Опороченная

Глава 20

Басс

Поднеся стакан к губам, я наклоняю голову, чтобы никто не мог увидеть моего лица. Не хочу, чтобы дети начали кричать.

Тем не менее, мой взгляд прикован к ней.

Одетая в черные джинсы и белую футболку с логотипом ресторана, Джианна ходит от столика к столику, принимая заказы и как-то не обращая внимания на то, что все мужчины смотрят на ее тело, как на блюдо из меню.

Я стискиваю зубы, наблюдая за тем, как они провожают ее взглядами, необходимость доказать всем, что она не свободна, пожирает меня.

Но я не могу этого сделать. Не тогда, когда я должен вести себя наилучшим образом.

Прошло две недели с тех пор, как я был в ее квартире, но каждый божий день я занимаю столик в ресторане и наблюдаю за ней.

Я сказал ей, что это для ее защиты, потому что мужчины непредсказуемы, а реальный мир, как она любит его называть, опасен.

Поначалу она протестовала против моего присутствия, но постепенно начала привыкать.

В конце концов, у меня каждый день один и тот же график.

Утром я появляюсь у ее двери, чтобы проводить ее на работу. Жду ее на рабочем месте, пока она не закончит, а потом провожаю ее домой.

Мне очень повезло, что ее домовладелец увидел, как я сжимаю кулаки, когда объявил, что соседнее с ней помещение внезапно освободилось.

И теперь мне не нужно беспокоиться о том, что с ней что-то случится, так как я всегда буду рядом.

Но этого недостаточно.

Этого никогда не будет достаточно.

Не тогда, когда она едва может смотреть на меня, а тем более говорить со мной.

Даже когда мы идем домой ночью, она спокойно делает вид, что меня нет рядом.

И мне это чертовски не нравится.

Вначале я думал, что со временем она придет в себя, если поймет, что я настроен серьезно. Но сейчас…

— Вам повторить? — спрашивает кто-то, и я бросаю быстрый взгляд на официантку, ворча.

— Знаешь, у тебя нет с ней шансов, — продолжает она. — Тебе лучше уйти, пока это не стало жутким. Просто дружеский совет, — говорит она, прежде чем исчезнуть.

Я сужаю глаза в том направлении, куда она ушла.

Конечно, люди подумают, что я чертов псих, если нахожусь здесь почти двадцать четыре часа в сутки. Но она не ошибается. В какой-то момент у людей возникнут подозрения, а кто-то даже вызовет полицию.

А это последнее, что мне нужно.

Хотя, если учесть, что у нас общая фамилия и такое же фальшивое, но, тем не менее, настоящее свидетельство о браке, то, возможно, я смогу сделать что-то еще.

При этой мысли на моих губах появляется улыбка.

И когда официантка останавливается возле моего столика, чтобы налить кофе, я вскользь добавляю эту информацию.

— Эта женщина, — показываю я на Джианну. — Это моя жена.

Ее глаза расширяются от шока, она смотрит на Джианну и снова на меня, вероятно, не в силах поверить, что кто-то с ее красотой может выйти замуж за такого, как я.

— Я просто присматриваю за ней, — пожимаю я плечами. — Вокруг полно всяких мерзавцев.

— Верно, — отвечает она с неубедительным видом.

Через некоторое время я вижу, как она шепотом разговаривает с Джианной, и понимаю, что она пересказывает мои слова. Особенно, когда Джианна идет ко мне, и на лице у нее написан гнев.

А вот и мое солнышко.

— Что ты себе позволяешь, — шипит она. — Как ты мог сказать ей, что мы женаты?

— Но ведь мы женаты, не так ли? — Я ухмыляюсь, напоминая ей о фальшивых удостоверениях.

— Боже, — стонет она, поднимая руку, чтобы помассировать виски. — Мне надоели твои выходки, Басс. Ты должен прекратить это.

— Почему? — Вскидываю на нее брови. — А, подожди. Потому что ты хочешь найти свою вечную любовь, а ты не можешь этого сделать, если мы женаты.

