Опороченная

Глава 5

Басс

— Я сказал тебе, что сделаю это, Циско. Прекрати меня беспокоить и позволь мне сделать это по-своему, — пробурчал я в трубку, прежде чем сбросить звонок.

Есть вещи, которые не совсем сходятся. Например, то, что Циско срочно хочет увидеть, как уничтожают Гуэрру. Если раньше мне это показалось бы просто странным, то после инцидента с ограблением я убедился, что здесь что-то не так.

У Циско должна быть личная вендетта против Гуэрра.

И он невероятно скрытен в этом, что не способствует моему общему настроению. Тем более, что мне приходится везде следовать за маленькой избалованной мисс, будто я ее верный слуга. Одна мысль о наших последних встречах заставляет меня сжимать кулаки от досады, и желание поставить ее на место гноится внутри меня.

Я был ее телохранителем уже несколько дней, и поскольку работа подразумевает быть с ней двадцать четыре часа в сутки, я получил место в первом ряду на спектакль «жизнь Джианны Гуэрра». И, конечно, мне повезло, что меня также приветствовали на сцене.

Она не щадила меня ни минуты, оскорбляя, а ее любимое прозвище «шавка» уже стало рутиной. Но когда она увидела, что меня не особо беспокоят любые имена, которыми она может меня назвать, Джианна начала приказывать мне, как слуге.

Возьми это, неси, ой, я забыла, иди принеси. Хотя физическая нагрузка в лучшем случае ничтожна, умственные упражнения напряжение, поскольку мне приходится заставлять себя не схватить Джианну за ее красивую шею и заставить ее заткнуться раз и навсегда.

Черт, не думаю, что за все годы моей жизни на этой земле раньше, женщина оказывала на меня такое неблагоприятное влияние.

Я не обижаю женщин. И никогда не обижал. Но один взгляд на Джианну, и я клянусь, что сейчас забуду все свои принципы, перекину ее через колени и покажу ей, как ведут себя шавки, когда их дразнят.

— Чего уставился? Опусти глаза, крестьянин, — нахмурилась она, выходя из магазина, высоко подняв подбородок и шагая, как модель на подиуме.

Я делаю глубокий вдох, повторяя про себя, что убийство среди бела дня не является хорошей идеей. Плавали — знаем.

Я определено не смогу завершить ее унижение из могилы, какой бы привлекательной ни была эта мысль.

Поэтому я просто стиснул зубы и последовал за ней, сев в машину как раз в тот момент, когда она плюхнулась на заднее сиденье, задрав нос, отказываясь смотреть на меня. Она ясно дала понять, что мой внешний вид оскорбляет ее, и сегодняшний день не стал исключением.

— Может, мне стоит надеть мешок на голову, — добавляю я резко. — Это поможет твоим нежным чувствам? — спрашиваю я с сарказмом.

— А что, это замечательная идея. — Джианна коварно улыбается. — А то я могу преждевременно ослепнуть, если буду продолжать видеть, — она машет рукой передо мной, отворачиваясь в сторону, поскольку изо всех сил старается избежать моего взгляда, — этот ужас. — Она притворно вздрагивает.

Я поджимаю губы, пытаясь сдержать гнев.

Я никогда не был склонен к тщеславию, но шрам на моем лице появился достаточно недавно, и он до сих пор заставляет меня чувствовать себя некомфортно, от того, как люди смотрят на меня. Добавьте к этому тот факт, что даже я думаю, что выгляжу как чудовище, и ее насмешка определенно попадает в цель.

Тем не менее, я не собираюсь показывать ей, что все ее злобные комментарии меня задевают.

Ворча, я достаю сумку и вынимаю свой обед.

В тоже время она лает какие-то приказы водителю, прося его отвезти ее на уроки верховой езды.

Улыбка тянется к моим губам, когда я медленно открываю пакет, позволяя запаху распространиться по салону. Нос Джианны сморщивается, и на ее прекрасном лице появляется небольшая гримаса.

