Опороченная

Глава 6

Джианна

— Джи-Джи, где ты была? — восклицает Линдси, когда я возвращаюсь в бальный зал. Мое сердце громко стучит в груди, мои щеки раскраснелись и…

Боже, почему он заставляет меня так реагировать? Почему он заставляет меня так злиться, что я забываю о себе? Он прижал меня к стене своим большим телом, и угрожал сделать со мной все, что угодно, но не было и намека на мою обычную панику. Да, меня кинуло в жар, я немного запыхалась, и, возможно, немного кружилась голова… Но это не было то, что я испытывала каждый раз, когда кто-то вторгался в мое личное пространство. Мозг не затуманивало, как бывает обычно, когда случаются эпизоды.

Был только жар. Опасное, отвратительное тепло, которое, казалось, исходило из каждой поры его тела и переходило в мое.

Все мое существо почти затряслось, когда он накрыл мою рану своим ртом, и покалывание началось в нижней части живота, двигаясь все ниже.

— Черт, — выругалась я, немного напуганная тем, что произошло.

Я никогда не чувствовала ничего подобного раньше, и чтобы это случилось впервые с ним? Я кривлю губы от отвращения, представляя себе его покрытое шрамами лицо. Мне не хочется видеть перед собой чудовище. — Нам нужно перейти к плану Б, — вдруг говорю я.

Я не могу позволить себе никакой слабости. Он заставляет меня чувствовать себя слабой, а я не могу этого допустить.

— Ты уверена? Не слишком ли это экстремально, даже для нас? — спрашивает она, обеспокоенная.

— Нет. Мне нужно, чтобы он ушел в отставку. Сегодня вечером. Как можно скорее, — слова вылетают из моего рта.

Мне просто нужно, чтобы он исчез из моей жизни. Куда-нибудь далеко, где он не сможет заставить меня чувствовать странные вещи, где мое тело не сможет реагировать так, будто оно больше не принадлежит мне.

— Джи-Джи…

— Мы сделаем это Линдси! Скажи мальчикам, чтобы стали на позиции. Я заманю его на место, — говорю я решительно.

Жестокая улыбка тянется к моим губам, когда я представляю, как он отреагирует на то, что я для него приготовила.

Я думала, что, возможно, если ткну его в лицо, его же внешностью, то это заденет Себастьяна настолько, что он уйдет в отставку. Но я должна была понять, что такой человек, как он, никогда не будет заботиться об этом. Видимо, это знак почета.

Пока все занимаются своими делами, я кручусь у входа, чтобы посмотреть, нет ли где-нибудь этой шавки.

Когда я планировала это, я не думала, что мне на самом деле придется это сделать. В основном потому, что это чересчур — даже для меня. Но учитывая то, как развиваются наши отношения, я не могу продолжать в том же духе.

С тех пор как он начал работать, у меня не было ни минуты покоя. Его присутствие нервирует меня, а его близость часто заставляет меня дрожать от нерастраченного напряжения.

Злит. Он так чертовски меня злит.

Он раздражает меня так, как никто раньше, и я знаю, что не смогу протянуть еще несколько месяцев с ним рядом. Прошла неделя, и всё, чего я хочу, это наброситься на него и причинить ему телесные повреждения.

У меня вырывается фырканье. Как будто я могу. Он такой громадный гигант, что может поднять меня в воздух одной рукой. Что он уже делал много раз, когда я пыталась напасть на него.

Словив взгляд Линдси на вершине лестницы, сигнализирующий о том, что всё на месте, я поворачиваюсь к входу, и замечаю там ухмыляющегося Себастьяна.

Его ястребиные глаза устремлены на меня, брови двигаются вверх-вниз в тихой насмешке.

После инцидента в коридоре, возможно, будет нелегко заставить его следовать за мной. Но я могу быть очень убедительной, особенно когда это то, чего я хочу.

А я так хочу увидеть, как он будет унижен самым ужасным образом.

Моя решимость крепка, поэтому выпрямив спину, я направляюсь к нему, изображая на лице улыбку.

Все знают о моем плане, поскольку я проинструктировала их, что делать в любой ситуации, поэтому никто особо не беспокоится обо мне, пока я скольжу к своей ничего не подозревающей жертве.

