Басс
Брызнув на лицо водой, делаю глубокий вдох и открываю глаза, чтобы увидеть в зеркале свои разрушенные черты. Уже не в первый раз мне хочется отвернуться, притвориться, что последних пяти лет не было. Что я не изменился.
Но я не могу. Не тогда, когда доказательства прямо передо мной.
Я все еще помню ночь, когда проснулся от того, что в моей камере были незнакомые люди, а громоздкие мужчины, удерживали меня на койке, пока кто-то орудовал ножом перед моим лицом. Думаю, мне повезло, что он только «приукрасил» меня, а не отнял глаз или два. Я должен быть благодарен за то, что все еще вижу, и, что сбежал из этого Ада. За то, что выжил.
Скользя взглядом по грубому шраму, который начинается от линии роста волос и идет по диагонали вниз до подбородка, я вижу только изменения — как внешние, так и внутренние. Последнее беспокоит меня больше всего, потому что внутри меня есть жестокость, которая хочет вырваться наружу. Потребность крушить все вокруг в безумном шоу разрушения. Потому что правда в том, что я больше не знаю, как быть нормальным.
Я не знаю, как вести себя с другими людьми, и не знаю, как остановить себя от того, чтобы видеть в каждом потенциальную угрозу.
Даже сейчас, неделю спустя, я все еще не могу по-настоящему заснуть: один глаз всегда открыт, чтобы убедиться, что никто не собирается нападать.
Я готовлюсь к опасности, как зверь в клетке, которого внезапно выпустили на свободу. Приманка дикой природы кажется коварной, поскольку в моем сознании живут только воспоминания о неволе.
И люди заметили. Все заметили.
Я отдал дань уважения своему брату в его доме, и даже он, прикованный к постели и едва владеющий всеми своими способностями, мог видеть, что я уже не тот.
Но в то время как большинство, похоже, настороженно отнеслось к моему новому «я», Циско увидел во мне то, чем можно воспользоваться.
Он сын своего отца.
Он знает, что под поверхностью что-то кипит. Что-то злобное и смертоносное, что он хочет использовать, чтобы уничтожить Гуэрра.
А мне так хочется драки, что я ему позволю.
В конце концов, моя жизнь началась и закончится в Фамильи. Я так долго был ее кулаком и щитом, что не знаю, как быть чем-то иным, кроме как орудием наказания. Тем более теперь, когда все мое существование в течение последних пяти лет вращалось вокруг использования моих кулаков.
Вернувшись на кухню, я занялся приготовлением еды. Помещение небольшое, и я выбрал эту квартиру именно из-за ее компактности.
После того как я вышел из тюрьмы, я не мог спать на прежнем месте. Слишком много открытого пространства приводило к паранойе, и я никогда не мог устроиться достаточно удобно, чтобы отдохнуть. Найдя небольшую квартиру-студию, где все было в одной комнате, я сразу же переехал.
В том, что у меня нет свободы передвижения, есть своя степень привычности, даже когда я знаю, что теперь я свободен.
Мое внимание привлекает жужжащий звук. Оставит посуду на столе, я медленно отхожу от кухни, следуя за посторонним звуком. У меня закладывает уши, и хотя какая-то часть меня думает, что это моя больная паранойя, я не собираюсь рисковать.
Встав на пальцы ног, я незаметно двигаюсь к источнику звука, мои мышцы напряжены, а кулаки сжаты и готовы к действиям. И в этот момент мне хочется, чтобы кто-нибудь попытался ворваться. Просто чтобы у меня был повод выплеснуть эту жестокость из себя.
Как и ожидалось, дверь сотрясается несколько секунд, прежде чем ручка медленно поворачивается.
Я прижимаюсь к стене, ожидая, пока тот, кто находится по ту сторону, войдет. Мне достаточно увидеть очертания силуэта, и я начинаю действовать.
Вытянув руку в сторону, я наношу удар по его шее, попадая в адамово яблоко и заставляя его со стоном упасть на пол.
Адреналин бурлит в моих венах, я готов расправиться с этим ублюдком, и к черту последствия. В этот момент я вижу только свои кулаки измазанные кровью, костяшки пальцев, и ломающиеся кости.
