Огонь. Она не твоя....

28

Они шли медленно, не торопясь, растворяясь в зелени огромного городского парка, раскинувшегося вдоль берега Исети — живого, цветущего, полного ароматов летних трав, пыльцы и едва уловимого запаха тёплой реки. Над листвой колыхался прозрачный, лёгкий ветер, а солнце, уже высокое, мягко скользило по лицам, заставляя прищуривать глаза и лаская кожу. Парк дышал — не шумно, а глубоко и спокойно, как будто знал: сегодня им нужно просто быть здесь, среди деревьев, камней, цветов и покоя.

Миновали Плотинку, перешли мост, и, не сговариваясь, направились в сторону сада камней — того самого, где словно осталась детская сказка, застывшая в камне и мхе. Настя вертелась вокруг, не в силах устоять на месте: то убегала вперёд, увлечённо разглядывая клумбы и прохожих, то вдруг возвращалась, хватала Альбину за руку и шептала: “Пойдём быстрее, смотри, там утки!”

Та лишь улыбалась, позволяя девочке ускользать и возвращаться, сама становилась частью её игры. Пока, наконец, не села на одну из кованых лавочек, в тени раскидистого вяза, откинувшись спиной и прикрыв глаза, позволяя телу отдохнуть, а разуму — замедлиться. День был на редкость ясный и солнечный.

Утром обе проснулись отдохнувшими и посвежевшими, после тяжелого предыдущего дня и ночи. Настя открыла глаза раньше тети и тут же затрясла ту за плечо:

— Ты проспала! Проспала на работу!

Альбина что-то нечленораздельно пробормотала, а потом хрипло — и почти философски — выдохнула:

— Да и хрен с ним…

Повернулась на другой бок, зажмурившись от солнечного света, пробивавшегося сквозь шторы, и укрылась одеялом до подбородка.

— Спи… рано ещё…

Настя подумала немного и снова прижалась к женщине, закрывая глаза.

А потом они пошли гулять. Бродить по парку. Позавтракали в скромном, но уютном кафе недалеко от аллеи, с видом на тихий уголок парка. Настя ела с аппетитом — яичницу, хлеб с маслом и вишнёвый компот, — и каждый кусочек как будто впитывала в себя это новое чувство: уют, безопасность, простоту момента. Альбина пила кофе, терпкий и обжигающий, и молчала, время от времени улыбаясь — не Насте даже, а просто себе. Она не спешила, хоть иногда на часы и поглядывала. Но не потому что собиралась в офис, а потому что не хотела заставлять себя ждать.

— Ты как всегда во время! — разгоряченный утренней пробежкой Дима упал на скамью рядом с ней.

— Настя! — окликнула женщина, — к реке не подходи!

Та помахала им рукой и кивнула, снова начиная исследовать огромные глыбы парка.

— Ну как пробежка? — спросила Альбина, не глядя на Диму.

— Отлично. И передали тебе, между прочим, — он с трудом перевёл дыхание, — что ты лентяйка, безвольная и абсолютно испорченная хорошей погодой.

— Лучше бы мне пирожок передали, — фыркнула она, скосив на него взгляд и улыбнувшись краем губ. В глазах сверкнула прежняя ирония — та, которую он знал и любил.

— Держи, — торжественно произнёс Дмитрий, доставая из рюкзака аккуратный бумажный пакет, от которого тут же потянуло невероятным, домашним запахом ванили, масла и корицы. Вслед за пакетом появился и небольшой металлический термос. — Переходим сразу ко второму пункту повестки: чай с пирогами.

Альбина рассмеялась, но угощение взяла.

— Почему здесь, Аль? Почему не в офисе? — спросил Ярославцев, откусывая кусочек.

— Потому что выходной, Дим. И у нас тоже, — ответила она. Помолчала, пережёвывая мягкое воздушное тесто с тающей во рту начинкой. — И потому что то, что я тебе расскажу…. Сильно личное. И касается только тебя и меня. И ее, — она кивнула на девочку, которая впервые за этот месяц улыбалась.

Они молча сидели рядом, погружённые каждый в свои мысли, наблюдая, как Настя, изредка бросая в их сторону любопытные взгляды, с увлечением собирает в ладони солнечные одуванчики, постепенно складывая их в пышный, немного неуклюжий, но удивительно живой букет.