— Я тут подумала, — говорю я, подходя к нему.

Мне нужно быть умной в этом деле, особенно после первой выходки, он вряд ли поверит мне и моим добрым намерениям.

— О, ты подумала? — насмехается он, его глупая улыбка широкая и привлекательная. Она показывает намек на белые ровные зубы, а его рот…

— Ты придурок. Но что тут нового, — одариваю Себастьяна улыбкой, пристраиваясь рядом с ним.

— Почему бы нам не объявить перемирие? — предлагаю я, с любопытством наблюдая за его реакцией.

— Перемирие? — он поднимает бровь. — Это твой способ убедиться, что я не опозорю тебя перед твоими друзьями?

Уголок моего рта приподнимается. О, это не я буду опозорена. Это уж точно.

— Ты будешь моим телохранителем по крайней мере еще пару месяцев. Прошла всего неделя, а мы уже почти убили друг друга, — делаю паузу, наклоняя голову, чтобы посмотреть на него.

— Продолжай, — он скептически опускает глаза.

— Это будет ад, если мы продолжим в том же духе. Для нас обоих. И я подумала, что мы могли бы вести себя более, — я поджала губы, будто глубоко задумалась, — дружелюбно.

— Это не в твоем характере, Джианна, — посмеивается он.

— Это можно исправить, — отвечаю я. И технически это правда. Я не обязана быть стервой. Но это работает — это держит людей подальше.

— И что привело тебе к этой идеи? — спрашивает он, и его тон впервые становится серьезным.

— Я устала, — вздыхаю я. — Дома я ссорюсь с отцом и мачехой. Вне дома я ссорюсь с тобой. На этих вечеринках, — я машу рукой в сторону бального зала, — я ссорюсь с еще большим количеством людей. Мне нужна минута покоя, — признаюсь я.

Опять же, технически это правда, но не в том контексте, на который я намекаю.

Он изучает меня с минуту, путешествуя глазами по моему лицу и ниже, к разорванному лифу, который я едва успела исправить. От его взгляда по моему телу пробегает жар, но я не могу нагрубить ему. Я точно не могу крикнуть ему, чтобы он отвел свои чертовы глаза.

Мне требуется все, чтобы просто мило улыбнуться ему.

— Ну, что скажешь? Перемирие? — я протягиваю ему руку.

Секунду Себастьян не отвечает, и я боюсь, что он мне не верит. Но потом он удивляет меня, обхватывая своей большой рукой мою, и мою кожу покалывает от прикосновения.

Почему, черт возьми, ее покалывает?

Я едва сдерживаюсь, чтобы не нахмуриться при этой мысли, изо всех сил стараюсь держать себя в руках, пока медленно пожимаю его руку.

— Ты странный человек, Джианна Гуэрра, — говорит он, все еще глядя на меня. Буква «р» в моей фамилии легко перекатывается на его языке, и впервые я замечаю оттенок акцента. Не помогает и то, что его голос звучит как низкое мурлыканье, посылая мурашки по моей спине и заставляя меня чувствовать себя еще более разгоряченной.

План. Да, я должна придерживаться плана.

— Я рада, что мы можем оставить все в прошлом. Если позволишь, мне нужно чего-нибудь выпить.

— Подожди здесь. Я принесу тебе. Не стоит пить в незнакомых местах, — тут же вмешивается он, почти хмурясь от своих слов.

Я задумчиво киваю.

— Ты прав. Спасибо, — застенчиво улыбаюсь я, и его глаза опускаются к моим губам.

— Прав, — говорит он, дважды моргнув.

Стол с напитками находится в другом конце бального зала, и чтобы попасть туда, ему нужно пройти мимо балюстрады, которая разделяет верхний этаж от нижнего.

У меня немного кружится голова, когда я смотрю, как он пересекает танцпол с решительным выражением лица. Это также служит мощным контрастом: его тело большое и внушительное — совсем не похоже на этих тощих мальчишек, притворяющихся мужчинами. Он как минимум на голову выше всех на вечеринке, его фигура легко различима в толпе.

И когда он доходит до назначенного места, я достаю свой телефон из сумки и нажимаю на запись.

Все происходит как в замедленной съемке. В одну секунду он в порядке, а в следующую покрыт белой, почти полупрозрачной липкой субстанцией. Она стекает по его голове и лицу, пачкая верхнюю часть его черного костюма.