— Мы не женаты, — огрызается она.

— Здесь написано, что женаты, — самодовольно отвечаю я, доставая из бумажника свое удостоверение личности и указывая на фамилию.

— Ты же знаешь, что это неправда, — закатывает она глаза.

— Но они об этом не знают, Лара.

— Ты заходишь слишком далеко, Басс.

— Нет. Я просто убеждаюсь, чтобы люди знали, что ты под запретом. — Пожимаю плечами, откидываясь на спинку кресла.

— Ты сказал, что оставишь меня в покое.

— Я такого не говорил. Это ты предположила. Я сказал тебе, что дам тебе время, но привыкай к этому, потому что я буду в твоей жизни, хочешь ты этого или нет.

Возмущение медленно проступает на ее лице, но по тому, как ее маленькие ручки сжимаются в кулачки, а губы сжимаются в тонкую линию, я понимаю, что задел нерв.

— Черт бы тебя побрал, Басс, — и она, повернувшись на пятках, возвращается к своей работе.

Проводив ее до двери, я отправляюсь в свою квартиру, все это время размышляя о том, что я могу сделать, чтобы изменить ее мнение.

Дело в том, что даже мне так чертовски противно то, что я с ней сделал, что я и себе бы этого не простил. Но это не значит, что я остановлюсь. Не тогда, когда она — моя единственная причина жить.

Я начинаю отжиматься, думая, что физические упражнения могут прояснить мою голову и дать мне новые идеи.

Поскольку близость, похоже, не очень-то помогает, мне придется сменить тактику. Но я знаю Джианну, и я также знаю, что причинил ей много боли. Никакие извинения не помогут, пока она не будет готова простить меня — если вообще будет готова.

Она права в том, что у нее наконец-то появился шанс жить на своих условиях, и я не сделаю ничего, что могло бы поставить это под угрозу.

Я уже наполовину закончил свой подход, когда услышал какие-то звуки с другой стороны стены. Я хмурюсь.

Туд. Туд. Туд.

Похоже на звуки ремонта. А зная Джианну и ее отсутствие опыта в таких делах, я очень сомневаюсь в этом.

Страх поселяется в моем животе, и я, не думая, бросаюсь к ней, громко стуча в дверь.

— Джианна! Открой!

Мысли о том, что кто-то вломился в ее квартиру или на нее напали, проносятся в голове, и я уже в шаге от того, чтобы выломать дверь.

— Что такое? — Наконец-то, она открывает дверь, невнятно произнося слова. Все ее лицо залито слезами, а на внутренней стороне руки — рана.

— Солнышко, — говорю я и вхожу внутрь, закрывая за собой дверь.

Джианна сжимает бутылку с алкоголем, кровь течет по ее руке и по бутылке.

Она смотрит на меня со смесью счастья и печали, в уголках ее глаз еще больше слез.

— Я тебя ненавижу, — мямлит она, делая шаткий шаг вперед и тыча в меня пальцем. — Я ненавижу тебя, мать твою! Почему ты не можешь оставить меня в покое?

— Солнышко…

— Не солнышкай мне тут! Ты сукин сын! — говорит она перед тем, как наброситься на меня. Бросив бутылку на пол, она начинает бить своими маленькими кулачками мне в грудь, и мое сердце разрывается от ее жалких попыток.

В ее глазах столько боли, и я чувствую себя самым ужасным ублюдком, потому что знаю, что этому причина я.

— Джианна, — шепчу я, позволяя ей выплеснуть на меня всю свою боль.

Ее маленькие удары почти не ощущаться, но когда она задевает некоторые из моих незаживших ран, мне приходится приложить все усилия, чтобы не шевелиться и позволить ей выплеснуть свой гнев.

Вскоре рыдания начинают сотрясать ее тело, и она вцепляется руками в ткань моей рубашки, зарываясь головой в мою грудь.

— Шшш, — медленно поглаживаю я ее по волосам.

