Опороченная

Глава 7

Басс

— Куда мы едем? Мои уроки танцев в противоположном направлении! — требует она, скандаля. Ее руки лежат на окне машины, она смотрит на улицу и хмурится, видя, что мы едем не в том направлении.

К счастью или нет, ее водитель заболел накануне, и теперь я должен возить ее, пока он на больничном.

Черт! Это именно то, что мне не нужно. Беспрепятственный доступ к маленькой избалованной мисс принесет мне только новые неприятности.

Я сжимаю руки на руле, воспоминания о катастрофе прошлой ночи все еще свежи в моей памяти.

Я никогда не думал, что смогу так отреагировать, но не смог сдержаться. Не тогда, когда увидел, как она обнимает этого тощего мальчишку, и выглядит такой чертовски довольной в его объятиях.

Если раньше я не обращал внимания на ее маленькие шалости и на то, как она хотела поставить меня в неловкое положение, чтобы заставить уйти в отставку, то когда я увидел, как этот мальчик прикасается к ней, — и, что еще хуже, как она принимает эти прикосновения, — я взорвался.

Гневный туман опустился на мой разум, и я не хотел ничего больше, чем взять ее. Взять ее и стереть все следы рук того парня с ее тела.

Когда я узнал таблетки, которые она уронила на пол, я понял, что у меня есть шанс.

И я воспользовался им в полной мере.

Черт, не знаю, что на меня нашло, но в тот момент я бы сделал все, чтобы отметить ее любым способом.

Я хотел, чтобы она меня ненавидела. О, я хотел, чтобы она презирала меня, но я также хотел чего-то еще.

Чего-то, что казалось скрытым в ее прекрасных глазах, за всем блеском и гламуром, за фасадом, который она демонстрирует миру.

Я хотел увидеть ее.

Уязвимой. Обнаженной.

В моей власти.

Черт бы побрал меня и мое импульсивное поведение.

Не думаю, что когда-либо в жизни я так остро реагировал на что-то.

Я никогда не был ревнивым человеком.

Черт, я даже никогда не был в настоящих отношениях. Когда ты делаешь то, что делаю я, трудно найти кого-то, кто будет это терпеть. Особенно трудно найти кого-то, кто не вызовет полицию, если увидит тебя в четыре утра в крови, роющегося в холодильнике в поисках чертового пива.

Я реагирую на нее совершенно чуждыми мне способами.

Но самое главное, я никогда не обходился без презерватива, даже для минета. Сам факт того, что это вылетело у меня из головы, когда я знал ее репутацию, поражает.

Я никогда раньше не был беспечным. Никогда.

И мне понадобилась всего секунда ее образа в объятиях другого мужчины, чтобы бросить осторожность на ветер.

Черт. Черт. Черт.

Нас могли подслушать. То, как я фактически шантажировал ее, чтобы она отсосала мне. Но, Боже, ее рот на моем члене был самым сильным ощущением, которое я когда-либо испытывал…

Не думаю, что найдутся слова, чтобы описать тот кайф, который я испытал, когда посмотрел вниз и увидел ее красивые губы, обхватившие мой член. Черт, я фантазировал об этом с тех пор, как впервые увидел ее. Но чтобы это стало реальностью…

— Куда ты меня везешь? — повторяет она, обращая на меня свои огненные глаза, и, черт побери, если я снова не тверд.

В некоторой степени, я думал, что один раз попробую ее, и вычеркну из своих мыслей. Но теперь она еще больше засела в моей голове.

Я смотрю на нее и все, о чем могу думать, — это она, распростертая на заднем сиденье, мой член в ее киске и мое имя на ее губах, когда она стонет от удовольствия.

Я хочу обуздать ее. Вытрахать из нее злую девчонку и…

— Проклятье, — ворчу я, понимая, что мне чертовски трудно подавить свое влечение к ней.

Но это даже не влечение. Это что-то другое. Что-то граничащее с одержимостью, поскольку не проходит и минуты, чтобы я не думал о ее сочных губах и…

Я громко стону.

Наверное, дело в том, что она ненавидит меня так же сильно, как и я ее, а ее неприязнь ко мне только делает меня тверже, словно я какой-то больной ублюдок.

— Увидишь, — это все, что я говорю, когда она начинает беспокоиться, и я чертовски стараюсь не смотреть на нее. На то, как ее длинные ноги едва прикрыты юбкой платья, которое она носит, или на то, как каждый раз, когда она двигается на своем сидении, я могу немного увидеть ее трусики и…

Я болезненно тверд, мой член упирается в молнию, и я знаю, что не смогу найти облегчения. Только если я снова не буду держать ее тайную зависимость над головой, а я не хочу этого делать. Не снова.

Нет, в следующий раз, когда она придет ко мне, это будет по ее собственной воле, и она будет умолять меня трахнуть ее.

Мне просто нужно взять себя в руки, чтобы снова не облажаться, как прошлой ночью. При всей моей неприязни к ней, она заставляет меня вести себя не свойственно себе.

Может, дело в том, что я слишком давно не трахался. А может, дело в ее неземной красоте, потому что нет в мире человека, который бы не признал, что она — образец женской красоты. Черт, я сомневаюсь, что найдется кто-то, кто осмелится сказать, что она просто эффектная.

Да, должно быть, дело в этом. Ее красота, должно быть, дурманит мои мозги, потому что я ни за что на свете не полюбил бы такую гарпию, как она.

Она испорченная, злобная и откровенно мерзкая.

Выходка с лошадиной спермой и многочисленные видео, на которых я вымазан в ней, распространяемые в интернете, говорят мне об этом же.

Но даже при девяноста процентах отрицательных качеств в ней все равно есть что-то такое, что заставляет меня сходить с ума при мысли о том, что кто-то посмеет приблизиться к ней. Я готов был убить того парня за то, что он обнял ее.

Это ненормально.

