Опороченная

Глава 1

Басс

Вытирая кровь с костяшек пальцев, я наношу последний удар человеку, корчащемуся от боли на полу. Я уже догадывался, что на моей приветственной вечеринке будут кулаки. Хорошо, что за эти годы я много тренировался, и все мое тело было готово к драке.

Преимущества пребывания в государственной тюрьме в течении пяти лет.

Известная своими небрежными правилами, каждый день, по сути, был полем боя. А когда тебя все ненавидят, количество соперников неограниченно.

Но, ах, я никогда не проигрывал.

Забавно, что мои кулаки привели меня в тюрьму, и мои же кулаки сохранили мне жизнь там. Хотя это кажется вполне уместным, поскольку все мое мерило всегда заключалось в количестве разрушений, которые я мог обрушить на врага.

Но таков уж я есть.

Я живу, дышу и убиваю ради клана.

Оставив раненых, спускаюсь в подвал, где находится мой приветственный комитет. Дойдя до лестницы, киваю охраннику и открываю дверь.

Мои племянники сидят за круглым столом, в воздухе висит густой дым, и они препираются из-за покерных фишек.

Под столом я вижу фигуру женщины, стоящей на коленях и обслуживающей сразу двух мужчин. Закатив глаза, направляюсь к свободному месту, снимаю пистолет с предохранителя и кладу его на стол с гулким стуком.

Их голоса стихают, и я жду их реакции, пока они внимательно изучают мое лицо, с невысказанными вопросами на губах.

— Басс, — первым заговаривает Циско, поднимаясь на ноги. — Рад видеть тебя, старина, — восклицает он, притягивая меня в свои объятия. Он также единственный, кто смотрит на меня с бесстрастным лицом.

И единственный, кто держит свой член в штанах.

Я хмыкаю, пожимаю ему руку и возвращаюсь на свое место.

Глаза Дарио выпучиваются, и он быстро моргает, вглядываясь в мое лицо — или то, что от него осталось.

Но никто не осмеливается ничего сказать.

Женщина, которая, как предполагаю, является проституткой, кладет одну руку мне на колено, а другую уже на молнию.

— Нет, — строго говорю я, отдергиваю ее руку.

Она смотрит на меня из-под стола, ужас на ее лице безошибочен, как и облегчение, когда она откидывается назад, возвращаясь к своим прежним занятиям.

— Басс, старик, только не говори мне, что время, проведенное в тюрьме, отвернуло тебя от женщин, — шутит Дарио на фоне небрежных звуков минета.

— Мне не нужны твои гребаные венерические заболевания, — рычу я, уже устав от их выходок.

Стоило догадаться, что пяти лет будет слишком мало, чтобы они, блядь, повзрослели.

— Какие венерические заболевания? — спрашивает Дарио, расширив глаза. — Здесь такого нет, — ухмыляется он, запустив руку в волосы женщины, заставляя ее давится его членом.

Дети…

Я качаю головой, его невежество — не мое дело. Если он хочет верить, что через рот не передаются венерические заболевания, то пожалуйста. Я просто не могу дождаться, когда у него начнется зуд, и тогда мы посмотрим, кто будет смеяться.

— Можно подумать, что после пяти лет ты жаждешь возобновить свою жизнь, дядя, — замечает Циско, приподняв бровь.

Я просто пожимаю плечами.

— Ничего не могу поделать, у меня свои стандарты. В отличие от некоторых из нас… — я прервался, наклонив голову в сторону Дарио и Амо.

Амо до сих пор молчал, но на его лице расплылась овечья улыбка. В конце концов, как самый младший, он всегда считал Дарио образцом для подражания и всегда брал с него пример. Жаль, что он выбрал худший пример.

— У меня тоже есть стандарты, — вклинивается Дарио, — у нее должна быть киска и две дополнительные дырки, — он самодовольно подмигивает Амо, как будто только что произнес величайшую часть западной философии.

Не знаю, назвать ли это стандартами или отчаянием.