Но намек на светлые волосы выводит меня из состояния ярости, мои брови сходятся вместе, когда я понимаю, кто мой незваный гость.
— Дарио, — бормочу я себе под нос, разочарование поселилось глубоко в моем нутре.
Черт, сегодня я никого не убью.
Все это время я вел себя хорошо. Я говорил себе, что пока я никого не убиваю и не нападаю без причины, я в порядке. Но это не значит, что я не жду момента, когда кто-то нападет на меня. Это повод, который мне нужен, чтобы дать себе волю. Чтобы, наконец, почувствовать что-то знакомое, наблюдая, как жизнь покидает тело.
И когда я смотрю на жалкую фигуру моего племянника, я могу только покачать головой, повернуться и направиться на кухню, чтобы продолжить готовить еду.
— Ты мог… — хрипит он, пытаясь подняться с пола, — убить меня.
— Я бы убил, — отвечаю я, возвращая свое внимание к плите.
— Черт, дядя, так вот как ты меня приветствуешь? — он пытается отшутиться, и пошатываясь, направляется ко мне.
Я смотрю на него краем глаза, воздерживаясь от того, чтобы не фыркнуть по поводу его не самой лучшей физической подготовки.
Дарио выглядит именно так, как можно было бы ожидать от избалованного ребенка, не привыкшего к трудностям жизни. Высокий и долговязый, нет никакой мышечной массы, ничего, что помогло бы ему выстоять против кого бы то ни было. Но, впрочем, ему это и не нужно. Для этого у него есть многочисленные телохранители.
Его ветреное поведение не вращается вокруг смерти, крови или насилия. Нет, его волнует только секс или наркотики. Не то чтобы я не замечал, как он шмыгает носом, постоянно прикасаясь пальцами к ноздрям. Я провел достаточно времени с наркоманами, чтобы узнать их. Дарио в полной мере соответствует своему образу избалованного ребенка.
— Ты ведь знаешь, что ненужно провоцировать меня, мальчик. Ни в коем случае, — я вскидываю бровь.
Он знает, что еще до того, как я попал в тюрьму, я был закаленным человеком. Так бывает, когда тебя с раннего возраста учат использовать кулаки вместо слов.
Он закатывает на меня глаза и садится за маленький столик в центре комнаты.
— Замечательное жилье, — ехидничает он, с отвращением оглядываясь вокруг. — Очень… просторное.
— Осторожнее, Дарио. Меньше места для меня, чтобы поймать тебя и…
Один взгляд, и он замолкает, досадливо поджав губы.
— Зачем ты пришел? — Я сразу перехожу к делу, не желая наслаждаться его обществом дольше, чем это необходимо.
Он может быть моей кровью, что обязует меня защищать его, но это не значит, что я должен любить этого маленького засранца.
— Мой кузен передает тебе привет, — фыркает Дарио, кладя конверт на стол.
— Что это? — Я хмурюсь.
— Новое расписание Джианны. На этой неделе ты должен сделать свой ход. — Он пожимает плечами. — Циско сказал, что ты можешь использовать его людей, чтобы делать все, что ты захочешь, но тебе нужно получить эту работу к концу недели.
— А если не получу? — я поднимаю бровь.
Признаю, я не торопился, потому что ее возраст меня смущает — независимо от того, насколько она сексуальна. Я могу быть орудием мести семьи, но даже у меня есть свои угрызения совести, какими бы редкими они ни были.
— Не моя забота. — Он встает. — Ты лучше меня знаешь, что случается с людьми, которые не выполняют приказы босса. Твоя сестра все еще на Сицилии, не так ли? — у него хватает наглости ухмыляться.
Я едва сдерживаю себя, окидывая его взглядом.
— Моя сестра — тетя Циско.
— Ты немного опоздал на вечеринку, дядя. Циско уже не тот мальчик, которого ты знал раньше, — он подходит ближе ко мне, и впервые на его лице появляется серьезное выражение. — Он не не бросает слов на ветер. — говорит он, и по его лицу проходит эмоция.