Я заезжаю на парковку клиники, и поправляю штаны, когда выхожу из машины, чтобы моя эрекция была не так заметна.

Затем я почти тащу ее в лабораторию.

— Что мы здесь делаем? — она хмурится, когда видит, что это клиника.

— Ты сдаешь анализы, — говорю я ей, не слишком любезно.

— Анализы? Что ты имеешь в виду?

— Увидишь, — ворчу я.

Открыв дверь, я быстро беру два бланка и внимательно смотрю, как она заполняет свой.

— ЗППП? — Джианна хмурится, когда читает мелкий шрифт. — Зачем? — она поднимает на меня взгляд и чееерт… Если ангелы когда-нибудь спустятся на землю, они будут похожи на нее. Но они точно не будут такими грубыми.

— Мне нужно знать, что ты не заразила меня какой-нибудь странной дрянью, — отвечаю я ей, забирая у нее бланк и ставя галочки в графах для проверки на все болезни.

— Может, это ты меня чем-то заразил, — хмыкает она, задирая нос.

— Да ну, — фыркаю я. — Твой красивый рот — единственное место, где я побывал за долгое время. — Хватаю ее за челюсть, поворачивая лицом к себе. — Чего нельзя сказать о тебе, — я стискиваю зубы, произнося эти слова вслух. Мысль о том, что другой может прикоснуться к ней, или, что еще хуже, что она будет приветствовать эти прикосновения, выводит меня из равновесия.

— Ты мудак, — шипит она на меня, наконец-то показав свои когти.

— Хорошо, что ты заметила, солнышко, — говорю я, наклоняясь к ней, дразня ее призрачным прикосновением, мои губы нависают над ее губами, мое дыхание на ее губах.

Но я не захожу дальше. Нет, я не могу зайти дальше. Потому что я знаю, что если я почувствую вкус этих губ, она будет лежать на спине, раздвинув ноги, не заботясь о том, кто смотрит.

Блядь! Мне нужно взять себя в руки.

Отнеся анкету в регистратуру, я жду, пока нас вызовут, чтобы взять кровь. Когда наступает очередь Джианны, я не отхожу от нее ни на шаг, следя за каждым шагом, чтобы она прошла через это.

Она молчит, пока мы возвращаемся к машине, и я понимаю, что она молча злится на меня, поэтому я просто жду, когда придет время для ее вспышки — зная, что она неминуема.

— Я тебя ненавижу, — выплевывает она, держась за руку, из которой у нее брали кровь.

— Это взаимно, — ухмыляюсь я.

— Правда? С того места, где я стояла, так не казалось, — она поднимает на меня бровь. — Ну, знаешь, на коленях, с твоим членом во рту, — она делает болезненное выражение лица, пытаясь показать мне, насколько я ей противен.

— Но в этом-то все и дело. Ты хороша для перепихона. А вот для всего остального… — я прервался, наслаждаясь быстрой вспышкой возмущения, которая пересекает ее черты.

— Надо же, сказал парень, которому приходится шантажировать кого-то, чтобы ему отсосали, — уголок ее рта кривится. — Вот почему прошло столько времени, не так ли? — на ее лице появляется жестокая улыбка. — С таким лицом тебе только и остаётся что заставлять.

— Осторожнее, солнышко, — предупреждаю я ее.

— Но в этом-то все и дело, так ведь? — продолжает Джианна подначивать меня, и я вижу, как ей это нравится. Она наклоняется ко мне на своем сиденье, ее лицо близко к моему, когда она двигается медленно, почти чувственно. — Даже шлюхи смеются над твоими деньгами, не так ли? Как кто-либо может хотеть смотреть на это? — поднимает палец, чтобы провести по шраму над моей бровью.

Я напрягаюсь, ее прикосновение ко мне — последняя капля.

Не успеваю я опомниться, как моя рука оказывается на ее шее, я прижимаю ее спиной к сиденью и устраиваюсь на ней сверху.

— Что такое, шавка? — она хлопает ресницами. — Только не говори мне, что теперь ты меня трахнешь? Это следующий шаг, чтобы ты не рассказал моему отцу мой секрет?

Даже с моей рукой на ее горле, она наклоняется ближе ко мне, ее губы близко к моему уху.

— Сделай это. Трахни меня. Кто знает, может, мне это даже понравится, — дразнит Джианна, и делает паузу, чтобы лизнуть мочку моего уха. — А может, я просто заражу тебя еще большим количеством венерических заболеваний. Почему бы тебе не выяснить это? — спрашивает она соблазнительным голосом, и, черт возьми, если это не посылает идеальный сигнал моему члену.

Мне требуется все, чтобы оттолкнуть ее, вернуться на свое место, застегнуть ремень безопасности и стараться не обращать внимания на то, как она раскинулась на сиденье, ее платье задрано слишком высоко, ее трусики…

Я влип.

— Я работаю над этим. Я уже говорил тебе об этом, — скрежещу я зубами, пытаясь заставить Циско отвалить.

— Басс, — называет он меня по имени, чего он почти никогда не делает. — Только на этой неделе у Бенедикто было несколько встреч. Он скоро найдет кого-нибудь, а мы не можем позволить, чтобы это случилось, не так ли?

— Почему ты так настроен против Гуэрра? Потому что это больше не похоже на игру, Циско. Это кажется личным.

— Мое дело — это мое дело, — говорит он, его тон резковат. — Тебе этого знать не нужно. Тебе нужно только следовать приказам и выполнять эту чертову работу. Что сложного в том, чтобы трахнуть шлюху, дядя? Подними ее юбку, трахни ее, уничтожь ее, и дело сделано.

Не знаю почему то, что назвал Джианну шлюхой, меня задело. Особенно когда он продолжает подробно описывать, как я должен осветить ее падение с небес на весь мир.

Я с самого начала настороженно относился к этой миссии, но теперь…?

— И я сказал тебе, что сделаю это, но в своем темпе. Не волнуйся. У тебя будет очень публичное зрелище, — говорю я, вешая трубку и бросая телефон на кровать.

