Джианна
Месяц спустя.
Весь этаж погружается во тьму. Используя фонарик на телефоне, я освещаю путь к своей квартире, быстро достаю ключи и отпираю дверь.
Оказавшись внутри, крепко запираю ее и делаю глубокий вдох.
Вряд ли я скоро привыкну возвращаться домой после наступления темноты. Но это моя новая реальность.
Я выживу. Я всегда выживаю.
Для однокомнатной квартиры здесь довольно просторно, несмотря на то, что кухня и спальня находятся в одной комнате. Мне пришлось принять несколько сложных решений после того, как я создала как можно больше пространства между собой и своей семьей. Что включало в себя серьезные изменения моей предыдущей жизни.
Я выбрала это место из-за низкой арендной платы и относительно безопасного района.
Или настолько безопасный, насколько это возможно.
Это оказалось самым трудным.
Раньше со мной везде была моя охрана, и никто не смел сказать мне и слова. А теперь? Количество случаев, когда ко мне приставали и кис-кискали в след за последний месяц, просто поражает.
Особенно плохо становится по ночам, когда заканчивается моя смена в ресторане. Я всегда с опаской возвращаюсь домой, прижимая к себе сумку и стараясь не привлекать к себе ненужного внимания.
Сняв пиджак, я быстро ставлю еду в микроволновку, а затем принимаю душ. Когда еда готова, беру ее с собой на кровать и быстро ем, читая учебник.
Решение сбежать было спонтанным.
Когда я узнала, что Кларк действительно выжил после отравления цианидом, я поняла, что ничего хорошего для меня не ждет. Хотя он не обвинял меня напрямую в попытке убийства, он заявил, что собирается жениться на мне, как только выйдет из больницы.
Поскольку об этом не могло быть и речи, я поняла, что не могу больше оставаться там.
И что с того, что Басс предал меня? Я все еще была у себя и впервые решила взять свою судьбу в собственные руки.
Но самым непредвиденным оказалась реакция Микеле.
Он был первым, к кому я обратилась, зная, что без него мне не уйти.
— Нет, — сказал она тихо, подняв взгляд на меня и совсем не похожий на моего младшего брата.
— Но Микеле, ты не можешь остаться здесь…
— Нет, — перебил он меня, его глаза были холодны. — Я прекрасно справлюсь сам. Как и всегда. Но ты… — его губы скривились в отвращении. — Ты опозорила нас, Джианна.
Как только он назвал меня Джианной, а не Джи-Джи, я поняла, что что-то не так, что-то ужасно не так. Потому что Микеле никогда не называл меня полным именем.
— Микеле…
— Ты знаешь, что в школе надо мной смеются. Что у меня шлюха-мать и шлюха-сестра. Я всегда защищал тебя. Но я не должен был, правда? Потому что это была правда. Все было правдой.
— Микеле, я знаю, что ты там увидел… — Я пыталась объяснить ему, но он не поддавался.
— Я знаю, — прямо заявил он. — Я не ребенок, Джианна. И я, как и все остальные присутствующие в ту ночь, должен был видеть, как тебя — мою сестру — трахают сзади, как обычную шлюху.
Я ахнула не веря своим ушам. Микеле никогда раньше не говорил со мной так. Никогда.
Но как я ни пыталась достучаться до него, у меня ничего не получалось.
— Ты достаточно навредила этой семье. Ты должна уйти и никогда не возвращаться. У меня нет сестры, тем более такой распущенной, как ты, — сказал он мне перед тем, как захлопнуть дверь перед моим носом.
Я едва успела добежать до своей комнаты, как слезы хлынули по моему лицу. Но даже тогда я понимала, что не могу терять времени.
В каком-то смысле, не лучше ли было, что он отказался от меня как от сестры? Тогда бы он никогда больше не скучал по мне. Но даже эта банальность звучала фальшиво, когда сердце разрывалось от того, что мой родной младший брат — тот, кого я, по сути, вырастила, — отвернулся от меня.