Прежде чем он поворачивается, чтобы уйти, я хватаю его за плечо, удерживая на месте.
— Что он сделал?
Медленно поднимая взгляд, он моргает. И на мгновение кажется, что незрелый Дарио исчезает.
— Чего он не сделал? — сухо рассмеялся он. — Прислушайся к предупреждению. Когда Циско чего-то хочет, он это получает. Ему все равно, кто пострадает в процессе, — говорит он и вдруг снова становится беззаботным, одаривая меня насмешливой ухмылкой, когда направляется к двери.
Я стою вдалеке, наблюдая, как Джианна выходит из машины, а ее телохранитель следует за ней. Прямо перед входом в магазин она встречается с другой девушкой, кажется, ее возраста. Они обе хихикают, обнимая друг друга, и ждут, пока консьерж откроет им дверь.
Впервые за много лет я одет в костюм, пытаясь продемонстрировать респектабельность, поскольку, несомненно, я буду осмотрен с ног до головы, как только войду в модный магазин.
Сдвинув очки повыше, чтобы скрыть хотя бы половину той чудовищности, которая скрывается под ними, я иду следом.
Человек, отвечающий за дверь, бросает на меня странный взгляд, но широко распахивает ее передо мной. Весь выставочный зал заполнен прозрачными стеклянными витринами, в которых хранятся невероятно дорогие украшения.
Единственные, которые Джианна могла бы носить.
Я держусь на расстоянии, делая вид, что изучаю некоторые модели, стараясь не обращать внимание на назойливого продавца-консультанта, который следует за мной как тень.
Как и в прошлый раз, когда я ее видел, Джианна выглядит совершенно потрясающе в желтом сарафане, ее кремовые плечи обнажены и привлекают всеобщее внимание к жемчужно-белой коже. И когда она обращает свою сияющую улыбку к продавцу-консультанту, я понимаю, что в ее присутствии любой бы превратился в истекающего слюнями дурачка.
Но, черт, она прекрасна.
Если бы я не знал, какая она мерзкая, я бы, возможно, больше наслаждался своим заданием. А так я могу только сожалеть, что такое совершенное лицо потрачено впустую на дерьмовое человеческое существо.
Словно похотливый старик, позволяю своим глазам блуждать по ее щедрым изгибам, по глубокому декольте платья, которое подчеркивает вздымающиеся груди при каждом вздохе.
Ей уже восемнадцать.
Мне приходится повторять про себя эту информацию, хотя она нисколько не уменьшает отвращения, которое я испытываю к самому себе за то, что меня так тянет к ней.
И как раз в тот момент, когда я не скрываю, что рассматриваю ее, она слегка поворачивается, поднимает голову, и ее глаза встречаются с моими. Невозможно не заметить презрения, которое сменило былое дружелюбие. Ее верхняя губа кривится в усмешке, хмурый взгляд овладевает ее чертами, а ее красота затмевается насмешливой снисходительностью.
Джианна смотрит на меня не дольше минуты, прежде чем с раздражением отворачивается и снова обращает свое внимание на продавца-консультанта.
И она так же сука.
Напоминание об этом — как холодный душ, и, взглянув на часы, я замечаю, что до столкновения осталось всего несколько минут.
Увлеченная разговором, Джианна поворачивается так, что ее спина оказывается в поле моего зрения. Сознательно или нет, но я чувствую потребность раззадорить ее. И когда я подхожу ближе, я замечаю, как напрягаются ее плечи, вероятно, осознавая, что я нахожусь всего в нескольких шагах позади нее.
Ее руки сжаты в кулаки, и когда ее подруга задает вопрос, ей требуется мгновение, чтобы ответить.
Я ей отвратителен.
Даже в очках на моем лице все равно виден шрам — белая линия, тянущаяся через всю щеку. Мой вид, вероятно, оскорбляет ее нежные чувства, привыкшие к роскоши и красивым, никчемным мальчикам, которые, скорее всего, трахаются так, как и делают все остальное — с энтузиазмом ленивца.
— Что-что прости? — Джианна просит подругу повторить свой вопрос.
