мне сыграть! – Радостно хлопает в ладоши девушка.

Ох, как же с ней трудно.

Я был буквально разорван в клочья утренней сценой поцелуя Алены с Кощеем. Стоял за деревьями, наблюдал за ними и в прямом смысле рассыпался на части. Я пришел туда убедиться, что она нормально доберется до школы, но затем приехал этот тип и начал грязно приставать к ней на глазах у всей улицы.

Нет, я понимаю – двое отдаются страсти, если их тянет друг к другу, но, черт подери, он как будто собирался ее сожрать! А его лапы? Они же нагло и бессовестно гуляли по ее телу, хватаясь за все, что им вздумается!

Не знаю, как я это выдержал. Неужели, Алене нравится такое обращение? Да. Наверняка, нравится. Глупо себя обманывать: я видел, как она на него смотрит, как улыбается ему, и, похоже, что это совершенно искренне. Стоит признать, я почти окончательно ее потерял. Даже не знаю, что могло бы помочь мне обратить ее внимание на себя?

Я смутно помню, как прошел день. Кажется, были занятия в школе и даже тренировка на поле: я бегал, пока от усталости не начали неметь ноги. А потом на этих же ватных ногах плелся до дома, ругая себя последними словами за нерешительность и за то, что все испортил. Теперь я даже просто другом быть Алене не могу – она не хочет со мной общаться, а ведь ей сейчас, наверняка, необходима поддержка: представляю, как она переживает из-за отца! И, честно говоря, мне бы хотелось быть рядом с ней, когда о нем появятся какие-то вести.

Зато Полина целый день разрывала мне телефон. Сначала я сказал ей, что занят. Потом – что не могу пойти с ней на химию. Потом – что не хочу идти с ней вечером гулять, и что завтра тоже не получится, и послезавтра – у меня просто нет желания. Но она оказалась из тех, до кого доходит не сразу, и в половину шестого без приглашения приперлась ко мне домой.

– Никита! – Позвала меня мать, только вернувшаяся с работы. – Тут к тебе пришли.

Я слетел по лестнице с такой скоростью, будто за мной демоны гнались. Думал, это Лелька. И чуть с тапок не спрыгнул, увидев в гостиной Полину.

– Привет, – скромно улыбнулась она.

– Привет. – Смутился я. – Мам, это Полина. – Пришлось мне представить гостью.

– Его девушка. – Подчеркнула Матвеева, гордо задрав подбородок.

– Очень приятно. – Удивленно произнесла мама.

– Вообще-то… – собирался поправить Полину я.

Но мать перебила:

– Может, чаю?

– Ой, я с удовольствием. – Пожирая меня хищным взглядом, проговорила Матвеева. – Мне зеленый со льдом, фенхелем и долькой апельсина. Никакого сахара, пожалуйста.

Будто надиктовала заказ официантке. И пока мама изумленно хлопала глазами, я поспешил взять ситуацию в свои руки.

– Не надо чая, мы уже уходим. – И, взяв Полину за руку, потащил ее на выход.

– Я думала, мы посидим в твоей комнате. – Прошептала Матвеева, цепляясь в прихожей за ремень моих джинсов.

– Нет, нам нужно поговорить, и мы сделаем это в Берлоге, где никто нам не помешает.

– Где?

– В гараже. – Вытолкав ее за дверь, я указал на соседнее строение. – Мы там репетируем с группой. Сейчас там никого нет.

– Отлично, я так скучала! – Она лихорадочно обвила меня за талию и потянулась губами к моим губам. – Ну, же, поцелуй меня, Никита. В прошлый раз не вышло, и я до сих пор не могу простить себе, что испортила такую возможность!

У меня не получилось извернуться: на мгновение ее губы коснулись моих, а ее язык проник в мой рот.

– Погоди, не здесь. – Мне пришлось буквально удерживать ее вездесущие, ловкие руки, чтобы она не просунула их под пояс моих джинсов, и максимально отклонить голову назад, чтобы ее язык не достал до моего рта.

– Ты прав. Прав. – Полина отдернула юбку. – Твоя мама смотрит в окно.

Она улыбнулась и успела помахать ей прежде, чем я увел ее подальше от дома.

– Входи. – Открыв перед Полиной дверь Берлоги, я пропустил ее вперед.

У меня на языке все еще оставался привкус ее малинового блеска для губ, и мне жутко хотелось прополоскать рот.

– Ух, ты ж! – Воскликнула Матвеева, проходя внутрь. – Как тут…

– Круто?

– Грязно. – Выдохнула она, оглядываясь. – Ты не думал, что нужно поклеить здесь обои? Положить ламинат, постелить ковры. И я бы выбросила этот диван и поставила новый, обитый бархатом винного цвета!

Полина побежала к инструментам и сделала несколько фото. Затем схватила акустическую гитару (слава богам, остальные были в чехлах) и вложила мне в руки.

– Стой так, сделаю фото для блога!

– Полина, подожди. – Остановил я ее, осторожно опустив ее руку с телефоном. – Дай мне сначала сказать тебе кое-что.

– Сыграй мне!

– Полин, позволь мне сказать…

– Сначала ты должен мне сыграть!

Так мы и оказываемся на этом диване. Я сажусь рядом с ней и вздыхаю. «Что у нее в голове? О чем она вообще думает?» В этот момент я жалею, что мне недостает бессердечности Лехи, который запросто бы послал ее подальше без лишних объяснений. Мой взгляд устало блуждает по комнате.

– И что тебе сыграть?

– Песню, которую ты сам сочинил. – Мурлыкает Полина, придвигаясь.

– У меня таких много. – Мне приходится слегка отодвинуться, чтобы можно было сыграть, и гитара не упиралась бы ей в колено.

– Давай самую новую. Последнюю.

