Огонь. Она не твоя....

33

Удар не заставил себя ждать. В понедельник, ближе к обеду, в офис вошли они. Никаких маски-шоу, никакого крика или лиц в пол — всё было пугающе буднично. Делегация из налоговой инспекции — человек семь, не больше. Впереди шагала женщина лет сорока пяти, в строгом сером костюме, с аккуратно собранными в низкий пучок волосами. Она представилась, протягивая постановление о проведении выемки документов. За ней следовали двое мужчин в штатском — один с усталым взглядом и планшетом в руках, другой с портфелем, из которого торчал угол папки. Остальные — молодые инспекторы, с одинаково невыразительными лицами, держали в руках пустые картонные коробки для изъятия документов.

Офис, обычно гудящий от звонков и переговоров, замер. Сотрудники, сидевшие за своими столами, инстинктивно притихли, бросая настороженные взгляды на вошедших. Кто-то незаметно убрал телефон в ящик, кто-то сделал вид, что поглощён экраном компьютера. Воздух в помещении стал густым, как перед грозой.

Елена Викторовна, не повышая голоса, но с той интонацией, которая не терпит возражений, попросила вызвать руководителя. Альбина вышла из своего кабинета через минуту — спокойная, как мраморная статуя, в чёрном брючном костюме, с идеально уложенными волосами.

Валерий, стоявший рядом, поджал губы так, что они превратились в тонкую линию. Его взгляд был тяжёлым, но он молчал, лишь изредка обмениваясь короткими кивками с Альбиной. Он знал, что любое лишнее слово или движение может быть использовано против них. Его присутствие, как всегда, было якорем — спокойным, но непреклонным.

— Прошу предоставить документы, указанные в постановлении, — ровным тоном сказала Елена Викторовна, листая бумаги на своём планшете. — Бухгалтерские отчёты за последние три года, договоры с контрагентами, первичные документы, платёжные поручения. Также нам потребуются электронные носители с базами данных.

Альбина кивнула, её лицо не дрогнуло.

— Валентина Петровна, — бросила она, не оборачиваясь. Та, бледная, но собранная, тут же направилась в архив, уже зная, что времени на промедление нет.

К полудню пришёл второй удар: счета компании были заблокированы. Альбина узнала об этом, когда Валя, с дрожащими руками, показала ей уведомление из банка. Операции приостановлены, доступ к средствам ограничен — официальная формулировка гласила «в связи с проверкой по подозрению в нарушении налогового законодательства». Альбина стиснула зубы, её пальцы сжали край стола так, что побелели костяшки. Это был не просто аудит — это была атака, рассчитанная на то, чтобы парализовать их бизнес в считанные часы.

Инспекторы работали с пугающей скоростью. Они не просто проверяли — они рыли, как ищейки, вынюхивающие добычу. Коробки заполнялись папками с договорами, счетами, отчётами. Один из инспекторов, молодой парень с колючим взглядом, требовал пароли к бухгалтерским программам.

Валерий, стоя у окна, тихо произнёс, не глядя на неё:

— Они знают, где копать.

— Поздравляю, — с ледяным спокойствием отозвалась Альбина, чувствуя внутри полное, тотальное опустошение. — Губернатор нас сдал…. с потрохами, — она развернулась и ушла в свой кабинет.

Скорость работы налоговой поражала.

Вопросы. Допросы. Повторение запросов снова и снова.

За неделю женщина сбросила пять килограммов.

В пятницу, после очередного изнурительного допроса, Альбина вышла из серого здания налоговой инспекции в центре Екатеринбурга. Холодный осенний ветер ударил в лицо, но она едва это заметила. Её шаги были механическими, пока она не дошла до своей машины — чёрного «Мерседеса», припаркованного у обочины. Внезапно её качнуло, ноги подкосились, и она инстинктивно схватилась за дверную ручку, чтобы не упасть. Ладони вспотели, сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Во рту появился тошнотворный привкус ужаса — металлический, горький, как кровь. Она закрыла глаза, заставляя себя дышать глубже, но перед глазами всё ещё стояли лица инспекторов, их вопросы, их взгляды, которые словно просвечивали её насквозь.

Она знала: это не просто проверка. Это был приговор, который ещё не огласили, но уже написали. Счета компании оставались замороженными, партнёры начали отказываться от сотрудничества, а слухи о проблемах разлетелись по городу быстрее, чем она могла их опровергнуть. Миита или сам Воронов запустили этот механизм, и теперь он перемалывал всё на своём пути. Альбина прислонилась лбом к холодному стеклу машины.

Суды за Настю должны начаться со следующей недели. У нее не оставалось времени на маневры.

Против Воронова не попрет ни один начальник налоговой ни в одном регионе страны. И ни один прокурор, если только его не зовут Игорь Краснов*.

Она знала, ее юристы будут биться до последнего. Ее бухгалтерские документы подчищены максимально, но сейчас не стояла задача проверки. Сейчас стояла задача разрушить ее бизнес до основания. Ярославу надоели игры, он показал, кто в доме хозяин.

