Непримиримые 1

Часть 2 Глава 35 (Интрига раскрыта, кому бы сделать больно)

Глава 35

Игнат

На лекциях сижу сам не свой. Сказывается напряжение, неприятности, усталость. Остался месяц до сдачи экзаменов и зачетов, и чуть больше — до начала СВМА. Сжатый график, работа на пределе возможностей: и в лаборатории, и в универе… Еще и мать странно себя ведет.

Курсовую сдаю досрочно, еду домой. Причем маму специально дезинформировал, мол, сегодня, наверное, буду занят допоздна. Если смогу, то скорее всего ночью вернусь. Солгал? Конечно, а как еще выяснить, верны ли мои догадки?! И так неделю давал форы!

Не хочу думать, что могу увидеть, но еду!

На подъезде к дому подкатываюсь максимально тихо, выхожу осторожно, и даже сигнализацию не выставляю… Крадучись захожу домой.

Уже в зале ощущаю чужой запах. Резкий, мужской парфюмированный.

Значит, прав! У матери появился любовник! Вряд ли заглядывал страховой агент или продавец техники. Уж кого-кого, а этих особей матушка не милует — дверь захлопывает перед носом, и ничуть не пасует.

Воровато ступаю, пока иду к спальне родительницы…

Застываю у двери. Прислушиваюсь… Даже волосы на затылке дыбом встают.

Так и есть, у матери любовник!

По характерным звукам понимаю, что именно любовник.

Мерзко, противно, до злости неприятно!

Нет, я не про секс, а про ситуацию в целом. Да… это спальня моих родителей, и плевать, что отца уже нет в живых! Но это… Это как-то грязно! Неправильно…

Гневно сжимаю ручку двери, но не вхожу. Пару глубоких вдохов-выдохов, и иду обратно в зал. Еще немного прихожу в себя и готовлю кофе. Возвращаюсь на диван. Сажусь, жду.

— Торопись, — шепчет мама любовно, но в то же время настойчиво, — а то сын может вернуться. Уж я-то его знаю. Не хочу, — голос приближается вместе с чуть слышным топотом ног, — чтобы он нас застал.

От грохота сердца едва понимаю смысл — меня переполняет ярость, негодование, откровенная обида.

— Мали, — отзывается до отвращения знакомый мужской голос. Меня аж передергивает от извращения маминого имени. Она — Амалия, что за Мал?! — Мы взрослые люди…

— Знаю, — торопливо оправдывается матушка. — Но он… мне… нужно время, чтобы ему рассказать…

— Мал, — взывает с хохотком отец Ирины. — Ради бога! Он тоже взрослый мужик… — осекается, когда наши взгляды пересекаются.

Сергей Николаевич замирает, так до конца и не застегнув полы пиджака черного костюма. Мама застывает рядом с любовником. В глазах плещется дикий испуг, словно ее только что муж поймал на измене.

— Вот и поговорим! — киваю многообещающе, отставляя недопитую чашку с кофе.

— Игнат, — подрагивает голос мамы, она явно паникует, — Давай поговорим, как взрослые… — огибает Королькова и примирительно разводит руками, становясь между нами.

— Если этот… — выплевываю, еле сдержав маты, — не свалит из нашего дома, я ему морду разукрашу, член отрежу, да с собой на вынос в карман вложу…! Обещаю, очень аккуратно! — говорю ровно, спокойно, с расстановкой. — Правда, ему выползать придется…

— Игнат! — протестующе вскрикивает матушка.

Ступаю ближе, а мама взвизгивает:

— Игнат, прошу…

— Мал, — вклинивается в разговор сосед, наконец совладав с эмоциями. Поправляет пиджак.

— Какая, на хер, Мал?! — бешусь праведно. — Амалия! Маму зовут Амалия!

— Амалия, — кивает сосед. — Мы с твоим сыном должны поговорить по- мужски, — отрезает холодно.

— Сергей, прошу… прошу, — молит мама, вцепившись ему в руку.

Сергей Николаевич поджимает губы, переводит взгляд на меня:

— Всего хорошего, — прощается коротким кивком. Склоняется поцеловать мать, но она подставляет не то висок, не то щеку. Мужчина, скрипнув зубами, чмокает и шагает к выходу.

