Джианна
— Иди к столу и наклонись над ним.
Я моргаю, думая, что не расслышала его.
— Ты хочешь, чтобы я… сейчас? — спрашиваю я недоверчиво.
В два шага он оказывается передо мной, большим пальцем приподнимает мою челюсть, и смотрит на меня сверху вниз.
— Покажи мне, что ты моя, солнышко. Покажи мне, что ты только моя, — говорит он со странной интонацией.
И когда я смотрю в его глаза — в эти стальные глаза, которые стали моим убежищем, — я киваю.
— Хорошо, — шепчу я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его.
Даже на своих шестидюймовых каблуках мне все еще трудно дотянуться до него. Но когда мои губы встречаются с его губами, все исчезает.
Больше нет страха. Больше нет боязни. Есть только безопасность его рук, которые обхватывают меня, прижимая к себе, и тепло его тела проникающее в мое.
Сколько бы я ни жила, я не смогу забыть то счастье, которое расцветает в моей груди от осознания того, что он мой, а я — его.
Он двигается, маневрируя нами, пока я не чувствую, как твердый край стола ударяется о мою спину, и воздух покидает мои легкие от этого прикосновения.
— Басс… — разрываю поцелуй, поднимаю взгляд на него.
В нем есть вожделение, но есть и что-то еще. Что-то, что одновременно пугает и возбуждает меня.
— Я люблю тебя, — говорю я ему, обхватывая его шею руками и продолжая водить губами по его губам, медленно пробираясь по всему его лицу, пытаясь воплотить в жизнь то, что чувствую в глубине души.
Это необъяснимо, и слова не передают того, что он заставляет меня чувствовать, все, что он пробуждает во мне.
Вдруг он откидывается назад и смотрит на меня, прикрыв глаза, с непроницаемым выражением на лице. Прежде чем я успеваю спросить, не случилось ли чего, он разворачивает меня.
Упираюсь руками в край стола, чтобы удержаться на ногах.
Он стоит позади меня, его присутствие прожигает дыру в моей спине. И хотя поза странно напоминает ту ночь, я не позволяю панике овладеть мной. Я вытесняю ее из головы, отдаваясь моменту — мужчине, которого люблю больше всего на свете.
Его грубые руки пробираются по моим ногам и поднимают платье, оголяя мою попу.
Прижав мою грудь к поверхности стола, Басс ногой раздвигает мои ноги. Я быстро понимаю, чего он хочет, и уступаю ему, расширяя позицию.
Холодный воздух ласкает мои интимные места, и только мои трусики все еще разделяют нас.
— Басс? — Произношу его имя, щепотка неопределенности охватывает меня. — Может быть, мы можем… — Я прерываюсь, прикусив губу, когда его руки снова оказываются на моих ногах, и он медленно проводит кончиками пальцев по моим бедрам. — Мы можем сделать это лицом друг к другу? — спрашиваю я, немного не уверенная в себе.
Хотя я прилагаю сознательные усилия, чтобы не думать о той ночи, мое тело все еще помнит ее, и я едва могу сдержать дрожь.
— Скажи мне, солнышко, — его дыхание ласкает мое ухо, его грудь почти вровень с моей спиной, — скажи мне, что ты только моя. Скажи мне, что я единственный мужчина для тебя. Единственный, кого ты приветствуешь в своей тугой киске, — хрипит он, и вдруг его пальцы оказываются там, в том месте, которое жаждет его прикосновений.
Мои трусики превращаются в обрывки на полу, пока он ищет лучший доступ к моей киске, его пальцы проникают глубоко и находят меня мокрой для него — хотя когда я не такая?
— Ты единственный, — полу-отвечаю полу-стону я, уже забыв о своих прежних заботах, когда он начинает гладить меня, искусно щелкая по моему клитору и заставляя меня извиваться под ним. — Ты единственный мужчина для меня, — задыхаясь, говорю я, когда он вводит в меня два пальца, медленно и чувственно работая ими внутри и снаружи.