— Что — раздается его изумленный голос в бальном зале, когда музыка останавливается, и все смотрят на него, смеясь от души.

Я делаю шаг вперед, иду, пока не дохожу до его бока, мой телефон все еще записывает его реакцию.

Себастьян резко поворачивается ко мне, его глаза пылают.

— Джианна, — выкрикивает он мое имя, его челюсть сжата, ноздри раздуваются.

— Мне жаль, мистер Бейли, — начинаю я драматическим голосом, — но нам не суждено быть вместе, — я поднимаю руку ко лбу, закрываю глаза и испускаю трагический вздох. — Не тогда, когда ты с ног до головы покрыт конской спермой. — Мне приходится поджать губы, чтобы не расплыться в довольной улыбке.

В прошлый раз, когда мы ездили на уроки верховой езды, я сделала довольно большой заказ конской спермы, уже замышляя свою месть за инцидент с рыбой. Тем не менее, я не думаю, что когда-либо могла представить, насколько это может быть приятно.

А теперь об этом узнает и весь интернет, потому что не только у меня есть телефон. Все его снимают, и видео со всех сторон попадают в интернет одновременно.

Не в силах больше сдерживать смех, я громко смеюсь, положив руку на живот, чтобы выпустить все наружу. Не думаю, что когда-либо испытывала такое удовлетворение от розыгрыша, как сейчас. Видеть его покрытым лошадиной спермой — лучшее унижение.

— Ты должен поблагодарить меня, — добавляю я, с трудом выговаривая слова. — Эта сперма, наверное, стоит больше, чем вся твоя жалкая сущность, — хихикаю я.

А это дорого. Но когда знаешь достаточно богатых людей, которые получают не меньшее удовольствие от унижения других, не нужно платить ни копейки.

Он делает шаг ко мне, и когда я вижу его серьезное выражение лица, агрессию, исходящую от него, я перестаю смеяться, беспокойство поднимается во мне.

Но ведь здесь он ничего не сможет мне сделать, верно? Здесь так много людей, все снимают происходящее, что ему и в голову не придет причинить мне вред на виду у всех.

Он подходит ко мне, смотрит на меня с отвращением, затем качает головой и уходит из бального зала.

Я облегченно вздыхаю, и тут же на меня обрушивается шквал комментариев от окружающих, все хвалят мою идею и говорят, что видео должно стать вирусным уже завтра. Учитывая, что у некоторых людей в этом зале миллионы подписчиков, я не сомневаюсь, что завтра мистер Лицо со шрамом станет мистером Лицо в сперме.

Когда он не возвращается даже через полчаса, я почти уверена, что моя миссия достигла цели.

Я продолжаю болтать со всеми, кто подходит ко мне, пока в какой-то момент это не становится слишком утомительным.

Пробираясь к задней террасе, я наконец-то улучаю момент для себя.

— Кто бы мог подумать, что месть будет такой утомительной? — на моих губах расплывается улыбка.

Отец мог бросить меня на съедение акулам, когда решил продать меня нью-йоркской элите, но я очень быстро научился выживать. Ты не попадешь на вершину цепи, если не будешь жестким. А в этих кругах нужно быть не просто жестким — нужно быть жестоким.

— Джианна, — раздается голос у меня за спиной.

Я поворачиваюсь и хмурюсь, видя, как Гаретт, один из друзей Линдси, выходит вперед.

— Да? — я вскидываю бровь. Я не в настроении для компании, особенно мужской.

— Черт, — присвистывает он, — что ты там натворила? — Гаретт качает головой, на его лице появляется забавное выражение. — Я знал, что ты умная, но не предполагал, что ты еще и хитрая.

— Прости? — я прищурилась.

То, что я была подругой Линдси, означало, что мы регулярно виделись на мероприятиях. Но я никогда не разговаривала с ним наедине. Черт, да я вообще никогда не разговариваю с мужчинами наедине.

— Когда я услышал от Линдси, что ты планируешь, я сомневался, что ты действительно пойдешь на это. Но ты это сделала, — уголок его рта кривится, когда он подходит ко мне ближе.

— Что ж, спасибо, — снисходительно говорю я, пытаясь обойти его.