Урод! Он как у себя дома! Дико чешутся руки и ноги поддать для ускорения.

— Игнат, — спешит объясниться мама, загораживая спину любовника. — Я хотела тебе сказать…

— Сказала, — отрезаю хлестко. — Тебе не хватило прошлого раза? — перехожу в наступление. — Он тебя бросил! — не щажу мать горькой правдой. — Вспомни, как ты переживала… Мало? — не нахожу нужных слов. — Мало страдала?

— Игнат, — виновато шепчет матушка. — Мы с ним поговорили. Он объяснил, почему уехал… Если бы ты только знал правду…

— Я ее видел! Каждый день, на твоем лице, когда этот мудак сбежал…

— Игнат, — осуждающе бормочет мама. — Все не так, как я думала. Как ты думал.

— И что? Он тебе наплел с три короба, и ты…

— Да! — повысила впервые за долгое время голос мама. — Я ему поверила, простила… — Отшатываюсь, словно получаю пощечину. — У нас все серьезно! — продолжает наседать родительница.

— Ага, пока он вновь не вздумает уехать? — рычу гневно. — Да ему плевать на всех, кроме себя! От жены избавился, дочь бросил, тебя поимел и смотался…

И умолк от повисшего звона в голове — мама оплеухой заставляет заткнуться:

— Ты не смеешь такое говорить…

— Конечно, — криво усмехаюсь. Спокойно иду к лестнице на второй этаж, но на первой же ступени оборачиваюсь: — Если вздумаешь продолжать с ним трахаться, я его проучу, — делаю пару шагов, но вновь бросаю взгляд на опешившую маму: — Даже знаю, как совместить приятное с полезным.

— Что ты удумал?! — выдыхает шокированно мама, порывисто ступая ко мне.

Но я уже плевать хотел — взбегаю наверх, с грохотом захлопывая дверь своей спальни. Быстро кидаю вещи в спортивную сумку. Дома лучше не оставаться. Чего глядишь, натворю дел. Лучше в спортзал, причем, где можно пар выпустить, руками помахать…

Чертово семейство Корольковых!..

Сбегаю вниз и игнорирую маму, которая сидит в зале, а завидя меня — подскакивает, пытаясь опять вывести на разговор:

— Игнат…

Покидая дом, хлопаю дверью.

***

Сейчас в таком настроении лучше не гонять — дорога ошибок не прощает, потому звоню Ромке.

— Привет, братан, — раздается приветливое, после нескольких секунд жутко веселой музыки-ожидания.

— Здоров, ты где? — не юлю.

— На тренировку иду, — хмыкает друг.

— Отлично, я с тобой, не против? — а внутри все кипит.

— Шутишь? — доволен как слон Штык. — Конечно!

— Тебя подобрать?

— Неа, чуток осталось, да и полезно ногами…

Больше часа мордую грушу, представляя на ее месте рожу соседа, и только голос Славки:

— Ты прям зверь сегодня, — заставляет выдохнуть.

Чуть сбиваюсь с ритма:

— Ты тут каким ветром? — не попрекаю, просто Славка, как начал глупостями баловаться, забыл дорогу в спортзал.

— Да так, зашел немного развеяться, — тон друга заметно мрачнеет.

— Все нормально? — закрадывается подозрение; просто так затащить Моржа в зал невозможно.

— Да, — поспешней, чем следует, отзывается парень, и я начинаю сомневаться в его честности.

— Морж, — приобнимаю грушу. — Не глупи. Я твой друг. Лучше скажи, что тебя беспокоит?

— Не знаю, чем себя занять, — пятерней взъерошивает порядком обросшие волосы Славка, — давненько ничем полезным не занимался.

— Для начала тебе бы найти работу, увлечение по душе…

— Я это понимаю, наличка благодаря тебе еще немного есть, но скоро и ее не останется, а я ведь… по дурости столько лет потерял. Кому я нужен со своим школьным образованием?

— Прости, — развожу руками. — Сам без постоянной работы, пристроить некуда, но если тебе, и правда, нужна работа, возьмешься за любую, где не требуются квалифицированные работники.