Всем известно, что Дарио не лучшим образом привлекал женское внимание, пока не достиг половой зрелости. И с тех пор он решил проложить себе путь через все население желающих женщин.

Но если это его минимальное требование, то так тому и быть.

Я всегда предпочитал качество количеству, доказательством тому служит тот факт, что я не трахался уже более восьми лет. Или больше? Черт, я даже не мог вспомнить, а это уже о чем-то говорит. Но даже до моего короткого пребывания в тюрьме я был очень разборчив в выборе потенциальных партнерш. И минимальным требованием всегда была справка о хорошем состоянии здоровья.

Можно подумать, что это легко, но факты говорят об обратном. Я знал это, поскольку много лет посещал бордели моего отца, чтобы взымать плату. А когда ты знаком с внутренним устройством борделей, ты становишься немного разборчивее. Количество случаев, когда проститутки отказываются закругляться, просто безумно, и я могу только представить, какое дерьмо они распространяют в борделях и за их пределами. Это не говоря уже о случаях в моей собственной семье…

Прямо как Дарио, который даже сейчас высокомерно фыркает, как будто засунуть свой член в рот шлюхе — это такое достижение. Впрочем… Я сомневаюсь, что кто-то трахнул бы его бесплатно, так что возможно так и есть.

— Дарио, — Циско вскидывает бровь, после чего Дарио быстро замолкает. Надувшись, он сосредоточивает свое внимание на шлюхе у его ног.

Если кто и способен держать этих двоих в узде, так это Циско. Он всего на несколько лет старше их, но по зрелости и жизненному опыту опережает на десятилетия.

И это видно.

Будучи наследником своего отца, именно он отдает приказы в отсутствие дона. А поскольку здоровье моего брата прогрессивно ухудшается, и он уже не может передвигаться иначе как в инвалидном кресле, Циско отвечает за все. Хотя он на четыре года младше меня, я могу только подчиняться, поскольку просто соблюдаю субординацию. Но это не трудно. Не тогда, когда я уважаю этого человека и соглашаюсь с его решениями.

Моему брату повезло, что его первенец не был таким идиотом, как Дарио, иначе у нас на была бы революция.

— Не скажу, что скучал по этому. — бормочу себе под нос, внезапно холодная камера кажется мне более привлекательной, чем детские разборки. — Почему бы нам не перейти к сути этого собрания, — киваю я им.

— Гуэрра, — выпаливает Амо, но тут же умолкает, когда Циско бросает на него мрачный взгляд.

— Я знаю, что ты только… — Циско смотрит на часы: — Двадцать один час, как вышел из тюрьмы, дядя. Но эта работа требует твоего опыта.

— Выкладывай. — Я откидываюсь назад, любопытствуя, что они скажут.

Прошло меньше дня с тех пор, как меня выпустили из тюрьмы, но не похоже, что у меня есть какие-то нерешенные дела. В конце концов, я отдал всю свою жизнь Фамильи. Из-за них я отсидел, но из-за них же я и вышел раньше срока.

Уголок моего рта приподнимается, когда я вспоминаю, как меня поймали полицейские. В глуши, не заботясь о том, кто может услышать или увидеть, я просто сорвался. Мои кулаки были красными от крови, когда я бил уже мертвого человека. Я остановился только тогда, когда меня осветили фары.

Столкнувшись с неопровержимыми доказательствами, никто не мог ничего сделать, чтобы я ушел от ответственности. Поэтому меня обвинили в непредумышленном убийстве и приговорили к пожизненному заключению. Конечно, несколько взяток здесь, несколько угроз там, и мне удалось выйти на свободу досрочно.

Но это не значит, что время, проведенное за решеткой, не наложило на меня свой отпечаток. Черт, мне еще предстоит узнать, насколько сильно четыре стены и изысканная компания могут изменить человека за пять лет.

И у меня останется вечное напоминание, которое будет смотреть мне в лицо каждый раз, когда я буду смотреться в зеркало, неровные линии, пересекающие мое лицо, как вечное напоминание о том, что может случиться, когда ты самый ненавистный человек там.