Словно в тумане, она смотрит по сторонам, пока ее взгляд не останавливается на пакете у меня на коленях. Ее глаза расширяются.

— Выбрось это, — шипит она.

— Сейчас, — я подношу часы ближе к лицу, — двенадцать. Мне положен обеденный перерыв, знаешь ли, — пожимаю я плечами, открывая контейнер с едой.

Восторг наполняет меня, когда я вижу, как за секунду меняется ее выражение лица. Даже я с трудом сохраняю невозмутимое лицо, когда запах доносится до моего носа.

За те несколько дней, что я следил за маленькой избалованной мисс, я заметил одну вещь: у нее проблемы с едой, особенно с едой с сильным запахом. Она редко ест на людях, ковыряясь в еде и находя отговорки, чтобы не есть.

Это, непременно, натолкнуло меня на мысль, и, видя ее реакцию сейчас, я понял, что попал в точку. И поскольку я такой же мелочный, как и она, я выбрал самую вонючую рыбу в мире — шведский сорт, который было нелегко достать.

Ну, расплата — сука.

— Останови машину! — кричит она водителю, прижимая руку ко рту, так как выглядит очень болезненой.

— Он тебя больше не слышит, мисс Гуэрра, — широко улыбаюсь я, указывая на перегородку. Я специально отключил микрофон и поставил перегородку, чтобы водитель не мог ничего делать, кроме как везти нас к месту назначения. А поскольку конная ферма находится за городом, поездка будет долгой.

— Ты… — прохрипела она, едва отняв руку ото рта, чтобы выкрикнуть какое-нибудь ругательство в мой адрес.

— Вы, должно быть, тоже проголодались. Вы едва притронулись к своему обеду. Почему бы вам не попробовать немного? — Я протягиваю ей контейнер, не в силах сдержать ухмылку, когда она вскакивает со своего места и отстраняет как можно дальше, чтобы избежать контакта с вонючей рыбой.

— Ты труп, — Джианна смотрит на меня с вызовом. — Мой отец не простит этого оскорбления!

— Какое? Предложение перекусить? — фыркнул я. — Удачи в объяснении этого ему, — ухмыляюсь я.

— Ты… — она запнулась, и я подумал, не кончились ли у нее оскорбления.

Но эта мысль быстро забывается, когда она роется в сумке в поисках чего-то, и вызов вновь читается на ее лица, когда она достает небольшой баллончик.

Прежде чем я осознаю, что она собирается сделать, она прыгает на меня, брызгая чем-то мне в лицо. Я с трудом удерживаю воняющую рыбу в одной руке, пытаясь оттащить ее от себя другой.

Но ее, кажется, не так-то легко оттащить, она цепляется за меня вопреки всему, машет конечностями, и выпускает ногти, чтобы поцарапать меня.

Это какофония звуков, когда она пытается нанести мне удар, брызнуть мне в глаза, и дотянутся до рыбы.

Она такая крошечная, но, похоже, не понимает, что все ее усилия напрасны. Не тогда, когда я держу ее одной рукой. И пока она продолжает брызгать в меня тем, что, как я могу предположить, является каким-то перцовым спреем, а мои ноздри уже чувствуют некоторое жжение, я понимаю, что есть только один способ положить этому конец.

В один момент она кричит на меня, а в другой — молчит, ее глаза расширяются, рыбный соус покрывает ее волосы, когда я выливаю содержимое контейнера ей на голову.

Она моргает. И еще раз моргает.

Одной трясущейся рукой она тянется к волосам, чтобы вытащить кусочек рыбы. Из ее рта не вылетает ни звука, пока она в ужасе смотрит на него.

— Ты, — шепчет она, все еще не двигаясь.