— Да? — тянет он, обдавая дыханием мой затылок и облизывая кожу. — Значит ли это, что твоя киска принадлежит мне и только мне?
— Да, — кричу я, когда он увеличивает скорость, и мой оргазм уже совсем близко.
И когда он открывает рот напротив моей плоти, вгрызаясь в мою шею, его зубы причиняют сладкую боль, притупленную успокаивающими движениями его языка, когда он лижет и сосет это чувствительное место, я кончаю.
Сильно.
Так сильно, что начинаю кричать от силы своего освобождения, мои стенки сжимаются вокруг его пальцев. Он еще несколько раз вводит и выводит их из меня, но я уже все, когда опускаюсь на стол.
Всплеск наслаждения все еще пляшет перед глазами, и я почти не замечаю его движений позади себя.
С блаженной задержкой я понимаю, что он расстегнул брюки, его член у моего входа, и он проводит головкой по моей киске в нежных ласках.
Еще большее наслаждение проникает в меня, когда он дразнит мою чувствительную плоть. Но наслаждение обманчиво: одним толчком он входит в меня, погружаясь до самого основания.
Моя спина выгибается, глаза расширяются от боли, а рот раскрывается в беззвучном стоне.
Боль почти ослепляет, когда я чувствую, как он погружается в меня глубже, то входя то выходя. Каждый раз, когда он толкается в меня, я чувствую глубокое жжение у входа, от чего у меня мутнеет в глазах от слез.
Схватившись за край стола я крепко держусь, пока он продолжает входить в меня, даже не замечая, что он буквально разрывает меня на части.
— Басс, — произношу я его имя с придушенным стоном.
— Черт, Джианна, — хрипит он. — Ты такая тугая, что душишь мой член, — продолжает он, перемещая руку на мою шею и крепко сжимая, прижимая мою спину вровень с его грудью.
— Ах, солнышко, — стонет он, его бедра входят и выходят из меня, он крепко держит меня за шею, пальцами массируя мою точку пульса.
Боль, однако, постепенно проходит, когда он проводит другой рукой по моей передней части и касается моего клитора. Я хнычу, чувствуя, как внутри меня меняются ощущения. От невыносимой боли до сладкого покалывания, сопровождаемого всплесками удовольствия, я с трудом контролирую себя, издавая стон за стоном.
И в этом море ощущений важно только одно — то, что я чувствую к нему.
Потому что, когда я чувствую его член так глубоко во мне, касаясь меня так, как я никогда не думала, что это возможно, я не могу удержаться от слез, мои эмоции выплескиваются наружу. Нет слов, чтобы описать, как он заполняет меня, когда наконец-то делает меня своей, и это соединение физически закрепляет то, что уже соединило наши души.
— Это моя маленькая грязная шлюшка, — он покусывает мочку моего уха, держа руку все еще на моей шее, медленно сжимая и ограничивая поток воздуха, эйфория нарастает по мере того, как кружиться голова.
— Да, — быстро отвечаю я, — Я твоя маленькая грязная шлюшка, — говорю это, потому что я — только для него.
— Скажи мне, как сильно тебе нравится, когда мой член уничтожает твою киску, Джианна. Как я, блядь, разрушаю тебя для любого другого мужчины. Черт, — выкрикивает он. — Скажи мне, что ты шлюха только для моего члена, солнышко. Скажи мне!
Его движения становятся все более агрессивными, его член все еще оставляет за собой горящий след, когда входит и выходит из меня.
— Да, — кричу я. — Я шлюха только для твоего члена. Пожалуйста… — Я не знаю, о чем я прошу, но, чувствуя, как что-то нарастает внутри меня, я не могу удержаться от того, чтобы не задвигать бедрами навстречу ему, желая вобрать его глубже, желая причинить больше боли, чтобы удовольствие было намного слаще.
