Невинная помощница для альфы

33. Возвращение

Шона

Открыв глаза, вижу Эвана. Первая реакция — страх. Он таки настиг меня, наверное, отчитает… Не сразу доходит, что я в больнице. Воспоминания прорываются клочьями. Я даже не знаю, сколько была в отключке! Стоящий рядом с каталкой аппарат, напоминающий толстый чемодан на высокой стойке с монитором сверху, начинает пикать чаще. Бьет по ушам. Звуки сливаются в один монотонный писк, сердце стучит почти в пищеводе. Я хочу прикрыть уши ладонями, но замечаю, что из левого локтя торчит катетер с капельницей, а правая рука полностью загипсована… Неплохо же мне досталось.

Приподнимаю голову и тут же роняю на подушку. По черепу разливается острая боль, словно в кости навбивали раскаленных гвоздей. На веках выступают рефлекторные слезы. Морщусь машинально и бросаю взгляд на Эвана. Он смотрит на меня круглыми растерянными глазами и делает успокаивающий жест руками, точно приглаживает воздух.

— Тшш, — шипит он. — Не волнуйся, лежи. Тебе нужен покой. Я сейчас позову Трэя.

Он опрометью выбегает из палаты, оставляя за собой легкий запах страха. Что ж. От няня не влетело, а от альфы точно влетит. Он мне, как пить дать, все выскажет. Я нарушила приказ, подставила Эвана, а еще попала в аварию.

Отчетливо вспоминаются последние мгновения до столкновения. Я была пристегнута, но Лючия, похоже, нажала на кнопку, отстегнула ремень. Благо капельница длинная, тяну свободную левую руку и прикасаюсь к ключице — кость все еще саднит, но кожа уже ровная. Волчья регенерация меня уже частично восстановила.

В тревожном ожидании Трэя, вдыхаю поглубже и сразу прерывисто выдыхаю. Внезапная сильная боль справа под ребрами остро ощущается на фоне остального, будто онемевшего тела.

В палату входит альфа в сопровождении Тома и Эвана. Видя меня, быстро подходит к каталке и замирает, вглядываясь в мое лицо. Берет за плечи, я чувствую дрожь в его пальцах. Он оборачивается к телохранителям

— Ушли, — приказывает тихим голосом.

Те поспешно скрываются за дверью палаты.

Когда мы остаемся один на один, Трэй наклоняется и крепко прижимается ко мне. Не стискивает в объятиях, но я ощущаю, насколько ему этого хочется. Он нюхает мои волосы, целует в лоб. Его губы кажутся обжигающе горячими на контрасте с моей прохладной кожей. Плавлюсь от прикосновений, но боль, сверлящая сознание, не дает насладиться близостью. Вскоре он распрямляется, все так же жадно глядя на меня, точно боится, что я вот-вот исчезну.

— Я рад, что ты жива, — произносит на выдохе. — Я боялся, что потерял тебя. Ты чудом выжила! В рубашке родилась! До чертиков меня напугала, негодница!

На последних словах интонация ползет вверх, фраза звучит, как шутка, но я чувствую всю боль, которую принесла ему своей дурацкой выходкой.

— Все хорошо, Трэй, все позади, — шепчу ему в ответ, потому что от боли в голове не могу говорить в голос. — Я жива, все в порядке.

Трэй переставляет к каталке кресло, которое стоит в углу, опускается на сиденье, берет меня за ладонь. С трудом скашиваю на него взгляд. Снова морщусь от боли в голове.

В палату заходит врач. Я его уже видела, он вынимал пулю из руки Трэя. У него внимательный взгляд и плавные движения. Больше напоминает кота, чем волка.

— Селен, — Трэй поднимается с кресла и отставляет его в сторону, давая врачу подойти ко мне.

— Трэй. Мы очнулись, — док явно рад видеть меня в сознании. — Это хорошо.

Он подходит и, достав световую указку, по-хозяйски берет меня за скулу и направляет луч в глаза. Слепит, но терпимо. Затем отдаляет эту белую, похожую на ручку, палочку, держа вертикально, и водит из стороны в сторону, я слежу за ней глазами.

— Реакции в норме, — бормочет себе под нос, затем бросает взгляд на монитор пикающего аппарата. — Беспокоит что-нибудь?

— Да, — отвечаю вполголоса. Боль в голове невыносимая и тошнит. — Голова гудит.

— Последствия сотрясения, — мурлычет Селен. — Вколем тебе обезболивающее. Что-то еще?