Она поднимает на меня глаза, эти большие, великолепные глаза, которые так и просятся, чтобы их нарисовали известные художники и выставили на всеобщее обозрение. На секунду я забываю о ее отвратительном поведении и ее прогнившей личности, а вид влаги, скопившейся в уголках ее глаз, заставляет меня почувствовать себя немного виноватым.

Совсем немного. Она все еще сука.

Без всякого предупреждения ее рот открывается, и она начинает блевать мне на колени, ее скудный обед проливается на мой костюм.

— Черт! — ругаюсь я громко, качая головой и поднимая руку, чтобы помассировать виски.

И этой одной секунды моего отвлечения достаточно, чтобы блюющая девушка могла завершить свою атаку, поднимая руку и распыляя это ядовитое вещество мне в глаза.

Дважды Черт…

Сказать, что наши взаимодействия усугубились со временем, было бы преуменьшением. Всего за одну неделю мы перешли от оскорблений к физическому нападению, причем чаще всего это ее легкое маленькое тело прыгает на меня, намереваясь выцарапать мне глаза.

То, что я воздержался от того, чтобы перегнуть ее через свои колени…

— Тебе нужно переодеться, — говорит она мне, спускаясь в одном из своих роскошных платьев. На сегодняшний бал она надела позолоченную маску на все лицо, которая делает ее загадочной и на тысячу процентов более трахабельной. Если бы только маска могла скрыть ее личность…

— Я не собираюсь становится посмешищем, потому что мой телохранитель… — продолжает она, недовольно сморщив нос, — бродяга. Надень приличный костюм и встретимся в гостиной, — приказывает она и исчезает в комнате.

Снова перед моими глазами проплывают видения того, что именно я сделаю с этой соплячкой, но как только я начинаю планировать ее следующее наказание, я осознаю, что мне никогда так не удастся заставить ее ослабить бдительность настолько, чтобы выполнить мое задание.

— Проклятье, — бормочу я, идя переодеваться.

Черт бы побрал Циско и всю семью за то, что они дали мне это задание. Не думаю, что есть большее унижение, чем ежедневно выдерживать истерики маленькой избалованной мисс. А теперь мне еще придется сопровождать ее на вечеринку для богатых девочек, где, без сомнения, будет еще больше избалованных детей.

Возможно, я здесь и не так давно, но я заметил, как Бенедикто относится к своей дочери. На самом деле она его не интересует, он только следит за тем, чтобы она посещала светские мероприятия и регулярно встречалась с людьми из высших кругов.

Ежедневно мне приходится сопровождать ее на различные мероприятия — верховую езду, стрельбу из лука, гольф, поло и прочие снобистские штучки — сидя на заднем плане и наблюдая, как эти люди скрыто оскорбляют друг друга за милой улыбкой.

Может быть, я провел слишком много времени в сточной канаве, но я просто не могу понять, как она получает удовольствие от общения с таким окружением.

Хотя у нашей семьи есть деньги, мы никогда не общались с элитой Нью-Йорка. Вместо этого мы были вовлечены в подпольный мир, где редко бывает гламурно. Там богатые богаты потому, что они запачкали руки, а не потому, что папочка оставил им трастовый фонд на всю из жизнь.

Иногда мне кажется, что я нахожусь в совершенно другом мире, наблюдая за этими детьми, которые, скорее всего, станут кем-то, но никогда не будут кем-то.

Это одна из тех вещей, которые делают эту работу еще более раздражающей. Приходится наблюдать, как ничтожества занимаются никчемными делами, критикуя при этом весь остальной мир за то, что он действительно работает.

Чем больше я думаю об этом, тем хуже становится мое настроение. И это не очень хорошо, учитывая, что сегодня вечером я буду окружен всеми этими ничтожествами.

Загородная вечеринка-маскарад — это ежегодная вечеринка для всех выпускников. Конечно, Джианна не могла пропустить такое событие, ведь она была в центре всех собраний.

Вспоминая те случаи, когда я видел, как люди восхищались ею, не стыдясь буквально целовать ей ноги.