— Так потому и пришел сюда, — встряхивает досадливо головой Морж. — Думал, может. Штык поговорит с тренером, и мне найдется место… — косится на ринг, где Ромка боксирует в спарринге.

— Если только уборщика, сторожа, администратора, — добавляю, ведь быть грушей для битья тоже нужно уметь.

— Да, да, к тому же тут рядом с домом…

На миг умолкает: Штык проводит великолепную комбинацию и зажимает противника в угол.

— Круто он поднялся, — восхищается Славка.

— Мгм, — тоже не свожу взгляда. Крепкие бойцы мочалят друг друга, а Игорь Борисович подсказывает то одному, то другому.

— Штыку нужно вес сгонять, — высказываю мнение.

— Да? — непонимающе смотрит Морж. — А по-моему, круто выглядит. Устрашающе — сильно возмужал.

— Возмужал-то сильно, а вот не потянет он пока другую весовую категорию. Он для нее легковат, и в ней такие персонажи обитают, что братану мозги по рингу размажут в первом же раунде.

Противники обмениваются ударами по корпусу руками, ногами. Ромка заметно злится… Соперник ему пару раз непростительно близко к хозяйству попадает. Штык наступает — проводит двойку, оттесняя спарринг- партнера к канатам. Легко, мощно подпрыгивает, с ноги отправляет противника в нокдаун — парень огребает по полной и, точно мешок с картофелем, ухает на ринг:

— Стоп! — орет тренер, отталкивая Ромку в угол. — Озверел? Это спарринг, а не бой за титул!

— А че он… — рычит Штык, все еще под властью адреналина. — Ниже пояса бьет?

На подмогу тренеру появляются еще несколько крепких мужиков. Они Ромку под руки отволакивают в угол.

Соперника к этому моменту уже приводят в себя. Тренер его проверяет на вменяемость. Стучит легонько по щекам:

— Ты как?

Парень встряхивает головой, промаргивается:

— Жив, — утирает нос и сплевывает сгусток крови, — Я не специально, — это уже бурчит, поглядывая на Штыка, который продолжает пыхтеть в своем углу.

— Вот видишь. — укоряет Игорь Борисович Ромку. — Все. хватит на сегодня. — досадует и, потрепав избитого за шею. чеканит: — Ты когда научишься защиту ставить и уклоняться?

— Виноват, — шмыгает парень. — Исправлюсь!

— Исправится он. Уж будь милостив, а то где я еще найду спарринг- партнера Штыку? — это уже звучит как крик души, а не злость. — Ладно, — смягчается Игорь Борисович. — Голова как?

— Норма.

— Дуй переодеваться…

***

— Парень, — раздается мужской, чуть заплетающийся голос, — а ты случаем не сын Грома?..

Аж с темпа сбиваюсь. Кошусь через плечо.

Рядом покачивается старик, но видно, что бывший боец, хоть и спившийся. Лицо знакомое, смутно… Копна светлых волос, широкие брови, нос кривоватый, холодные, почти выцветшие глаза, затуманенные алкоголем. Шрамированная губа.

— Есть такое, — бурчу без энтузиазма, вновь продолжая ударять по груше.

— Вижу, вижу, — с потаенной радостью кивает старик. — Удар похож, да только сила не та…

Еще делаю пару комбинаций, как меня озаряет:

— Владимир Игнатьевич, это вы? — оборачиваюсь, ожидая реакции от старика. Он как шел, так и идет, чуть кивая:

— Вроде как, — явно не собирается останавливаться. Так и скрывается в кабинете техперсонала.

Я еще несколько секунд гляжу ему в след. Давно не видел в зале. Неужели вернулся?..

Стоять смысла нет — опять приступаю к избиению груши.

Хороший мужик Владимир Игнатьевич. Он еще моего отца тренировал. Советы дельные давал. А меня, когда я прибегал посмотреть, как папа тренируется, частенько развлекал. Шутливо боксировал со мной, позволял перчатки надеть, показывал, как правильно бить грушу.

Я у него… из бороды волосинки выдирал. Сидел на руках и дергал. Не знаю, почему вспомнил, но… вспомнил.