— Да, — вклинивается Трэй. — Сколько она проваляется тут?

Киваю. Тоже хотела спросить.

— Дня два-три, по состоянию будем смотреть, — невозмутимо отвечает врач, но Трэй продолжает вопросительно на него смотреть. — В зависимости от скорости регенерации… Переломы за пару дней могут срастись, а могут за неделю. Последствия сотрясения могут сохраняться от пяти-шести часов до пары суток. Через два дня я точно скажу, можно ли отпустить нашего черного волчонка.

На последних словах он ласково улыбается. Я кожей ощущаю душевное тепло, которое от него исходит. Неужели клан Белых волков таки принял меня? На глаза наворачиваются слезы радости и облегчения. А потом я вспоминаю о Лючии. Тварь, которая пыталась меня убить! Сама ощущаю в воздухе концентрированный запах гнева. Черт. Не сдержалась.

— Расскажешь, как случилось так, что ты вылетела из машины? — вкрадчиво спрашивает Селен.

— Да, Шона, — требовательным голосом добавляет Трэй. — Почему не пристегнулась?

Не хочу закладывать Лючию. Как бы там ни было, я никогда не славилась ябедничеством. Выводы сделаны, а большего мне и не надо.

— Голова ноет, — хнычу.

Мне даже не приходится изображать страдальческое выражение на лице, боль и правда сводит с ума.

— А… да, точно… Сейчас, — спохватывается Селен и выходит из палаты.

Трэй возвращает кресло на место и усаживается рядом с каталкой.

— Ты ведь понимаешь, что это временная отсрочка? — в голосе почему-то слышу металл. А в мыслях Лючия в слезах. — Тебе все равно придется объяснить, какого черта произошло.

— Ты ведь и так все знаешь, — скрежещу, превозмогая резь в мозгу, медленно закрываю и открываю глаза. — Зачем заставляешь меня это говорить?

Лицо Трэя обретает озадаченное выражение. Он несколько мгновений молчит, раздумывая, потом берет меня за ладонь, мягко сжимает пальцы.

— Тогда скажи, почему ослушалась? — слышу тепло и волнение в голосе. — Как тебе вообще в голову пришло сесть к Лючии в машину?!

Глубоко вдыхаю. Мне придется однажды объясниться, так почему не сейчас?

— Ты не будешь ограничивать мою свободу, Трэй, — ответно стискиваю его пальцы. — Я хотела видеть тебя, я хотела дождаться, когда ты очнешься, хотела быть первой, кого ты увидишь, а ты отослал меня, спрятал в поместье, как вещь, убрал в шкаф. Я не вещь! Не поступай так со мной!

На последних словах повышаю голос. Все мысли вдруг выстроились в четкую форму и вылились длинной тирадой, к которой я даже не готовилась. Но я сказала правду. Именно то, что он распоряжается моей свободой, точно я шариковая ручка, огорчило меня больше всего.

— Я не Лючия, Трэй. Не хочу и не буду сидеть в четырех стенах, как домашний питомец! — добавляю гневно и отпускаю его руку. Его ход.

Шона

Отворачиваюсь и слышу звук открывающейся двери. Видимо, Селен пришел с болеутоляющим.

Трэй молча уступает ему место. Смотрю на врача. Взгляд выцепляет тонкий шприц, наполовину заполненный прозрачной жидкостью, который Селен держит двумя пальцами, остальные три прижимают ватный тампон к ладони.

— Мне нужно сделать укол в мышечную ткань. Поскольку переворачивать тебя не стоит, инъекция будет в бедро, — говорит он, откидывая на живот простынку, которой укрыто мое тело, и освобождая ноги. — Вдохни, болезненный укол.

От Трэя пахнет сожалением, Селен же совершенно бесстрастен. Впрочем, так и должен, наверное, себя вести врач. Он обеззараживает кожу и, прицелившись, вгоняет иглу шприца наполовину мне в бедро.

— Что это? — спрашиваю слегка дрожащим голосом, когда он начинает вдавливать поршень. Действительно очень неприятно.

— Коктейль моего собственного сочинительства, — с довольным видом говорит Селен. — Немного того, немного сего… Боль отступит в течение получаса, и ты уснешь.

Киваю. Что же, надеюсь, когда проснусь, буду уже совсем огурцом.

