22

Кампания стремительно набирала обороты. Все шло по плану — слишком точно, почти с математической точностью. Альбина не пыталась скрыть довольную усмешку, когда на экранах, в сводках, в утренних дайджестах новостей один за другим всплывали скандалы. Скандалы, словно тщательно расставленные мины, разрывались в тех самых регионах, куда Ярослав за последние годы запустил свои щупальца — инвестиционные, строительные, политические.

Всё, как она и рассчитывала: экологические протесты, возмущённые жители, тревожные отчёты о несоответствии норм, тревога по поводу санитарных зон, угрозы для водоснабжения. Одно за другим — точечные удары, кажущийся хаос, но под ним — точная система. Ритм давления.

Именно так действуют на хищника — медленно, последовательно, отсекая воздух, пространство, ресурсы.

И Ярослав, каким бы опытным и расчётливым ни был, не мог не заметить. Не мог не чувствовать, как земля под ним начинает дрожать.

Символично, горько иронично, что именно тема экологии, миллион лет назад — в той далёкой, чужой жизни — стала отправной точкой для самой Альбины. Именно с неё начался её путь в компании Миита, когда она, ещё идеалистичная, острая на язык, с горящими глазами и юношеской верой в справедливость, ворвалась в их мир, как искра в сухую траву.

Она задействовала всё. Всё, что могла. Всё, что научилась использовать за годы, проведённые в тени корпоративных интриг и жёстких игр.

Городские паблики, кипящие от агрессивных постов и комментариев, где вопросы, пропитанные тревогой и гневом, множились, как искры в пожаре: «Кто позволил застраивать заповедник?», «Почему молчит администрация?». Урбанистические блоги, чьи авторы, словно археологи, раскапывали грязные схемы, накладывая планы застройки на карты заповедных территорий, на объекты культурного наследия, анализируя и критикуя архитектурные решения Миита-строй, распространяя слухи и недовольство. Оппозиционные каналы, жадно подхватывающие любой информационный «вброс», если он пах угрозой для «простого народа» и обещал громкий скандал.

Утечки. Сливы. Анонимные жалобы, отправленные в нужные инстанции. Видеофрагменты со стройплощадок, где нарушались экологические нормы — кадры, снятые дрожащей камерой, показывающие, как тяжёлая техника уродует землю, а рабочие сбрасывают отходы в безымянные овраги. Скрытые интервью с рабочими, чьи усталые голоса, полные страха и безнадёжности, рассказывали о давлении сверху. Записи телефонных разговоров, вырванные из контекста, но достаточно красноречивые, чтобы подлить масла в огонь.

В ход шло всё. Каждый обрывок информации, каждый контакт, каждая крупица, которую она могла выкопать, вырвать, украсть. Альбина работала, как паук, плетущий сеть: терпеливо, методично, но с холодной яростью, которая не оставляла места для ошибок.

Ярослав бился как разъяренный зверь.

Он действовал так, как умел всегда: спокойно, методично, строго по системе, которую оттачивал десятилетиями. Расчищал завалы, отдавал чёткие, как выстрелы, команды, сглаживал репутационные провалы, словно опытный хирург, зашивающий рваные раны. Но это была оборона, реакция на её удары, а не игра на опережение. Он тушил огонь, но не успевал разглядеть, где загорится следующий. Он терял инициативу — и это было её победой.

Альбина изучала его, как охотник изучает зверя. Каждый раз, когда он появлялся в новостях, на прямых эфирах с форумов или круглых столов, она подмечала то, что раньше ускользало от её внимания: кожа, чуть бледнее обычного, выдающая бессонные ночи; скулы, очерченные резче, как будто высеченные усталостью; тень под глазами, почти незаметная, но красноречивая. И всё же в его взгляде, несмотря на всё, горело то самое непримиримое пламя — дикое, неукротимое, как у зверя, загнанного в угол, но готового драться до конца. Он худел, сгорал изнутри, но не падал. Он горел — и это делало его ещё опаснее.

Её удары не были смертельными для его империи — она этого и не хотела. Контракты не рушились, партнёры не разбегались, фасад его компании оставался прочным, как гранит. Но каждый её ход наносил точечный, болезненный урон: отрывал ресурсы, рассеивал внимание, заставлял его суетиться, тратить силы на то, чтобы удержать равновесие. Ее цель была одна — отвлечь внимание Мииты от нее и от Насти. Это было её главной задачей: она выигрывала время, пространство и, шаг за шагом, власть.