Черт, Циско без остановки напоминал мне закончить миссию. И как я ему сказал, я сделаю это. Рано или поздно. Но это будет на моих условиях.

И все же, даже если трах с маленькой избалованной мисс может стать кульминацией всех моих фантазий, я немного не хочу делать это так публично. Я знаю, какая она мерзкая штучка. И я знаю все о нашей вражде с Гуэррой. Тем не менее, я начинаю сомневаться во всей этой затее.

Блядь!

Она обвела меня вокруг пальца, этой точно. Может быть, если я все-таки трахну ее, то смогу более объективно взглянуть на вещи.

Это похоть. Чистая, чистейшая похоть, которая становится еще более сильной от того, что я ненавижу себя за то, что так сильно ее желаю.

Открыв дверь на балкон, я облокачиваюсь на перила, вдыхая свежий ночной воздух и жалея, что у меня нет сигареты. Это, наверняка, облегчило бы ту пустоту, которую я чувствую внутри. Но я зарекся от них в тюрьме, когда кто-то продал мне подделку, из-за которой я попал в больницу на неделю. Кто знает, какое ядовитое вещество они положили внутрь, но это была не первая и не последняя попытка.

Единственное хорошее в этой миссии, — то, что она отвлекла меня от мыслей о недавно обретенной свободе. Это, конечно, не дало мне времени подумать о том, как сильно изменился мир всего за пять лет. Но это не отменяет того беспокойства, которое вызывает у меня выполнение этого задания.

Я ни разу не оспаривал приказ своего босса. Мне никогда не приходилось.

Но сейчас? Даже зная то, что я знаю о Джианне, и видя воочию, как она обращается с другими людьми, какая-то часть меня не хочет освещать ее унижение на весь мир.

Но при всех моих сомнениях, я в первую очередь предан Семье. Все остальное вторично.

Мое влечение к ней вторично.

Снизу доносится какой-то шум, и я наклоняюсь, чтобы увидеть, как маленькая избалованная мисс выходит в ночь, на цыпочках пробираясь по саду, оглядываясь направо и налево.

Что она задумала?

Как только эта мысль приходит мне в голову, я замираю. Что, если она с кем-то встречается?

— Черт побери! — пробормотал я, выбегая из комнаты по горячим следам.

Мысль о том, что у нее тайные встречи с каким-то мальчишкой посреди ночи, сводит меня с ума. Поэтому я ускоряю шаг, стараясь быть таким же незаметным, как она.

Пересекая сад, я снова замечаю ее на другом конце участка. Она стоит напротив забора, и что-то подбирает с земли.

Любовное письмо? Опять наркотики?

Черт, в моем воображении созревают всевозможные сценарии, но ни один из них никак не способствует моему настроению. Не тогда, когда все, чего я хочу, — это подойти к ней, прижать ее к себе и потребовать, чтобы она сказала мне, с кем встречается.

А потом убить его.

Проклятие! Я видел, к чему привело убийство мирного жителя, и все же я подумываю сделать это снова. Неоднократно. Столько раз, сколько нужно, чтобы убрать любой соблазн с ее стороны.

Я подхожу ближе к тому месту, где она стоит, все еще стараясь держаться в тени.

На ней розовый халат поверх легкой ночнушки. Но даже несмотря на весь этот материал, закрывающий ее кожу, я вижу очертания ее груди, то, как ее соски проглядывают сквозь почти прозрачную накидку.

И вот так я возвращаюсь в ночь вечеринки, когда приник ртом к этим округлым грудям. Когда сосал ее кожу, и ее вкус запечатлелся на моем языке.

В тот момент, когда мне уже не терпится увидеть, что она делает, она выпрямляется, делает несколько шагов назад, но все еще смотрит на землю. Только когда она слегка сдвигается вправо, опускаясь на колени на траву, я наконец вижу, что она делает.

— Будь я проклят, — вырывается у меня прежде, чем я успеваю сдержаться.

Она сидит на земле, и у нее такое выражение лица, какого я никогда не видел на ее лице до этого момента. Она выглядит… удовлетворенной. Ее губы растянуты в непринужденной улыбке, глаза прищурены. Даже в темноте ночи я могу сказать, что они искрятся радостью. В ее чертах есть какая-то легкость, которая меня просто завораживает. Это не просто физическая красота — а она обладает ею в избытке.

Нет, есть что-то такое в ней сейчас, в ее стихии, что заставляет мое сердце биться.

Окруженная зеленью травы и купающаяся в лунном свете, она выглядит как лесная нимфа, спустившаяся с небес, чтобы сжалиться над простыми смертными и позволить им взглянуть на ее красоту.

Потому что, когда я продолжаю наблюдать за ее улыбкой, этой чертовски ослепительной улыбкой, от которой мой пульс учащается от потребности, я осознаю, что невозможно, чтобы кто-то выглядел так.

Ехидство исчезло с ее лица, я словно смотрю на другую Джианну.

И все это из-за… чертовых котят.

Желание протереть глаза становится непреодолимым, я не уверен, что то, что я вижу, хоть в какой-то степени реально.

Три маленьких котенка, прижавшись друг к другу, едят из миски, которую поставила перед ними Джианна.

Они так сосредоточены на еде, что даже позволяют ей гладить их.

Она нежно гладит шерстку белого котенка, ее черты лица настолько безмятежные, что кажется, будто она совсем другой человек. Исчезла злоба и постоянная хмурость, которые омрачают ее черты. Вместо этого она выглядит расслабленной, на ее лице отражается счастье, когда она с любовью смотрит на котят.

Она сидит с ними несколько минут, пока они не доедят свою еду. И когда я вижу, как она возвращается в дом, я прячусь глубже в тени ночи, наблюдая, как она уносит миску на кухню.