— Эй, боец, — раздается голос Игоря Борисовича, когда я уже собираю вещи в сумку. — Сколько можно грушу бестолково истязать? Если хочешь заниматься — можно попробовать. Рост у тебя, что надо, руки длинные, быстрые, двигаешь легко…

Краем глаза замечаю покачивающуюся фигуру Владимира Игнатьевича. Старик странно как-то лыбится, словно увидал, что желал. Разворачивается и, шаркая ногами, идет к подсобке.

— Нет, Игорь Борисович, я так, — отмахиваюсь сухо. Он мне уже не раз предлагал заняться кикбоксингом. — Чуть отдохнуть пришел, пар выпустить. Не для меня этот спорт.

— Гыг, не для него, — ржет Штык, выходя из раздевалки с сумкой наперевес.

— Не слушай его, Борисыч. У него это в крови. Уговорил бы — толк точно будет!

— Да уже пару лет наблюдаю, — кивает тренер. — Только приходит крайне редко. Нужно не раз в месяц-два, а заниматься постоянно. Любой спорт требует упорства и отдачи. А так, потенциал неплохой. Силу в руки вложим. Технику поставим. Вряд ли чемпионом, но крепким бойцом можно сделать!

— Ага, — останавливается рядом со мной братан. — Батяня у Игната высоко летал. Вы же помните Селиверстова?

Я напрягаюсь — не очень рад такой протекции. Да и до сего момента просил друга молчать. Меня не дергают — я спокоен. Прямая — есть прямая, и я не хочу лишних разговоров. Не для того в зал хожу.

Это отдушина… И так крайне редко — пару раз в месяц. Забиваюсь в угол, чтобы поменьше светиться, и выпускаю пар…

— Селиверстов? — задумчиво бормочет Игорь Борисович. — Селиверстов…

— Ну, — нетерпеливо напоминает Штык, — бои без правил. Погиб в автомобильной….

— А-а-а, — тотчас протягивает тренер и уже другими глазами на меня смотрит. С некоторым почтением и уважением. — Гром…

Мне становится неприятно, а друг ликует:

— Ага, он самый! Помню, в детстве мы с Игнатом часто записи его боев смотрели, — добавляет значимо.

— Игнат — ух, как его характером напоминает, — доволен, точно слон, друг. — Только, — заминается на миг, — умнее. Он у нас, вон, на бюджетном в универе, на био… Каком? — это уже ко мне, явно прося помочь.

— Биохимическом, — без особой радости напоминаю.

— Вот-вот, на биохимика учится! — гордо добавляет, будто вместо меня на

курсе.

— Мозговитый боец, — вспыхивают глаза Борисовича. — Редкое явление.

— Вот и я о том же, — горько усмехаюсь. — На ринге голова мешать будет. Там важнее техника и инстинкты. Не мое это… мне милее колбочки, пробирочки…

— Ой, да ладно, — дружески подпихивает плечом г плечо Штык. — Не прибедняйся. Тебя можно смело в спарринг ставить.

— Не, — мотаю головой. — Мне мозги еще нужны. Я ими по жизни собираюсь пользоваться.

— Гыг, — ржет Ромка. — Это да, они у тебя ценные!

— И нежные, — я рад, что отходим от темы боев и тренировок. — Один пропущенный удар — и все, можно распрощаться с карьерой по профессии.

— Смотри, парень, — по-отцовски хлопает меня по спине тренер. — Ты уже не мальчик, но потенциал хороший. Если что, я тебя возьму.

— Спасибо, — улыбаюсь натянуто.

— Глупо, — вклинивается в разговор Славка, который все это время уши греет, а я его не замечаю. — Мне такого шанса не давали.

— Э, — разводит руками Штык. — Ты бы спасибо сказал, что тебя на работу взяли. Хоть так…

— Да я благодарен, — насупливается Морж. — Просто…

— Что просто? — хмурится Ромка. — Если бы ты так же занимался, как Игнат, не было бы вопросов. А ты… уж прости, совсем слаб.

— Да я понимаю, — изучает носки кроссовок Славка.

— Отлично, что понимаешь, — отрезает Штык.