— Куда ты идешь? — положив руку на мой локоть Гаретт останавливает меня.

Я уже чувствую надвигающуюся волну гнева и паники, но знаю, что лучше не показывать этого внешне.

— Обратно в дом. Вечеринка все еще продолжается, верно? — пытаюсь улыбнуться, чтобы успокоить его.

Я уже много раз видела, что отказ делает с эго этих парней, и они становятся только более злее, если я говорю им «нет».

Снова пытаюсь уйти, но он хватает меня за руку, на этот раз с большей силой, и тянет назад, в свои объятия.

Все его тело прижимается к моему, и мои глаза на секунду расширяются, не успев среагировать.

— Я давно хотел сказать тебе о своих чувствах, Джианна, — начинает он, шепча мне в волосы. — Я влюблен в тебя уже много лет, но у меня никогда не хватало смелости сказать тебе о своих чувствах. Особенно когда я знал с кем ты была, — вздыхает он, продолжая свое признание.

Я замираю, не в силах пошевелиться, пока мой разум пытается осознать происходящее. Даже слова о просьбе отпустить меня не выходят у меня из уст. Есть только чувство потери, настолько глубокое, что все мое существо начинает дрожать, мое тело вспоминает, каково это — быть удерживаемой против моей воли, быть…

— Прости, если я выложил тебе все слишком неожиданно, — говорит он, и в конце-концов отстраняется. Его глаза изучают меня в поисках реакции, но я попросту не могу ничего ему ответить. Я и так едва могу двигаться.

— Тебе не обязательно отвечать сразу. Пожалуйста, просто подумайте об этом? — спрашивает он полным надежд тоном.

Я едва нахожу в себе силы медленно кивнуть, не моргая глазами, чтобы вернуть ясность в свой разум.

Он улыбается мне и быстро уходит, снова оставляя меня одну.

Только тогда до меня наконец-то доходит, что все могло быть гораздо хуже. Гораздо хуже, чем то, что милый мальчик заявил о своей влюбленности. И я была бессильна что-либо сделать, не в силах пошевелиться.

Всхлип застрял в моем горле, когда все мое тело начало вибрировать от интенсивности моих эмоций.

— Черт, черт, черт, — шепчу я про себя, беспокойство и ужас захлестывают меня.

У меня нет с собой сумки, но у меня есть маленький карманчик в платье, предназначенный для экстренных ситуаций.

Возясь пальцами в отверстии платья, я достаю маленький пакетик с моими драгоценными таблетками. Но моя паника все еще слишком сильна, мои пальцы дрожат, когда я пытаюсь открыть его и достать таблетки.

И я так сосредоточена на том, чтобы добраться до них, что не слышу, как позади меня крадется фигура. Я осознаю, что в саду со мной кто-то есть, только когда чувствую руку на своей руке.

Я подпрыгиваю, испугавшись внезапного прикосновения, и все мои таблетки падают на пол, высыпаясь из пакетика.

— Нет, нет, — качаю головой, бормоча себе под нос.

— Итак, что у нас здесь? — звучит его голос, когда он крепко держит меня за руку, не позволяя мне опуститься, чтобы собрать свои таблетки.

— Отпусти меня, — шепчу я, зная, что он здесь, чтобы отомстить. И я приму это. Я приму все, лишь бы получить свои таблетки.

Мне нужна только одна…

— Ты же не думала, что отделаешься так просто, солнышко?

Я набираюсь смелости и поднимаю глаза, мои конечности все еще дрожат от остаточного адреналина после близкой встречи с панической атакой.

Он привел себя в порядок. На нем больше нет костюма. Вместо этого он надел черную футболку, которая облегает его мускулистую фигуру, только еще больше подчеркивая разницу в наших размерах.

И то, что он может сделать со мной.

— Просто дай мне это, а потом мы сможем поговорить.

Я пытаюсь вырвать свою руку из его захвата, но это тщетно, так как он крепко сжимает пальцы на моей коже. Его руки такие большие, что он легко обхватывает всю мою руку, убеждаясь, что я не смогу вырваться.

— Пожалуйста, — вырываются слова из моего рта, постыдное признание, но необходимое, когда мой мозг жаждет — нет, требует — таблеток.