Медленная улыбка появляется на моем лице, когда я провожаю взглядом ее удаляющуюся фигуру. Возможно, у королевы Стерв все-таки есть сердце. Но оно определенно погребено под слоями и слоями стервозности.

Кажется, я должен начать отслаивать их.

На следующее утро, когда я отвожу ее на тренировку по стрельбе из лука, я не могу не смотреть на нее время от времени, пытаясь наложить выражение лица, которое было у нее вчера вечером, на то, которое у нее сейчас.

Внутри меня горит желание снова увидеть ее такой беззаботной и счастливой — но в моем присутствии. Абсурдное желание расцветает в моей груди, когда я понимаю, что хочу, чтобы она так улыбалась из-за меня. Что совершенно лицемерно, поскольку все, что я делаю, это заставляю ее злобно смотреть на меня, чаще всего угрожая физической расправой.

— Тебе следует оставаться сзади. Я не хочу, чтобы люди видели меня с тобой, — надулась она, когда я закрыла машину, и мы пошли в сторону центра стрельбы из лука.

— Должен ли я напомнить тебе, что ты не в том положении, чтобы выдвигать требования, солнышко? — я поднимаю на нее бровь.

Она одета в коричневые брюки и черный топ, оба облегают ее тело и демонстрируют ее изгибы таким восхитительным образом, что я не сомневаюсь, что она собирается вызвать несколько сердечных приступов, когда ступит на площадку.

Да, они должны умереть прежде, чем я убью их.

Черт!

Я сжимаю кулаки, когда снова осознаю направление своих мыслей. Она мне даже не нравится, и все же, похоже, у меня вечная проблема думать о ней с кем-то еще. Это как болезнь, разъедающая меня, чаще всего картина ее интимной близости с другим мужчиной заставляет меня терять самообладание.

И это еще не самое страшное, поскольку я понял, что одна только мысль о ней в постели с другим мужчиной способна вызвать у меня физическую боль.

— А иначе что? — Джианна поворачивается ко мне, держа руки на бедрах, и пытаясь окинуть меня взглядом.

Я уже выучил ее манеру поведения и могу точно сказать, что сейчас вырвется из ее красивого рта.

Сложив руки на груди, я просто жду.

— Дай угадаю, — закатывает она глаза, — ты хочешь, чтобы я снова встала на колени? Прямо здесь? — с сарказмом спрашивает она, приближаясь ко мне, готовая опуститься на колени.

Я ловлю ее прежде, чем ее колени ударяются об асфальт, мои пальцы на ее руке, и я притягиваю ее к себе, ее упругие груди соприкасаются с моей грудью.

— Ты просто знаешь, как залезть кому-то под кожу, не так ли, Джианна? — я опускаю рот к ее уху и шепчу, чувствуя, как ее тело слегка дрожит от моего прикосновения.

— Что, хочешь трахнуть меня сейчас? — отвечает она, как непослушная девчонка.

— О, нет, — усмехаюсь я, мой голос низкий. — Напротив, ты вызываешь во мне такую бурную реакцию, что я могу думать только о том, чтобы задушить твою прелестную шею, — говорю я, проводя пальцами по ее шее, оставляя за собой дорожку мурашек.

Как бы ей ни хотелось утверждать обратное, это не оставляет ее равнодушной. Она может сколько угодно оскорблять мою внешность, но, похоже, эта шавка ее заводит.

И это становится еще более очевидным, когда я откидываюсь назад, мой взгляд оказывается на одном уровне с ее взглядом, и я вижу, как она меняется.

Ее зрачки расширены, кожа покраснела, губы слегка приоткрыты, дыхание вырывается короткими рывками. Реакция запаздывает, когда она поднимает на меня эти большие глаза, глядя на меня так, как будто никогда раньше меня не видела.

И тогда я вижу ее.

Джианну за маской. Ее уязвимую сторону, которую она прячет подальше, предпочитая казаться холодной и бесчувственной.

Однако она не такая. То, как она смотрит на меня, ее глаза умоляют, чтобы их увидели, ее губы жаждут поцелуев. Ее тело слегка наклоняется ко мне, желание быть оттраханной ясно видно по тому, как возбуждение капает из каждой ее поры.

Но как только я вижу ее, это исчезает.

Она закрывается.

Толкнув меня в плечи, она продолжает оскорблять меня всеми словами, которые только может придумать, прежде чем броситься в сторону поля.

Мои губы растягиваются в довольной ухмылке, когда я наблюдаю за ее удаляющейся фигурой.

Похоже, мы с Джианной похожи больше, чем я думал. И оба возмущенны тем, что нас тянет друг к другу.

Что ж, очень плохо для нее, что моя миссия заключается в том, чтобы воспользоваться этим влечением, пока она не будет умолять меня взять ее.

Потому что, хотя я и повел себя совершенно не по правилам, когда шантажировал ее, я не буду использовать эту тактику, чтобы затащить ее в свою постель. Нет, она придет туда добровольно. Может быть, она даже будет умолять.

А я буду наслаждаться каждой минутой.

На поле присутствует всего несколько человек, и Джианна быстро занимает дорожку, более уединенную, чем остальные.

Берет все необходимое, и изо всех сил старается не замечать меня, когда я занимаю позицию у трибун.

Но когда я смотрю, как она занимает позицию, как ее пальцы мастерски скользят по луку, наводя стрелу, я вынужден нехотя признать, что она очень искусна. Я заметил это еще в первый раз, когда пришел сюда с ней, и она проговорилась, что тренируется с детства.

Годы работы видны по ее безупречной осанке, по стреле, летящей в цель. Мне даже не нужно смотреть, чтобы понять, что она попала в яблочко.

Она продолжает выпускать стрелу за стрелой, ее скорость также впечатляет.

Черты лица Джианны сконцентрированы, а губы сжаты, когда она следит за мишенью. Ее выстрелы становятся все более агрессивными, пока она, наконец, не срывается, крича на меня.