Разве не поняла она этого ещё тогда, в ресторане, две недели назад? В тот вечер, когда Ярослав, с его ледяной улыбкой и ядовитыми словами, разыграл свою карту, спровоцировав Виктора, выставив её саму уязвимой перед Вороновым. Тогда она почувствовала, как сжимается кольцо, но всё ещё надеялась вывернуться. Теперь надежда таяла, как дым. Счета заморожены, партнёры отворачиваются, сотрудники шепчутся за её спиной. Налоговая роет с такой скоростью, будто им дали приказ закончить всё до конца месяца. И Альбина знала — это не просто приказ. Это был ультиматум.

Она села в машину и завела мотор. Мелкий, отвратительный сентябрьский дождик бил по стеклам, заставлял ежится в ознобе. Сумерки медленно падали на серый город, который только что руками чиновников избил ее по лицу.

Альбина медленно подъехала к дому и поднялась в квартиру, на полном автомате зайдя в ближайший магазин и купив маленькую шоколадку для Насти. Это стало их ритуалом, их традицией — она приходила домой не с пустыми руками. А взамен получала приготовленный чай с травами. Иногда, Настя с Анжеликой готовили печенье или блинчики, или так полюбившиеся Альбине пирожки с картофелем.

Даже с учетом того, что последнюю неделю она почти ничего не ела, а спала по три-четыре часа в сутки. И когда сейчас Настя обняла ее, радуясь такой мелочи, как шоколад с орехами, крепко обняла племянницу в ответ.

— Альбина Григорьевна, — тихо спросила Анжелика, натягивая куртку, — может мне сегодня остаться у вас?

— Нет…. — Альбина мягко сняла пальто и подхватила Настю на руки, едва справляясь с головокружением. — Не надо…. Иди домой, становится темно. Такси себе вызови — я оплачу.

Чуткая девушка больше не сказала ни слова, только поцеловала Настю в щеку и вышла.

— Я чай приготовила… — осторожно касаясь лицо женщины маленькими ладошками сказала Настя.

— Бабушка звонила? — только и спросила Альбина, чувствуя, как приятны эти нежные, такие искренние прикосновения.

— Угу… — пробормотала девочка. — Говорили с ней час… Тетя, она…. Она скучает по мне….

— Знаю, кроха… — вздохнула женщина, проходя на кухню и садясь в кресло. — Скоро…. Будете вместе… — горло перехватило от этих слов. От боли и тоски. От невыносимого осознания собственных ошибок, которые привели к такому результату. От чувств, которые она не должна была питать. От страха, который не испытывала уже давно.

— А ты? — Настя, не дождавшись ответа, снова прильнула к ней, крепко, с отчаянной силой обвив её руками за шею. — Ты с нами будешь?

Альбина сглотнула ком, медленно, болезненно. Ответ был где-то внутри, но его невозможно было произнести, не разрушив что-то окончательно.

— Возможно… когда-нибудь, кроха… может быть…

— Я не хочу так! — вскрикнула девочка, неожиданно резко, с такой яростью, что Альбина вздрогнула. Голос Насти впервые — за всё время их знакомства — сорвался на крик. Детский, высокий, чуть дрожащий от внутреннего надрыва, он звучал не столько сердито, сколько безмерно испуганно. — Я только нашла тебя… Только… Только почувствовала… что ты — это ты… А ты снова… снова меня оставишь… Ты же… ты же моя…

Маленькое лицо исказилось от боли и усилия — она боролась с собой, пытаясь вытолкнуть изнутри слово, которое пугало её, потому что было слишком большим, слишком важным.

— Ты ведь… моя…

Альбина пыталась заговорить, но голос предал её, осел где-то в груди, сдавленный, надломленный.

— Настя… — хрипло прошептала она, — я не…

— Ты — моя! — выкрикнула девочка, стиснув кулачки, и в её голосе прозвучала такая непоколебимая уверенность, что Альбина едва не задохнулась. — Я знаю это! Ты — моя…

Альбина зажмурилась, как будто хотела спрятаться от собственных слёз, от этой боли, от невозможности всё объяснить. Слёзы обожгли глаза — не от слабости, а от силы чувств, которые невозможно было больше прятать или подавлять.

— Настя… маленькая моя… родная моя… — прошептала она, прижимая к себе девочку так, как прижимают не просто ребёнка — а спасение.

Она хотела что-то сказать — и не могла. Не могла произнести ни слова. А потом схватила телефон.

Гудок… еще один…. И еще….

Ну же…. Дим…. Возьми трубку….

— Аля… — голос на том конце звучал глухо, едва доносился сквозь шумы.

— Дима — рыкнула она, обнимая девочку одной рукой. — К черту все правила. Делаем то, что решили. Этот ублюдок ее не коснется….