— Почему? — хрипит она. — Почему ты не можешь оставить меня в покое, — шмыгает она носом, сморкаясь в мою рубашку. Что ж, если это будет частью моего наказания, я приму его.

Когда я вижу, что она немного успокоилась, я подхватываю ее на руки и несу на кровать. И тут я понимаю, что ее шкаф рухнул на пол — наверное, это и есть источник шума.

Осторожно положив ее на кровать, беру ее руку, чтобы осмотреть рану.

— Довольно неприятная рана, солнышко. Нужно перевязать, — мягко добавляю я, поднимая взгляд и замечая, что она внимательно смотрит на меня. Ее глаза покраснели и припухли, ресницы все еще влажные от слез.

Она отрывисто кивает, и я быстро возвращаюсь в свою квартиру за аптечкой.

— Что тебя так разозлило, что ты разрушила этот несчастный шкаф? — спрашиваю я, промывая рану и пытаясь отвлечь ее от боли.

— Ты, — дуется она. — Ты всегда меня злишь.

— Да? — усмехаюсь я. Злость — это хорошо, потому что это значит, что я ей не безразличен.

Я могу принять всю ее ненависть, злость и истерики. Чем больше, тем лучше, потому что это показывает мне, что я все еще влияю на нее.

— Ты хам, — продолжает она. — Зачем тебе нужно причинять мне столько боли? Почему ты не можешь быть мне безразличным? — Джианна тычет мне пальцем в грудь.

— Мне нравится, что я тебе не безразличен, — говорю я ей, ловя ее палец и поднося его ко рту, чтобы поцеловать.

— А мне нет, — вздыхает она.

Я пытаюсь как следует перевязать ее рану, но она продолжает двигаться, мешая меня.

— Джианна, сколько ты выпила? — спрашиваю я, наклоняясь ближе, и чувствую сильный запах алкоголя.

Она пожимает плечами, слегка отталкивает меня, а затем слезает с кровати и берет свою бутылку.

Подняв ее, она прищуривается, пытаясь определить, сколько она выпила. Но, судя по наполовину пустой бутылке, я бы сказал, что много.

— Недостаточно, — говорит она, поднося бутылку к губам, и отпивает.

— Проклятье, — ругаюсь я, хватаю ее и бутылку и разделяю их, заставляя ее при этом зашипеть.

— Более чем достаточно, — поправляю я ее.

Держа ее одной рукой, а бутылку другой, отвожу ее подальше. Она продолжает бороться за бутылку, ее лицо такое чертовски милое, когда она дуется на меня. Надутые губки делает ее лицо еще более очаровательным, когда продолжает размахивать руками, пытаясь достать бутылку.

— Больше никакой водки для тебя, — цокаю языком.

— Пожалуйста, — морщит она губы в попытке очаровать меня, но я уже направляюсь к раковине, чтобы вылить содержимое бутылки.

— Ты… — Джианна в ужасе смотрит, как жидкость стекает в канализацию. — Ты знаешь, как дорого это стоило? — Она бросается к раковине, с еще большим сожалением глядя на пустую бутылку.

— Запивая свои страдания, ты ничего не решишь.

— Нет, решу, — скрещивает руки на груди. — У меня будет хоть один момент покоя, когда ты не будешь вторгаться в мои мысли. — Она говорит уверенно, похоже, не понимая, что только что призналась, что думает обо мне.

— И как часто я вторгаюсь в твои мысли? — интересуюсь я, придвигаясь к ней ближе.

— Слишком часто, — незамедлительно отвечает она, прежде чем ее глаза расширяются, и она прикрывает рот рукой. — Я этого не говорила, — делает она слабую попытку отступить.

— Говорила, — улыбаюсь я, загоняя ее в клетку. — Не волнуйся. Я тоже часто думаю о тебе. Слишком часто, — наклоняюсь к ней, наблюдая за тем, как расширяются ее зрачки от моего приближения. Ее соски также затвердели под тонкой рубашкой, и я не могу сдержать волнения, которое возникает во мне от осознания того, что я ей не безразличен.