— Почему ты не сказала мне, что трахалась с Максом Коннором. Я должна была узнать это от Эмили, — закатывает глаза ее подруга.
Все мое тело напрягается, губы подрагивают от досады. И в голове возникают образы этого сексуального создания в постели с каким-то неуклюжим мальчишкой и его членом, входящего и выходящего… Мои ноздри раздуваются, когда я понимаю, насколько отвратительна эта мысль. Даже зная все о ее репутации, услышать об этом из первых уст, кажется, что-то делает со мной.
— Я не из болтливых, — хихикает она, пренебрежительно машет рукой и переключает свое внимание на украшения.
— Да ладно. Ты же знаешь, что мне интересно, — продолжает девушка воодушевленным голосом. — Насколько большой у него член? — спрашивает она заглушая голос.
— Серьезно, Мари? Это то, что ты хочешь знать? — Джианна качает головой, не желая продолжать разговор с подругой. Вместо этого она обращается к продавцу-консультанту, прося примерить несколько вещей.
Стоя нескольких шагах позади, и делая вид, что рассматриваю витрину с украшениями, я вижу, как Джианна тихонько подает сигнал своему телохранителю.
Два шага, и его рука оказывается на моем плече.
— Не могли бы вы пройти со мной, — раздается его голос у моего уха, и мои губы растягиваются в улыбке.
Если раньше я думал, что задел ее, то теперь я уверен.
Ах, но это сделает мою победу намного слаще, зная, что я действительно ей противен. Посмотрим, как она будет себя чувствовать, когда снизойдет до общения с этим чудовищем.
Тем не менее я не должен действовать. Не сразу.
Потому что как раз в тот момент, когда я поворачиваюсь, чтобы ответить ее телохранителю, дверь в магазин открывается. Входят пятеро мужчин в черных балаклавах, дико размахивая пистолетами.
Первым падает консьерж, когда пытается бороться с одним из мужчин в маске.
Меня тут же забывают, так как телохранитель пытается поспешить к Джианне, приказывая ей пригнуться.
Но я вытягиваю ногу, ставя ему подножку, и вместо этого он падает на пол.
Один кивок мужчинам, и я лежу на животе, ведя себя так же, как и другие заложники.
В качестве угрозы мужчины делают несколько выстрелов в потолок, быстро передавая менеджеру магазина список требований.
Надо отдать телохранителю должное. Даже когда мужчины направляют оружие на всех в магазине и приказывают им оставаться на месте, он пытается ползти к своей подопечной.
В голову приходит странная мысль, и мне приходится задуматься о характере их отношений. Тем более что Джианна продолжает звать его по имени приглушенным голосом.
Мануэлло.
Любовник он или нет, но живым ему отсюда не выйти. Раньше я был уверен. Но теперь…
Несколько стеклянных витрин отделяют нас с Мануэлло от Джианны и ее подруги. А поскольку нижняя часть сделана из дерева, мы не можем видеть их, а они не могут видеть нас.
Улыбка тянется к моим губам, когда я обхватываю рукой ногу Мануэлло, легко притягивая его к себе. Его глаза расширяются, видя мое выражение, а брови сходятся вместе, в хмуром выражении.
Но удивление недолговечно, так как я продолжаю его держать.
Мало того, что он должен умереть сегодня, чтобы план удался, так я еще и понял, что мне не совсем нравится его лицо — или тот факт, что он, возможно, слишком серьезно относится к своей охране. Иронично, учитывая, что я планирую сделать то же самое.
И когда он открывает рот, чтобы протестовать, пытаясь оттолкнуть меня от себя, я просто тянусь другой рукой к его шее, мои пальцы плотно прилегают к его горлу, и я быстро сжимаю его. С той силой, которую я прилагаю, с его губ срывается лишь несколько едва слышных звуков. И когда я надавливаю на его адамово яблоко еще чуть-чуть, я чувствую, как вся его гортань рушится под моими пальцами. Еще один рваный вздох, и он уходит — навсегда.
Какая-то часть меня сожалеет об обстоятельствах убийства, мне хочется подарить ему более жестокую смерть, когда я представляю, как он охраняет Джианну — охраняет очень хорошо.