Тюрьма не так уж приятна, когда ты являешься членом самой замкнутой преступной семьи на Восточном побережье. Может, я и не был на войне, но я привык спать с открытым глазом, чтобы избежать ножевого ранения в критические места. В любое другое место? Хорошо. Бывает. Но если царапина здесь, царапина там — это не повод для беспокойства, то смертельное ранение — да. Я все еще ценю свою жизнь, хотя это может и не казаться таковым.

— Что с Гуэрра? — Я скрежещу зубами, когда произношу это имя.

Они, причина, по которой мы — самая изолируемая преступная семья.

Конфликт с Гуэрра зародился на континенте, еще до того, как наши семьи приехали в Америку, чтобы начать новую жизнь. Есть разные версии, в зависимости от того, кого вы спросите. От земельных споров, предательства до просто ссоры из-за женщин — а когда их не было?

Насколько я понял, ссора произошла из-за одной конкретной женщины, которая играла с двумя мужчинами одновременно — Гуэрра и ДеВиллем.

Это было примерно на рубеже веков, и оба мужчины были слишком горды, чтобы признать, что их обвели вокруг пальца. Вместо этого они решили решить дело очень публичной дуэлью, в результате которой оба погибли. Семьи были в ярости и поклялись отомстить друг другу. Так началась игра в кошки-мышки, в которой каждая семья пыталась переиграть и уничтожить другую.

Причина конфликта могла быть ничтожной, но с каждым поколением вражда становилась все сильнее. А в нашем поколении конфликт только усугубился из-за личных разногласий между моим братом Джакомо и братом Бенедикто, Франко, которые в очередной раз поссорились из-за женщины. Поэтому наша семья пойдет на все, чтобы уничтожить Гуэрра.

В конце концов, как будто они же не пытаются сделать то же самое с нами. Но это игра в то, кто первым сможет перехитрить другого.

— Дочь Бенедикто достигла совершеннолетия, — говорит Циско, глядя на меня.

Наклонив голову назад, я поднимаю бровь, ожидая услышать всю историю.

— Он пытался выдать ее замуж за Агости.

— Смею надеятся, что это уже не так, — медленно отвечаю я.

Связь с Агости, одной из самых влиятельных семей Нью-Йорка, несомненно, дала бы Бенедикто преимущество, чтобы взять нас в оборот.

На протяжении многих лет нам удавалось держать их в своеобразном финансовом подчинении, не позволяя им заключать хорошие союзы или делать инвестиции. Это дало нам преимущество в отношениях с ними, но нам также было приятно наблюдать за их борьбой. В то время как их собственные дела идут достаточно хорошо, наше вмешательство гарантирует, что они никогда не смогут расти и расширяться.

На лице Циско появляется волчья улыбка, когда он наливает себе еще спиртного.

— Конечно. И нам даже не пришлось убивать жениха, — усмехается он, — хотя мы пытались.

— Он все еще жив? — интересуюсь я, испытывая одновременно шок и удивление. Шок — потому что я знаю, что Циско не играет, а удивление — потому что он был достаточно смел, чтобы преследовать сына Дона.

— Его смерть стала… ненужной. — Его глаза опасно блестят. — Он официально женат и вряд ли нарушит наши планы.

— Тогда зачем вы меня позвали, если у вас все продумано?

— Потому что, — Циско делает паузу, на его лице появляется однобокая улыбка, — война никогда не прекращалась. Война вечна, — его улыбка внезапно превращается в извращенную ухмылку.

— Верно, — добавляю я сухо. — И чем я могу быть полезен в этой вечной войне?

— Бенедикто ищет другого жениха, — закатывает глаза Амо. — И мы думаем, что у него есть несколько бизнесменов на примете.

— Рабочие интересы, — кивает Циско. — Мы не можем точно гарантировать, что он не обратится к кому-то еще, если мы не сделаем что-нибудь с его дочерью.

— И что у тебя на уме? — спрашиваю я, любопытствуя.