Утром, когда Альбина вошла в офис, ведя за руку Настю, её шаги, уверенные и лёгкие, эхом отдавались в гулком холле. У стойки администратора её уже ждал огромный букет белых лилий — холодных, величественных, словно вырезанных изо льда. Цветы, завёрнутые в дорогую шуршащую упаковку, источали тонкий, почти одуряющий аромат — смесь свежести, роскоши и чего-то неуловимо опасного, как предупреждение, завуалированное красотой. Её губы дрогнули в едва заметной, горькой усмешке. Она провела пальцами по лепесткам, холодным и гладким, как шёлк, и почувствовала, как по спине пробежал лёгкий холодок.

" Ты невероятна, любимая" — прочла она на гладком картоне беглый, стремительный почерк.

Чуть прикрыла глаза, вдыхая резкий запах цветов, на лепестках которых до сих пор бриллиантами сверкали капли росы.

Маленькая ручка в ее руке сжалась чуть сильнее.

— Что такое, Настя? — нахмурившись, спросила Альбина, глянув на племянницу. За весь прошедший месяц девочка почти не изменилась, но по крайней мере, перестала вздрагивать от каждого обращенного к ней вопроса, видимо привыкнув к холодной манере тетки.

— Красивые, — тихо заметила она, не протянув, однако, руку, чтобы потрогать, что сделал бы на ее месте любой нормальный ребенок.

— Видела уже такие? — очень осторожно спросила Альбина, приказав глазами своей помощнице молчать. Варвара прикусила губу.

Настя отрицательно покачала головой.

Альбина облизала губы.

— А маме…. Маме кто-нибудь…. Цветы присылал? — она била в слепую, стараясь вытащить из племянницы хоть какие-то зацепки относительно отношений Эльвиры и Ярослава.

Девочка снова отрицательно качнула головой, и внезапно Альбина ощутила облегчение. По крайней мере с Эльвирой Ярослав не играл так же, как с ней самой.

— Знаешь, от кого эти цветы? — спросила она, внимательно следя за реакцией племянницы. Офис, с его знакомыми звуками — шорохом бумаг, тихим гудением кофемашины, мягким светом ламп — был для Насти почти вторым домом, безопасным убежищем. Альбина надеялась, что эта обстановка поможет девочке расслабиться, но её следующие слова разрушил всё.

Настя покачала головой, её глаза всё ещё были прикованы к лилиям. Альбина сделала глубокий вдох, готовясь к удару.

— Они от твоего деда, — сказала она, её голос звучал ровно, но каждое слово падало, как камень в воду, создавая круги. — От Ярослава. Он прислал их мне в подарок.

В ту же секунду карие глаза Насти широко распахнулись, потемнели, как будто в них ворвалась буря. В них вспыхнула отчаянная паника, страх, такой глубокий и неподдельный, что Альбине стало не по себе. Девочка моментально подобралась, сжалась в комочек, её худенькие плечи задрожали, а нижняя губа задёргалась, сдерживая рвущиеся наружу эмоции. Она вырвала свою маленькую ручку из ладони тётки с такой силой, что Альбина невольно пошатнулась. Настя отскочила в сторону, как напуганный зверёк, убегающий от невидимой опасности, её дыхание стало частым, судорожным.

— Настя… — начала Альбина, но её голос дрогнул, и она замолчала, потрясённая реакцией девочки. Сама того не желая, она явно разбередила в Насте какую-то старую, глубоко спрятанную рану. Шагнула вперёд, протянув руку, но Настя отпрянула ещё дальше, прижавшись к стене, её глаза, полные слёз, смотрели на тётку с такой смесью страха и боли, что Альбина почувствовала, как её собственная броня трескается.

Выпрямилась и посмотрела на помощницу.

Та не отрывала глаз от девочки, потрясенная реакцией.

— Ты это тоже видела? — спросила Альбина едва слышно.

Варя кивнула головой.

— Убрать цветы? — только и спросила она.

— Да. Выброси. Анастасия, — женщина вернула себе контроль над голосом. — Идем. Работы много.

Настя недоверчиво посмотрела на тетку, ожидая реакции. Но Альбина уже была спокойна и уверенная как всегда, и девочка невольно снова подчинилась ей. Подошла, бочком, опасливо, неуверенно взяла протянутую холеную и холодную руку, нетерпеливо потянувшую ее из приемной в кабинет.

А после, убедившись, что девочка заняла привычное место, пошла в кабинет Дмитрия, в его царство железа и высоких технологий. В коридоре она одним жестом велела Варваре следовать за собой, и та, не задавая вопросов, пошла следом.

— Дим, — голос Альбины прозвучал резко, почти как оклик, когда она стремительно вошла в кабинет, прерывая его работу за мониторами. — Есть что-то по Ярославу и Эльке?