«Если я не убью кого-нибудь сегодня вечером…» — думаю я, чувствуя безумное желание причинить вред. Это будет поистине счастливый день, если я не убью какого-нибудь долговязого паренька за то, что он подошел к ней слишком близко.

Подошел к ней слишком близко?

Откуда это взялось?

Я нахмурился, осознав направление своих мыслей. Не то чтобы меня волновало, кто к ней приблизится, но мне все еще нужно закончить свою миссию, а это значит, что я должен убедиться, что у нее нет никаких выдающихся привязанностей.

Да, именно так.

В последний раз агрессивно дернув за галстук, я бормочу какие-то проклятия, выходя на улицу, намереваясь быть тенью Джианны всю ночь и не злится слишком сильно ни на что.

В кои-то веки поездка в машине проходит спокойно, так как она даже не смотрит на меня, ведь все ее внимание занято телефоном, в котором она продолжает переписываться с кем-то. Интересно, что и оскорблений больше не было.

Нам требуется почти час, чтобы добраться до особняка, в котором проходит вечеринка, и хотя это маскарад, я понимаю, что на всех надеты те же позолоченные маски, что и на Джианне.

В особняке, построенном в георгианском стиле, находится огромный бальный зал, где все уже танцуют, пьют и резвятся.

Как и упоминал Дарио, наркотики, кажется, повсюду. Люди нюхают кокаин со всех доступных поверхностей, а один парень даже наклонился, чтобы его друг мог занюхнуть порошок с его спины.

Как только мы заходим внутрь, все взгляды устремляются на Джианну. Две девушки спешат к ней, и она быстро кружится, чтобы продемонстрировать свое платье.

Но пока люди смотрят на нее, их взгляды находят и меня, единственного человека без маски на вечеринке.

— Я буду у двери, — бормочу я, мне не нравится быть объектом их внимания.

— Нет, глупенький! — Джианна оборачивается, хватает меня за руку и тащит в сторону танцпола. — Ты должен танцевать со мной, — хихикает она.

Я наклоняюсь, чтобы почувствовать запах ее дыхания, и отмечаю присутствие алкоголя в нем.

Конечно.

— Найдите себе другого мальчика для танцев, — ворчу я, пытаясь отстраниться от нее.

— Да ладно, с тобой не весело, — обвиняет она придыхательным тоном, который направляется прямо к моему члену.

Черт, какой бы грубой или стервой она ни была, мой член, похоже, не понимает, что она всего лишь средство достижения цели.

Положив свою руку на мою, она ощупывает мои бицепсы, пальцами проверяя силу мышц. Это первый раз, когда она прикасается ко мне вот так без агрессии, и я ловлю себя на том, что замираю, пораженный.

— Вау, да ты сильный, не так ли? — мурлычет она, наклоняясь ближе ко мне — слишком близко.

Если я что-то и узнал о Джианне за это время, так это то, что она ненавидит сближаться с людьми. Она никого не пускает в свое личное пространство и часто огрызается в ответ, когда люди осмеливаются прикоснуться к ней без разрешения.

То, что она так поступает… Я сразу же чувствую неладное.

Упираясь руками в ее плечи, я отталкиваю ее назад.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, стараясь контролировать свой тон.

— Танцую с тобой, — отвечает она, но она не полностью сосредоточена на мне. Нет, один глаз устремлен на ее наручные часы.

Я тут же ловлю ее руку и подношу к себе.

— Что ты задумала, Джианна? — мой голос звучит грубее, чем предполагалось. Но я уже знаю ее, и она всегда замышляет что-то гнусное, почти всегда приводящее к тому, что какой-нибудь ничего не подозревающий дурак пострадает.

А я, похоже, как раз такой ничего не подозревающий дурак.

Стрелки ее часов движутся, и в воздухе раздается громкий шум. Все разом снимают маски, подбрасывая их в воздух.