Собравшись с силами, я начала планировать свой побег, понимая, что в этом вопросе мне придется полагаться на Басса.
Но только ли в этом дело?
Мрачная правда заключалась в том, что дело было не только в этом.
Даже зная, что он вонзил в меня нож так глубоко, что рана не перестает кровоточить, я все равно не могла позволить ему умереть.
Как я могла, когда любила его, даже если ненавидела?
Какая-то часть меня все еще страдала по нему. Особенно после того, как я увидела его таким избитым в том подвале. Я знала, что он одной ногой в могиле, так что пошла против себя — против той части меня, которая ненавидела его больше всего на свете, — и освободила его.
Мне еще более неприятно признавать, что я очень волновался в дни, последовавшие за нашим побегом. Он выглядел ужасно, когда высаживал меня на вокзале, и по его невнятной речи я поняла, что он почти в отключке.
И тогда я снова сделала то, что противоречило всему, что я должна была сделать.
Я позвонила его семье.
Зачем, не могу сказать.
Я должна была молиться о его смерти. Должна была радоваться его боли. Должна была, мать твою, сама его убить.
Но я не могла сделать ничего из этого. Не тогда, когда все, чего я хотела, это чтобы он жил.
Это беспокойство не помогло мне освоиться в реальном мире.
Как и планировалось, я заложила несколько дорогих украшений, и мне удалось выручить достаточно денег, чтобы заплатить залог за однокомнатную квартиру. Но, зная, что этих денег мне не хватит, тем более что с собой я взяла только пару бриллиантовых колье, чтобы не вызвать подозрений, мне пришлось устраиваться на работу.
Единственным вариантом для человека с нулевым опытом работы была работа официанткой. Мне посчастливилось найти место в течение недели после переезда в новый город, и вот уже некоторое время я работаю там.
Зарплата не очень большая, да и работа нелегкая, но, по крайней мере, чаевые хорошие, что поможет мне отложить немного денег на учебу в будущем.
Чтобы остаться незамеченной и воспользоваться преимуществами своей новой личности, мне пришлось изменить и свою внешность. Перекрасила волосы в темный цвет и надела голубые линзы. Также нанесла искусственный загар, чтобы сделать кожу немного темнее. Я выгляжу почти как другой человек. Теперь мне нужно только затаиться и не попадаться никому на глаза.
Первые несколько недель я выживала только благодаря своей упрямой воле, проводя по десять с лишним часов в ресторане, а остальное время плача дома.
Не помогло и то, что, придя домой, я чувствовала себя одинокой, как никогда, видя, что дом пуст, а тишина почти оглушительна. Я скучала по братьям, по дому, а больше всего — по нему, ублюдку, который бросил меня на съедение волкам и смеялся, когда они меня грызли.
Вскоре, однако, слезы прекратились, и, хотя мое сердце все еще было разбито, у меня появилась цель. В конце концов, у меня наконец-то появилась свобода, о которой я всегда мечтала, так почему бы не воспользоваться ею в полной мере.
Зачем позволять кому-то останавливать меня, если я могу добиться всего, чего захожу, если буду упорно трудиться?
Постепенно я начала дружить с персоналом ресторана и даже с некоторыми постоянными клиентами. И хотя пустота в моем сердце все еще сохранялась, шаг за шагом я училась жить заново.
После нескольких часов занятий я убираю учебник в ящик и ложусь спать.
Если я буду достаточно дисциплинирована, то, возможно, смогу сдать экзамен и подать документы в некоторые местные колледжи.
На следующий день рано утром, направляясь в ресторан, я не могу избавиться от ноющего чувства, что за мной следят. Но каждый раз, когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть за спину, там никого нет.