— Ты должен уйти, — шепчет она, не отрывая взгляда от моих глаз.

— Ммм, почему? — спрашиваю я, поднося руку к ее щеке.

— Ты должен уйти, — повторяет она, — пока я не наделала глупостей.

— Не наделала глупостей, говоришь? Например? — Тяну я, наблюдая, как румянец заливает ее щеки.

Она не двигается с места, пока я продолжаю ласкать ее лицо, перемещая руку вниз по шее и к декольте. Ее дыхание сбивается, губы медленно раздвигаются.

— Что ты собираешься делать? — призываю ее, потому что знаю, что у нее на уме, — у меня точно такая же мысль.

— Ты плохой, плохой человек, — говорит она мне, — и ты должен уйти. Сейчас же.

— Почему? Скажи мне почему, и я уйду.

— Потому что если ты этого не сделаешь…, — эти ее прекрасные глаза смотрят на меня так, как будто я знаю все ответы во Вселенной, и я чувствую, как моя грудь сжимается от незнакомого ощущения. — Ты меня возбуждаешь, и мне это не нравится. Нет, ты мне не нравишься, — она снова начинает тыкать пальцем мне в грудь, выглядя при этом слишком раскаявшейся из-за того, что я заставляю ее чувствовать себя так.

— Солнышко, — закрываю глаза, ее обаяние слишком сильное. Все-таки она пьяна, и я не собираюсь пользоваться ею таким образом. Даже зная, что если бы я сократил расстояние между нами и прижался к ее рту, захватив ее губы в обжигающий поцелуй, она бы не отказала мне. Скорее всего, она бы умоляла меня о большем.

А на утро возненавидела бы.

— Ты идешь спать, — скрежещю я не слишком ласково. Подхватив ее на руки, укладываю ее на кровать, накидывая на ее тело простыню, чтобы больше не искушать себя видом скрывающегося под ней роскошного чуда.

Она лениво потягивается в постели, кажется, забыв о нашем обмене репликами, устраивается поудобнее, вздыхает и закрывает глаза.

— Сладких снов, солнышко, — шепчу я, медленно поглаживая ее волосы и запечатлевая в своем сознании ее образ в таком виде.

Драгоценная. Она чертовски драгоценна, и я не могу поверить, что позволил Циско затуманить мой разум, когда должен был знать, что она никогда бы сделала ничего подобного.

Утром я держусь на расстоянии, по-прежнему следуя за ней и следя за тем, чтобы она была в безопасности, но больше не беспокою ее. Похоже, что чем больше я пытаюсь вклиниться в ее жизнь, тем больше причиняю ей боль, а это никогда не входило в мои планы.

Может, мне стоит сменить стратегию и перестать навязывать ей свое присутствие? И я пытаюсь это сделать.

Первую половину ее смены мне удается обманывать себя, что я прекрасно справляюсь с тем, чтобы не быть рядом и не присматривать за ней. На самом деле, я убеждаю себя, что смогу продержаться хотя бы час.

И когда я сажусь за свой обычный столик в ресторане, я вынужден признать, что не могу оставаться в стороне.

Я едва ли смогу прожить несколько минут без того, чтобы она не попала в поле моего зрения.

Она тоже замечает меня, когда я заказываю свое обычное блюдо, поджимает губы и смотрит на меня с непроницаемым выражением.

Я переключаю свое внимание на газету, читая раздел новостей, когда чувствую, что кто-то опускается на сидение рядом с моим.

— Что ты здесь делаешь? — я хмурюсь, когда вижу, что она ставит на стол тарелку с едой.

— У меня перерыв, — пожимает она плечами.

— Да, но что ты делаешь здесь?

Она ничего не отвечает. Вместо этого она копается в еде, ее глаза то и дело перебегают с меня на тарелку.