Я хмурюсь, сначала не понимая, что происходит. Но по мере того, как я замечаю одного человека за другим, их лица, я понимаю, в чем заключалась ее игра.

Маска Джианны тоже падает на пол, и на ее лице оказывается такой же шрам, как и у всех остальных. Сливаясь с кожей, длинный шрам начинается от подбородка к носу, затем снова появляется от бровей и заканчивается у линии роста волос. Рана покрасневшая и затянувшаяся, в результате чего получилось чудовище, подходящее для Хэллоуина, а не для этого.

Но все это было просчитано. Это была игра.

Хлопая ресницами и довольно улыбаясь, она подходит ближе.

— Видите, мистер Бейли? Я никто иная, как заботливая, — говорит она, улыбаясь, ее белые зубы сверкают на свету. — Теперь вы не самый уродливый человек на вечеринке, — мило говорит она, едва сдерживая смех.

И когда я поворачиваю голову, то понимаю, что все смотрят на меня со скрытой улыбкой на лице, вероятно, тайно посмеиваясь надо мной.

Я сжимая кулаки, и, не думая, хватаю ее за руку и тащу за собой в сторону места, где меньше людей.

— Отпусти! — она бьет меня по руке, теперь пытаясь освободиться.

Больная ухмылка растягивается на моих губах, когда я без труда тащу ее за собой, и все ее попытки освободиться оказываются тщетными.

Как только я вижу свободный угол, я толкаю ее перед собой, и она ударяется спиной о стену. Ее улыбка исчезла, и теперь она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Значит, это все для моего блага? — тяну я, наслаждаясь тем, как веселье покидает ее черты, уступая место страху.

И она должна бояться меня. Потому что, черт меня побери, если я не хочу преподать ей урок прямо сейчас.

Оттеснив ее еще дальше к стене, я упираюсь руками в стену, заключая Джианну в клетку. Даже на своих высоких каблуках, она выглядит такой маленькой рядом со мной. И когда я нависаю над ней, с ее губ срывается хныканье.

— Теперь ты не такая смелая, да, солнышко?

— Ты — зверь! — шипит она на меня своим диким кошачьим голосом, который только делает меня тверже, и теперь мой член упирается в молнию. Я продолжаю улыбаться ей, наслаждаясь тем, что она не кажется такой сильной теперь, когда она одна, без друзей или кого-либо, кто мог бы спасти ее от меня.

— Убери от меня свои грязные руки, — приказывает она мне в последней демонстрации силы, ее маленькие ручки на моем запястье, когда она пытается оттолкнуть меня.

— Тебе следовало понять это раньше, Джианна, — цокаю языком, и опускаю голову, чтобы прижатся носом к ее волосам, и вдыхаю ее прекрасный аромат. — Прежде чем тыкать зверя, — шепчу я, когда мой рот достигает ее уха. Черт, но почему вся эта совершенность должна была достаться ей?

Я замечаю, как внезапно напрягается ее тело напротив моего. То, как ее кожа вдруг покрывается мурашками, а по позвоночнику пробегает легкая дрожь. Она не равнодушна. О, она определенно не равнодушна, как бы она ни протестовала против обратного.

И чтобы доказать свою точку зрения, я провожу ртом по ее челюсти, нежно дую на кожу, но не касаюсь ее.

У Джианны вырывается вздох, ее руки падают по бокам.

Чтобы проверить кок-что, я отстраняюсь и просто смотрю на нее.

Ее глаза расширены, губы слегка приоткрыты, когда она смотрит на меня. На ее лице написан шок или что-то похожее на шок. И удивление, поскольку она, кажется, застыла на месте, едва осознав, что я даю ей выход.

Но как только она показывает намек на уязвимость, он исчезает. Она встряхивается и быстро проносится мимо меня.

— Нет, нет, нет, — говорю я, забавляясь, хватаю ее за запястье и толкаю назад.