— Шавка! — конечно, она не может удержаться от использования своего любимого оскорбления. Я до сих пор удивляюсь, почему она выбрала именно его. Я не сомневаюсь, что это как-то связано с моим шрамом, но я бы хотел совершить небольшое путешествие в ее сознание, чтобы узнать, что заставило ее придумать это слово.

— Что? — спрашиваю я, небрежно подойдя к ней.

Она поднимает руку и прикладывает ее ко лбу, чтобы солнце не попадало в глаза, когда щурится на мишени.

— Иди проверь мишени и верни мои стрелы, — приказывает она. Но я не двигаюсь с места, улыбка играет на моих губах.

Только через пару секунд она замечает, что я все еще рядом с ней.

— Сейчас же! — резко поворачивается она, ее глаза пылают.

— Джианна, Джианна, — присвистываю я, — похоже, ты забыла, кто кому принадлежит. — Я поднимаю бровь, наклоняясь ближе к ней и наматывая пальцем прядь ее волос.

Как и ожидалось, они мягкие. Может быть, слишком мягкие для такой, как она.

Ее ноздри раздуваются, когда она смотрит на меня.

— Но я мог бы, — начинаю я, наблюдая за игрой эмоций на ее лице и любуясь тем, как я, похоже, умею заставить ее потерять самообладание. — Если ты скажешь «пожалуйста», — шепчу я, касаясь мочки ее уха.

Она напрягается, но не отстраняется.

Ее глаза все еще с вызовом смотрят на меня, все ее тело дрожит от гнева… или чего-то еще.

Мои губы подрагивают, когда до меня наконец-то доходит, что весь этот гнев скрывает ее растущее возбуждение. То, что она не может смириться с тем, что вожделеет шавку.

— Пожалуйста, — скрипит она зубами, произнося это слово, и мои глаза расширяются от удивления. Не могу сказать, что ожидал, что она действительно это скажет. Черт возьми, вряд ли она говорила это слишком много раз в своей жизни.

— Вот так, солнышко. Это было не так уж и сложно, правда? — тяну я, представляя, как она говорит «пожалуйста» чему-то совершенно другому.

Блядь, я чувствую, что становлюсь твердым только от этого мысленного образа.

— Ну? — Джианна постукивает ногой. — Чего ты ждешь?

Я качаю головой, направляясь к мишени, чтобы достать ее стрелы. Думаю, я не могу ожидать, что она изменится слишком быстро. Я все еще самый ненавистный человек в ее жизни.

Дохожу до мишени и начинаю вынимать ее стрелы, искренне поражаясь тому, что она каждый раз попадает в центр. Но как раз в тот момент, когда я собираюсь повернуться, я чувствую, как наконечник стрелы пробивает мое плечо насквозь, разрывая мышцы.

— Твою мать, — ругаюсь я, на мгновение ослепнув от боли. — Эта соплячка… — стискиваю зубы, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Обернувшись, я вижу, как она оперевшись на бедро, скрестила руки на груди, и злорадствует над моей болью.

Я больше не думаю, — иду к Джианне, намереваясь показать ей, насколько она не права, что так играет со мной.

Находясь в нескольких футах от нее, я поднимаю руку, хватаю древко стрелы и ломаю его

Она задыхается, видя, как я бросаю деревянный обломок на землю, и ее глаза переходят на мои. Ужас пересекает ее черты, когда она понимает, что влипла больше, чем думала.

Сделав шаг назад, она все еще смотрит на меня, пытаясь сохранить свою браваду, но медленное дрожание рук выдает ее.

— Ты действительно храбрая на расстоянии, не так ли? — спрашиваю я, продолжая идти к ней, в то время как она продолжает отходить назад.

— Я случайно, — бормочет она, когда видит, что я настигаю ее.

— Случайно? — повторяю я, почти забавляясь ее неубедительным оправданием.

— Да. Я не специально. Я… — когда она приближается к стене здания, она оглядываться по сторонам в поисках места, куда можно убежать и спрятаться, но корабль уже уплыл.

Джианна делает рывок вправо, но я оказываюсь быстрее, так как загоняю ее в клетку, вытягиваю руки и кладу ладони на стену по обе стороны от ее головы.

— Каков был твой план, Джианна? Убить меня? — тяну я, любуясь тем, как быстро маска сползает с нее.

До сих пор ей удавалось делать вид, что я ее не пугаю, но когда она смотрит в мои глаза и видит кипящее внутри насилие, она достаточно умна, чтобы понять, что должна бояться.

— Но ведь это не было промахом, так ведь? — продолжаю я, поднося руку к ране, из которой уже течет кровь. Смахнув немного красной жидкости пальцами, подношу ее к лицу и разглядываю. — Кто-то с твоим мастерством не промахнулся, если бы хотел моей смерти. Нет… — прищелкиваю языком. — Ты хотела вывести меня из строя, не так ли?

Она быстро моргает, все еще оглядываясь в поисках выхода.

— Джианна, Джианна, — наклоняюсь я к ней, поднося пальцы к ее лицу и размазывая немного своей крови по ее нетронутой коже. — Ты должна была сказать, если хочешь войны. Это то, в… — я прервался, увидев, что она прикусывает нижнюю губу, — чем я эксперт.

— Я случайно, — продолжает она, качая головой.

— Ты разозлила меня, Джианна. Очень разозлила, — говорю я ей серьезным тоном, наслаждаясь тем, как она извивается. Господи, это только делает меня тверже, несмотря на боль в плече.

Забавно, я получил пулю в левое плечо, спасая ее в ювелирном магазине, а теперь получил стрелу в правое плечо из-за ее истерик избалованной девчонки.

Потому что я прекрасно понимаю, почему она это сделала. Она хочет, чтобы меня заменили как можно скорее. И я также знаю почему.

— Мне… жаль, — шепчет она, и я не могу удержаться от того, чтобы не вскинуть брови от удивления при этих словах.