Шум от людей в масках перекрывает все звуки, которые мог издавать Мануэлло, и как только я отпускаю его тело, я сосредотачиваюсь на следующей части плана.
Один из мужчин встречается со мной взглядом, и маленький сигнал пальцами дает мне знать, что это произойдет в любой момент.
Сотрудники суетятся, доставая из подсобки еще больше драгоценностей для грабителей, сразу передавая им все их ценное имущество.
— Нет, — говорит один из них, бросая коробку на пол, бриллиантовое ожерелье катится по мягкому ковру. — Я знаю, что у вас есть еще кое-что в подсобке, — рявкает он. — В сейфе. Мне нужно все. Сейчас же.
— У нас… Клянусь, это все, что у нас есть.
— Ах нет… тогда как насчет того, чтобы дать вам стимул, — смеется один из мужчин, проходя между рядами ящиков и останавливаясь там, где стоят Джианна и Мари.
Звуки борьбы достигают моих ушей как раз в тот момент, когда он поднимает Мари с пола, приставляя пистолет к ее виску и таща ее обратно в центр.
— Или ты приносишь мне хорошие побрякушки, или она умрет, — объявляет он.
Я хмурюсь.
Он должен был схватить Джианну, а не ее подругу.
— Отпусти ее! — раздается голос Джианни, и я откидываю голову. Поднимаюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как она пытается броситься к вооруженному человеку.
Что за…
Я даже не успеваю подумать ю, как реагирую, вскакиваю на ноги и вовремя оказываюсь рядом с ней. Уголком глаза я вижу, как мужчина поднимает пистолет, целясь прямо в Джианну.
Хватаю ее за руку и заслоняю собой, как только оказываюсь перед ней.
Выстрел быстрый, а боль острая, когда пуля попадает мне в плечо.
Ее глаза расширяются при виде меня, но она не протестует, когда я тяну ее на землю.
— У тебя… — умолкает она, глядя на мое плечо, из которого, без сомнения, течет кровь.
— Черт, — бормочу я себе под нос, озадаченный сменой планов.
Ничего из этого не должно было произойти. Разумеется они не должны были пытаться стрелять в кого-либо.
Как ни в чем не бывало, они продолжают отдавать распоряжения персоналу, оценивая разнообразие драгоценностей, принесенных для осмотра.
Я все еще пытаюсь понять, что происходит, когда удар по ребрам застает меня врасплох. Я оборачиваюсь и вижу, как Джианна отпихивает меня в сторону, на ее лице снова появляется прежняя угрюмость.
— Не трогай меня, — шипит она, ее глаза стреляют в меня кинжалами. В этот момент я понимаю, что все еще держусь за нее, и ее передняя часть прижата к моей груди, так, что ее пышные сиськи впиваются в меня.
— Отпусти меня! — Джианна продолжает извиваться, не делая ничего, кроме как еще больше распаляя меня, несмотря на боль в плече.
Ошеломленный ее злобным тоном, я дважды моргаю. Я только что спас ее от пули, и вот как она мне отплатила?
Отталкивая ее, я поднимаю руки вверх, на моих губах улыбка.
— Продолжай, солнышко. Если ты не против лишней дырки, — пожимаю плечами, с удовольствием наблюдая, как выражение ее лица превращается в ярость.
— Чертов мудак, — скрежещет она, ее маленький кулачок соприкасается с моим раненым плечом.
Черт, как же больно!
Она быстро трезвеет, видя, как веселье покидает мой взгляд, особенно когда я ловлю ее руку в свою, крепко сжимая ее изящное запястье. Один рывок, и ее лицо оказывается в нескольких сантиметрах от моего. Другой рукой я быстро обхватываю ее горло, и притягиваю ее еще ближе.
В глазах Джианни все еще есть вызов, когда она смотрит на меня, но невозможно не заметить, как дрожит ее нижняя губа, и как напряжено ее тело.
— Осторожнее, малышка. Я все еще могу скормить тебя волкам, — шепчу я, касаясь ее щеки своим дыханием, вдыхая ее сладкий, определенно дорогой аромат. Он так похож на нее. Шикарный, но в то же время окутанный извращением, этот аромат обещает долгие ночи безрассудства и импульсивности, неукротимой страсти.