— Почему ты ушел вчера вечером? — наконец спрашивает она, набравшись смелости посмотреть мне в глаза.

Я наклоняю голову, изучая ее и пытаясь понять, о чем именно она спрашивает.

— Ты заснула.

— О, — кивает она, и в ее поведении появляется внезапная робость.

— Ты думала, что я не уйду?

Ее глаза расширяются от моего вопроса.

— Или, — я делаю паузу, сузив глаза. — Ты думала, что я воспользуюсь тобой?

Она пожимает плечами.

— А почему нет?

Меня удивляет ее беззаботное отношение к этому.

— Ты мог бы, знаешь ли, — продолжает она, играя с едой на своей тарелке.

— Я знаю. — Я хмыкаю.

— Тогда почему ты этого не сделал?

— Потому что ты бы возненавидела меня. И возненавидела бы себя. Мне не нужна половина тебя, Джианна. И уж точно я не хочу, чтобы ты позволяла мне прикасаться к себе только потому, что ты пьяна. Я хочу тебя. — Говорю я ей серьезно.

Она задумчиво кивает, и ее взгляд возвращается к еде.

Наступает тишина, и я просто наблюдаю за тем, как она, стараясь не выглядеть обеспокоенной, медленно подносит вилку к губам, чтобы откусить кусочек стейка.

Черт, как же она прекрасна.

Даже с новой внешностью она все равно выглядит как богиня.

— Ты сказал, что твой племянник показал тебе видеозапись со мной — или, по крайней мере, с кем-то, кто похож на меня, — вдруг заговаривает она. — Что это было?

— Почему ты хочешь знать?

— Я хочу понять, Басс. Я хочу знать, что могло заставить тебя думать, что я тебя так предам, — тихо говорит она.

И я это делаю. Я подробно рассказываю ей обо всем, что произошло на видео, наблюдая, как выражение ее лица меняется от любопытства до ужаса.

— И она была похожа на меня? — спрашивает она, ошеломленная.

— Они подделали видео. Но это выглядело так реально, — качаю я головой, стыдясь того, что мне нужно продолжать оправдывать свою ошибку.

Да, все выглядело реально, но я должен был больше доверять ей.

— Я не помню, что произошло той ночью. Я знаю, что пошла наверх с девочками, и они продолжали спаивать меня. Мне было весело. Впервые за всю жизнь мне было весело. Особенно зная, что ты рядом и со мной ничего не случится. Наверное, в какой-то момент я потеряла сознание, — задумчиво говорит она.

— И они забрали твое платье, чтобы снять видео, — добавляю я.

— Это ужасно, Басс. Почему… — Она качает головой, печаль охватывает ее черты.

— Мой племянник, Циско… не думаю, что он здесь, — добавляю я, поднося палец к виску. — Он также сделал это, — указываю я на свои шрамы.

Она несколько раз моргает, потрясенная.

— Это сделал он?

— Я был в тюрьме, — угрюмо признаюсь я, рассказывая ей о своем гнусном прошлом и о том, как Циско решил дать мне повод ненавидеть Гуэрру так же сильно, как и он сам, подстроив все так, будто за моим нападением стоял Франко Гуэрра.

— Это ужасно, Басс. У меня нет слов. Почему… почему он так поступил со своей собственной семьей?

Я поджимаю губы.

— После того как я покинул семью, я немного покопался. Судя по всему, год или около того назад Циско послал свою правую руку шпионить за твоим отцом. Он исчез.

Она нахмурилась, выглядя неубежденной.

— И все это из-за его правой руки?

— Ходят слухи, что они были больше чем просто друзьями, — гримасничаю я, ведь посмотрите, до чего меня довели слухи.

Но если бы он любил этого человека, то не стал бы так жестоко реагировать на его поступки, пренебрегая даже собственной семьей. Это также имеет смысл с учетом того, что я о нем знаю. В то время как все его двоюродные братья распутничали и занимались всем подряд, я никогда не слышал, чтобы Циско с кем-то вступал в связь. Может быть, он был влюблен в свою правую руку. Но поскольку любовь к другому мужчине недопустима в семье, и прежде всего для наследника, он мог и не действовать.