Уже не в первый раз мне кажется, что за мной кто-то наблюдает. Но, не имея никаких доказательств, я могу только предположить, что это мой параноидальный ум. В конце концов, в первую неделю после отъезда из дома я пыталась узнать хоть какие-то новости о своей семье — не могла побороть любопытство. Но единственные статьи о Гуэрра в интернете были посвящены вечеринке по случаю моей помолвки и видеозаписи меня и Басса. После вечеринки видео было выложено и перезалито повсюду.
Выбросив это из головы, я прибавила скорости, чтобы успеть надеть форму и заступить на дежурство.
Поскольку это вечер пятницы, смена становится все более напряженной. Ноги адски болят, и я едва успеваю отвлечься, чтобы хоть немного отдохнуть.
— Лара, прими заказ у пятого столика, — сигнализирует мне мой коллега, и я не сразу понимаю, что он обращается ко мне.
Так и есть. Теперь я Лара.
Джианны больше нет.
Направляюсь к пятому столику, готовая принять заказ.
И снова все волоски встают дыбом, когда я чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Встряхнув головой, я делаю глубокий вдох и изображаю на лице широкую улыбку.
— Здравствуйте. Готовы сделать заказ? — спрашиваю я приятным тоном.
Секрет гостеприимства заключается в том, чтобы всегда носить на лице улыбку, даже когда хочется убить клиента. Кроме того, чем я добрее, тем больше чаевых я получаю, так что это мне на руку.
— Хм, что бы вы посоветовали, — спрашивает мужчина.
На вид ему около двадцати лет, у него вьющиеся каштановые волосы и темные глаза.
— У нас есть специальный стейк, — указываю я на меню, переходя к отрепетированным фразам с восхвалением блюд.
— Я не спрашивал, о специальном меню. Я спросил, что бы вы порекомендовали, — он переводит на меня взор, и от его пристального взгляда мне становится немного не по себе.
— Мне нравится стейк, — натянуто улыбаюсь я.
— Тогда я возьму стейк, — спокойно отвечает он. И когда я забираю у него меню, он намеренно проводит рукой по моей.
Словно обжегшись, я отдергиваю руку, сохраняя приятную улыбку.
— Сейчас все будет, — говорю я, отбегая в сторону.
Это не первый раз, когда ко мне пристает клиент. Но сколько бы раз это ни происходило, я не могу отделаться от ощущения, что меня поставили в тупик, и паника грозит захлестнуть меня.
Поскольку у меня больше нет денег, чтобы купить Ксанакс без рецепта, а медицинской страховки у меня нет, мне приходиться прибегать к дешевым альтернативам — обычно это комбинации магния и валерианы. Пусть они и не столь эффективны, но помогают мне держаться на плаву. Хотя бывают моменты, когда я чувствую, как сознание ускользает, когда мой разум закрывается от внешнего мира и переходит в режим перегрузки.
Пройдет еще много времени, пока я привыкну к тому, что я одна и уязвима — идеальное сочетание для панической атаки.
Но я решаю эту проблему день за днем. Я не собираюсь позволять своим проблемам определять меня или порабощать меня жизнью «что если». Потому что я знаю, как это бывает — жить, но не жить по-настоящему, больнее, чем любая паническая атака. Ты просто наблюдаешь за тем, как твоя жизнь проходит мимо тебя, стоишь в стороне и, явно, не можешь вмешаться.
Это моя жизнь. И я должна взять бразды правления в свои руки.
Смена продолжается, а мужчина с пятого столика все пытается втянуть меня в разговор.
Я изо всех сил уклоняюсь от более личных вопросов, радуясь, когда он, наконец, оплачивает счет и уходит.
— Он очень заинтересовался тобой, — комментирует Мари, одна из моих сотрудниц.
— Уверена, он был просто вежлив.
— Вежлив? Он оставил тебе сто долларов чаевых, девочка. Хотела бы я такой вежливости, — смеется она.
— Я пыталась сказать ему, что это слишком много, но он не согласился. — объясняю я.