Циско может быть разным, но я никогда не слышал, чтобы он был жесток с женщинами. На самом деле, можно сказать, что по отношению к ним он самый человечный.

— Не волнуйся, дядя, — быстро говорит он, видя мое обеспокоенное выражение лица. — Она не такая уж невинная.

— Я удивлен, что Дарио до сих пор не трахнул ее, — вмешивается Амо, забавляясь. — Поскольку она трахается со всеми, — обращается он к своему кузену.

Я хмурюсь.

Независимо от нашей вражды с Гуэрра, я точно знаю, что Бенедикто — очень традиционный человек. Я сомневаюсь, что он позволил бы своей дочери сойти с рельсов, как они намекают.

— Объясни, — прошу я Циско, не обращая внимания на то, как Амо и Дарио дразнят друг друга своими бывшими завоеваниями.

— Она очень популярна в кругах высшего общества, и ходят слухи, — пожимает он плечами.

— И ты веришь этим слухам?

— Верю. У меня нет причин не верить. Есть множество рассказов о том, как она распутничает. А вечеринки, которые устраивают эти нувориши¹, — присвистывает он. — Ты никогда в жизни не видел столько кокаина.

— Он прав, — перебивает Дарио. — Я был на нескольких, и, чувак, эти богатые девушки? — он качает головой, с довольной улыбкой на лице, — они сосут член лучше, чем опытная шлюха. Без обид, дорогуша, — он похлопывает женщину, все еще сосущую его член.

— Никогда не видел, чтобы кто-то так охотно соглашался на перепихон. Стоит только послушать, как они жалуются на проблемы богатых девушек, и у них поднимаются юбки, — смеется он.

— И Бенедикто знает об этом? — спрашиваю я, нахмурив брови.

Я просто не могу поверить, что такой традиционный человек, как Бенедикто, будет стоять в стороне и позволять своей дочери вести себя подобным образом. Это не только ее репутация, но и честь семьи.

Циско пожимает плечами.

— Не думаю, что у него есть уши, чтобы слышать. Джианна — зеница ока своего отца. Судя по всему, он организовал союз с Агости, потому что Джианна этого хотела. Ты знаешь о драме с его первой женой, — закатывает он глаза.

Бенедикто может быть традиционалистом, но он не менее лицеприятен, чем другие мужчины. Его первый брак был по расчету, и все знали, что между ним и его женой не было утраченной любви. У него было двое детей от нее, Джианна и ее брат Микеле. Но незадолго до рождения Микеле он встретил и полюбил Козиму, бедную итальянку из Бронкса в первом поколении. Она быстро стала его любовницей, и все его внимание было сосредоточено только на ней.

Подозрительно, что его жена умерла вскоре после того, как родила Микеле. К этому времени Козима тоже забеременела, и Бенедикто не теряя времени женился на ней, чтобы узаконить их ребенка — Рафаэло.

— Джианна не ладит с Козимой, — продолжает Циско. — Поэтому, как любой мужчина, полный сожаления, Бенедикто компенсирует это тем, что балует ее. Он просто ослеплен своей послушной дочерью. Неужели ты думаешь, что такой человек поверит, что она не идеальна?

— Я не понимаю. — бормочу я. — Разве поведение Джианны не отразится на всей ее семье? Я никогда не слышал, чтобы мужчина позволял женщине в своей семье такие вольности.

— Могу заверить тебя, дядя, что он и не подозревает об этом. Джианне разрешено ходить в ее частную академию и на званые вечера с другими людьми из ее круга богатых девушек. Для внешнего мира все выглядит шикарно и изысканно. Вспомни мероприятия с дегустацией икры и вина. Тебе нужно поприсутствовать на одной из таких вечеринок, чтобы понять, что происходит на самом деле.

Я ворчу, вспоминая свои собственные столкновения с детьми из трастового фонда в те времена. Циско прав, что снаружи все выглядит абсолютно идеально. Это, конечно, прекрасно помогает скрыть тот факт, что они гниют изнутри.