Продолжая массировать мою шею, он медленно перемещает руку к моим волосам, крепко обхватывая пальцами их, и оттягивает мою голову назад, целуя с открытым ртом всю мою щеку, прежде чем укусить ее.
— Кто тебя трахает, Джианна? — Толчок. — Чья сперма заполнит эту киску? — Толчок. — Кто трахает тебя, моя маленькая грязная шлюшка? — Сильный толчок. — Слова, Джианна. Мне нужны слова, — говорит он мне на ухо, его голос леденящий и почти безэмоциональный.
Но я уже слишком под кайфом, чтобы об этом задумываться. Не сейчас, когда он тянет меня за волосы так сильно, что мне одновременно больно и покалывает от боли, а моя киска сжимается вокруг его длины в попытке удержать его внутри — соединяя нас в одно целое.
— Ты, — стону я вслух. — Я твоя, Басс. Моя киска твоя. Все…
Все, что у меня есть — твое.
— Я владею каждой дырочкой в твоем теле, не так ли, солнышко? — Он слегка усмехается, дразня меня этими словами.
— Каждой дырочкой, — отвечаю я.
— Каждой чертовой дырочкой, солнышко, — его голос низкий, бас отдается в каждой клеточке моего тела. — Ты примешь всего меня, пока я буду трахать тебя. Накачаю тебя своей спермой так, что ты переполнишься ею. Я хочу видеть, как она вытекает из каждого отверстия. Твоего рта, — он прижимает меня ближе к себе, прикусив губу, — твоей киски, — хрипло стонет, полностью выскользнув из меня, а затем с полной силой входит обратно, и мое тело покачивается от толчка, — и твоей задницы. Не так ли, моя маленькая грязная шлюшка? — Воркует он мне в ухо.
— Да, — выдыхаю я, мое зрение плывет от сочетания боли и удовольствия, которые он обрушивает на мое тело. — Мое тело — твое, — выдавливаю я, поскольку мой рот, похоже, не в состоянии сотрудничать. — Ты можешь делать со мной все, что угодно.
— Именно так, солнышко. Ты, блядь, моя, — рычит он мне на ухо.
Мгновенно он опускает меня лицом к столу, и я прижимаюсь щекой к холодной поверхности.
Басс вонзается в меня так, словно хочет запечатлеть себя в моей душе.
— Черт, — проклинает он, внезапно затихая, когда его настигает разрядка.
Я тяжело дышу, пот выступает на всем моем теле от напряжения. Его задевает это не меньше меня, он с трудом собирается с силами, чтобы двигаться.
Выскользнув из меня, он оставляет за собой горящий след, который заканчивается ноющей пустотой.
Как только я освобождаюсь от его захвата, я поворачиваюсь, пытаясь восстановить равновесие.
В оглушительной тишине Басс смотрит на меня расширенными от ужаса глазами.
— Что? — свожу брови, и слежу за его взглядом. — Что…
На моем платье и между бедер кровь. И когда я оглядываюсь на него, то понимаю, что и на нем тоже есть немного крови: презерватив забрызган красным, как и основание его члена.
— Мне так жаль, — тут же вырывается у меня изо рта.
— Черт, — ругается он, внезапно выглядя обеспокоенным. — Ты в порядке? У тебя только что начались месячные?
Он быстро избавляется от презерватива, застегивает молнию, и я чувствую себя немного не в своей тарелке. Я провожу зубами по нижней губе, прикусывая ее в неуверенности, и слегка качаю головой.
— Тогда… почему… — его брови сходятся в замешательстве, пока он продолжает рассматривать мои окровавленные бедра.
Я опускаю платье, чтобы прикрыться, стесняясь его осмотра и немного смущаясь того, что произошло.
Может быть, мне следовало рассказать ему об этом заранее, но вряд ли он поверил бы мне… вряд ли кто-нибудь поверил бы мне.