Прямо таки огненная кошка в моих руках.
— Отпусти меня, — шепчет она тоненьким голоском, и эта нежная мольба творит чудеса с моим членом.
Внезапно все, что я вижу, — это она на коленях, умоляющая меня отпустить ее, оставить в покое. Но даже когда она произносит эти звуки, ее рот открыт, а ее сочные губы ждут моего члена.
Блядь.
Как только эта мысль приходит мне в голову, я отталкиваю ее от себя, испытывая отвращение к самому себе.
Она маленькая неблагодарная сучка.
Я повторяю это в уме, пытаясь убедить себя, что она только такая и есть, и побуждая свое тело реагировать соответствующим образом.
Черт, но я не думаю, что у меня когда-либо в жизни была более сильная реакция на женщину. И я не сомневаюсь, что это мания запретного. Потому что, хотя мой разум ненавидит все, чем она является и за что выступает, мое тело не может не быть захвачено ее физической красотой. Двойственность моего желания к ней только усиливает его силу, и я знаю, что, хотя мне определенно понравится трахать ее, я все же буду ненавидеть этот процесс. И это сочетание предвещает взрывной эффект.
Я всегда гордился тем, что веду свои дела в спокойной, почти клинической манере. В конце концов, я никогда не хотел впасть в то же безумие, которое унесло моих родителей.
Но глядя на женщину рядом со мной, на ее дикое выражение лица, когда она пытается держать между нами дистанцию, я вижу только это.
Безрассудство.
Чистую несдержанность, потому что я никак не могу отстраниться, пока я нахожусь глубоко внутри нее, эти длинные ноги обхватывают мою талию, ее сладкие крики раздаются, когда я вхожу…
Проклятье.
Мне нужно держать себя в руках, если я хочу подойти к этому логически.
Она Гуэрра!
Да. Она не только воплощает в себе всё, что я презираю в женщине, поскольку бесстыдный пример моей собственной матери еще свеж в моей памяти, но она еще и Гуэрра.
С самого рождения каждому ДеВилю внушают, что Гуэрра — это воплощение зла, которое должно быть побеждено. И я не отличаюсь от них. Я убивал Гуэрра, а Гуэрра пытались убить меня. Между нашими семьями просто нет золотой середины. Эта мысль помогает мне перестроиться, и ее физическая привлекательность внезапно меркнет перед лицом десятилетних обид.
И вот только мне удается умерить свое растущее возбуждение, как Мари начинает кричать и брыкаться в руках держащего ее мужчину, слезы текут по ее щекам. Она бьет каблуком по ноге мужчины с такой силой, что он на мгновение отвлекается. Бежит к Джианне, звук выстрела эхом разносится по магазину.
С широко раскрытыми от боли глазами и открытым ртом Мари падает на пол, и ковер быстро пропитывается кровью, льющейся из ее раны.
Черт.
Они попали ей в шею. И когда я поднимаю взгляд на стрелка, слышу хихиканье, пронизывающее воздух.
Каких людей прислал мне Циско? Они, блядь, всё портят.
Качая головой, Джианна пытается подползти к мертвой подруге, с ее губ срывается всхлип. Прежде чем я успеваю оттащить ее назад, человек, стрелявший в Мари, настигает ее и тащит за ноги.
— Похоже, нам нужна новая, — говорит он остальным.
Все застывают на месте, когда люди в масках начинают грузить товар в сумки.
Я медленно двигаюсь, ловя взгляд Джианны.
Она старается выглядеть бесстрашной, но невозможно не заметить, как дрожат ее ноги, и как напряжены мышцы, когда она пытается удержаться от движений.
Джианна встречает мой взгляд, и я медленно киваю ей.
Она просто моргает, паникуя, но отвечает на мой сигнал своим собственным, слегка наклоняя подбородок.
Приподнявшись на локтях, быстро двигаюсь к ближайшему мужчине. Так как это гонка на время, я не даю ему возможности заметить меня, перед тем как схватить его сзади за шею.