Все эти люди с Уолл-стрит и их богатое окружение делают вид, что их деньги чисты, хотя на самом деле у них у всех есть секретные счета на Каймановых островах.

По крайней мере, мы честны в том, что мы не честны.

— То, чего он не знает, не может ему навредить. Его бизнес барахтается, дядя. Скоро он начнет отчаянно искать себе союзника, который вытащит его из финансовой неразберихи, в которую он попал. И последнее, о чем у него будет время беспокоиться, это о том, чем занимается его дочь в пятницу вечером. Или с кем, — ухмыляется он. — И по моим последним данным, у него уже есть список запасных женихов.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — в моей челюсти дергается мышца.

— Я хочу, чтобы ты превратил слухи в реальность. — Поворачивается он ко мне, его выражение лица серьезно.

— Прости? — Я смеюсь.

— Слухи — это слухи. Люди сами решают, верить им или… нет. Но мы не можем так рисковать, — он коварно улыбается. — Мы не можем допустить, чтобы какой-либо потенциальный жених женился на ней. И вот тут в дело вступаешь ты.

— Господи, Циско. Ты хочешь, чтобы я изнасиловал девушку?

— Изнасиловал? — хмурится он. — Конечно, нет. Соблазнил? Да, — его губы растягиваются в широкую улыбку, что сверкают белые зубы. — Или принудительно совратил, — пожимает он плечами. — Выбирай сам.

Я смотрю на него мгновение, прежде чем разразиться смехом.

— Соблазнить ее? — спрашиваю я. — С таким лицом? — показываю на свои шрамы, но он, похоже, не разделяет моего веселья.

— Действительно. Не знаю, слышал ли ты о Джианне, но она сногсшибательна.

— О да. — И Амо, и Дарио соглашаются.

— Хотелось бы мне быть на твоем месте, — продолжает Дарио со вздохом.

— Тогда почему бы тебе не сделать это? — отвечаю я.

— Потому что, — вмешивается Циско, прежде чем Дарио успевает ответить, переключая наше внимание обратно на него. — Они знают нас. Они знают, как мы выглядим, и ни один Гуэрра не позволит ДеВиллю приблизиться к ним. С другой стороны, ты, — он делает паузу, изучая мое лицо. — Ты не только отсутствовал последние пять лет, но и никто не узнает тебя с твоим новым обликом.

— Скажи мне, что ты это несерьезно, — стону я. — Почему бы просто не убить ее?

— Мы не убиваем женщин, — снисходительно парирует он. — К тому же, смерть — это слишком достойно. Мне нужно, чтобы ее падение с небес было публичным, громким и попросту унизительным.

— Черт, Циско, ты действительно планировал это, не так ли? — я качаю головой, вся эта идея кажется мне безумной.

Во-первых, потому что кто, блядь, станет жертвой моего неотразимого обаяния? А во-вторых, потому что Циско прекрасно знает, что я не связываюсь со шлюхами — ни платными, ни неоплачиваемыми.

— Конечно, — ухмыляется он. — Осквернить, опозорить, уничтожить. Это твоя миссия. Я хочу, чтобы ты превратила эти слухи в реальность, чтобы никто не сомневался в том, какой женщиной является Джианна Гуэрра.

— Я уверен, что она упадет прямо в мои объятия. Если не убежит при виде моего лица, — ворчу я. — Сколько ей лет? — быстро трезвею, вспоминая, что она не может быть старше двадцати или около того.

— Ей недавно исполнилось восемнадцать. — отвечает Циско, внимательно наблюдая за мной.

— Восемнадцать? — я прищуриваюсь. — Она едва достигла совершеннолетия, Циско. Она еще ребенок. — Качаю головой в отвращении.

— И что? — он пожимает плечами. — Она Гуэрра. А значит, она враг, дядя. Значит, что она — законная добыча.

— Циско, — стону я в разочаровании.