— Джианна, — зовет он меня по имени, его взгляд по-прежнему прикован к месту между моих ног. — Пожалуйста, скажи мне, что это не то, что я думаю, — шепчет он, его голос почти страдальческий.
Подняв взгляд и встретившись с моим, он снова спрашивает.
— Скажи мне. Просто скажи мне, что это не…
— Мне жаль, — отвечаю я единственное, что приходит мне на ум. Потому что я должна была ему сказать.
— Что… как…, — качает он головой. — Я не понимаю, — его голос кажется сломленым, он продолжает качать головой, в его глазах потерянный взгляд, который дергает меня за струны души.
— Это не твоя вина, — поспешно заверяю я его. — Такое иногда случается во время…
— Во время первого раза, — завершает он за меня.
Я киваю.
Он делает неуверенный шаг ко мне. И еще один. Пока не оказывается передо мной. В его лице столько муки, и я чувствую себя виноватой за то, что вызвала ее.
— Я в порядке, клянусь, — подношу руку к его щеке, медленно поглаживая его неповрежденную плоть.
— Как? — хрипит он. — Как… — качает головой. — Кларк, он…
— Он не делал этого. Не так, — отвечаю я, чувствуя, как замирает сердце при упоминании его имени. Я никому не рассказывала о том, что произошло той ночью, по двум причинам. Долгое время мне было трудно даже думать об этом, не говоря уже о том, чтобы пересказывать это кому-то другому. И еще была проблема с тем, что люди уже думали обо мне самое плохое. Никто бы мне не поверил.
Но потому что он Басс. Потому что он мой Басс, я нахожу в себе силы довериться ему.
— Он одержим мной с четырнадцати лет, — начинаю я, рассказывая ему о случаях, когда он приходил ко мне в комнату по ночам. — Он всегда пытался загнать меня в угол и прикоснуться ко мне. Обычно мне удавалось его избегать. Пока не удалось, — шепчу я.
— Мне было шестнадцать, — рассказываю я ему о той ночи.
Как Кларк загнал меня в угол в туалете, затолкал в кабинку и практически сорвал с меня одежду. Как он удерживал меня, приставляя нож к моей щеке и угрожая изуродовать меня, если я не дам ему попробовать. Как он трогал меня везде, а мои слезы и крики были напрасны. А потом он расстегнул ремень, и я почувствовала, как его эрекция коснулась меня. Я угрожала всем рассказать, что он меня изнасиловал, но он только посмеялся надо мной, сказав, что доказательств не будет. Потому что он все равно может трахнуть меня, а я останусь девственницей. И никто не сможет об этом узнать.
— Солнышко… — Басс останавливает меня, и я замечаю одинокую слезинку в его глазу. Подняв большой палец вверх, вытираю ее.
— Он пытался. Боже, Басс, это было так больно. Он все пытался затолкать его в мою задницу, а я все кричала, мое горло пересохло от боли. Не знаю, как мне удалось взять себя в руки. Но в тот момент я поняла, что лучше я испорчу себе лицо, чем позволю ему испортить меня. Я сопротивлялась. Его нож резал меня по спине и по рукам, но я сопротивлялась, пока мне не удалось убежать.
— Джианна, детка, — он обхватывает меня руками крепко обнимая меня. Я чувствую, как сжимается его грудь, и понимаю, что он плачет из-за меня.
— Хочешь знать, что было так же плохо? — Я прижимаюсь к нему, и все, что я держала в себе, внезапно выходит наружу. — Моя лучшая подруга застала нас. В туалете. Она задержалась, чтобы сфотографировать нас под кабинкой, а потом сказала всем, что я шлюха, которая любит трахаться в задницу. Вот так и пошли слухи, — я с болью в голосе вспоминаю это предательство. — Вот так все и началось.
Откидываюсь назад, пытаясь оценить его реакцию, и немного смущаюсь, когда вижу, что он бел как лист бумаги.