— Хм, — ухмыляется он, наклоняясь, чтобы поднять пакетик.

— Ксанакс, — читает он надпись на таблетке, приподнимая бровь, чтобы изучить мое лицо. — Значит, маленькая мисс совершенство принимает ксанакс, — тянет он.

— Отдай, — вспыхиваю я, не отрывая глаз от таблетки, которую он держит в руках, единственной вещи, которая может помочь мне выбраться из ада, в котором находится мой разум. — Пожалуйста, отдай, — шепчу я, возмущаясь тем, что произношу эти слова вслух, ненавидя то, что он застал меня в самом слабом состоянии, но, вместе с тем, не в силах игнорировать то, как мое тело борется со мной, мой разум посылает резкие напоминания о кошмаре, который начнется, если я не получу их. Они — единственное, что стоит между мной и срывом, и ради этого… я готова на все.

Не знаю, пробирает ли его эта демонстрация уязвимости, но он протягивает свою ладонь с таблеткой ко мне.

Я даже не задумываюсь, когда беру ее, засовываю в рот и глотаю. Закрываю глаза, вздох облегчения вырывается из меня, и я просто жду, пока на меня снизойдет спокойствие.

Не знаю, сколько времени я так стою, закрыв глаза и приоткрыв рот, просто вдыхая и выдыхая. Эффект приходит медленно, но приходит, вознаграждая меня небесным внутренним покоем. И когда я наконец-то достаточно успокоился, открываю глаза и смотрю в лицо своему злейшему врагу.

— Чего ты хочешь? — Плюю я слова, немного лучше контролируя себя. Теперь, когда я получила свою дозу, я знаю, что он не сможет сделать со мной ничего хуже, чем муки приступа.

Медленно хихикая, Себастьян разглядывает меня с головы до ног с забавой, написаной у него на лице.

— Кто-нибудь еще знает, какая ты маленькая наркоманка?

— Я не наркоманка.

— Правда? Могла бы и обмануть меня, — он вскидывает бровь. — Интересно, что бы сказал твой отец об этом твоем увлечении, — тянет он, сложив руки на груди.

Мои глаза расширяются от его угрозы, и я качаю головой.

Черт, ну это самое худшее, что может случиться. Если отец узнает о моих таблетках, он не только запретит мне их принимать, но и позаботится о том, чтобы я никогда не нашла, откуда их достать.

И жизнь без таблеток. Нет, день без таблеток… Черт, даже час без них спасет меня от душевного и физического ада.

— Не рассказывай ему, — говорю я, и добавляю, — пожалуйста, — поскольку это слово, похоже, творит с ним чудеса.

Я готова умолять его, если это то, чего он хочет. Я готова даже извиниться за свою выходку, лишь бы он не говорил моему отцу о таблетках.

Но даже в своем испуганном сознании я понимаю, что теперь у него есть что-то над моей головой, и он, без сомнения, будет продолжать использовать это, чтобы заставить меня вести себя хорошо.

Но какова альтернатива? Потому что без этих таблеток… Нет, об этом не может быть и речи. Я не могу жить без них. Я скорее убью себя, чем выдержу хотя бы один день без них, зная, какие муки меня ждут, мой разум — мой самый страшный мучитель.

— Может и не расскажу, — пожимает он плечами, сохраняя на лице самодовольное выражение. — Но зачем мне помогать тебе после того, что ты только что сделала?

Я поджала губы, понимая, что он загнал меня в угол. Особенно после того, что я с ним сделала, я не сомневаюсь, что он настучит моему отцу и…

Я зажмуриваю глаза от надвигающегося кошмара и делаю то, чего никогда не делала раньше. Я опускаюсь перед ним на колени.

— Пожалуйста, — склоняю голову, чтобы он видел, что я говорю серьезно, но мои руки все еще сжаты, так как все мое существо восстает против этого жеста покорности. — Пожалуйста, не говори ему.

— Боже мой, ну на коленях ты прям как рыба в воде, солнышко, — смеется он надо мной.

Подойдя ближе, он берет мою челюсть в свою руку, заставляя меня поднять на него глаза.

— Скажи мне, почему я должен тебе помогать?

Эта однобокая улыбка сводит меня с ума, все его лицо кажется чудовищным, неровности его шрама выделяются и выглядят как мой собственный кошмар.