— Я знаю, что ты не Лючия, — цедит Трэй, когда дверь палаты за Селеном закрывается. — И отношусь я к тебе не как к ней. Ты нужна мне, Шона. Но для этого ты должна быть жива, понимаешь?

Киваю. Это бесспорно.

— И поэтому, Шона, я хочу, чтобы ты подчинялась моим приказам, — в голосе Трэя снова звучит металлическое рычание. — У меня были причины запереть тебя в поместье. Покинув его, ты подвергла себя опасности.

Глаза начинают слипаться. Голова еще болит, но наваливается жуткая слабость. Похоже, суперкоктейль Селена начал действовать раньше.

— Мне нужна верная волчица рядом. Тебе придется научиться слушаться, если хочешь стать моей парой, — заканчивает речь Трэй.

Уплывающее сознание вскидывается от этих слов так, будто меня током шарахнуло.

Не верю ушам. Как так может быть? Возможно, у меня галлюцинации? Я и пара Трэю? Черная волчица белому волку? Это невозможно. Он никогда не сможет такое провернуть!

— Ч-что? — поднимаюсь на левый локоть, ощущая головокружение. — Па-арой?

Не могу долго удерживаться в приподнятом состоянии и бухаюсь обратно на каталку.

— Ты не ослышалась, малышка, — рокотливо мурлычет Трэй и улыбается.

Пиканье аппарата снова учащается. Не знаю, что ответить. Дар речи пропал. Сколько раз я об этом мечтала, столько же отказывала себе даже в этой возможности. Не стоит мечтать о том, что никогда не сбудется. А тут… В глазах вдруг на мгновение темнеет. Сердце стучит в ушах. Я, кажется, должна быть счастлива, но такой сильный прилив радости меня вот-вот прикончит.

В палату влетает Селен. Вглядывается в монитор, что-то беззвучно шепчет, затем поворачивается к альфе:

— Все, выходи, Трэй, Шоне нужен покой! — слышу его рассерженный голос, как сквозь вату. — Закончишь допрос потом.

Печально. Селен решил, что Трэй на меня давит. Палата пошатывается и множится, альфа и врач с несколькими своими клонами выходят в коридор. Погружаюсь в сон с мыслью, что никто из белых не может допустить и мысли, что Трэй сделает меня своей парой.

Я прихожу в себя, наверное, на следующий день. Трэй, к моему удивлению, дремлет в кресле в углу. Бедняга! Зачем было сидеть тут? Мог бы поспать в нормальной кровати.

За окном светло. К своей радости, оторвав голову от подушки, не чувствую боли, и палата стоит на месте, ничего не кружится. Правая рука все еще в гипсе, но тоже не ноет. А еще… вдруг ловлю себя на мысли, что мне нравится тишина. Ничего не пикает!

Сажусь на каталке, свешиваю ноги, спрыгиваю. Я определенно отменно себя чувствую, только немного странно ощущать на руке гипс. Подхожу к Трэю и, наклонившись, ласково целую его в лоб.

Он открывает глаза и, обхватив меня за талию, усаживает к себе на колени.

— Вижу, тебе лучше, — он зарывается носом в мои волосы и втягивает воздух.

По коже разбегаются мурашки, до чего же он сексуально это делает. Бедром вдруг ощущаю отвердевший бугор между его ног, и внутри становится горячо. Не могу удержаться, приникаю к нему всем телом и касаюсь своими губами его.

Трэй отвечает страстным поцелуем, сильнее стискивая мою талию. Я ощущаю язык между зубами, аккуратно посасываю. Между ног становится горячо. Внизу живота зарождается распирающее ощущение, слегка тянет. Привстаю, чтобы оседлать Трэя, как наездница, но он усаживает меня обратно, не дает подняться.

— Не сейчас, Шона, — тихо рычит, но я слышу возбуждение в голосе. — Хотя бы до дома доедем.

Наверное, он прав. Отдаюсь на его волю, позволяя рукам тискать мою талию и ягодицы, а губам бесцеремонно целовать мои. Мне слишком хорошо, чтобы спорить.

— Кхм, — сзади вдруг раздается скрпипучее покашливание.

Трэй отрывается от поцелуя и заглядывает мне за спину.

— Не мог дождаться моего возвращения в поместье, да? — выговаривает едко, и в его мыслях я вижу образ Бартоломея.

— После того, что ты сделал с Лючией — нет, — главный альфа, кажется, дико зол. От Трэя тоже начинает пахнуть гневом. — Заканчивай, обжиматься. Нам есть что обсудить.