Я задумываюсь.

– Хорошо.

И начинаю наигрывать простенькую мелодию, на которую легко ложатся слова, которые давно уже крутятся в моей голове.

Полина расплывается в улыбке и снова придвигается ближе. Она, очевидно считает, что наши тела должны непременно соприкасаться, если мы находимся рядом, но мне от этого почему-то особенно неловко и неуютно.

– Так, стоп! – Полина с размаху обрушивает ладонь на струны.

Музыка обрывается. Я поднимаю взгляд и вижу, что ее лицо кривится от гнева.

– Какая бирюза? Какие синие? – Капризно фыркает она. – Ты вообще видел, какие у меня глаза? Карие! Что скажут люди, когда ты это споешь?

Я молчу. Выразительно смотрю на нее. «Ну, же, давай. Когда-то же ты должна понять? Когда же до тебя дойдет?»

Ох, и до нее внезапно, наконец-то, доходит: лицо Полины медленно вытягивается, рот приоткрывается.

– Так ты ее не мне посвятил? – Она кладет ладони на свое лицо.

– Не тебе. – Подтверждаю я.

– Эта песня о другой девушке?! – Словно все еще не верит Полина.

– О другой. – Киваю я. – Об этом я и пытался тебе сказать. Полина, у нас ничего не получится. Ты – прекрасная девушка, но я люблю другую.

– Ах, ты… сволочь! – Взвизгивает она, почему-то хватаясь за гитарный гриф. – Ты зачем тогда мне голову дурил?!

Полина тянет гитару на себя, но я держу ее крепко и не собираюсь отдавать. Тогда она вскакивает и хватает первое, что попадается под руку – электрический чайник. И с размаху швыряет его на пол. Тот раскалывается на две части: у него отлетает дно.

– Я белье для тебя надела – самое лучшее! – Вопит Матвеева, подыскивая, что бы еще разбить. На глаза ей попадается Лехина кружка. – Я для тебя локоны завила! – Она хватает ее и швыряет в стену. – Я… я… колготки нужного оттенка полчаса в торговом центре выбирала… Козел!

Я смотрю на осколки, затем перевожу взгляд на инструменты – только бы она до них не добралась! Но Полина, видимо, решив, что сцена уже достигла нужного уровня драматизма, и этого вполне достаточно, устало опускается обратно на диван.

– Почему меня все бросают? – Всхлипывает она.

Я, если честно, уже даже боюсь к ней подходить.

– Дело не в тебе. – Говорю примирительно.

– Я что, совсем не красивая? – Надув губы, Полина жалобно смотрит на меня. – Со мной совсем не интересно? Почему парни всегда выбирают кого-то другого?

– Ты красивая. С тобой все в порядке. – Вздыхаю я, подходя ближе. – Просто понимаешь… Иногда люди выбирают того, с кем они сами чувствуют себя лучше. Это как… в магазине. Ты приходишь туда за… футболкой, например. Выбираешь розовую – потому что она тебе идет, и в ней ты ощущаешь себя красивой. Это же не значит, что футболка в горошек хуже, правда? Просто тебе сейчас нужна именно розовая.

– В горошек? Фу. – Морщится девушка. – Я не хочу быть футболкой в горошек, хочу быть леопардовой!

– Это метафора. – Кашлянув, говорю я.

– Кто?

– Неважно. – Я подхожу ближе и сажусь перед ней на корточки. – Я хотел сказать, что мне очень жаль, что у нас с тобой не получилось. Ты, правда, замечательная девушка и обязательно встретишь хорошего парня. Я уверен в этом.

– Ты точно не хочешь меня? – Наклоняется ко мне Полина.

– Извини. – Мотаю головой я.

У нее по щекам бегут слезы, и я чувствую вину. Проходит полминуты, затем она резко встает, гордо смахивает слезы пальцами и бросает:

– Ты еще поймешь, кого потерял! Второго шанса не будет!

Я, молча, киваю.

– И ты дерьмовый певец, понятно?!

– Ну, разумеется. – Едва слышно бормочу я, наблюдая за тем, как она удаляется прочь.

– И группа твоя – полный отстой! – Обиженно всхлипывает Полина на прощанье.

Громко хлопает дверь.

Я в полном шоке сажусь на диван и долго смотрю в одну точку. Или это Миронов довел ее до ручки своими изменами, или она по жизни такая, а я этого просто не замечал?

Еще какое-то время я оттачиваю новую песню до блеска – дописываю к ней текст, подбираю аккорды, довожу до ума тональность в припеве, а затем меня осеняет: нужно спеть ее Алене. Немедленно! Она всегда все понимала через музыку! Она всегда умела тонко чувствовать мои тексты! Нельзя отступать, нужно бороться за свою любовь!

Я беру гитару, закрываю Берлогу и бросаюсь вверх по тропинке – к ее дому. Оббегаю его с обратной стороны, привычно забираюсь вверх по старенькой шпалере и подтягиваюсь к окну ее спальни. «Вот будет сюрприз! Она так удивится, что забудет о том, что злилась на меня!»

Тяну на себя створку окна и вдруг замираю, увидев, что она не одна. В ее комнате Кощеев, и они целуются: в одежде, надо заметить, но лежа на кровати – что меня совсем не радует. Нет, не так – я ошеломлен увиденным. Да я в диком ужасе!

Заслышав скрип оконной створки, Алена оборачивается, и мы с ней сталкиваемся взглядом. За секунду в ее глазах отражается невероятное количество эмоций – от изумления до возмущения, а в следующее мгновение слышится хруст: это подгнившая деревянная перемычка не выдержала, и я кубарем, выпустив из руки гитару, лечу вниз.

Шутка про «чуть не упал» тут теперь вряд ли прокатит.