— Она совсем не похожа на Эльвиру, — внезапно нарушил тишину Дима, его голос прозвучал чуть глуше, чем обычно, будто он всё ещё не решался вслух признать эту мысль. — Элька бы ни за что не стала возиться с цветами… Она бы больше переживала за то, как сядет платье. Настя скорее напоминает тебя… Ту, прежнюю. Помнишь, как ты плела для нас венки? Белые, жёлтые… ты даже в плетение одуванчиков умудрялась вкладывать душу.

Альбина невольно улыбнулась — мягко, сдержанно, словно позволила себе роскошь, от которой давно отучилась: вспомнить своё детство. То самое, которое, несмотря ни на что, было свободным, солнечным, пропитанным ароматом трав и звоном жизнерадостного смеха. Летние дни, когда всё казалось возможным — потому что отец был рядом: сильный, спокойный, как скала, несокрушимый. Тогда на её плечах ещё не лежал груз решений, не тянули вниз чужие ожидания и обязательства.

— А ещё ты, рискуя поцарапаться до локтей, лезла в самую гущу малинника, чтобы найти самые спелые и крупные ягоды, — продолжал Ярославцев, не сводя с неё взгляда. — И ныряла за раками, не задумываясь, что в воде темно и холодно. Алька, ты была отчаянно смелой, жизнерадостной… такой настоящей.

— Только с тобой, — произнесла она с грустной теплотой, которую может подарить лишь воспоминание о человеке, в чьём присутствии было позволено быть собой. — С остальными… мне всегда было сложно.

Она сняла тёмные очки, словно сбрасывая защиту, отгораживавшую её от слишком яркого света — не столько солнечного, сколько внутреннего. Её глаза, открытые, серьёзные, встретились с его взглядом.

— Дим… Мне нужно, чтобы ты поехал в наш город.

Он вздохнул, потер переносицу, как будто хотел встряхнуться, проснуться, проверить, правильно ли он услышал.

— Ого, — тот потер переносицу. — Вот это новости. Зачем?

Женщина медленно достала из сумки маленький фотоаппарат, по типу мыльницы, включила его и показала спутнику несколько снимков.

Белая, тонкая детская поясница, перечеркнутая багровым шрамом, бедра, покрытые мелкими белыми точками — следами ожогов.

Дмитрий побелел, не смотря на жару.

— Что это? — тихо спросил он, внимательно рассматривая снимки.

— Я сделала их сегодня ночью, Дим, — ответила Альбина. — Специально снимала на портативную камеру без доступа к интернету — они не должны никуда уйти ни в коем случае. Их нет на моем ноутбуке, нет ни на одной флешке. Сейчас сотру их и здесь. А теперь, Дим, сообрази, это как нужно было ударить ребенка, чтобы рассечь ей поясницу до келоидного рубца? И даже не лечить его?

Лицо Ярославцева было похоже на маску из гнева, недоверия и злости. Он снова и снова листал снимки, не в силах поверить глазам.

— Ожоги… они… Аль…. Это похоже на…. Да, бл….

— На следы от сигарет? Да. Я тоже так подумала. Характерные, да? Но они старые…. Просто кожа у нее слишком нежная, поэтому следы остались. А еще, Дим…. Мы думали, что она писается в кровать ночью от стресса: болезнь матери, угроза потери бабушки, переезд…. Нет, Дим. Она боится идти ночью в туалет. Ее трясет от страха, что нужно выйти из комнаты. Это как установка. Страх и правила.

Ярославцев откинулся на спинку скамьи с вздохом, больше похожем на сдержанную злобу.

— Кто? Кто это мог сделать?

— Вот это мне и надо, чтобы ты выяснил. Дим, девочка…. Явно было что-то в ее жизни, чего быть не должно! Я… не могу поверить в то… что… — Альбина встала со скамейки, не в силах сидеть.

— Думаешь… — синие глаза Дмитрия стали холодными-холодными, — ее… с ней…. Ее…. Могли….