— Я умоляю тебя, — выдавливаю я из себя слова, физическая боль накатывает на меня от этого унижения.

— Ты умоляешь меня? — спрашивает он, сжимая мою челюсть. — Как мило с твоей стороны, — тянет он, его большой палец внезапно оказывается на моих губах. Без всякой нежности он надавливает на мои губы, раздвигая их.

— Что мне за это будет? — смотря на меня сверху вниз, его глаза темнеют, от чего его фигура становится еще более пугающей.

— Чего… чего ты хочешь? — я стараюсь держать свой голос ровным, хотя сейчас в нем только напускная уверенность.

Он угрожает мне единственным, что позволяет мне жить как нормальный человек. И ради этого я боюсь признаться себе, что готова на всё.

И он тоже это видит, его рот медленно кривится в коварной улыбке, которая заставила бы любого зарыдать от ужаса.

— Чего же я хочу на самом деле, — Себастьян делает паузу, ухмыляясь. Он держит меня на мушке, оттягивая неизбежное. И у него это отлично получается, потому что даже в своем полу-кайфовом состоянии я чувствую, как во мне проскакивает тревога.

Сжав руки в кулаки, я уставилась на его высокомерное лицо.

— Покажи мне, как хороша ты на коленях, и я, возможно, не скажу твоему отцу. — Он выжидающе поднимает брови, а я лишь ошарашенно смотрю на него.

— Что ты имеешь в виду? — тихо спрашиваю я, хотя сердце в груди бьется как сумасшедшее.

Разве я не знала, что он попросит об этом?

— Ты ранила меня, солнышко! — Он проводит ладонью по груди, изображая боль. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Я хочу, чтобы ты вытащила мой член и показала, как хорошо ты умеешь сосать, — ухмыляется он.

Высовываю язык, чтобы смочить губы, ладони вспотели, все мое существо на грани приступа.

Я не могу сделать это. Я не могу… Но есть ли у меня выбор? Если он расскажет моему отцу, то тот сделает так, что я никогда не смогу получить свои таблетки. Что еще хуже, отец, без сомнения, сообщит и моему будущему мужу, а это… Я не могу этого допустить.

Я и так уже знаю, что моя жизнь превратится в ад с того момента, как я скажу «да», но, по крайней мере, таблетки помогут мне перенести все это. Без них…

— Нет? Ну, ладно, — пожимает он плечами, доставая свой телефон, чтобы набрать номер моего отца.

— Я сделаю это, — слова звучат горько во рту, когда я их произношу.

И вот так я снова оказываюсь в положении, когда у меня отбирают все возможности выбора — не то чтобы у меня он вообще был.

Господи, правильно ли я поступаю? Стоит ли это унижение того? Ведь я знаю, что для него это не что иное, как расплата за то, что я с ним сделала.

И все же, как только эта мысль появляется, я понимаю, что оно того стоит. Таблетки стоят того.

Они стоят всего.

— Тогда, чего же ты ждешь? — его голос отвлекает меня от мыслей.

— Разве ты не собираешься… — я осекаюсь, указывая на его брюки, на моем лице появляется румянец.

— Сделать всю работу за тебя? — покачав головой, он снова скрещивает руки на груди, и внимательно наблюдает за мной, ожидая моего следующего шага.

Я напряглась, отчасти благодарная за то, что успела принять таблетку перед этим. Это поможет мне выстоять.

Дрожащими пальцами я тянусь к его ремню и расстегиваю его. На нем все еще брюки от костюма, и по материалу легко понять, что он уже твердый, очертания его члена немного пугают.

Возясь с молнией, мои мысли разбегались во все стороны, пока я пыталась обхватить его член.

— Вот так, солнышко. Теперь достать его и возьми в рот, — говорит он, когда я провожу ладонью по его плоти.

И она теплая. Наверное, я никогда не задумывалась об этом, ведь все остальное в нем было таким холодным и злым.

Я пытаюсь обхватить пальцами его член, но не могу. И когда достаю его из штанов, то понимаю, почему.

Инстинктивно я прикусила губу при виде его.

Он огромный. Толстый и покрытый венами. И он меня пугает.