— Лара, девочка, ты что, серьезно? Если тебе дают сто баксов чаевых, ты берешь их и не задаешь вопросов. Иди и купи себе что-нибудь хорошее, — подмигивает она мне, и я улыбаюсь.
Мне было немного неловко брать столько денег, потому что я не хотела, чтобы у него сложилось впечатление, будто я ему чем-то обязана.
Взяв сумку, я выхожу из ресторана через черный ход, натягивая на голову капюшон толстовки и стараюсь выглядеть как можно скромнее.
У меня в сумке есть небольшой нож на всякий случай, но я надеюсь, что мне не придется им пользоваться. На моей совести достаточно одного покушения на убийство, хотя хотелось бы, чтобы это было настоящее убийство.
Идя к своему дому, меня не покидает ощущение, что за мной следят, тени играют со мной и заставляют думать, что за мной кто-то есть.
Обернувшись, я вижу в нескольких метрах от себя темную фигуру, и меня охватывает паника. Не задумываясь, я начинаю бежать, что есть силы, устремляясь к своей квартире.
Однако все напрасно: второй человек тоже бросается в погоню.
Но как только я думаю, что он меня догонит, он останавливается.
Тяжело дыша, я оглядываюсь назад и вижу, что за мной никого нет.
— Я схожу с ума? — бормочу себе под нос, качая головой.
Не задерживаясь, пробегаю оставшееся расстояние и закрываюсь в своей студии, довольная тем, что добралась до дома целой и невредимой.
Черт, нужно быть осторожнее.
— Это не тот парень, что заходил вчера вечером? — спрашивает меня Мари, когда я надеваю свою форму. Наклонившись вперед, смотрю на газету в ее руках, и замечаю там фотографию этого человека.
— Да. Думаю, он, — киваю я.
Мои глаза расширяются, когда я замечаю заголовок. Его тело было найдено в ближайшем парке, он был зарезан, а рука отрезана от тела.
— Боже правый, — бормочу я, ужасаясь тому, что с ним произошло. Может быть, он и был немного жутковат, но это слишком жестокая смерть для любого человека.
— Бедный парень. У полиции пока нет подозреваемых, — качает она головой, поджав губы.
— Надеюсь, они поймают того, кто это сделал, — сочувственно добавляю я.
В тот вечер, когда я возвращаюсь домой, я инстинктивно понимаю, что что-то не так. Мне даже не нужно включать свет, чтобы понять, что в доме кто-то есть.
Первая мысль — люди отца нашли меня, и я быстро хватаю свой маленький нож, готовая в случае необходимости сражаться насмерть за свою свободу.
Но когда я нажимаю на выключатель, то обнаруживаю того, кого не ожидала увидеть.
— Что ты здесь делаешь? — Вылетают слова у меня изо рта, а пальцы крепче сжимают рукоять ножа.
— А, что по твоему я делаю, солнышко?
Он слегка поворачивается ко мне, и я хорошо его разглядываю. На его лице есть несколько новых отметин, а его нос кажется немного искривленным вправо. В остальном он выглядит точно так же.
— Убирайся, — говорю я ему, когда мне удается оправиться от шока.
— Нет, — отвечает он, вставая во весь рост, и я снова поражаюсь несоответствию наших размеров.
Он может меня раздавить.
На моих губах появляется грустная улыбка. Он и вправду меня раздавил.
— Что ты здесь делаешь, Басс? Хочешь добавить что-то еще к своей мести? Что на этот раз? — Я поднимаю бровь. — Хочешь еще одно видео? Порнушку крупным планом? — Хмыкаю, разъяренная его наглостью.
— Нет, — повторяет он, подходя ко мне ближе.
— Отойди, — машу я перед ним ножом. — Или я тебя зарежу.
— Мне все равно, — говорит он, продолжая наступать на меня.