Ярославцев, не отрываясь от экрана, кивнул. Если он и был удивлён её резкостью, то виду не подал. Двигался быстро, чётко, как всегда. Без лишних эмоций.

— Вскрыл почту его зама, — сказал он, на ходу переключая окна. — Ничего особенного, кроме тех финансовых отчётов, которые тебе уже передал. По основной почте Ярослава пока глухо — стоит очень сильная защита, почти военного уровня. Безопасник у него — не идиот. Элька, кстати, почтой почти не пользовалась. Пусто и спам.

Он встал, чтобы не торопясь включить кофемашину, и пригласил женщин сесть. Варя молча опустилась в кресло. Альбина осталась стоять.

— Телефон, который Анна тебе передала, — продолжил Дима, — я взломал. Внутри — типичный хлам: личные фото, кстати, фотографий Насти почти нет, переписка с подругами… — он отвел глаза и вздохнул. — Не очень хорошего содержания, Аль….

— Какого? — холодно спросила женщина.

Ярославцев покачал головой.

— Сплетни. Пьяный бред. Обсуждение мужиков…. грязь, Аль. Я… — он сглотнул, поморщившись, — не думал, что…. так может случиться…

— Она работала где-то?

— Да, в магазине косметики продавцом. Зарплата не высокая, но стабильная. На работу выходила всегда, хотя иногда, как мне сказал директор, видно, что с похмелья.

Альбина хмурилась все сильнее, ощущая тошнотворное, отвратительное чувство внутри груди — точно хищная птица скребла своими острыми когтями.

— То есть, жила она как придется, — подвела итог.

— Хуево она жила, Альбина! — внезапно взорвался Дмитрий. — Хуево! Почти на дно улетела! Мы с тобой сломали ее тогда, по полной программе сломали, Аль! Лишили всего: жизни, любви, семьи, шанса на счастливую жизнь! Ты разве этого не понимаешь?

— Не мы её сломали. Она сама себя поломала. Мы тогда просто вскрыли нарыв — её, свой, моей матери, Ярослава. У неё, как и у меня, был шанс. Шанс начать всё с чистого листа. И она его прое… — Альбина оборвала себя, но её глаза сверкнули, как будто она всё равно произнесла это слово. — А мы с тобой, между прочим, были с пятнадцатью тысячами долларов на двоих в чужом городе, который встретил нас плевками и закрытыми дверями. А ей, как Анна сказала, Ярослав дал семьдесят на старте. Семьдесят тысяч, Дим!

Её голос, хоть и не громкий, резонировал в помещении с такой силой, что Варвара, сидевшая за столом, невольно вжала голову в плечи, словно пытаясь спрятаться от этого шквала. Альбина не кричала, но каждое её слово било, как хлыст, оставляя невидимые следы.

— Мы с тобой пахали, как кони. Без выходных. По двадцать часов в сутки. Спали на матрасах в съёмной комнате, жрали лапшу из пакетов, потому что на большее не хватало. А она? — Альбина чуть наклонила голову, её голос стал ещё тише, но от этого только более пугающим. — Она плакала на плече у маменьки, жалела себя, ждала, что кто-то придёт и всё за неё исправит. Так вот, Дим, её жизнь — это результат её выбора. Не твоего. И уж точно не моего!

Она замолчала, словно поставив жирную точку, её грудь чуть вздымалась от сдерживаемого напряжения, но лицо оставалось каменным. Все в комнате замерли, даже воздух, казалось, стал гуще. Через секунду, как будто вспомнив что-то, Альбина добавила — сухо, без тени эмоции, как будто выносила приговор:

— А теперь я снова разгребаю последствия. Да, возможно, и своих ошибок. Но точно не твоих. Так что давай на этом закончим. А после — сходи, наконец, к психотерапевту — подлечи голову!

Ярославцев плотно сжал зубы, тяжело вздыхая. Внезапно, карем глаза Альбина уловила, как большие зеленые глаза Вари наполняются не слезами, но тоской и острым одиночеством. Женщина невольно моргнула, быстро глядя то на друга, то на помощницу.

— Есть, что еще? — она заставила себя вернуться к делу.

— Телефон Ярослава у неё был записан, — продолжал Дмитрий, глядя в экран, — как и американский номер Артура. По обоим есть зафиксированные вызовы. Артуру она звонила всего трижды за последние пять лет. Не больше. Прости, данных за более ранний период у оператора уже нет — всё сгорает.

Он сделал паузу, обернулся к Альбине.

— Судя по логам, он не брал трубку. Ни разу. Все три вызова — без ответа.