Из всего, о чем я думал, он попросит меня сделать, я никогда не думал, что он зайдет так далеко, чтобы разрушить Гуэрра. Ненавижу ли я их? Так же сильно, как и следующего ДеВилля. Но она едва легальна, черт побери. Господи, может я и не настолько стар, чтобы быть ее отцом, но я точно достаточно стар, чтобы быть кем-то.

Она на сколько… двенадцать лет младше меня?

— Я не буду этого делать, — твердо отвечаю я, ложа руку на пистолет, чтобы убирать его в кобуру и встаю, чтобы уйти.

— Дядя, — голос Циско меняется, когда он окликает меня. — Могу я напомнить тебе, кому ты присягал на верность?

— Да. Твоему отцу, — отвечаю я, слегка повернув голову. — И не думаю, что он одобрил бы гребаного ребенка в качестве мести Гуэрра.

— И я принимаю решения с его благословения. Давай не будем забывать ни на минуту, кто в каком положении, — он приподнимает бровь. — Ты поклялся сделать все для благополучия семьи. А я говорю тебе, что эта миссия требует твоих навыков. И когда босс говорит тебе что-то, что ты делаешь?

Циско смотрит на меня твердым, выжидающим взглядом, и я понимаю, что он загнал меня в угол. Я не могу отказаться от задания, когда именно Семья вытащила меня из тюрьмы.

— Я сделаю это, — бормочу я, возвращаясь на свое место.

Я всегда был предан до мелочей и никогда не ставил под сомнение решения своего Дона. Но в этом случае? У меня плохое предчувствие.

Это может закончиться только одним — катастрофой.

Взяв со стола папку, он бросает ее мне.

— Я наметил план.

Открыв папку, я смотрю на свою новую личность, с подробной историей работы и военным прошлым.

— Ты станешь ее телохранителем.

И вдруг становится ясно, почему меня выпустили из тюрьмы раньше. Почему меня специально выбрали для этой работы.

Потому что я идеальный послушный солдат.

Потому что нет никого другого, кто бы слепо соглашался со всем, что скажет босс.

Спустя неделю, я вооружился знаниями обо всем, что касается Джианны. Циско не шутил, когда говорил, что она далека от невинности.

Вечеринки с алкоголем, наркотиками и сексом. Оргии в пентхаусах на Пятой авеню. Обмен партнерами, как обмен одеждой.

Она похожа на женское обличие Дарио.

И это вызывает у меня еще большее отвращение к моей миссии.

Мне не только придется делить с ней пространство и притворяться, что защищаю ее, но и в конце концов прикасаться к ней.

Я хмурюсь при этом, мысль о прикосновении вызывает у меня отвращение. Я не знаю, что было в голове Циско, когда он дал мне это задание, ведь он знает, что у меня есть свои заморочки с распутными женщинами, ярким примером которых является моя собственная мать.

Но мало того, что она раздвигает ноги перед кем попало, она еще и злобная девчонка.

Боже, я внимательно изучил столько статей о ее возмутительном поведении, что был совершенно потрясен тем, что такая мерзкая женщина может существовать.

От унижения и предательства своих друзей до припадков на публике и игр с чувствами людьми, я не думаю, что есть что-то, в чем Джианна не виновна.

Есть подробные рассказы о том, как она набросилась на персонал ресторана, дошло до того, что она выплеснула миску супа на официанта, который просто поинтересовался, нравится ли ей еда. Мужчина был вымазан в еде, а Джианна продолжала унижать его до тех пор, пока он чуть не разрыдался.

Могу с уверенностью сказать, что я уже представляю, какой шквал оскорблений она обрушит на меня, когда увидит мое лицо.

Натянув кепку пониже, я стараюсь слиться с толпой, блуждая глазами по окрестностям.

И вот она здесь.

На секунду мне приходится напомнить себе, что нужно дышать. Парни не шутили.

Она сногсшибательна.

Фотографии не передают ее красоты.

Светло-медовые волосы, доходящие до колен, она заплела в косу, и скрепила розовым бантом. Весь ее наряд — розовый.

На ней юбка и блейзер, оба короткие и обрезанные, чтобы соответствовать летней погоде. Под блейзером я замечаю прозрачный белый топ, сквозь который проглядывает кожа, а белый бюстгальтер выставлен на всеобщее обозрение.