Его стальные глаза смотрят на меня с безумной интенсивностью, и на секунду я не могу побороть страх, который проходит через меня — но не потому, что он может причинить мне боль. Нет, страх вызван тем, что я могу смягчиться по отношению к нему. А после всего, что он со мной сделал, он заслуживает того, чтобы гнить в аду.
Чтобы показать ему, что я не играю с ним, я продолжаю стоять на месте, наблюдая за его приближением, прежде чем вонзить клинок ему в плечо.
Он даже не вздрагивает. Более того, на его лице нет никакого выражения, кроме свирепости, которая, кажется, он едва сдерживает.
Мой рот приоткрывается, глаза расширены от шока.
— Стой… стой на месте, — шепчу я, видя, что это подействовало на него не так, как мне бы хотелось.
— Нет.
Я отступаю от него, пока моя спина не упирается в дверь, и я осознаю, что у меня нет выхода. Чувствую его дыхание на своей коже, когда он оказывается почти вровень со мной. Сохраняя зрительный контакт, он поднимает руку, чтобы вынуть нож, и с грохотом бросает его на пол.
— Что я тебе говорил, солнышко, — говорит он мне, его глубокий голос ласкает мои чувства.
Я отворачиваюсь, не желая терять себя под его гипнотизирующим взглядом.
— Ты моя. Ты была моей с самого начала. И я. Не. Делюсь. — Он выделяет каждое слово, берет прядь моих волос и подносит к носу, вдыхая.
Басс смотрит на меня с почти диким выражением лица, его ноздри раздуваются, дыхание выходит короткими рывками.
Очарованная я застываю на месте, потеряв себя в его взгляде. Этого приглашения достаточно, чтобы он приблизил свой рот к моему.
Положив руку мне на затылок, он держит меня в плену, стремясь овладеть моим ртом, его зубы покусывают мои губы, побуждая их открыться ему.
Упираюсь руками в его плечи, пытаясь заставить его отпустить меня. Но он непреклонен в своих попытках заставить меня подчиниться.
Мое тело прижимается к его телу, и я чувствую, как он упирается в мой живот. Меня должно тошнить от этого. Это должно заставить меня отвернуться и убежать. Но это напоминает мне о том мимолетном счастье, которое я обрела в его объятиях.
И в то время как эта меланхолия проникает в мое тело, а мой рот смягчается от его прикосновения, я вспоминаю о его предательстве и о том, как он продал меня, причинив мне такую огромную боль, что я до сих пор не могу прийти в себя от этой боли.
Поэтому я начинаю борьбу заново, кусая и царапая его, пытаясь заставить его отпустить меня. Вцепившись зубами в его губу, я с удовольствием чувствую, как его кровь попадает на мой язык — доказательство того, что я укусила достаточно сильно. Но он не отпускает меня. Нет, он только откидывается назад, наблюдая за мной прищуренными глазами.
— Вот так, солнышко, ненавидь меня! — хрипит он, высунув язык, чтобы слизать кровь с губы. — Ненавидь меня и вымещай на мне всю ту злость, которая у тебя внутри, — берет мою руку и подносит ее к своей щеке, заставляя меня дать ему пощечину.
Широко раскрыв глаза, я смотрю, как он сгибает мои пальцы в кулак, приказывая мне ударить его.
— Что… Я не собираюсь тебя бить, — бормочу я, шокированная тем, что он прибегает к подобным действиям.
— Сделай это! Пусть мне будет так же больно, как и тебе. Потому что я знаю, что это так, солнышко. Я знаю, что ранил это прекрасное сердце в твоей груди, и готов на все, чтобы успокоить его, — он выглядит таким потерянным, его глаза — два пустых круга, когда он ударяет себя моей рукой.
— Прекрати, Басс. Это ничего не решит, — мягко говорю я.
— Нет, решит. Бей меня, Джианна. Ненавидь меня, причини мне боль, уничтожь меня, мать твою, — жестко дышит он, — делай со мной все, что хочешь, но пойми, что ты моя. И я никогда тебя не отпущу.