Достаю из кармана брюк складной ножик, который сверкает даже в темном углу.

— Похоже, тебе очень нравится твой новый образ, — начинаю я, отмечая учащение ее пульса под моей рукой. — Почему бы мне не сделать его постоянным? — как только слова покидают мой рот, кончик лезвия касается ее искусственной кожи, прямо там, где начинается шрам на ее щеке.

Разрезав посередине, я медленно веду нож вверх.

Она почти дрожит от страха — почти. Сейчас она все еще смотрит на меня с вызовом.

— Давай, — Джианна поднимает подбородок, еще больше приближая свое лицо к моему лезвию.

Уголок моего рта кривится, но я не позволяю ей увидеть, насколько я впечатлен ее стойкостью или тем фактом, что она не нападает на меня, как это стало нормой. Я просто продолжаю разрезать фальшивую кожу, пока она не отделяется от ее лица.

Сбросив лоскут силикона на пол, я возвращаю лезвие в прежнее положение, но на этот раз над ее настоящей кожей.

— Что бы сказали люди, если бы эта идеальная кожа перестала быть… идеальной? — бормочу я напротив ее щеки, мое горячее дыхание смешивается с холодом стали и заставляет ее дрожать. Высунув язык, чтобы смочить губы, она продолжает смотреть на меня, не мигая.

— Сделай это! — бросает она вызов, поднимая руку, и обхватывая мои пальцы своими, заставляя меня всадить лезвие ей в лицо. — Сделай меня такой же уродливой, как и ты, — шепчет она, и я замечаю намек на решимость в ее взгляде.

Она… серьезна — отрезвляющее осознание.

Внезапно я обнаруживаю, что не могу выполнить свою угрозу. Я не знаю из-за чего, — из-за того как она смотрит на меня, со смесью неуместной смелости и решимости, или из-за того, что она слегка дрожит в моих руках, ее тело выдает ее, опровергая выражение лица.

Вместо того чтобы вонзить лезвие в ее щеку, я опускаю его ниже, вниз по шее и к выпуклости ее сисек.

На ней платье с низким вырезом, идеально облегающее ее тело, оно приподнимает эти большие сиськи, делая их слишком чертовски идеальными.

Но именное такая она и есть. Слишком чертовски идеальная. По крайней мере, снаружи.

Я видел, как все пожирали ее глазами, без сомнения, в их головах уже плясали видения ее соблазнительных изгибов. Все эти жалкие мальчишки, вероятно, уже думают, как бы ее соблазнить, как зарезервировать место между сладкими бедрами, которые скрываются под платьем.

Я скрежещу зубами от досады, осознавая, как сильно меня беспокоит мысль о том, что она может предложить себя кому-то. Она слишком совершенна для простых смертных. Слишком совершенна для такого человека, как я. И все же я прикасаюсь, когда позволяю лезвию упереться в ложбинку ее грудей.

— Тебе нужен кто-то, кто преподаст тебе урок, Джианна. Тебе нужна твердая рука, чтобы показать тебе, как вести себя по-человечески. Хотя бы раз. — Я одариваю ее однобокой улыбкой.

Ее грудь расширяется с каждым вдохом, нож касается ее кожи и заставляет ее дрожать. Ее взгляд все еще на мне, дикий, выражение лица почти одичавшие, когда она бросает на меня презрительный взгляд.

Я не могу ничего поделать с тем, что в моем сознании возникают образы ее на моих коленях, моя ладонь прижимается к изгибу ее задницы, когда я шлепаю ее по попке. Но эти мысли опасны, потому что моя рука на ее заднице означает, что мои пальцы будут близко к ее киске, и, черт возьми, я не сомневаюсь, что найду ее мокрой и готовой пропитать мои пальцы. Не с этим огнем, который, кажется, скрыт в ней, не с этим высокомерием, которое заставляет меня хотеть довести ее до оргазма.