— Ты собираешься просто смотреть на него? — я поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня так, будто уверен, что в любую минуту я могу сбежать. Телефон все еще находится в его руке, выглядывая сквозь изгиб руки, как вечное напоминание о том, что поставлено на карту.

— Нет, — мямлю я, тяжело сглатывая и делая глубокий вдох.

Я могу это сделать.

Заправив волосы за уши, я кладу обе руки на его член, наклоняя лицо к нему. Не раздумывая больше, я открываю рот и смыкаю губы на головке.

Вкус не такой уж плохой, как я думала. Есть только привкус соли, когда мой язык соприкасается с его плотью.

— Черт, — бормочет он, и я быстро поднимаю глаза, боясь, что сделала что-то не так.

Его глаза опущены, губы слегка приоткрыты, и я принимаю это за то, что я делаю что-то правильно. Чем быстрее я покончу с этим, тем быстрее смогу забыть об этом.

Забыть его.

Неловко обхватив член, я проталкиваю его дальше в рот, отчего слегка касаюсь зубами его кожи.

— Никаких зубов, — шипит он, и вдруг запускает руку в мои волосы, оттягивает мою голову назад. — Даже не думай откусить мой член. — Он держит телефон передо мной, угроза ясна.

Я слегка хмурюсь. Я не собиралась этого делать. Конечно, я бы с радостью его откусила, но это только заставит его еще больше захотеть рассказать отцу о моих таблетках.

Я медленно киваю, и он ворчит, убирая руку с моих волос и призывая меня вернуться к тому, что я делала.

Немного не уверена, как действовать дальше, но изо всех сил стараюсь скрыть зубы губами. Я ввожу головку обратно в рот. Широко открываю рот, и пытаясь взять его как можно глубже. Когда головка его члена достигает задней стенки моего горла, я останавливаюсь.

— Что ты делаешь? — его повышенный тон застает меня врасплох, и я поднимаю глаза на него. — Черт, ты никудышняя, не так ли? — он скрежещет словами, возвращая пальцы в мои волосы и тянет так сильно, что мой скальп горит от боли. Я дважды моргаю, глядя на него и пытаясь понять, чего он от меня хочет.

Себастьян откидывает мою голову назад, его член выскальзывает из моего рта, оставляя за собой след слюны.

— При всей твоей красоте от твоих губ мой член становится лишь вялым, — подтрунивает он с больной улыбкой на лице. Наклонившись и приблизивши свое лицо к моему, Себастьян шепчет: — Ты просто позволяешь мужчине делать всю работу, не так ли, солнышко? Ты просто лежишь и позволяешь им ласкать тебя между бедер, не так ли? — продолжает шептать он мне на ухо, звук почти болезненный.

Я так много хотела бы сказать, так много оскорблений хотела бы выплеснуть на него. Но не могу. Не тогда, когда он владеет моим секретом.

Вместо этого я просто слегка качаю головой, пытаясь вырваться из его болезненной хватки.

— Покажи мне, как ты сосешь, солнышко. Как следует, — говорит он низким голосом, бас его голоса заставляет меня дрожать. — Покажи мне, как твой красивый ротик работает с членом, потому что на большее он не годится, — усмехается он.

Унижение пылает на моих щеках, но я не могу показать ему это. Черт, я не могу ничего поделать.

Я действительно попалась.

Откинувшись назад, он кивает мне, чтобы я продолжала.

Несмотря на всю мою браваду, которую я демонстрировала раньше, сейчас мне немного страшно. Потому что я не знаю, что делаю, и если я не сделаю все правильно, он позвонит моему отцу.

Пытаюсь вспомнить все то, что Анна и Линдси рассказывали мне на протяжении многих лет, но ничего не вспоминаю, поскольку никогда не обращала на это внимания.

Подняв глаза вижу, что он ждет, его бровь слегка приподнята, гребень шрама еще больше выделяется в резком свете ночи.

Тяжело сглатывая, я обращаю свое внимание на его член, крепко обхватываю его руками и подношу ко рту. Позволяю своему языку играть с головкой, все время наблюдая за ним и его реакцией, чтобы понять, правильно ли я делаю.