— Ты спятил, — качаю я головой.
— Нет. Я в отчаянии, — констатирует он.
Положив руку мне на шею, он большим пальцем подпирает мою челюсть, поднимая ее так, чтобы я смотрела ему прямо глаза — свидетельство чистого безумия, которое, кажется, поселилось там.
— Ты можешь ненавидеть меня. Можешь презирать меня. Но я никогда не отпущу тебя. И знай, — он делает глубокий вдох, — позволь любому мужчине прикоснуться к тебе, и он труп, — угрожает он.
— Вот так значит? Ты просто собираешься вечно преследовать меня и убивать всех, с кем я вступлю в контакт? — спрашиваю я, не дрогнув.
— Чертовски верно, — почти рычит он. — Ты от меня не избавишься. Никогда.
— Правда? — Закатываю на него глаза. — Видишь ли, в этом и заключается твоя проблема, — тыкаю пальцем ему грудь, сосредоточившись на том месте, которое я ранила ранее. — Ты слишком охотно поверил в то, что я была шлюхой, развлекающейся почти со всеми. Но как только ты узнал, что первым вспахал поле, то сразу же превратился в пещерного человека. Это так не работает, Басс.
— Вспахал поле? — повторяет он, забавляясь.
— Конечно, посмейся над этим. Но это не отменяет того факта, что ты чертов лицемер. Теперь я твоя, а как же раньше?
— Ты была моей с самого начала, солнышко. Даже не думай иначе. Я признаю, что все испортил, потому что был слишком ревнив, чтобы ясно мыслить…
— Нет, — перебиваю я его, мой тон резкий. — У тебя был шанс, Басс, — говорю я ему с серьезным выражением лица. — И ты его упустил. — Пожимаю плечами. — Ты не имеешь на меня абсолютно никакого права. Не после того, что ты сделал.
— Вот тут ты ошибаешься, Джианна. Испортил ли я всё? Да. Я всё испортил, и поверь, я прекрасно знаю, что потерял. Но я не откажусь от тебя. Не пока я жив.
Его пальцы двигаются вверх по моей челюсти, медленно поглаживая ее. Его прикосновения вызывают воспоминания о нежности, о любви, но также об унижении и глубоком предательстве.
— Прекрати прикасаться ко мне, — шиплю я.
— Я же говорил тебе, солнышко, — он наклоняется ко мне, его губы нависают над моими. И когда я быстро отворачиваюсь, я чувствую, как он ухмыляется мне в ответ. — Я единственный, кто когда-либо будет прикасаться к тебе.
— Мы попрощались, Басс. Пожалуйста, оставь меня в покое, — делаю глубокий вдох, стараясь сохранить спокойствие. Потому что, хотя я все еще чувствую к нему что-то — мое сердце дико бьется в груди от его близости, которая является доказательством того, что я не могу ему доверять.
В этом вся суть проблемы.
Он причинил мне такую боль, какую никто никогда не причинял. Потому что с другими я ожидала предательства на каждом углу. Но с ним? Он был единственным, с кем я ослабила бдительность, и он меня обманул.
— Зачем? Чтобы найти свою вечную любовь с каким-нибудь наглаженым говнюком? Ты этого хочешь? — скрежещет он, возвращая пальца на мой подбородок, заставляя меня посмотреть на него.
— А что если хочу, а? Я думаю, что заслуживаю этого после всего, через что мне пришлось пройти. Заслуживаю того, кто никогда не причинит мне боли. Того, кто будет любить меня безоговорочно. Да. Я хочу вечной любви, и я найду ее.
— Больше не ищи, солнышко, — ухмыляется он, и я закатываю глаза.
Но прежде чем я успеваю ответить, он вдруг снова становится серьезным.
— Если ты хоть подумаешь позволить другому мужчине прикоснуться к твоей руке, я отрублю ее на хрен. И в следующий раз принесу ее тебе в коробочке, чтобы ты поняла, что я не шучу.