Ее одежда не слишком хорошо маскирует то, что скрывается под ней, и черт меня побери, если она не выглядит как воплощенная в жизнь фантазия любого мужчины.

И она не похожа на ребенка. Нет, она полностью женщина.

Длинные ноги, тонкая талия, груди идеального размера — у нее тело, созданное для секса. И не для нежного секса, а для секса у стены, с ногами, обхваченными вокруг талии, с подпрыгивающими в воздухе сиськами.

Внезапно я понял, почему никто не откажется от приглашения между ее бедер. Ей, вероятно, достаточно кивнуть мужчинам, и они упадут перед ней на колени.

— Проклятье, — бормочу я, когда она поворачивается, ее маленькие брови нахмурены.

Если ее тело — воплощение трахабельности, то ее лицо из тех, о которых поэты пишут сонеты.

Не я. Определенно не я.

Но, черт возьми, если бы у нее не было самого изысканного лица, которое я когда-либо видел. Изящное лицо в форме сердца, полные губы и большие светящиеся глаза — она похожа на ожившую куклу.

И я, конечно, не единственный, кто так думает.

Джианна ходит с задранным носом, как будто оценивает всех и находит в них недостатки. Позади нее толпа мужчин следует за ней, все с одинаковым взглядом потерянного щенка, как будто одно ее признание будет манной небесной.

Она движется, и они следуют за ней.

И я тоже.

Держась на расстоянии, молча наблюдаю за ее действиями.

Она рассматривает какие-то туфли, берет пару с полки и садится рядом, чтобы примерить их.

Я зачарованно наблюдаю, как она снимает босоножки, ее ноги такие же маленькие и изящные, как и вся она.

Черт побери!

Мне приходится повторять мысленные упражнения и перечислять все, что я знаю о ней, чтобы не реагировать. Но даже малейшее движение ее пальцев, когда она проводит по своим икрам, чертовски чувственно, и мой член отказывается внимать моим мысленным предупреждениям.

И я не один такой.

По крайней мере, у нескольких мужчин наблюдается видимая эрекция, они просто наблюдают за ней с благоговением, их глаза следят за каждым ее движением.

Один довольно нетерпеливый парень спешит помочь Джианне, протягивая ей вторую туфлю, чтобы она надела ее, его пальцы касаются ее руки.

Черт.

Не думаю, что за всю свою жизнь я видел такую внезапную трансформацию.

В один момент она выглядит безмятежной, ее красота почти неземная, а затем все ее лицо превращается в пеструю массу гнева.

Выхватив туфлю из его руки, она встает, ее глаза стреляют в него кинжалами, когда она что-то говорит.

Я придвигаюсь ближе, пока звук ее голоса не достигает моих ушей.

— Кто-нибудь давал тебе разрешение прикасаться ко мне? Своими грязными руками?

Мужчина не отвечает, спокойно принимая все ее оскорбления.

Она кричит на него, называя его именами, которые не должна знать ни одна молодая леди ее возраста.

Видимо этого недостаточно, потому что она заходит на шаг дальше: роняет туфли, протягивает руку и ударяет его ладонью по щеке, раздавая звонкую пощечину, которая привлекает всеобщее внимание.

Покачав головой, Джианна хмурится, и быстро надевает босоножки. Затем, схватив свою сумку, выбегает из торгового центра и садится в ожидающую ее машину.

Не очень удивленный ее вспышкой, я смотрю вслед удаляющемуся седану и понимаю две вещи.

Прикосновение к ней не должно быть таким уж сложным, если мне удастся заглушить отвращение к ее прошлому. В конце концов, она достаточно аппетитна для перепихона.

Но больше всего ей нужен урок.

Ее нужно подтолкнуть, чтобы она упала со с небес на землю и поняла, что ее красота не дает ей карт-бланш вести себя как грубиянка.

Ах, внезапно эта миссия не кажется такой уж сложной.