Его дыхание сбивается, когда я лижу место под головкой, и я вижу, как внезапно сжимаются его кулаки. Убедившись, что это может сработать, я продолжаю лизать и щекотать это место, прежде чем засосать его головку глубоко в рот, не забывая о зубах.

— Черт, — ругается он, запустив руку в мои волосы, чтобы я взяла его глубже. — Вот так, солнышко, соси как следует, — ворчит он, толкаясь бедрами к моему лицу.

Головка соприкасается с задней стенкой моего горла, и я задыхаюсь, мои руки тут же оказываются на его бедрах, и я отталкиваю его от себя. Мне трудно дышать, так как он практически душит меня своим членом.

Слезы собираются в уголках моих глаз, пока он держит меня неподвижно. Его ладонь лежит на моем затылке, он не позволяет мне отстраниться. Он вводит и выводит свой член из моего рта, его дыхание становится жестким, когда он увеличивает скорость, трахая мой рот еще сильнее.

Желание укусить его становится сильнее, но я знаю, что не могу этого сделать без тяжелых последствий, поэтому просто принимаю это. Я заставляю себя оставаться на месте, пока он продолжает входить и выходить из моего рта.

Когда, наконец, Себастьян замедляет свои движения, он смотрит на меня сверху вниз, ложа свою руку на мое лицо, и проводит большим пальцем по моей щеке, все ближе и ближе к моему рту, пока не просовывает его между моих губ, заставляя их раскрыться шире.

— Ты даже не можешь справится с членом, но хочешь справится с мужчиной, — цокает языком, забавляясь.

Слюна стекает по моей челюсти, и он собирает ее, смазывая свой член, а затем берет его в руку, двигая кулаком вверх-вниз.

— Смотри на меня, солнышко, — приказывает он, и я подчиняюсь. Я поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня со смесью ярости и желания. Его серебряные глаза кажутся черными в темноте ночи, радужка неотличима от зрачка.

Он продолжает двигать рукой вверх и вниз, его движения становятся все быстрее, пока он удерживает зрительный контакт.

Из ниоткуда на мое лицо падают струи теплой жидкости. Пораженная, пытаюсь отпрянуть. Но один взгляд на него, и я понимаю, что ему это не понравится. Поэтому я не шевелюсь, пока все больше и больше капель его спермы брызгают мне на лицо.

— Хорошая девочка, — рычит он, его большой палец все еще на моей щеке, когда он разбрызгивает сперму вокруг, прежде чем затолкать ее мне в рот.

Я продолжаю смотреть ему в глаза, даже когда он продолжает размазывать свою сперму по моим губам. Вкус слегка горьковатый, но не такой неприятный, как я думала. На секунду все отступает, и я теряю себя в его взгляде. Даже его шрам не остается незамеченным, интенсивность его глаз вызывает почти привыкание.

Наклоняясь, его губы растягиваются в зловещей улыбке, а его рот приближается к моему уху. Я чувствую его дыхание на своей коже, и эффект мгновенный — мурашки появляются по всему телу. Я чувствую дрожь, и не знаю, хорошо это или нет.

— Шах и мат, — хрипит он, его голос как расплавленная лава для моих чувств. — И кто теперь весь в сперме?

Как только он произносит эти слова, он отходит. Заправив член обратно в штаны, Себастьян удаляется.

Мне требуется мгновение, чтобы подобрать слова, и когда я понимаю, почему он это сделал — высшее унижение для меня, — я не могу удержаться, чтобы не крикнуть ему вслед.

— Пошел ты, придурок!

Он не слышит меня. А если и слышит, то ему все равно.

Мои колени болят, мелкий мусор на полу впечатался в мою плоть. На моем лице и в волосах все еще остаются брызги спермы. Мои губы распухли и опухли, лицо покраснело и залито слезами.

Но это ничто по сравнению с тем, что я чувствую внутри. По сравнению с тем, что он заставил меня чувствовать.

Стыд еще сильнее разгорается в моем нутре, когда я встаю, и порыв воздуха задевает мое платье, делая влагу между ног еще более унизительной.

Ненавижу, что он застал меня в самый неподходящий момент. Ненавижу, что он знает мой секрет и теперь может контролировать меня. Но больше всего я ненавижу то, что какая-то часть меня не осталась равнодушной к этому. Части меня… понравилось это.

И это самое страшное преступление из всех возможных.