— В следующий раз? — я хмурюсь, но он лишь кривит губы в довольной улыбке.
— Один уже есть, — шепчет он мне на ухо.
И тут я вспоминаю статью. Мужчине из ресторана отрубили руку.
— Ты… — я осекаюсь, не понимая его. — Почему? Почему ты так со мной поступаешь? — тихо спрашиваю я, устав от страданий, устав от боли. — Почему ты не можешь просто оставить меня в покое? — Смотрю ему в глаза, и слезы застилают мне ресницы.
— Я просто хочу, чтобы мне больше не было больно, — продолжаю я. — Почему ты не можешь дать мне хотя бы это?
— Потому что я не могу, — хрипит он в ответ, зарываясь лицом в мою шею. Я чувствую его дыхание на своей коже, его губы почти касаются моих ключиц.
Мурашки пробегают по коже, и я замираю. Эта близость — это слишком. Мое тело изголодалось по нему так же, как мое сердце изголодалось по любви — так сильно, что оно все еще ищет ее не там, где нужно.
— Я не могу отпустить тебя, Джианна. Никогда не смогу. — Басс делает паузу, и тепло его тела охватывает меня, обволакивая защитным слоем. — Я люблю тебя, солнышко. Я так чертовски сильно люблю тебя, что не могу жить, если я не рядом с тобой. Я, блядь, ради тебя ушел…
— Басс…
— Нет, послушай меня. — Он шикает на меня. — Я знаю, что облажался по полной программе. Я знаю, что разрушил твое доверие и твое сердце, и, солнышко, это убивает меня изнутри. В тот день я был готов позволить людям твоего отца убить меня. Думал, что так смогу заплатить за то, что сделал с тобой. Но я не умер, — грустная улыбка расплывается по его губам. — Ты не дала мне умереть. Мне все равно, что ты использовала меня. Мне все равно, что у тебя были скрытые мотивы. Ты не дала мне умереть. И из-за этого ты застряла со мной.
— Да? — Поднимаю на него бровь. — А как же твоя семья? Что они думают об этой твоей внезапной перемене настроения?
Его семья никогда бы не позволила ему быть с Гуэрра. А судя по тому, что я узнала о настоящей личности Басса, он очень предан своей семье.
— Меня это не волнует, — пожимает он плечами. — Я перестал думать о них в тот момент, когда они сознательно манипулировали мной, чтобы я сам себя уничтожил.
Заметив мой хмурый взгляд, он уточняет.
— Я отрекся от них.
— Но ты не можешь… Так не бывает. — добавляю я, немного ошарашенная его заявлением.
— На этот раз получилось, — уверяет он. — Я разорвал с ними все связи, — туманно добавляет он, не объясняя, как именно.
— Почему? — шепчу я.
Потому что я знаю таких, как он. Я выросла с ними. Их преданность дону — это вся их жизнь. Они никогда не предадут и не покинут семью. И уж тем более такой человек, как Басс. Это у него в крови. Он настоящий ДеВилль, а значит, родился и вырос для этого.
— Ты не знаешь? — спрашивает он, не сводя с меня глаз.
Я качаю головой.
— Потому что я могу выбрать только одно. Ты или семья. — Он делает паузу, и я чувствую, как с него спадает напряжение. — И я выбрал тебя.
Я просто потрясена. Только так я могу описать то, что я чувствую, когда он произносит эти слова.
— Басс, — закрываю глаза, делая глубокий вдох. — Ты причинил мне боль. Ты предал меня. И ты думаешь, что можешь просто силой проложить себе путь в мою жизнь? Не думаю, что смогу снова доверять тебе.
— Я знаю. — Он кивает, снова удивляя меня своим легким согласием. — И я буду работать над этим. Я покажу тебе, что ты снова можешь мне доверять, и я покажу тебе, как сильно я люблю тебя, солнышко. Просто… дай мне шанс доказать тебе, что это была глупая ошибка. Пожалуйста, — хрипит он, выглядя так, будто ему очень больно.