Что он сказал? Что Гуэрра отняли у него все.

Кто знает, скольким другим он причинил боль из-за этого? Вспоминается заявление Даию о том, что он обесчестил ее. Как далеко он мог зайти в своей мести?

— Вот почему ты был таким напряженным в тот день, — добавляет она краснея. — Теперь все понятно.

— Солнышко, — протягиваю руку через стол и беру ее в свою. — Я не буду сидеть здесь и возлагать всю вину на Циско, когда я знаю, что все это я сделал своими собственными руками. Он был чертовски умен, это точно. Он знал, что у меня были свои проблемы из-за смерти матери, а слухи о тебе только усугубили то представление о тебе, которое у меня уже сложилось, — говорю я, объясняя, что никогда не осознавал, насколько сильно репутация моей матери и ее смерть повлияли на меня.

— Басс, мне очень жаль, — шепчет она, но я останавливаю ее.

— Не надо. Я был всего лишь предвзятым ублюдком. Вот почему Циско было так легко отравить мой разум. Потому что он точно знал, куда бить. Он знал, что я ненавижу таких женщин, как моя мать, поэтому он нарисовал тебя такой же.

Она одаривает меня натянутой улыбкой.

— Вот почему я не сказала тебе, что девственница. С моей репутацией кто бы мне поверил? — она сухо смеется. — Ты, наверное, подумал бы, что я пытаюсь манипулировать тобой.

— Мне очень жаль, — крепко сжимаю ее пальцы. — И в этом есть и моя вина тоже. Я должен был сделать так, чтобы тебе было легче доверять мне. Поверить в то, что я поверю тебе.

Ее губы сжимаются в тонкую линию, и она опускает голову, почти стыдясь.

— Мои приступы паники начались после инцидента с Кларком, — признается она. — Я не могла позволить ни одному мужчине прикоснуться ко мне, иначе у меня был бы срыв.

— Черт, солнышко! Я должен был знать. Я должен был догадаться, потому что это было прямо передо мной. Но я был настолько самоуверенным, что не мог видеть дальше этого. Все, что я видел, это твою красоту и то, что каждый гребаный мужчина был одержим тобой, и этого было достаточно, чтобы поверить, что ты такая, как о тебе говорят.

Ее глаза расширяются от моей вспышки, но я продолжаю.

— Потому что я ненавидел это. Мне, блядь, была ненавистна мысль о том, что кто-то может к тебе прикоснуться. Мне было противно думать, что ты с другим мужчиной, и, черт возьми… иногда я проводил бессонные ночи, представляя тебя с другими… — Я с трудом вздыхаю, признание выливается из меня.

— Твоя неопытность была видна мне, но я был слишком слеп. Я был так поглощен тобой, что даже не подумал об этом, и это моя вина.

— Басс, — она вытирает губы и берет мою руку, ее прикосновение осторожное и успокаивающее. — Я могу сидеть здесь вечность и утверждать, что ты должен был доверять мне, что я никогда бы не предала тебя так, как ты видел в том видео. Но на самом деле, если бы роли поменялись местами, я не знаю, отреагировала ли бы я по-другому. Мы так много скрывали друг от друга… — Она качает головой. — Мы не знали друг друга. Такова реальность, и поэтому другим было так легко натравить нас друг на друга.

— И что будет с нами? Теперь. — Спрашиваю я, почти боясь ее ответа.

— Лара, твой перерыв окончен, девочка. Кайле нужна твоя помощь, — кричит кто-то Джианне.

— Сейчас приду, — говорит она, беря свою тарелку и то, что осталось от еды, и встает.

— Проводишь меня сегодня домой? — Джианна поворачивается ко мне и слегка улыбается.

Чувствую, как у меня самого губы подрагивают.

— Я буду ждать тебя, — киваю я ей.