Альбина кивнула. Жёстко, сдержанно. Лицо её не выдавало ничего, но щеки начали предательски пылать. Она чувствовала, как гнев и тревога смешиваются где-то под кожей, заставляя сердце отбивать нервный ритм.

— А с Ярославом? — спросила она ровно, но в голосе проскользнуло напряжение.

— Вот тут интереснее, — сказал Дмитрий и открыл таблицу вызовов на экране. — Сначала звонила она. Раз в год, иногда раз в девять месяцев. Короткие разговоры — три-четыре минуты. А потом — он стал звонить ей. Уже стабильно. Раз в полгода, а иногда и чаще. Всегда примерно в одно и то же время: конец мая и ноябрь.

Он щёлкнул мышкой, увеличив ячейки со временем и продолжительностью.

— Средняя длина звонка — три-пять минут. Иногда меньше. Никаких сообщений, никакой переписки. Никаких переводов. Банковские счета — пустые. Только перечисления с работы, стандартная бухгалтерия.

Альбина молчала. В комнате звенела тишина, напряжённая, как струна. В висках ломило, стучала кровь, а во рту она ощущала настоящую горечь.

— Аль, что-то произошло? — осторожно спросил Ярославцев, бросив беглый взгляд на притихшую Варю. — Ты вломилась ко мне с такими вопросами….

Женщина тяжело опустилась на кресло, положив локти на стол и обхватив голову.

— Варвара, — приказала она.

— Да, Альбина Григорьевна, — девушка тут же подобралась, готовая выполнить распоряжение начальницы.

— Что, да? — фыркнула та. — Рассказывай.

— Что… что рассказывать?.. Но… почему я?.. — Варя растерялась, глаза метнулись к двери, к Дмитрию, к пустой кружке на кофемашине. — Что говорить?

— Варя, — медленно, с той особой интонацией, от которой её подчинённые обычно начинали молиться о спасении, проговорила Альбина и резко повернулась к девушке в полоборота. — Ты, прости, ради чего сюда устроилась? Чтобы всю жизнь кофе носить и на звонки отвечать? Это твой потолок?

Варвара покраснела, смущённо сдвинув плечи.

— Нет… ну то есть… у вас я могла… увидеть, как работает настоящий…—

— Вот и увидела, — безжалостно перебила её Альбина, уже поднимая голову и выпрямляясь в кресле. Голос её был холодным, но в нём звучала та самая сила, за которую ей подчинялись. — Увидела, заметила, зафиксировала. А теперь — рассказывай Дмитрию Николаевичу. Я тебя воспитываю не за тем, чтобы ты документы перешивала степлером.

— Дмитрий Николаевич, — она не поднимала глаз на мужчину, но покраснела так, словно была на экзамене. — Утром в офис доставили цветы для Альбины Григорьевны…

Ярославцев удивленно поднял брови и посмотрел на Альбину, но та лишь плечами пожала.

— А потом пришли Альбина Григорьевна и Настюша, — девушка довольно точно пересказала Ярославцеву сцену в коридоре.

Тот молча слушал, выбивая дробь пальцами по столу. Варвара, чуть осмелев, с точностью хирурга, с наблюдательностью сильного аналитика расписала реакцию Насти на имя Ярослава.

Дмитрий молчал, поглядывая на Альбину.

— Умница, — похвалила девушку та. — Сечешь, Дим? Если я еще раньше думала, что это случайность или игра моего воображения, или… мой загон, то сейчас это и Варя уловила. Настю трясет от одного имени Ярослава.

— Альбина Григорьевна…. — пискнула Варя, — простите….

— Да, слушаю.

— Мне показалось…. — девушка совершенно смутилась, боясь посмотреть на женщину. — Простите…. Мне показалось…. что она… она и вас боится….

Дмитрий только хмыкнул.

Альбина фыркнула и махнула рукой.

— Смею уверить, я ее и пальцем не тронула, — холодно обронила она. — Но и нянькаться не буду.

— Да кто бы сомневался, — пробормотал Ярославцев, едва заметно, машинально улыбнувшись Варе, отчего та внезапно стала пунцовой.

— Понял, теперь, да? Почему я должна понять, что связывало мою сестру и этого енота? Что было между ними? Почему девочка его боится? — Альбина не замечала, как горят злостью ее серые глаза. — Неужели, Дима…. Неужели они…. — слова, от которых все ее нутро разрывалось, прилипли к горлу. Слова, которые рушили ее изнутри, хоть она в этом и не признавалась.

Договорить она не успела, двери кабинета распахнулись и влетел Виктор.

— Простите, начальники, что прерываю ваш тройничек, но у нас проблемы! И, — он посмотрел Альбине в глаза, — довольно серьезные!

Загрузка...