Я качаю головой, мой разум наполнен беспорядочными мыслями.
— Я исправлюсь, — продолжает он. — Я буду чертовски добр с тобой, солнышко. На этот раз только мы. Только ты и я. Больше никаких семейных разборок. Никакой глупой мести. Никакой лжи.
Его рука ложится на мою щеку, большой палец проводит по губам.
— Только мы, — повторяет он.
— Я… — я осекаюсь, видя искренность в его глазах. Но мое сердце слишком насторожено, оно еще не оправилось от последнего предательства. — Откуда мне знать, что это не очередная хитроумная схема? Что ты не отдашь меня своей семье только для того, чтобы еще глубже вогнать нож в рану?
Он сводит брови, слыша мои слова.
— Я бы никогда этого не сделал, — ворчит он. — Я никогда не сделаю ничего, чтобы причинить тебе боль, солнышко. Только не снова.
Наступает тишина, и мы просто смотрим друг на друга, наше дыхание происходит короткими рывками, удары наших сердец, кажется, звучат в унисон.
— Дай мне время. Пространство. Я не могу простить тебя, Басс. И не знаю, смогу ли вообще, — выдыхаю я, удивляясь собственным словам.
— Я дам тебе столько времени, сколько тебе нужно, солнышко. Просто… Мне нужно быть рядом с тобой. Мне нужно знать, что с тобой все в порядке. Я… черт, — ругается он, и на мгновение я вижу уязвимость. — Я не могу быть без тебя. Просто не могу. Последний месяц был сущим адом. Я был рядом, но не достаточно близко, и это не дает мне покоя. Я чувствую, что нахожусь на грани краха…, — качает головой. — Просто позволь мне защитить тебя.
Мои брови взлетают вверх в ответ на его просьбу.
— Защитить меня?
— Не из тени, как раньше, — говорит он, и меня осеняет, что это он следил за мной все это время. Моя интуиция не подвела. — Мне нужно быть рядом с тобой.
Я моргаю, отгоняя влагу с ресниц, не желая выдавать, как сильно его слова затронули меня.
— Тебе нужно уйти, Басс, — твердо говорю я ему, отталкиваясь от него и направляясь к кухонной стойке. Пространство, кажется, помогает мне немного проветрить голову, хотя сердце все еще бешено бьется в груди, а желание оказаться в его объятиях слишком велико.
— Это не дает мне свободы, — говорю я о том, что он влезает в мое личное пространство и морочит мне голову. — Ты можешь попытаться доказать мне, что ты искренен, но не путем подавления меня или настырности.
Выражение его лица меняется, а руки сжимаются в кулаки.
— Наконец-то я свободна, Басс. Наконец-то я живу на своих собственных условиях. И я не позволю никому отнять это у меня.
— Я понимаю, — кивает он, глядя на меня, как чертовски потерянный щенок.
Неужели он действительно думает, что это поможет ему?
— Хорошо, — я скрещиваю руки на груди. — Тогда спокойной ночи, — указываю ему на дверь.
Он переводит взгляд с меня на дверь и на секунду замирает в нерешительности. В конце концов, его плечи опускаются в знак поражения, и он покидает квартиру.
Я поспешно закрываю за ним дверь и с глубоким вздохом опускаюсь на пол.
Весь мой мир снова перевернулся с ног на голову. И я не думаю, что смогу пережить еще одно предательство, не тогда, когда я все еще залечиваю старые раны.
Тем не менее, его присутствие здесь было как бальзам на мое избитое сердце, и на мгновение я заколебалась.
Он сказал, что выбрал меня, а не свою семью, но как я могу доверять этому, зная, что верность семье— самое главное для созданного человека?
Эта дилемма убивает меня, и в эту ночь я сплю беспокойно.
Что, если он лжет?
А что, если нет?