Блядь!

Это опасно. Слишком опасно. Я знаю ее послужной список, я знаю ее характер, и все же я не могу сдержать свою чертову реакцию на нее. Меня еще никогда так не заводила женщина, особенно такая мерзкая, как Джианна. Но Боже, если я не хочу вытравить из нее всю надменность и заставить ее выкрикнуть мое имя, чтобы все эти шикарные мальчики услышали, кому она принадлежит.

— И ты думаешь, что ты тот мужчина, который может это сделать? — спрашивает она ехидно. — Ты даже не годишься для того, чтобы слизывать грязь с моих ботинок, мистер Бейли. — Ее рука на моем ноже, она прижимает его к своей груди, наклоняясь, ее рот близко к моему уху. — Ты мне отвратителен, — шепчет она, и я чувствую наслаждение в ее голосе. — Я знаю, что ты хочешь меня. Я вижу, как твои глаза следят за мной. Даже сейчас тебе тяжело находиться в моем присутствии, не так ли? — с уверенностью заявляет она, ее взгляд опускается к моей промежности.

— Ах, солнышко, ты слишком самоуверенна, не так ли? — тяну я, проводя другой рукой по ее позвоночнику в мягкой ласке. — Может, мой член и думает, что ты сгодишься для быстрого секса, но я бы не прикоснулся к тебе, если бы от этого зависела моя жизнь, — отвечаю я, проталкивая нож в лиф и чувствуя, как материал поддается с треском, а ее сиськи слегка подпрыгивают, освобождаясь из своих пут.

Она напрягается, но не двигается.

— Хорошо, потому что скорее ад замерзнет, чем ты хоть пальцем меня тронешь, — она изо всех сил старается, чтобы ее голос звучал ровно, даже когда я чувствую, как ее тело дрожит под моими кончиками пальцев.

— Не так холодно, как твое прикосновение, солнышко. В твоем теле есть только лед, и я бы не хотел, чтобы мой член замерз, — ухмыляюсь я, прижимая ее к себе.

Если существует такая вещь, как правдивая ложь, то это моя. Потому что я не хочу прикасаться к ней, но все же хочу.

Черт, я все же хочу.

Она слегка поднимает голову, ее глаза встречаются с моими, происходит небольшая битва воль, пока мы смотрим друг на друга.

— И все же, — продолжаю я, все еще ухмыляясь, — мне нрав

ится, когда ты в моей власти. — говорю ей, и Джианна бледнеет.

— Ты больной, — выплевывает она, прижимаясь ко мне так неожиданно, что нож царапает кремовую кожу ее сисек, пуская кровь. Быстро переведя дыхание, ее глаза расширяются, когда она видит рану, которая, кажется, становится все больше.

Прежде чем успеваю подумать, я опускаю голову и высовываю язык, чтобы слизать жидкость, и ощутить металлический привкус крови и сладость ее кожи.

С ее губ срывается вздох, когда я смыкаю рот на ее плоти, посасывая рану. Она не шевелится, ее сердце быстро бьется в груди.

— Отпусти, — шепчет она, но в ее голосе нету твердости.

Я не отпускаю.

Я продолжаю водить языком по небольшому участку плоти, дразня маленький порез и вызывая у нее новые вздохи.

Ее руки сжаты в кулаки, все тело напряжено.

— Отпусти, — повторяет она, на этот раз немного громче.

Только когда я начинаю проводить губами по ее шее, она наконец реагирует, толкая руками меня в плечи, а ее горящие глаза метают в меня кинжалы.

— Ты… — кипит она, сжав губы в тонкую линию, и раздувая ноздри. — Ты заплатишь за это, — угрожает она, слегка толкнув меня, прежде чем убежать.

Я смотрю вслед ее удаляющейся фигуре, посмеиваясь над ее обещанием расплаты.

Она холодная. Да, она очень холодная. Но у нее есть потенциал быть и горячей.