— Басс? Что случилось?
— Я не знал… Честное слово, солнышко… Я не знал, — продолжает он, не сводя с меня глаз, взгляд его полон такого страдания, что я чувствую его боль как свою собственную.
— Басс, ты не мог, — говорю я ему с нежностью. — Клянусь, все было не так плохо, как кажется из-за крови. Было не так уж и больно, — краснея, говорю я ему. — Но я рада, что это был ты. Я рада, что он не забрал это у меня. Ты единственный для меня. Всегда, — одариваю его осторожной улыбкой.
Не говоря ни слова, он делает шаг назад. И еще один. И вдруг он падает передо мной на колени.
— Прости меня, солнышко. Я не знал. Клянусь, я не знал. — продолжает говорить Басс, и мое смятение нарастает, когда я вижу, как он снова и снова просит прощения за то, в чем он даже не виноват. Это моя вина, потому что я не сказала ему.
— Басс…
— Пожалуйста, прости меня. Черт, они солгали мне, солнышко. Они лгали… И я, как идиот, купился на это. Я, блядь, поверил всему тому дерьму, что они мне наговорили, — продолжает он, его черты лица побагровели от муки.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь спросить, что он имеет в виду, двери библиотеки распахиваются, и в нее входит мой отец. Он делает шаг прямо ко мне, тыльная сторона его ладони касается моей щеки, и я падаю на пол.
Бас пытается помочь мне, но его быстро останавливают охранники моего отца.
— Папа, не надо, — кричу я, видя, как они вытаскивают Басса за дверь.
Но что хуже всего? Он даже не сопротивляется. С ним справляются всего два человека, а я знаю его силу. Я знаю, что он может их одолеть. Но он не сопротивляется. Он даже не пытается.
Вместо этого на его лице появляется покорное выражение, когда он кивает мне в последний раз, а его глаза посылают мне очередное извинение. За что, я не знаю.
— Отпусти его, пожалуйста. Ничего не случилось, — обращаюсь я к отцу, быстро встав на защиту Басса.
— Ты чертова дура, Джианна, вот что случилось. Чертова шлюха, порочащая имя семьи, — бормочет он себе под нос. — И знаешь, что хуже всего? — Он разражается маниакальным смехом, глядя на меня. — Из всех людей ты пошла и трахнула нашего врага.
Я хмурюсь от его слов.
— Что ты имеешь в виду?
— Нет никакого Себастьяна Бейли. Но есть Бастиано ДеВилль, — он почти выплевывает это имя, и я отшатываюсь назад, думая, что он собирается ударить меня.
— Я… я в это не верю. — говорю я довольно уверенно. Я знаю Басса, знаю своего Басса. Он бы не сделал ничего подобного. Это должно быть недоразумение.
— Ты не веришь, — горько усмехается отец. Грубо схватив меня за руку, он почти волоком вытаскивает меня из библиотеки в бальный зал, где все внимание, кажется, сосредоточено на проекции на стене.
Поначалу я ее не вижу. Но слышу. И то, что я слышу, словно копье пронзает мое сердце.
— Джианна Гуэрра, или, правильнее сказать, шлюха ДеВилля? — говорит голос, смеясь. И я узнаю этот голос. Я люблю этот голос.
Нет! Басс не мог этого сделать. Он бы так не поступил.
Но когда я вырываюсь из хватки отца, я понимаю, что люди начинают глазеть на меня.
Один шаг. Два шага. Три шага.
И я вижу это.
Мои руки падают по бокам, и я чувствую, как все мое тело онемело — мое сердце разлетелось на миллион кусочков, которые уже никогда не собрать обратно.
Я владею каждой твоей частичкой, не так ли, солнышко?
Каждой частичкой.
Каждой чертовой частичкой, солнышко. Ты примешь всего меня, пока я буду трахать тебя. Я хочу видеть, как моя сперма вытекает из тебя. Твоего рта, твоей киски и твоей задницы. Не так ли, моя маленькая грязная шлюшка?