Остальные обращают на меня внимание, но я двигаюсь быстрее, используя пистолет в руке мужчины, и стреляю раз за разом, успевая застрелить всех мужчин, кроме того, что держит Джианну. И в своих попытках отомстить мне, они оказали мне услугу, убив мужчину передо мной, теперь все его тело изрешечено пулями.
Последний мужчина, стоящий на ногах, продолжает прижимать конец пистолета к виску Джианны, его глаза расширяются от ужаса, видя, что я приближаюсь.
— Нет, стой! — кричит он. — Нет, все должно было быть не так, — бормочет он. — Никто не должен был умереть, — продолжает он, дико оглядывая трупы на полу.
— Ты первый выстрелил. — Я цокаю языком, прежде чем направить пистолет, что я взял у мертвеца, прямо ему в лицо.
Поскольку он выше Джианны по крайней мере на голову, я не боюсь, что попаду в нее.
Нажимаю на спусковой крючок, и, конечно, выстрел получается точным. Его руки ослабевают вокруг Джианны, и он падает на пол.
К этому моменту весь персонал лежит на полу, отползая как можно дальше от места выстрелов.
— Он мертв, — шепчет Джианна, ее плечи дрожат. Она быстро моргает, глядя на мертвого мужчину у своих ног, кровь течет из отверстия на его лбу. — Ты убил его… — продолжает она, наконец подняв взгляд на меня.
Качая головой, она отступает назад, словно испугалась меня. Джианна пытается увеличить дистанцию между нами, но спотыкается о ноги мужчины, и падает на задницу в лужу крови, от чего платье быстро меняет цвет.
Осознав ситуацию, в которой она оказалась, Джианна обращает свои большие, великолепные глаза на меня, глядя в них так болезненно уязвимо, что на секунду я чувствую, как моя грудь сжимается от незнакомого ощущения.
Собираясь что-то сказать, она раздвигает губы, но из них не вырывается ни звука. Еще один взмах ресниц, и ее глаза закатываются к затылку.
Она отключилась.
Я поджимаю губы, глядя на нее, почему-то не замечая огня, который она демонстрировала ранее. Черт возьми, а чего я ожидал? Она избалованная маленькая девочка. Конечно, она упадет в обморок при виде крови.
Взяв ее на руки, я стараюсь не обращать внимания на то, как болит моя рана, когда переношу ее из лужи крови. Я улучаю момент, чтобы спокойно рассмотреть ее черты, в очередной раз отмечая, насколько изысканно ее лицо.
Как на гребаной картине.
И они послали меня, искромсанный холст, позаботиться о ней.
О, но я позабочусь. Я удостоверюсь, что выполнил свою миссию, и буду наслаждаться, видя, как взгляд отвращения, которым она одарила меня раньше, превращается в взгляд желания. Потому что Циско был прав. Какое наказание может быть хуже для красавицы бала, чем быть замеченной в сношениях с чудовищем?
Ее бурная реакция на меня только заставляет меня еще больше желать доказать, что она ошибается. Сбить ее с этой ее могучей башни и показать ей, как мы, смертные, становимся грязными.
И, черт возьми, к тому времени, когда я закончу с ней, она будет грязной.
Звонит сигнализация, и вскоре после этого приезжают полиция и скорая помощь. Неудивительно, что меня называют героем, а с моей новой личностью, лишенной каких-либо записей об аресте, они даже глазом не моргнули, когда я рассказал им, что произошло. Тем более что все очевидцы свидетельствуют в мою пользу. Смерть Мануэлло тоже списывают на ограбление, большинство людей слишком напуганы, чтобы даже вспомнить, что с ним произошло.
А после того, как мне подлатали руку, я получил визит, которого ждал больше всего.
— Я должен поблагодарить вас за спасение жизни моей дочери. — говорит мужчина лет сорока, пожимая мне руку.
— Не за что…
— Бенедикто Гуэрра, — быстро представляется он, выжидательно глядя на меня.
— Себастьян Бейли. К вашим услугам. — На моем лице расплывается волчья улыбка.
И вот все начинается.