Проклятье, она, должно быть, в ужасе, если прибегает к волшебным словам.

— Я не очень хороший человек, когда злюсь. Но ты уже знаешь это, не так ли, солнышко?

— Я… — она поднимает глаза, чтобы встретиться с моими, ее рот открыт для слова, которое никак не выходит.

Медленно, я провожу своими окровавленными пальцами по ее щеке и шее, размазывая себя по ее идеальной коже. Дойдя до точки пульса, я обхватываю рукой ее красивую шею и один раз быстро сжимаю ее.

Ее глаза расширяются, и она вопросительно смотрит на меня.

— Ты боишься, — заявляю я, и зажмурив глаза, она вдыхает, как будто ее действительно поймали. — Но ты не боишься того, что я сделаю с тобой, — усмехаюсь я, мой голос низкий, мое дыхание касается ее кожи. — Нет, ты боишься, что тебе понравится это.

Ее глаза распахиваются, и эти великолепные золотые радужки яростно смотрят на меня.

— Да, именно так. Ты продолжаешь лгать себе. — Провожу тыльной стороной костяшек пальцев по ее груди, медленно поглаживая ее. Дрожь, проходящая по ее телу, безошибочно узнаваема, ее кожа краснеет, а язык украдкой смачивает губы. — Ты думаешь, что ненавидишь меня, — продолжаю я, прислушиваясь к небольшим изменениям в ее дыхании, — но это не так. Не совсем. Ты просто ненавидишь себя за то, что хочешь меня. — Говорю я уверенно.

Ее глаза расширяются от шока, и она медленно качает головой.

— Ты знаешь, что это правда. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул. Я могу тебе не нравиться, но готов поспорить, что твоя киска уже мокрая от моих рук на тебе. Разве не так? — ухмыляюсь, опуская руку ниже, чтобы она нависала над ее бугром.

Дыхание Джианны сбивается, спина слегка выгибается, голова наклоняется в мою сторону, и она смотрит на меня с замешательством в глазах.

— Тебе нравится, когда мои грубые крестьянские руки касаются твоего тела, не так ли, солнышко? Так же, как тебе нравится, когда мой член находится у тебя во рту, пока я трахаю тебя и кончаю тебе на лицо. Когда шавка кончает в твой красивый ротик, а ты глотаешь каждую каплю.

Она уже даже не скрывает своей реакции, ее зрачки поглощают радужку и превращают ее глаза в черные, бездонные ямы. Ее небольшое декольте позволяет мне видеть, как румянец ползет вверх от ее груди к шее, медленно окрашивая ее щеки в красный оттенок, который делает ее еще более сексуальной.

— И я готов поспорить, что ты трогала себя, представляя, что твои мягкие, изящные пальцы — это грубые, мозолистые пальцы, которые царапают и доставляют как удовольствие, так и боль, — продолжаю я будоражить ее, наслаждаясь тем, как ее тело реагирует на мои слова. — И я бы так и сделал. Я бы просунул свои толстые пальцы между твоих влажных губ, ища ту маленькую сладкую дырочку, которая спрятана у тебя между ног. И я бы медленно погрузил их внутрь, — она задыхается, ее голова откинута назад, она закрывает глаза, прикусив губу. — Я бы растянул и заполнил тебя, солнышко. Я бы довел тебя до грани, но не дал бы тебе никакого удовлетворения. Нет, пока бы ты не умоляла меня.

Черт, мой член уже течет в штаны, мои слова вызывают образы ее распростертой и отданной на мою милость.

— Остановись, — шепчет она, ее голос едва превышает шепот.

— Что-что? — улыбка тянется к моим губам от ее капитуляции.

— Пожалуйста… остановись, — повторяет она, зажмурив глаза и пытаясь регулировать дыхание.

Я возвращаю руку к ее шее, большим пальцем подтягиваю ее подбородок вверх, чтобы она смотрела прямо на меня. Опустив голову, я дразню ее ртом, не касаясь, но почти касаясь.

Дую горячим воздухом на ее губы, желание поцеловать ее почти нестерпимо. Но я не могу. Пока не могу. Пока она не придет ко мне.

— Я мог бы трахнуть тебя прямо сейчас, солнышко. Я мог бы трахнуть тебя, и ты бы не отказалась. Напротив, — я делаю паузу, мой тон забавен, — ты, вероятно, умоляла бы меня об этом.

Но в тот момент, когда я произношу эти слова, чары разрушаются, так как она впивается своей рукой в мою, прямо в то место, где наконечник стрелы пронзил кожу.

Мне требуется все, чтобы не поморщиться от боли, но я не хочу, чтобы она получила хоть какое-то удовлетворение. Потому что она должна понять, что ни одна из ее выходок не сработает.

Я здесь, чтобы остаться. И в конце концов, она будет моей.

— Ты мудак, — плюет она, когда я отпускаю ее.

— Молодец, что заметила, — закатываю я глаза. Она переходит в оборону, потому что знает, что я задел больное место своими словами.

И я уверен, что мог бы трахнуть ее, и она бы никогда не протестовала. Она бы приняла меня в свое тело, возможно, даже сорвала бы одежду, чтобы подготовить и открыть свою киску для меня

Однако это было бы ошибкой. Пусть мой член и плачет от упущенной возможности, я должен подойти к этому другой головой.

Я должен все тщательно спланировать.

— Надо было целиться в твое сердце, — бормочет Джианна себе под нос, пока я вхожу в отделение неотложной помощи.

— Надо было, не так ли? — я поднимаю на нее бровь, присаживаясь на кровать.

Она отводит взгляд, но не раньше, чем я вижу в ее глазах твердую решимость.

Она бы сделала. Если бы она думала, что я представляю для нее реальную опасность, она бы убила меня. И я не знаю, почему мысль о том, что она с такой готовностью лишила бы человека жизни, что-то во мне меняет.