Да. Ты можешь делать со мной все, что угодно.
Слова эхом разносятся по комнате, звук шлепков плоти о плоть звучит еще громче. Мои стоны, его стоны.
Всё.
Я застываю на месте, видя, как Басс трахает меня на столе, видео снято из кабинета. Меня почти не видно, только его бедра, входящие и выходящие из меня.
Но ущерб нанесен.
Ущерб более чем нанесен.
Я все время качаю головой, надеясь, что это все дурной сон. Что меня не предал самым ужасным образом человек, которого я люблю. Что видео с моим участием не проигрываться на аудиторию более двухсот человек, которые уже достали свои телефоны, чтобы записать все, что можно. Что я не просто потеряла всё.
Он использовал меня.
Он использовал меня для мести.
Осознание этого поражает, и дыхание перехватывает в горле, легкие сжимаются и я хватаю воздух ртом.
Ощущения будто я задыхаюсь.
И пока люди продолжают смотреть на меня осуждающими взглядами, а в ушах звучат слова «шлюха», «проститутка», я с трудом удерживаюсь на ногах.
Как ты мог, Басс? Как ты мог…
Мое зрение затуманивается, глаза наполняются слезами. И все же я продолжаю смотреть эту сцену. Видео было смонтировано кем-то так, что оно было сообщением, чтобы люди знали, что я теперь шлюха ДеВилль.
Боль в груди продолжает нарастать, пока меня не охватывает пустота.
Человек, в которого я влюбилась. Человека, которому я доверилась. Человек, которому я отдала себя.
Он был иллюзией.
Он никогда не говорил, что любит меня.
Он никогда не говорил ничего, кроме того, что ему нужно владеть мной — по настоящему превратить меня в шлюху, которую все меня обрекают.
Боже, как он мог?
Подношу кулак к груди и стучу по ней, пытаясь хоть немного заглушить боль в сердце.
Перед моими глазами проносятся все моменты наших отношений, и я пытаюсь найти признаки его обмана.
Он так хорошо играл со мной. Я не могу не поражаться тому, как он играл со мной, используя все мои слабости, чтобы в нужный момент поймать меня на слове. А когда ему это удавалось, он превращал себя в моего защитника, заставляя меня доверить ему свою жизнь.
И я доверила. Это горькая правда, и поэтому это предательство так глубоко ранит.
Я так безоговорочно доверяла ему, отдавая всю свою любовь, а он просто растоптал ее.
Теперь я здесь… оболочка самой себя, пустота, которая эхом отзывается во мне и дает понять, что я действительно потеряла себя.
Но на этот раз… Я не думаю, что есть путь назад.
Я по немного выхожу из шокового состояния, и первое, что я вижу, когда начинаю осознавать окружающее, — это мой брат.
Микеле стоит прямо перед видеопроектором и наблюдает, как его сестру самым вульгарным образом трахает ее телохранитель.
Не отдавая себе отчета, я иду к нему, закрываю руками ему глаза и умоляя его не смотреть.
— Не смотри, — шепчу я, сердце разрывается еще больше от того, что мой младший брат стал свидетелем этого.
— Джианна! — выкрикивает кто-то мое имя.
К этому моменту толпа расступилась, похоже, никто не хотел находиться рядом со шлюхой.
Шепот — это достаточно плохо, все называют меня ругательствами, не подобающими ушам взрослого человека, не говоря уже о ребенке. Но я не могу оградить своего брата от всего.
И когда я вижу, как Кларк направляется ко мне, на его лице смешались стыд и гнев, все мое тело начинает дрожать, колени почти подгибаются.
Но когда он добирается до нас, то вдруг хватается рукой за сердце, пена появляется у него из рта, и он падает на пол.
Мертв.
Он мертв.
Я не могу даже позлорадствовать.
Потому что скоро и я буду мертва.