— Не знаю… — холодные, липкие слова прилипали к губам. — Не думаю… Тогда бы она… боялась сильнее… всех… но… Дим, я не врач! Не психолог, не психиатр, не терапевт…. Я показала и рассказала тебе то, что увидела сама…. По уму нужно идти к врачам, обследовать ее…. Но сейчас… когда Ярослав постоянно на шаг впереди меня… Дим… я не уверена, что на этот раз могу выиграть…. А она зачем-то нужна ему…

Ярославцев тоже вскочил со скамьи.

— Аля! До чего мы дошли?! Ты его сейчас обвиняешь… сама хоть понимаешь в чем?

Альбина закрыла рот рукой, стараясь сдержать эмоции. И боль, и страх, и невероятное притяжение.

— Дим, а что мы знаем о нем? Что мы вообще знаем об этом человеке? — она и сама не верила, что произносит эти слова вслух. Выдавливает их из себя, как крючки — по живому, с мясом. — Он хочет заполучить Настю… он постоянно опережает меня, но при этом не бьет наповал. Останавливается в шаге до… не доводит удар до конца! Ощущение, что мы нужны ему обе: и я, и она. Зачем? Откуда такая одержимость? Ты бы стал называть почти незнакомую женщину "любимой"?

— А может, Аль, — вздохнул Дима, — все намного проще? Может… он действительно тебя любит?

— О боже, Дим…. Не сходи с ума. Ярослав слишком расчетлив для любви. Семь лет он и не думал обо мне… Ни одного…. Звонка или…. Знака…. Ничего… нет…. Это бред какой-то…. И факт остается фактом, Дим, Настя боится Ярослава!

Она снова упала на скамейку и закрыла лицо ладонями. Дима стоял, прислонившись к дереву.

— Мы с тобой, Дим, влезли во что-то очень мерзкое…. — глухо констатировала женщина, поднимая голову. — На следующей неделе начнутся суды…. Справки у меня и Ярослава одинаково сильные: мы оба более чем обеспечены, оба одиноки, оба дееспособны и имеем все возможности для воспитания девочки. Степень родства у нас одинаковая. Моим минусом является то, что я не замужем, его — условно возраст, но при наличии справок…. А их у него целый набор…

— Что ты собираешься делать?

— Ударю тем, что есть, — она невесело усмехнулась. — По самой болевой и личной точке. В паблике. Мы били по его компании, но сейчас…. Мне нужна дискредитация его самого, Дим…. Так, чтобы глядя на него, люди, от судьи до юристов, от службы опеки до губернатора видели не сильного, опасного бизнесмена, а…. — она выдохнула, понимая, что назад дороги не будет, — старика. Смешного и… немощного…. Старика с проблемами с сердцем, печенью, и всем остальным….. Старика, а не мужчину… Чтоб обсуждали не его проекты, а…. его потенцию! Чтоб смотрели на справки и понимали — они нарисованы! Чтоб в случае апелляции, мы бы вынесли суд в публичную плоскость! — каждое слово давалось с трудом. Альбина переходила на самый подлый уровень борьбы и знала это. И только перед Димой могла показать, насколько не просто в этот раз дается такое решение.

— Аль… он тебе этого не простит…. Это тебе не тупой региональный депутатишка, за которого все решает администрация губернатора. Миита — игрок более высокого уровня. Ярослав не суется на федеральный уровень, не потому что не может, а потому что не хочет. Но это не значит, что он такое спустит…. Настя Рыбка закончила плохо…. Очень плохо…

— Знаю…. и ответка будет…. Жестокой. Но у меня нет других вариантов, Дим. А ты поедешь туда, где все началось, и постараешься выяснить, что происходило в жизни Эльвиры, Насти и Ярослава. И как они связаны. Только тебе это под силу…. Только ты…. Лично заинтересован в этом, как и я…. Дим…. Прошу.

— Я сделаю, Аль, — кивнул он головой. — Сделаю. Найду все, что смогу.

Он хотел добавить что-то еще, но в этот момент к ним подбежала Настя, и, неуверенно улыбаясь, протянула им два венка, сплетенных красиво, очень аккуратно, словно плела не шестилетняя девочка.

Дима тут же наклонил голову и желтые цветы словно засияли на фоне черных волос.

Альбина не сдержала улыбки и наклонилась сама, ощущая странное чувство, когда цветы коснулись волос, точно на пару кратких мгновений вернулась в счастливое детство.