Джианна не похожа ни на одну из женщин, с которыми я когда-либо общался. В моей семье они скромные, воспитанные и милые. Они не ругаются, не курят, не пьют алкоголь и уж тем более не ведут себя возмутительно. Но если отбросить все скандальные вещи в сторону, есть кое-что еще. Помимо ее стервозного фасада, в ней есть сила, но есть и слабость — уязвимость, которая только больше интригует меня.

Конечно, на первый взгляд она просто избалованная девушка из высшего общества, наслаждающаяся роскошью жизни и при этом унижающая тех, кто ниже ее.

Но чем больше времени я провожу в ее присутствии, тем больше осознаю, что ее злобный вид может быть просто защитным механизмом. Но вопрос остается открытым. Защита от чего?

Врач и медсестра следуют моему примеру и разрезают рубашку на моем теле, быстро оценивая рану и применяя анестезию, прежде чем аккуратно извлечь стрелу.

Скрестив руки на груди, Джианна изо всех сил старается казаться незаинтересованной. Улыбка тянется к моим губам, когда я вижу, как она то и дело переводит взгляд на меня, и любопытство написано на ее чертах. Но больше всего я вижу, как расширяются ее глаза, когда моя рубашка отбрасывается в сторону. На этот раз она не может скрыть интереса, рассматривая мою грудь.

Даже изрезанная множеством шрамов, как от моего пребывания в тюрьме, так и раньше, я знаю, что ей нравится то, что она видит. Я всю жизнь держал себя в форме, но последние пять лет я действительно посвятил себя наращиванию мускулов, чтобы я мог уничтожить любого заключенного, который охотится за моей головой.

И когда я замечаю легкий румянец, окрашивающий ее бледную кожу, я понимаю, что она не равнодушна.

— Это ведь не больно? — спрашивает голос, и я поворачиваю голову, замечая, что медсестра пытается вовлечь меня в разговор.

— Нет, — ворчу я, прежде чем вернуть свое внимание к Джианне.

К моему удивлению, я вижу, как вспышка гнева пересекает ее черты, когда она пялится на медсестру и ее близость ко мне.

Будь я проклят.

У меня подергивается губа, и я решаю немного поиграть с ней.

И когда доктор уходит, поручив медсестре перевязать мою рану, у меня появляется прекрасная возможность сделать это.

— Доктор сказал, что мне нельзя напрягаться. Как долго? — спрашиваю я медсестру, все еще наблюдая за Джианной краем глаза.

— Неделю как минимум. Вам следует избегать поднятия тяжестей или… — она поджимает губы, мгновение сканируя фигуру Джианны, — занятий другими делами, — говорит она в конце концов.

Ах, она флиртует со мной. И Джианна тоже это замечает, тут же напрягаясь от ее слов.

— Спасибо, — киваю я ей, пока она наносит последние штрихи на мою рану, понимая, что лучше не давать ей ложной надежды — при всем моем желании раззадорить Джианну.

— Прежде чем вы уйдете, вам нужно будет заполнить документы на выписку, — добавляет медсестра, выпрямляясь. Обращаясь к Джианне, она продолжает: — Не могли бы вы взять бланки? Он не должен слишком много двигаться.

Я хмурюсь, поскольку не понимаю, как ходьба может помешать ране на плече. Но прежде чем я успеваю что-то сказать, Джианна качает головой на нас обоих и уходит почти в гневе.

Черт, а можно сказать, что она действительно ревнует.

— Не слишком ли она молода для тебя? — хрипло спрашивает медсестра, наклоняясь ко мне, и при этом почти упирается своими сиськами мне в лицо.

— Разве это ваше дело? — парирую я, скрипя зубами от раздражения.

Но это достаточно отрезвляет меня, чтобы напомнить о нашей разнице в возрасте. С нашим туда-сюда и умением Джианны держать себя в руках, легко забыть, что я намного старше ее.

Она только что закончила старшую школу, а я… Ну, я, разумеется, закончил школу, но после этого я мало чем занимался, кроме убийств, еще больших убийств, попадания в тюрьму, а потом еще больших убийств.

— Невероятно, — бормочет она, привлекая мое внимание к себе.

До этого момента я даже не смотрел на нее как следует. На вид ей около тридцати лет, на ее лице хмурое выражение, когда она глазеет на меня.

— Разве не неэтично флиртовать с пациентами?

— Ты… — морщится она, почти скандализируя, что я так прямолинеен.

Она продолжает что-то говорить, но я отключаюсь, увидев новое сообщение на своем телефоне. Когда она видит, что я просто игнорирую ее, она, наконец, понимает намек и уходит.

Открыв сообщение, я понимаю, что пришли результаты моих анализов, и все они отрицательные.

Я благодарно киваю, радуясь, что это был просто страх и ничего больше. Со стола передо мной раздается еще один звуковой сигнал, и, заметив металлический блеск, я осознаю, что Джианна, должно быть, забыла свой телефон.

— Черт побери, — присвистываю я, беря со стола ее телефон, не в силах поверить в свою удачу.

Еще более удачным является тот факт, что он не защищен паролем, поэтому я легко могу открыть ее сообщения и получить доступ к ее собственным результатам теста.

Отрицательно.

Прочитав весь отчет, я наконец-то облегченно вздыхаю, довольный тем, что все анализы у нее отрицательные. Ну, это, конечно, дает мне некоторое душевное спокойствие. Тем более, что у нее не будет возможности изменить их, поскольку никто, кроме меня, не будет прикасаться к ней с этого момента.

Не в силах удержаться от искушения, я начинаю просматривать ее телефон, проверяя сначала все ее сообщения. Я немного удивлен, увидев, что нет ни одного сообщения от парней. Есть только пара человек, которые пишут ей, и все они ее подруги из шикарных кругов, с которыми я встречался ранее.