— Аля…. — звук из динамика прерывался, точно Ярославцев находился где-то под землей. — Ничего не…. Аля… длай… ля… ро…

Звук оборвался, оставив за собой только ощущение полной пустоты.

Аля снова и снова набирала знакомый номер и снова и снова слышала в трубке: «Аппарат абонента вне зоны доступа сети».

В животе образовался холодный комок ужаса.

— Тетя… — Настя точно почувствовала ее состояние….

— Тише, кроха, тише….- как заклинание бормотала Альбина, покрываясь холодным потом и быстро набирая сообщение Виктору. Знала, что получит, знала, что дойдет до него.

Сожалела, но больше тосковала. По утраченным иллюзиям, по предающему ее, нет, даже не сердцу, а нутру. Тому черному, глубокому, запрятанному за семью замками нутру, которое сейчас напомнило о себе жуткой болью.

Она не хотела этого. Она не думала, что дойдет до такого. Не могла поверить в то, что отчаянно подсовывали ей факты.

Внезапный звонок прорезал тишину квартиры.

Альбина посмотрела на экран и похолодела, спуская Настю с рук.

— Кроха, иди в спальню, — пустым голосом прошептала она, ощущая как стучит в висках, как трудно становится дышать, как не хватает воздуха в груди.

Настя тенью метнулась к комнате, не заставив себя просить дважды. Увидела имя на экране и побледнела, мышкой убежав в свое убежище.

Альбина медленно нажала кнопку вызова.

— Ярослав… — прошептала она, и сердце на мгновение остановилось, словно споткнулось о пропасть. А затем — второй удар, третий, неровная дробь под кожей. Как удары молоточка по стеклу — невидимые, но разрушительные.

— Альбина, — произнёс он, и даже по телефону его голос звучал всё так же: вязкий, ленивый, с едва заметной хрипотцой, как у человека, которому некуда спешить и некого бояться. — Ты неважно выглядишь, малышка…

Слова резанули по памяти, как ржавый нож — с занозами. Те же интонации, та же ложная нежность, снисходительная, как поглаживание хищника перед прыжком. Женщина на мгновение сомкнула веки, сцепила зубы — так, что заныла челюсть, — и, не произнося ни слова, нащупала на телефоне кнопку записи.

— Следишь за мной? — выдохнула она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Хотя уже ощущала: подступает головокружение, словно воздух в комнате внезапно стал разреженным, недоступным для лёгких.

— Присматриваю, — прозвучал ответ. Почти буднично, без тени раскаяния. И в ту же секунду Альбина поняла, что теряет равновесие: мир качнулся, как плохо закреплённый карниз. Она успела опереться ладонью о холодную кухонную стену, чувствуя, как дрожит в пальцах слабость. Нужно было выровнять дыхание. Немедленно.

— За собой следи… — огрызнулась она, выдавливая из себя нечто, похожее на иронию, хотя это была скорее последняя попытка не выдать панику.

— Конечно, любимая, — с ленивым удовольствием протянул он, будто эта сцена доставляла ему особую эстетическую радость. — У меня же такие серьёзные проблемы с сердцем. И с печенью, и с почками, и с остальным телом — прямо хрустальная ваза, сам понимаешь. Волей-неволей приходится быть осторожным… особенно теперь.

Он сделал паузу. Почти театральную. Затем тяжело, наигранно вздохнул:

— А ты, Аль… ты не слишком далеко от меня ушла, признай. Тридцать лет — а уже давление шалит? Нервы не выдерживают?

— Да пошел ты…. — выдавила она из себя.

Он засмеялся. Низко, хрипло. Знал, что выиграл и не скрывал этого.

— Слышал у тебя проблемы с бизнесом, малышка. Могу помочь…. Одолжить финансы…. Если нужно, — он издевался над ней, и она ощущала это всей кожей, всем своим существом. Ненавидела его с невероятной силой, до черных кругов перед глазами.

— Ты настолько меня ненавидишь? — вдруг против воли вырвалось у нее. Кровь прилила к голове.

— Ненавижу? — фыркнул Миита в трубку. — Альбина, я люблю тебя. И если бы ты хоть немного отпустила свою ненависть, то поняла бы это уже давно….

— Любишь? — хрипло рассмеялась она. — Ты не умеешь любить, Ярослав! Ты в принципе мало понимаешь значение этого слова!

— А ты, Альбина? — тут же зло ответил он. — Ты — понимаешь? Или сейчас кидаешь в меня свою злобу?

— Ненавижу тебя, Миита, — прошептала она, чувствуя, как темнее в глазах, ощущая как пол начинает гулять у нее под ногами. Как ослабевают руки, как больше она не может держать телефон.

Цеплялась руками за стену и не находила опоры. Пыталась справиться со слабостью, схватиться хоть за что-то, но поняла, что летит. Летит куда-то в далекую бездну, пустую черноту без страха, усталости и боли.

И только крик «Мама!» отразился в ее голове, прежде чем пришла острая боль в виске и чернота в сознании.

* Игорь Краснов — генеральный прокурор РФ