Еще больше заинтригованный, я просматриваю ее галерею и снова удивляюсь тому, что она в основном пуста. Там нет тысяч селфи, как можно было бы ожидать от девушки ее возраста, особенно от девушки ее красоты и социального положения. Если уж на то пошло, единственные сохраненные ею фотографии — это снимки животных и некоторых красивых мест.

— Этого не может быть, — бормочу я, просматривая ее документы.

Нет никакого смысла в том, чтобы у человека, который любит внимание и имеет огромное влияние в социальных сетях, не было ни одной своей фотографии. До сих пор всё, что я нашел, было совершенно безличным. Если бы случайный человек взял в руки этот телефон, он не смог бы догадаться, кто его владелец.

Мне приходится серьезно покопаться, прежде чем я наконец нахожу папку, заполненную чем-то. И это то, чего я меньше всего ожидал — книги. Сотни — если не больше — книг на любую тему, некоторые научные, некоторые художественные. От философии до истории и религии — нет ничего, чего бы здесь не было.

И пока я продолжаю просматривать список названий, мне трудно поверить в то, что я вижу.

— Какого черта ты делаешь? — раздается голос Джианны, прежде чем она выхватывает свой телефон из моих рук, ее глаза дикие, она похожа на оленя, попавшего в свет фар.

— Расслабься, я ничего не удалял.

— Тебе же лучше, — отвечает она, почти рассеянно проверяя, все ли на месте. — Ты мудак, — ворчит она, закрывая телефон и надежно убирая его в карман, а затем швыряет в меня бумаги о выписке.

Ее плечи напряжены, когда она пристраивается в углу, чтобы между нами было некоторое расстояние. И пока я заполняю формы, я не могу не заметить, что она постоянно возвращается к своему телефону, как будто боится, что я мог что-то с ним сделать.

— Почему ты такая колючая? — Я встаю и подхожу к ней. — Боишься, что я увидел твою коллекцию обнаженных фотографий? — Тяну я, желая немного поиграть с ней. Но больше всего на свете я хочу узнать, кто она такая. Потому что становится все более очевидным, что Джианна, которую она показывает миру, не настоящая Джианна.

— У меня нет никаких обнаженных фотографий, шавка. Вытащи свою голову из канавы, — дуется она, смотрят куда угодно, только не на меня.

— Тогда о чем ты так беспокоишься? Что я знаю, что ты читала Декарта? Или что я видел все эти книги из проекта «Гутенберг» на твоем телефоне?

Ее глаза расширяются, губы слегка дрожат.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — лжет она.

— Ты не очень хорошая лгунья, солнышко. — Наклоняюсь к ней, вдыхая сладкий аромат ее духов, норовя уткнуться носом в ее волосы.

— Почему бы тебе не пойти пофлиртовать со своей медсестрой и не оставить меня в покое, — толкает она меня, но я быстрее, обхватываю ее одной рукой за талию и притягиваю к себе.

Анестезия, которую ввел мне доктор, все еще действует, поэтому я не чувствую боли, когда она извивается, пытаясь вырваться из моих объятий.

— Ревнуешь? — зарываюсь лицом в ее волосы, наслаждаясь ощущением шелковистых локонов, касающихся моей кожи. — Скажи мне, ты ревнуешь, солнышко? — спрашиваю я, покусывая мочку ее уха.

— Отпусти меня, — придушенно произносит она. — Мне все равно, с кем ты трахаешься, — продолжает она, пытаясь вернуть силу своему голосу. — Пока это не я, — добавляет она нахально.

— Но в этом-то и дело, Джианна. Я буду трахаться только с тобой. Мне плевать на других женщин. Я даже не вижу других женщин, — честно говорю я ей. Правда в том, что она околдовала меня, пробудив во мне ощущения, которых я никогда раньше не испытывал.

— Ты лжешь, — качает она головой, все еще пытаясь вырваться из моей хватки.

— Нет, — заявляю я, поднося пальцы к ее челюсти и поднимая ее вверх, чтобы она могла посмотреть мне в глаза.

— Потому что будь уверенна, солнышко. Я трахну тебя. Но только когда ты будешь умолять меня. Я не собираюсь ничего держать у тебя над головой. Я хочу тебя, но только по твоей собственной воле, — провожу большим пальцем по ее атласной коже, глядя ей в глаза. — Я трахну тебя только тогда, когда ты попросишь об этом.

Иначе в этом нет никакого удовольствия. Я хочу дразнить и изводить ее, пока она не отдастся мне по собственной воле. Я хочу, чтобы она страдала от сексуальной неудовлетворенности, зная, что я единственный, кто может подарить ей облегчение. И только тогда я начну действовать.

Я хочу, чтобы она была уязвима. Открыта.

Я хочу настоящую ее.

И я знаю, что не получу этого, если буду шантажировать ее, чтобы она трахнула меня. Конечно, это избавит меня от Циско и поможет мне быстрее выполнить задание. Но я не хочу этого. Почему я должен идти легким путём, когда я могу наслаждаться тем, как все это мягко распутывается? Потому что при всей моей неприязни к ней, я должен признать, что ни одна женщина не вызывала во мне таких висцеральных реакций. И я хочу исследовать это до конца.

Независимо от последствий.

— Ты… — Джианна запнулась, тяжело сглотнув. — Ты не расскажешь моему отцу о книгах? — спрашивает она тоненьким голоском.

Вот оно. Уязвимость. И это все из-за каких-то бесплатных книг?

— Нет. Не скажу. И про таблетки я ему тоже не скажу.

Не знаю, совершаю ли я ошибку, не воспользовавшись этим дальше, но я никогда не был тем, кто предпочитает легкие завоевания. А Джианна в моем полном распоряжении, потому что у меня на нее что-то есть? Нет. Я бы предпочел, чтобы она пришла ко мне, потому что жаждет моих прикосновений. Потому что я единственный, кто может дать ей то, в чем она больше всего нуждается.

Ее глаза расширяются.

— Почему?

— Потому что я хочу тебя, Джианна.

И потому что ты будешь моей.